Читать книгу Весёлые и грустные поэтические картинки Эмануила Глускина - Эмануил Львович Глускин - Страница 37

I

Я вообще из простаков,

Но сегодня я таков, —

– На вершине облаков.

Я в объятиях сладкой лени;

Мне не нужны Маркс и Ленин, —

– Нужен мне Душевный Гений, —

– Нужен Лермонтов, Лесков,

Пушкин, Тютчев, Аненков.

Моё облако тут как берёза,

Как легчайшая акварель —

– Так разумно мой верный Спиноза

Мне обставил небесный отель.

В нём с моей синайской пальмой

И с своим карельским лосем

И с душой многострадальной

Тётку Соню в гости просим;

Вот она; не сторонится;

Рада радугой явится

С дождевой живой водой…

Пессимист я окаянный!

Как же мне не веселиться, —

– Цвет лица её румяный,

Цвет лица её живой!

Мы тут с Соней лучше, краше;

Ангелы играют туш;

Управляют души наши

Чудным сонмом живых душ!

Ну, спасибо, Ваша милость,

Чувствую, – собой сильней;

Наведём тут справедливость

С Менделевной, с Софией!

II

А в отеле вдруг тают все стены,

На меня наплывает нирвана,

И без диска, и без антенны

Слышу я Вертинского и Ив-Монтана.

Слышу: «Облако-Мороз

В ореоле белых роз

Никогда не пахнет псиной;

Отдохнул бы я от слёз

Всей душой, хотя бы в грёзах, —

– Я – твоя метаморфоза, —

Бедный Пикколо-Бомбино».

Он как облако-овчина

Без упрёка и вопроса;

Сердцем весь раскованный…

Эй!.. Для Пикколо-Бомбино

Грушеньку столкни с утёса,

Странник Очарованный!

III

На меня не направлен наган,

Под нахмуренные вставленный брови;

Рвутся все поводки коротки, —

Ведь со мною тут: Поль Сезанн,

Константин Коровин,

Козьма Петров-Водкин,

И ещё кое-кто… с Константином в лодке.

Не найдётся тут капелька грязи;

Тут ковры – облака перистые;

И как собственных доченек пара, —

Сквозь перистые эти жалюзи

Смотрят испанки от сердца чистые,

Леонора и Ампара, —

– Чья это там гитара, —

– Каковы гитаристы плечисты?

Да и это не тонкая тучка

Беззаботно на солнышке тает

На вершине возвышенной тучи, —

– Это гордая польская внучка, —

– Марина Цветаева, —

– Меня русскому языку учит;

Я «УМИРАЮ»!

И для сердца спасительно нужные

Мне, – как строгие честные лица, —

– Вижу речи народной жемчужины

Из словарных-то экспедиций.

И чего там судьба нагородит!

Вижу в сердцеразрывающем ПОСе3:

«Тоня-то ходит

Ивриёначка носит».

Да! Это не Соня те тонет

В своём словарном заносе,

А Тоня то ходит,

И пророка еврейского носит.

Видно хочет быть мамочка-самочка

Как та Наташа Ростова,

И набирать в себе молочка

Для орущего Ивриёначка

Не для Тони я тут на троне,

В поэтической грозной короне,

И младенцы мне не сюрприз…

Ну да ладно, – для этой Тони

Вместе с Соней заглянем вниз.

IV

Как же ты, Тонечка, влипла во щи?

Трудно понять без припевок;

И без сердечной-то, что-ли, помощи

От плесковских парней и девок.

Парни:

«Пила Тоня вино, ела сало,

Хлеб к Субботе не покрывала

Не всегда была в платие длинном,

Говорила с ребятами смело;

Никогда на яву не мечтала,

И в девических снах не хотела

Породниться с сынами Селима4

И душой отделиться от тела

Под стенами Иерусалима».

А-а-а… так вижу всё с высоты, —

– Тут голубушка с косой,

С белою ногой босой,

И рябина тонка у окна,

А там – Врубеля каменные цветы

И тоска ястребиная Демона.

Вижу кровь с молоком

И долмонтскую кость,

Вижу чары и кружку вина…

Чёрный человек!

– Ты презренный гость.

И нежданный ты, – хуже татарина!

Жарко Тонины щёки пылают в избе;

Думает, – я ведь крест целую;

А эта самая Вещь в себе, —

В жестах холода совершенно нем, —

– Сливою – говорит, – переспелою, —

– Я вино заем!

Крест, скрижали и каменные цветы!

Сердце к сердцу стучит всё сильней и сильней;

Его тысяча тысяч дней, —

– Это сейчас только ты!

Девки:

«Что же, – грейся, – а не то

В зимнем холодно пальто

И вообще в России-то;

Тут заморские цветы

На морозе быстро вянут;

И уже не спросишь ты —

Что, удался я? Как, мол?

Потому Жидовский холм

В ПОСе упомянут».

V

Ах, как застыли птенцовы рты!

Как в этом мире безбрежном

Все влюблённые покрыты

Одеялом снежным!

Снег поутру золотист,

А к закату уже синий;

Грустна пляска вьюжных линий

Под суровый ветра свист!

Постепенно станет вьюжно,

Разовьётся злобно вьюга,

И влюблённым парам нужно

Крепче обнимать друг друга;

К утру очень крепко спать,

Обнимать и понимать.

Девки:

«Вот уж Тоня тысчу дней

Одна без жеребёночка…

Как чинить протёкший кров?

Да нашла милёночка, —

– Не татарин, не еврей, —

– Да ещё собой каков!…

Стол накрыть поможет ей

Дочка-ивриёночка».

VI

Умираю от Тони красы я, —

– И меня-то косою скосила;

Знаю, что не решалось на Вече,

А решила Крестная сила;

И что Тоня, – это не Тоня, —

– А Тоня – это Россия.

А она уже за холмом далече,

Перевал давно переступила!

Голубой шар иначе тут вертится, —

Даже верится, что не сердится;

В позе вечного отрешенца

Развалился я в облаке-стоге

От крестьянина-возмущенца…

А он смотрит и видит Младенца

в моём Моисеевом Боге.

И картечи тут не визжали

Разгоняя архангелов сонмы

Иль синайские превращая скрижали

В генералиссимусов погоны.

В глубине голубой этой глины

Не найдётся пороховой вам мины

Иль другой нечестной забавы;

Грянет бой тут не ради славы, —

– А ради рериховой картины!

И всё новые, тут как тут,

Облака на меня-то плывут;

И все вместе как войско насели, —

Так заносит зелёные ели

К рождеству заострённые пикой

Снег в России иконоликой;

Так, как в марте или апреле

Лёд идёт по реке Великой5)…

От великого жизни обета

Вижу солнца золотую карету,

И да не придёт сюда конец света —

Тем более, конец свету!

Сам собой заброшенный, —

– Под свою-то дуду

Даже вспомнить я могу

Что-нибудь хорошее…

ПРЯМО «НЕ МОГУ»!