Читать книгу Шаг вперед. История девушки, которая, потеряв ноги, научилась танцевать - Эми Пурди - Страница 4

С детства я была фантазеркой. Лет в пять я устраивалась со своими куклами Барби на заднем дворе нашего дома, под гранатом, делала им прически в стиле Мадонны восьмидесятых. Из-за дерева была видна белая калитка, ведущая в соседний двор. «Как вы думаете, куда ведет эта дверь?» – спрашивала я кукол. И воображала, что за ней скрывается секретный ход, ведущий в волшебное королевство. «Спорим, там живет Алиса в Стране чудес!» – говорила я. В ту пору мы жили в небольшом домике в Лас-Вегасе, на авеню Бонита.

Когда говоришь кому-то, что ты из Вегаса, все сразу представляют, что ты выросла в свете ярких огней. Но у меня было совсем другое детство, хотя мы и жили недалеко от «сумасшедшего» Стрипа. Наш квартал в старом Вегасе казался параллельным миром: тихие улицы, зеленые газоны, большие деревья, парки. С соседями мы почти не общались. Так уж устроен Вегас: люди могут жить рядом и совсем не знать друг друга. Но зато в городе было полно моих родственников. В десяти минутах от нас в доме, где вырос мой отец, жили дедушка с бабушкой.

В семье нас было двое: я и сестра Кристел. Она была на два года старше. С двоюродными братьями и сестрами мы росли как с родными. У папы были брат Стэн и сестра Синди. У мамы – две сестры, которых звали Дебби и тоже Синди. Да-да! В нашей семье целых две Синди! У тети Дебби было трое детей: два сына, Джек и Шеннон, и дочка, малышка Мишель, на четыре года младше меня. С ней мы проводили больше всего времени. Моя самая младшая кузина Джессика была единственным ребенком тети Синди с маминой стороны. Папина сестра Синди так и умерла бездетной. Не было детей и у дяди Стэна. Он когда-то работал телохранителем у таких знаменитостей, как Майкл Джексон, Уилл Смит и Вин Дизель.

В нашем доме всегда звучала музыка. У родителей была огромная коллекция виниловых пластинок классического рока (Queen, Led Zeppelin, Дженис Джоплин, Eagles) и кантри (Джордж Стрейт, Джонни Кэш, Мерл Хаггард, Уилли Нельсон) и почти все песни Judds… Отец частенько ставил саундтрек из фильма «Большое разочарование» и отплясывал как безумный под песню «Heard It Through the Grapevine». А как он любил петь нам с Кристел «My Girl», когда вез в школу на своем большом синем «Бронко». Голос у него был не так чтоб уж очень… Кристел дико злилась, а мне было смешно, когда он резко тормозил у ворот школы, выходил из машины, во весь голос напевая «My Girl».

Мы часто ходили в гости к дедушке и бабушке с маминой стороны и к тете Дебби. Когда-то она жила в городе Вэйл, штат Колорадо. Там она познакомилась с дядей Ричем.

– А какой он, этот Вэйл? – то и дело спрашивала я ее в детстве.

– Очень красивый, – отвечала она, улыбаясь своим воспоминаниям. – Мы все время проводили на природе, катались на лыжах, гуляли по ночам. В общем, было весело!

Я завороженно слушала. Жить в горах и целыми днями играть в снежки!

– Выходишь на пробежку, а посреди дороги медведь стоит! – рассказывала тетя. – Дух захватывает!

Из Вэйла Дебби и Рич перебрались в Австралию.

– Я копаю проход к тете Дебби, на другой конец Земли! – говорила я маме, играя в своей песочнице.

Наконец они приехали в Вегас. Дебби устроилась медсестрой, а Рич стал успешным архитектором. Иными словами, они разбогатели! У них появились большой дом, рояль и… бассейн. Мы с детьми часами не вылезали из этого бассейна. Играли в «Акулу» и «Марко Поло». Моему двоюродному брату Джеку как мальчишке вечно доставалась роль акулы. Он должен был ловить остальных. Что еще делать в Вегасе в невыносимую жару под 50 градусов? Целыми днями только и купаться в бассейне. К концу лета мне все сильнее хотелось в школу. Я училась там же, где и отец, – в начальной школе имени Джона С. Парка. Моим любимым предметом было естествознание. Мне всегда было интересно, как устроены вещи. Когда я была совсем маленькой, то могла часами сидеть в дедушкином гараже, рассматривая инструменты.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спрашивал меня дед.

– Астрономом или ветеринаром! – отвечала я.

Заметив, как мне нравится естествознание, родители выписали журнал National Geographic. Шесть лет я читала и собирала номер за номером. Бывало, открою шкафчик, а оттуда валится дюжина журналов. Я могла целыми вечерами разглядывать яркие фотографии, мечтая о поездке в Африку, Новую Зеландию, Японию. Уехать куда угодно, лишь бы подальше от пыльной Невады! Мне никогда особенно не нравился мой штат. Там было слишком жарко, слишком однообразно, слишком одноцветно и скучно.

Еще я очень любила рисование. Могла так увлечься этим занятием, что совсем забывала о времени.

– Потрясающе, Эми! – говорила мисс Боуман, моя учительница в четвертом классе, самая милая и понимающая из всех моих учителей.

Вместе с ребятами из класса мы часто оставались у нее ночевать.

– Привет, милая! – всякий раз говорила учительница, когда я заходила к ней в дом.

Она держала коз, сама пряла шерсть, вязала свитера и салфетки. И еще она была родом из Мичигана, что для меня звучало заманчиво просто потому, что это была не Невада.

Мои родители родились не в Вегасе. Отец – из Айдахо-Фоллс. Мама – из Гранд-Джанкшена в Колорадо. Папе было шесть месяцев, когда их семья переехала в Вегас. Маме – девять. Так что они практически выросли в Неваде. С самого детства мама знала, что хочет стать матерью и домохозяйкой, была паинькой, вежливой и ответственной девочкой. Папа был прирожденным лидером, хорошо ладил с людьми, всегда отлично выглядел, был уверен в себе. После школы он записался в легендарный Первый батальон Девятого полка Морской пехоты США и отправился во Вьетнам. Батальон прозвали «Ходячие мертвецы», потому что мало кто из его состава остался в живых. В джунглях мой отец дважды болел малярией. Во второй раз он едва не умер, и из госпиталя его отправили домой. Вернувшись в Неваду, он отказался от всех ветеранских пособий. Он был гордым человеком. Заявил, что в подачках не нуждается и позаботится о себе сам. Спустя годы я поняла, каково было моему отцу вернуться в родную страну, где многие неодобрительно косились на него, потому что не были согласны с войной.

После Вьетнама отец в буквальном смысле ушел в отрыв. Он отрастил шикарную каштановую гриву ниже плеч и перезнакомился со всем Вегасом и окрестностями. Однажды весенним вечером он отправился на свадьбу своего друга, куда были приглашены и моя мама с сестрой Дебби. Отец был другом жениха, мама – подружкой невесты. Мама сразу влюбилась в отца, а ему больше понравилась Дебби. После свадьбы папа позвонил и позвал к телефону Дебби, но трубку сняла моя мама. Отец пригласил маму на свидание, и уже через три месяца после той свадьбы они были помолвлены. А вскоре и поженились.

Мои родители не были хиппи, даже когда жили у озера Тахо. Но они были очень на них похожи. На выцветшей фотографии, что висит на стене в нашей гостиной, мама в классной кроличьей жилетке, в брюках-клеш и солнцезащитных очках, а на папе – расстегнутая на груди рубашка, расклешенные джинсы с кожаным ремнем и ковбойская шляпа. Смотрю на эту фотографию и всякий раз представляю их, безумно влюбленных друг в друга, таких беспечных и молодых. Именно о такой жизни мечтала и я.

К 1978 году родилась Кристел. Родители вернулись в Вегас и купили дом на Бонита-авеню. А 7 ноября 1979 года я триумфально вошла в этот мир.

– Тогда врачи определяли пол ребенка по сердцебиению, – вспоминала мама.

Мое сердце билось так сильно, что доктор заявил: будет мальчик!

– Я уже решила: мальчик или девочка – назову ребенка Лэйн. Это же второе имя нашего папы, – любит рассказывать моя мама.

Но когда она в первый раз взяла меня на руки, то поняла, что никакая не Лэйн, а конечно же Эми!

Пока мы с Кристел были маленькими, наши родители работали не покладая рук. Когда я училась в начальной школе, мама работала диспетчером на станции «Скорой помощи». А потом она устроилась на безумную работу страхового агента. Моя мама была красавицей с потрясающими зелеными глазами, великолепной кожей и идеальной фигурой с тонкой талией.

Папа несколько лет был распорядителем в казино отеля «Нью Фронтьер».

– Привет, пап! – кричала я, выбегая навстречу отцу, когда он возвращался с работы домой. Папа был высоким и ладным, с темными волнистыми волосами и небесно-синими глазами. Это был самый красивый мужчина, какого я когда-либо встречала. Он устало снимал куртку, пропахшую сигаретным дымом.

– Иди сюда, Эмерс! – отвечал отец и сжимал меня в своих крепких объятиях, целовал в щеку.

Его темно-каштановые усы щекотали мне лицо.

Папа звал меня Эмерс. В семье же мне дали другое имя – Амелия, в честь американской летчицы, первой перелетевшей через Атлантический океан. Однажды мама заплела мне две косички и связала их на макушке.

– Ну вылитая Амелия! – заметила бабушка.

А я не могла понять почему. Но это имя, как ни странно, пристало ко мне. Как и знаменитая Амелия, я была искательницей приключений, свободолюбивой, творческой натурой, стремящейся узнать о других мирах и вырваться за пределы Вегаса.

Отец в конце концов ушел из казино и стал исполнительным директором крупнейшего на Миссисипи родео «Хеллдорадо родео». Во время грандиозного ежегодного фестиваля «Дни Хеллдорадо» папа распоряжался парадом. Вся наша семья приезжала, чтобы увидеть праздничное шоу.

– Готова, кау-гёл? – спрашивал меня папа.

– Готова! – отвечала я, подпрыгивая от нетерпения. На нас с Кристел были ковбойские платьица и шляпы. Моя шляпа съезжала набок и едва держалась на «амелиевских» косичках.

Наша мама была в буквальном смысле супермамой. Каждое утро она просыпалась в пять, врубала песню «Beat It» Майкла Джексона и вставала на беговую дорожку. Она была идеально экипирована: фиолетовые трико, розовое боди, синие гетры, широкий пояс, на голове косичка и повязка. Несмотря на тяжелую работу, каждый вечер она еще и готовила для нас ужин. Мы усаживались за стол и наслаждались маминой вкуснятиной.

Мама часто радовала нас с Кристел маленькими сюрпризами.

– Сегодня – дождь! – объявляла она, когда небо затягивалось тучами.

От одной этой фразы я начала глотать слюнки. Ведь я знала, что это означало. Во время дождя мама пекла шоколадное печенье. Даже сейчас в дождливые дни мне кажется, что воздух в доме наполняется ароматом шоколада. В нашей семье вообще много пекли и готовили. Благодаря моей маме, бабушке и тетям я отлично делаю торты, пироги и печенье. Мы с сестрой до сих пор в дождливые дни печем шоколадное печенье – такая уж у нас традиция.

В раннем детстве я ходила в церковь. Родители моего отца были так называемыми «джек-мормонами», то есть мормонами, которые не всегда следуют предписанным нормам веры и образа жизни. Но несмотря на то, что мои бабушка с дедушкой не были истово верующими, они все же регулярно посещали церковь. Когда мы с Кристел были маленькими, они брали нас с собой на службу по воскресеньям, дважды в месяц. Родителям нравилось, что мы проводим время с дедушкой и бабушкой, а заодно приобщаемся к духовности и к неким моральным ценностям.

Я ненавидела ходить в церковь. В старом квадратном здании пахло пылью. Обстановка была скучной и однообразной: бежевые ковры, мрачные тона. Одним словом, тоска. Гимны, которые мы пели под звуки органа, казались мне старомодными. Представляете себе службу с хлопками и бубнами, какие обычно проводят в баптистских церквях?

Так вот, церковь моих бабушки и дедушки была полной противоположностью. Возникало ощущение, что мы на похоронах! Чтобы хоть как-то пережить эту двухчасовую пытку, я мысленно раскрашивала все в разные цвета. Единственное, что меня радовало, – это встреча с любимыми бабушкой и дедушкой.

– Все хорошо, милая? – шепотом спрашивал меня дедушка, рыжеволосый и с такой же классической ирландской фарфоровой кожей, что и у меня.

Я кивала и оглядывалась в поисках хоть какого-нибудь признака, что служба скоро закончится. Но знаете, что самое странное? Несмотря на все мое внутреннее сопротивление, после ее окончания мне всегда было хорошо. Люди становились как-то дружелюбнее. Казалось, что все вокруг любят меня.

Мормоны крестят детей в восемь лет. Родители решили дать нам возможность выбора.

– Ты хочешь покреститься, Кристел? – спросил папа сестру, когда та отпраздновала восьмой день рождения.

Она ответила, не раздумывая:

– Хочу!

Когда пришел мой черед, отец задал мне тот же вопрос.

– На свете столько религий, – ответила я. – Как тут выбрать?

В школе я познакомилась с детьми из самых разных семей. Я училась с католиками и протестантами, мусульманами и индуистами. С детства я осознавала, что нахожусь в центре огромного мира. И не хотела связывать себя какими-либо обязательствами, пока все не испытаю. Уже тогда я не желала сидеть в клетке. Да и сейчас ничуточки не изменилась.

– Ты моя прелестная бабочка, – говорила мне мама. – Порхаешь с одного цветка на другой.

Мама была права. Я рвалась на свободу. Мне хотелось сбежать из пустыни Вегаса навстречу другим удивительным приключениям. Я воображала, что, когда вырасту, буду, как мои тетушки, рассказывать домашним увлекательные истории. Я мечтала быть унесенной ветром странствий, плыть по течению, познавать огромный мир. Теперь я понимаю, что течение и впрямь может подхватить тебя и нести не всегда туда, куда ты планируешь.

Летом мы любили выезжать на природу. Отец заводил свой грузовичок и отвозил нас на пикник в горы. До сих пор помню тот аромат хвои в потрескивающем костре. Мы катались на водных лыжах на озере Мид, на буги-бординге на пляже Калифорнии. Родители увлекались лыжами и брали нас с собой на гору Чарльстон. Папа возил нас на отдых в «Брайан Хед Ресорт», что на юге Юты. До сих пор «Брайан Хед» – одно из любимейших мест нашей семьи. Папа учил нас кататься на лыжах. Родители надеялись, что мы полюбим это занятие так же, как они. Но даже после бесчисленного количества уроков я толком так и не научилась. Сколько раз при спуске с горы мои ноги путались и я кубарем катилась вниз! Так и вижу себя в сугробе с перекрученными лыжами, закоченевшими руками, застывшими на лице слезами.

– Эми, соберись! – кричал отец, будто был сержантом в армии. – Стыд, да и только!

Я успокаиваюсь, поднимаюсь с земли и слышу:

– Шух!

Мимо меня проносится ребенок на сноуборде. Так я впервые в жизни увидела сноубордиста.

Сноубординг представлялся мне простейшим занятием и самой клевой штукой в мире. Я посмотрела на отца и заявила:

– К черту лыжи! Хочу сноуборд!!

Папа слегка нахмурился и покачал головой:

– Пока не освоишь лыжи, на сноуборде не научишься.

О, как он ошибался!