Читать книгу Стихи о жизни, смерти и сострадании - Емельян Миронович Роговой - Страница 4

На широком кладбище свежая могила,

Ярко светит звёздочка красная над ней.

Жизнь его короткая так же всем светила.

Он дарил нам знания до последних дней…

Бархатом оббитый гроб лежит сосновый,

Как живой лежит он и кажется что спит.

Был он в жизни разный и добрый, и суровый,

Лишь дела хорошие память сохранит.

Жаль нам всем, что в школе был он так недолго,

Не успел всех знаний он детям передать.

Но тепло сердечное заложив надолго,

Он ушёл безвременно, вечно «отдыхать».

На широком кладбище свежая могила,

Слезы тихо катятся из ребячьих глаз.

К нам печаль не званная, тихо накатила,

Горе безвозвратности охватило нас.

Приснилось, будто я в Раю

И, завороженный, стою.

О Боже, что за красота,

Я вижу райские места…

Деревья будто из шелков,

Дождь серебром без облаков.

Леса небесной красоты,

В кругу вальсируют цветы.

Здесь реки с молоком текут

И пастуху не нужен кнут.

Лишь птицы райские поют,

Душе, отмоленной уют.

Щекочут шею ветерки,

Кусты касаются руки.

Терновник вовсе не колюч

И сладкий бьет с водою ключ.

Ягнята с волком на бегу

Играют в салки на лугу.

Вокруг зелёная трава

И не желтеет здесь листва.

Добро – оно здесь правит бал,

Любовь, начало всех начал.

Надежда, вера, доброта —

Всехристианская мечта.

И как бы заново рождаясь,

Мы забываем про друзей.

И часто плачем умиляясь,

Найдя друзей среди зверей…

К примеру – Рекс, простой дворняга,

Для всех он добрый и смешной.

Днем бродит важно – как стиляга,

А ночью воет под луной.

Пес любовался мальчуганом,

Тот, как всегда, озорничал:

В футбол играл пустым стаканом,

Что на асфальте подобрал…

Из-за кустов, от поворота,

Косыми фарами сверкнув,

Летит на мальчика «Тойота»,

Дугу смертельную загнув.

Помчался Рекс, собрав все силы,

Смертельный выполнив прыжок.

Спас мальчугана от могилы,

Сам получив удар в висок.

Лежал он, кровью истекая,

Слезились добрые глаза.

Послышалась молва людская,

– Мол, отказали тормоза.

И пес в последний миг увидел

Глаза мальчишки-сорванца.

А за спиной красивый Ангел

За ним спустился – от Творца.

Большая стройка, заборы, стены,

Вагон с охраной, ночные смены.

И как бывает, щенок прижился,

Что оставалось, он тем кормился.

Подрос за месяц, пытался лаять,

Ко всем ласкался, готов растаять.

Чужого в ночь, встречал рычанием,

Будить охрану горел желаньем.

Однажды в будку принес котёнка,

Лизал, лелеял, ну как ребёнка.

Подрос котёнок и псу стал братом,

Пса звали Витязь, котёнка – Сватом.

Ходили вместе, мышей гоняли,

С едой покончив, вдвоём играли.

Встречали вора с шипеньем, лаем,

Таких примеров мы массу знаем.

Но вот закончен участок стройки,

Охрану сняли, продав постройки.

Одни остались там пёс со Сватом,

Их гонят люди и кроют матом…

Но вот однажды, тогда был вторник,

Забрал на дачу их бывший дворник.

Зверюшек – дружба, людей – сердечность,

Любовь и веру – уносят в вечность.

Нетвёрдой поступью пока, но так отважно

Идёт ребёнок по Земле, нам это важно.

Чуть спотыкаясь, но идёт – упорно,

Она хозяйка на Земле – бесспорно.

Шаг не уверенный пока, но очень сносный,

Идёт ребёнок по Земле и он – как взрослый.

Она поддержки ждёт и ждёт участья,

Идёт ребёнок сам, и это счастье.

Вот пришло восьмое марта, солнышко, весна,

Ты сегодня на работе «вкалуешь» одна.

Я же дома, как бездельник, всё ещё лежу,

Не пройдусь до магазина, даже к гаражу.

Как-то так несправедливо: в этот день весны

Ты работаешь, потеешь, я же вижу сны.

Может, просто «подфартило», просто повезло,

Что валяюсь я в постели – женщинам назло.

Это Цеткина и Роза сделали для нас,

Чтоб мужчины отдыхали, думая про «баб-с».

Я про вас, конечно, думал, лёжа целый день,

Ты одна придёшь с работы, лишь исчезнет тень.

По пути еды накупишь: мясо и вино,

Я тебя поздравлю – встретив – мне не всё равно.

Обниму тебя, родную, пару слов скажу,

Осушив вино, съев мясо, в спальню провожу.

Кто-то едет к нам в страну,

Я же еду в Имшану.

На Сумщине есть село,

Еду всем чертям назло.

Ох, деревня далека,

Не видать её пока.

За пригорком в три вершка,

У святого ручейка.

Видно мне издалека,

Леня выпустил быка.

Солнце смотрит с высока…

Стали впалыми бока.

Я иду на огород,

А вокруг «хмельной» народ.

Ручеёк прошёл я вброд,

Вот мой сад и огород.

Я пробрался через сад:

– Кум, привет! Я очень рад!

Крепко кума я обнял,

С прошла лета не видал.

Тоня вынесла блины,

– Не дай Боже нам войны…

Ох накаркала ты Тонь,

что ни слово, то огонь.

После третьей, с огурцом,

Изменился кум лицом.

Розовеет под хмельком

И хоть в Африку пешком.

Мы присели на траве,

Возле яблони, во рве.

Затянули песню: «Ву…»,

Словно бык мычит в хлеву.

Отдохнув в тени ветвей,

Куму я сказал: – Не пей!

Водка для плохих гостей,

Не притронься больше к ней!

Все же выпили пивка,

Начав так – издалека.

Трёхлитровую, пока,

Больше не было – тоска…

Крик. Проснулся я в ночи,

Слез тихонечко с печи.

– Кукареку! – слышу я,

Вот в чём смысл, мои друзья.

Тот украинский петух

Их Закон нарушил вдруг.

О России пел он вслух,

Поднимая русский дух.

Петь он должен в пять утра,

Тут какая-то мура.

Видно, «засланный» петух,

Раз Закон нарушил вслух.

Надо выразить протест

И на нём поставить крест.

Европейская страна,

Нам Россия нахрена?

Да плохи мои дела,

Коль и каша немила.

Самогоном обожгла

И в глазах сплошная мгла?

В пять утра: – Кукареку, —

Слышу я через реку.

Это правильный петух,

Украины поднял дух…

С птицами решив дела,

Взял я лодку, два весла.

И на самой глубине,

Стал я свеженький вполне.

Снег кружится за окном,

У меня не топлен дом.

Холодина, сырость, мрак,

Я бездельник и чудак.

Нет, в деревне не житьё,

Каждый день топи жильё.

Ну, а если не топить,

То без водки как прожить?

Лень дровишек нарубить,

Лень носить и печь топить.

Лучше водки влил стакан,

Мне тепло, я сыт и пьян.

Что за гнусное село,

Всюду снега намело.

Не пройти, один сугроб,

Вот ползу, пробраться чтоб.

Все за водкой молча прут,

Жаль, что на дом не несут.

Из трубы идёт дымок,

Ох, приятный запашок.

Самогон здесь гонят – факт,

Заключаем с ними пакт:

– Про вас ментам ни слова,

Бутыль «на веру», снова.

Дайте хоть пол-литра мне.

Вижу, Сталин на стене

На меня он пялит взгляд,

Осуждает, видно, гад.

– Не рубите сгоряча,

Наливайте «первача».

Я отдам, сомнений нет, —

Снова глянул на портрет.

Самогонщик – «сталинист»,

Вот чудило, вот артист.

Не проронит много слов

И в ответ глядит – суров.

– Ты завязывай с питьём,

Протопил хотя бы дом.

Заготовил дров в сарай,

А потом хоть помирай.

– Ты, сосед, мне это брось,

Мы с её косою врозь.

Ещё рано помирать,

Вот бы зиму переждать.

А весною – благодать,

Огород пойдём пахать.

Картошечку посеем…

Силы нет уж – стареем.

– На, бери свою бутыль,

Не забудь в углу костыль.

Трудно будет топать, тля,

По снегу без костыля.

– Ой, спасибо вам, сосед,

Счастья, жизни сотню лет.

Про тебя ментам молчу,

Пенсию вот получу…

Жизнь моя, признаюсь, дрянь,

Деревенская я пьянь.

В деревне и без водки —

Как в море плыть без лодки.

Мы в эСэСэСР когда-то жили,

По-настоящему дружили.

Вот ностальгирую теперь,

Но к прошлому закрыта дверь.

Работа, праздники и служба,

Да и была людская дружба.

Но жизнь была спокойная,

Шальная, но пристойная.

Там были женщины нежнее,

Гораздо нынешних вернее.

Не брали денег за любовь

И в прошлое хочу я вновь.

Милиция была добрее

На вызов ехала скорее.

Когда случалась вдруг беда,

Иначе было всё тогда.

Ходили мы на первомае,

Катались чисто на трамвае.

Потом гулянье у реки

И рыба там, и шашлыки.

Была Пальмира – Ленинградом,

В Москве мы тешились парадом.

И златоглавая Москва,

Во всём была тогда права…

Мир главный был на всей планете,

За Родину мы все в ответе.

Границу зорко охранял,

Честь офицера не ронял.

Там молодой семье – квартира,

Мы все тогда желали мира.

Хочу вернуться в эСэСэСР,

Где не было блатных карьер.

Заводы строили, творили

И девушкам стихи дарили.

Всех побеждали мы в хоккей,

Канадцы плакали: «Окэй!»…

Но это только ностальгия,

Из прошлого – «википедия»…

Сейчас живу в России я,

Россия – Родина моя.

Первое апреля, я лежу больной.

Но никто не верит, ведь закон такой.

Я лежу, страдаю, не могу дышать.

Кашель то утихнет, то начнет опять.

Позвонили в восемь: – «Скорую» на дом.

А в ответ: – Приедем, мы сидим и ждём.

Силы на исходе и дышать трудней.

«Скорая» не едет, что случилось с ней?

Первое апреля, я лежу больной.

Но никто не верит, ведь закон такой.

Дорогая мама, о тебя молю!

Отмените «скорую». Перетерплю.

Вот Крещение Господне, благодать,

Собралось народу много – словно рать.

Все к купели поспешают, чтоб нырнуть,

С обнаженными телами – просто жуть.

Вот и я среди той «рати», жду свой час,

Дрожь от чувства пробивает – и сейчас.

Подошёл к купели, молча, ни гу-гу:

– Неужели я осмелюсь и смогу?

Вот разделся, ближе, ближе, на порог,

Трижды я перекрестился, чтоб помог.

И в купель Святую эту захожу,

Но не холодно ни капли, не дрожу.

Каждый раз, как окунаюсь, я крещусь,

О здоровье, о прощении – молюсь.

Вышел тихо из купели я с водой,

Моё тело окунулось в пар густой.

Все грехи совместно с паром вышли прочь,

Господь Бог наш милосердный смог помочь.

И теперь иду безгрешный, весь свечусь,

Дома – налил, причастился и молюсь.

В стакане с водкой отражаясь,

Сидят безусые юнцы,

Друзья, от выпивки шатаясь,

Глазами водят как глупцы.

Отец и мать в командировке,

Квартира – для друзей приют.

Я удивляюсь их сноровке —

Так быстро детство губят тут.

Вот все дошли уже до точки,

Парит над детством фимиам.

Но – это все ещё цветочки,

О главном не сказал я вам…

Мы подвиг ждём от поколений,

Хотим инерцию встряхнуть.

И это будет, нет сомнений,

Но видно, долгим будет путь…

Уж полночь, поутихли страсти,

Всех душит сладостный кошмар.

Они в его железной власти

И затухает в сердце жар.

Рукой, уставшей свет погашен,

Загрохотал упавший стул.

Да, фимиам дурмана страшен,

Как много жизней он согнул.

Девчонка, штору отодвинув,

Ползёт к кровати в темноте.

Дурманом совесть опрокинув,

Вся жизнь распята на кресте.

Но лишь холодный луч рассвета,

Скользнул по парам спящих тел.

Дурман ушёл, толпа одета,

Ох, незавиден их удел.

Собрав разбитую посуду,

Бутылки спрятав под комод,

Невозмутимая хозяйка

С портфелем в школу побредет.

Ты изумрудным бархатом укрыта

Далеко от шумных городов,

Моя деревня, росами умыта,

Утопаешь в пышности цветов.

Да, помню я, как ты меня будила

Громким криком ранних петухов.

И как потом до полночи водила

По коврам нетронутых цветов.

Ты всегда в моих воспоминаниях,

В стуке сердца и в «грустинках» глаз.

Рядом ты и в счастье, и в страданиях,

Как любовь, дана ты только раз.

Ах, Родина – судьбы моей основа,

Любима – иного слова нет.

Ещё надеюсь, встретимся мы снова,

Сердцем заслоню тебя от бед.

В кубанской станице мы вместе росли

И счастлив я этим, не скрою.

Вернуть невозможно – ведь детство вдали,

О нём я вздыхаю, тоскую.

Наш дом из самана стоял у реки,

Укрывшись забором от луга.

И табор цыганский, и бубна звонки,

Всё память хранит, как подруга.

Цыганские дети – все наши друзья,

Ходили мы с ними в «походы».

Чужие посадки, нет слова нельзя,

Всем нам приносили «доходы».

С рожденья они не боялись зимы,

Итог – никогда не болели.

А глядя на них, закалялись и мы

И в уличных драках смелели.

Мы слушали песни цыган у костра,

Рассказы беззубой цыганки.

Всё рядом ходило – к ним смерть не добра

И бились сердца, как подранки.