Читать книгу Лиловый рай. Роман - Эля Джикирба - Страница 12

I

В довольно большой комнате Тереситы всё было ей под стать – и безупречно выбеленные стены, и огромная кровать из тёмного ореха, и внушительное деревянное распятие над ней. Тересита завела шатающегося от слабости Майкла и жестом предложила ему прилечь.

В ответ он опустил голову, прижал руку к низу живота и слегка свёл ноги.

– Ты хочешь в туалет, – догадалась Тересита и указала на дверь в противоположной стене, за которой Гонсало когда-то оборудовал для неё персональный санузел, сделав это не потому, что был домовитым, как раз всё было наоборот, а назло кипевшей от возмущения Инесите.

Пока Майкл был в туалете, Тересита сидела, уставившись в пол, и пыталась осмыслить до конца факт появления в её жизни маленького гринго.

Ангел сам пришёл к ней. Сказали бы ей об этом ещё утром – она бы ни за что не поверила. Пресвятая Дева свидетельница. Ни за что.

Как тут не впасть в раздумье? Ведь ей надо многое осмыслить, многое решить, о многом договориться. И с Гонсало, и с его женой. Этой угловатой дьяволицей.

Маленькому ангелу нужна защита, и Тересита будет защищать его до конца своих дней. Пусть хоть кто-то попробует сунуться! Да даже если сам президент приедет и начнёт качать права, Тересита не даст малыша в обиду.

И что ты такое несёшь, Тереса Кастилья? С чего это президенту обижать Мигелито? Совсем с ума сошла на старости лет?

II

День постепенно клонился к вечеру, густеющий воздух обрёл еле уловимый сизый оттенок, удлинились и утратили резкость тени, прокричали первый отбой вечерние петухи.

Инесита уже знала от служанок, что Гонсало привёл в дом маленького гринго, но решила отложить разговор с мужем на более позднее время и с нетерпением ожидала, когда он усядется на диван перед телевизором.

– Пресвятая Дева, может, тебе известно? Скажи мне, Гонсалито когда-нибудь пристроит своё пузо на диван, чтобы я могла с ним поговорить? – явно рассчитывая на то, что он услышит, громко сказала она.

В любой другой день язвительный вопрос Инеситы вызвал бы ответную реплику Гонсало, и, скорее всего, они бы обязательно поругались, поскольку Гонсало реагировал на реплики жены мгновенно и при любых обстоятельствах. Но именно сегодня, в день, когда, сам не понимая почему, он привёз из города маленького гринго, Гонсало был настроен благодушно и предпочёл промолчать в ответ.

Напряжённо вытянув сильную шею туда, где сидел у экрана Гонсало, Инесита довольно долго ждала ответа, но вместо него услышала лишь прерываемый бытовым звуковым фоном храп и, не веря своим ушам, решительно прошла по коридору и заглянула в зал, где увидела откинувшегося на диванный валик супруга.

Гонсало сладко спал. Из полуоткрытого рта стекала на плохо выбритую щёку тонкая струйка слюны.

«Чего это с ним? – удивилась Инесита. – Дрыхнет, и даже не ответил мне. Видать, мальчонка голову ему забил совсем. Хотя чего уж забивать туда, где ничего не осталось? Всё ведь пропил, адов сын!»

Она схватила было трубку мобильника, чтобы позвонить дочери, жившей в Сальтильо со своим никчёмным мужем-нытиком и толстячком Эусебито, но передумала. Неожиданно расхотелось сообщать, что Гонсало привёл в дом ребёнка, и слушать истерично-равнодушные фразы в ответ.

«Успею», – подумала Инесита и направилась на задний двор, чтобы в очередной раз разнести в пух и прах бездельничающего по своей привычке Хесуса и заодно узнать что-нибудь новое о том, что делает Тересита с найдёнышем.

А Майкл скинул с себя одежду и сандалии и, оставшись в свободно болтавшихся трусах, залез в кровать и заснул, наверное, самым крепким сном в своей жизни.

«Я думала, ты совсем другой. Я думала, ты будешь такой… живой… такой… толстенький малыш, с большими блестящими глазами и загнутыми кверху густыми ресницами. С пухлыми щёчками и такими же пухлыми кулачками, смуглый и добродушный, с ямочкой на подбородке. Как Игнасио, сосед из моего детства, помнишь? Где он, жив ли? Что это я? О ком говорю? Какой Игнасио, будь он неладен?! Прости, Пресвятая Дева, рабу твою Тересу Кастилья. Нет, с головой у тебя, Тереса Кастилья, точно не всё в порядке. Вместо того чтобы помолиться Пресвятой Деве, болтаешь о каком-то Игнасио!»

Тересита вздохнула, потёрла лицо ладонями и, тяжело поднявшись со стула, подошла к раскрашенной статуе Пресвятой Девы, стоявшей между двумя тяжёлыми бронзовыми подсвечниками на высоком старинном секретере из крашеного дерева.

– Спасибо тебе, Пресвятая Дева Гуаделупская, заступница и покровительница всех – и больших, и маленьких. Вот как тот, что сейчас спит в моей постели.

Она кивнула в сторону спящего Майкла и, сложив руки в молитвенном жесте, продолжила молиться:

– Не оставь его, Пресвятая Дева. Посмотри, какой он маленький и худой. Да, он красив, как ангелочек, да он и есть ангелочек, я уверена в этом, но, видно, ему пришлось несладко здесь, в нашей ужасной жизни. И почему его вырвало всей едой, не знаешь?

Тересита с любопытством воззрилась на раскрашенную статую, будто ждала от неё ответа на заданный вопрос.

– Я не права была, что заставила его, ты прости меня за мой характер, но ты же знаешь, что твоя Тересита хотела как лучше, – стала оправдываться она. – Я клянусь тебе, что больше нипочём не буду его заставлять. Он такой беззащитный, такой… такой…

Тут Тересита не выдержала и дала волю чувствам.

В последний раз она плакала на похоронах отца, которого всегда нежно любила, может быть, даже больше, чем мать. Точнее, не плакала при всех, а, напротив, шутила и посмеивалась, но периодически тихо сбегала в свою комнату и там давала волю рвавшимся из груди чувствам.

С тех пор прошла бездна лет, и до сегодняшнего дня по щекам Тереситы не скатилось ни слезинки. Она подумала, что хоть и плачет, но не испытывает тяжести в груди или нехватки воздуха, как это бывает, когда льёшь слёзы из-за горестных или трагических событий. Наоборот, Тересита была готова взлететь от необыкновенной лёгкости, поселившейся в её душе и теле, и ей никогда не было так хорошо.

Нет, пожалуй, никогда не было так хорошо. Даже когда Гонсалито объявил, что женится на богатой девушке, и Тересита подумала, что может не беспокоиться больше о его будущем. Даже тогда.

III

Инесита увидела Майкла на следующее утро, часов в одиннадцать, когда палившее с небес светило уже до конца развернуло над землёй свои щедрые лучевые потоки. Заметила мелькнувшую во дворе Тереситу и направилась к ней, что уже само по себе было выдающимся поступком. И, сделав вид, что ей безразлично, кто это там стоит рядом, завела ничего не значащий разговор.

– А он любопытный, – неожиданно произнесла она, наблюдая, как найдёныш разглядывает двор, стоя так близко к Тересите, будто боится её потерять.

– Он просто привыкает, – сказала Тересита. – Смотри, какой худой. Не ест ничего. Но я не буду заставлять. Сам разберётся, не маленький уже.

Но Инесита уже ушла прочь, попутно громко разговаривая по мобильному телефону.

Она даже не поняла, чей номер набрала, нажав кнопку. Кажется, это была её портниха.

А может, нет?

Что это, Пресвятая Дева? Кто это рядом с ведьмой? Он же красив, как ангел. Ах-х, Гонсало! Вот что ты мне преподнёс в качестве подарка. Приблудил мальчонку от женщины-гринго, да? Она, наверное, красавица, если судить по её детёнышу. Нет-нет, Инесита, не говори так о мальчике. Он такой хорошенький, такой сладкий, как конфеты из её детства. Ах-х, Гонсало, паскудник адов, чёртово племя, гореть тебе в аду на медленном огне!

Злость и восхищение душили Инеситу, она не шла, а почти бежала. Мелькнуло неподалёку сморщенное лицо Хесуса – «Вечно подсматривает, сучий сын!» Вновь зазвонил телефон, вдалеке зазвучал смех.

Смех? Инесита не ослышалась? Это же Тересита смеётся! Пресвятая Дева, она смеётся! Ты счастлива, да? Всегда терпеть не могла моих детей, а этого таскаешь за собой повсюду, будто сама родила!

Дети Инеситы не были красивы. У Себастьяна вечно текло из носа, и она всё возилась с ним: давала порошки и таблетки, часто варила снадобье и шептала над ним заговор от сглаза. Пепе был замарашкой. Только выйдет во двор – и уже по уши в грязи, с ободранными коленками и в разодранной рубахе. И неповоротливый, как отец. А Эухения вообще выросла почти карлицей, вся в свою прабабку Анхелику. Инесита долго боялась, что её никто не возьмёт замуж, такую крохотную и тёмную, похожую на обгорелый кукурузный блин. И не взяли бы, да она подсуетилась тогда, попросила дона Гаэля, он и нашёл Эухении мужа.

И внук Инеситы, Эусебито, тоже внешностью не вышел, хотя мог бы быть похожим на неё. Увалень. И глуп к тому же. Весь в отца.

Надо же! Надо же! Над… Пресвятая Дева, Инеситу, кажется, заело, как испорченную ленту. Да-да, ту самую, в том самом магнитофоне из её детства.

Маленькая Инесита при первой возможности взбиралась на стул, хватала ленту и вытягивала её так далеко, как только могла. Назло вытягивала. Знала, что братья будут нервничать.

Сколько раз ей доставалось от них за то, что лезла, куда не следует! И зачем она вспомнила про этот дурацкий магнитофон?

Она ворвалась в свою комнату, бросилась на колени перед написанной маслом картиной с изображением Девы Марии в нарядной, сверкавшей золотом раме и стала молиться.

«Пресвятая Дева, сделай так, чтобы её не стало. Пусть умрёт от болезни, или машина её переедет, или молния ударит. Маленький ангел останется со мной, а Гонсало будет в моих руках. Куда ты денешься, Гонсало, когда её не будет? Посмотрю я на тебя тогда! Вот посмотрю!»