Читать книгу Беговые лошади. Сказки Cерафина. Сказка 4 - Эмилио Нейра - Страница 5

В половину первого аппарель снова улеглась на краю бункеровочной ямы, прессуя мусор и груды пластиковых бутылок. Хоккеист, крайне довольный проведенной ночью, по – ковбойски нацепил кобуру с «щипцами» и вышел на аппарель, стуча подошвами, как кофераньсье выпятив грудь.

– Не толпимся, на друг дружку не заваливаемся. Проходит один! Один!

И выставил в небо палец, так чтобы было видно всем.

Я опять полезла на рычаг, разглядывать толпу, слушая как ругается по-испански Пепси, выстраивая пленных в колонну.

– Женщины вперед! – гудел он через бэк, и хрюкающий металлом переводчик повторял это на испанском. Вещи держим перед собой! Ножи, бритвы, патроны и пустые гильзы из карманов и прочих мест выбрасываем. Па-а-шли!

«Хозе Сенадор, рядовой, код МОБ 13578537, код ОКАТЕГЕ 4568/877, Ниневия, дивизия Виктор Эммануил». – крякнули щипцы, и я посмотрела вниз.

Женщине было лет сорок, на плече она держала длинный тощий баул, правой рукой поправляла волосы, и спокойно ждала разрешения пройти внутрь.

– Эй, Никарагуа… – сказала я очень тихо, но Хоккеист услышал, и замер с щипцами, подняв на меня глаза.– Останови – ка очередь.

Я сползла с рычага, больно ударившись коленом, и подошла к женщине.

– Hola, Hozita!

Я улыбалась.

Она равнодушно смотрела мне в переносицу.

– Hola, signora ofiziale…

– Как твое здоровье, уважаемая?

– Все хорошо, храни тебя бог..

– Ты из Ниневии?

– Да, из тех мест.

– Скажи, есть еще тут из Ниневии женщины?

– Есть, и много.

– Давно гружу вас, раньше никто из Ниневии не попадался.

– Там дальше, – сказала она, показывая в туманную глубину стадиона.-Там их много. Те, кто был в сорок второй дивизии..Черная пехота генерала Бельграно.

– Черная пехота?

– Ну да, они носят черную форму. Ваши их не любят.

– Я люблю всех, я Красный крест, у меня работа такая. Скажи, уважаемая, ты не знаешь среди тех, кто из Ниневии девушку с именем Агнесса?

Она смотрела на меня сонным, равнодушным и совсем немного настороженным. взглядом.

– Aness?

– Si, migore nomino – Agness.– поправила я.

– Дай мне сигарету, офицер…

Я отдала ей пачку мятого «Сигнала»

– Вспомни, мне очень надо знать..

– Я знаю одну. Она была в связной роте. Сидела на коммутаторе.

– Угу…

– Потом я не знаю. Потом все сдались. Я ее не видела.

– Погоди немного, мы с тобой пойдем внутрь и там поговорим.

Я обернулась. Хоккеист ждал, скучающим взглядом рассматривая женский контингент. Я взяла его за рукав, отвела в сторону, и тихо сказала.

– Принимай дальше. Все кто из Ниневии, отводите сразу в тот кубрик, рядом с прачечной. Если щипцы просигналят на метку, того кто отмечен лично ко мне.

– Как скажешь.

Тетка Хозе не спеша, вразвалку прошла в мою каюту, спокойно приняла кружку холодного кофе, и попросила разрешения закурить.

– У тебя не курят, но проще будет дышать. Мы тут редко моемся, от меня тяжелый дух… (espirito- сказала она, и я напряглась, где- то слышала уже..)

– Ты ведь не из самой Ниневии, верно? Ты деревенская?

– Ага, – ответила Хозе, пуская с удовольствием дым в потолок.

– Значит, была в пищеблоке?

– Ага.

– Долго просидела в Монолите?

– Я работала там до войны. Потом продлила контракт и осталась.

– А в Ниневии давно была?

– Давно. Двенадцать лет назад.

– Ты остановила возраст?

– Да. Мне тогда было тридцать восемь.

– Хорошо выглядишь для пятидесяти.

– Это дорого, потому я здесь и работала. Ты еще не останавливала?

– Нет. Не знаю, надо ли. Что посоветуешь?

– Ну, кому как. Говорят, это не очень полезно для здоровья.

– Ты хорошо выглядишь.

Она поглядела на меня исподлобья, затушила сигарету, и сказала будто ненароком.

– Я не tortillerra (лесбиянка).

– Нет.– засмеялась я. Я не про это. Скажи мне лучше про эту Агнессу. Как она выглядела?

– Носила что? Форму, конечно,..

– Нет. Высокая, низкая, толстая, худая…

– Обычная. Зубастая такая….

Я выловила в группе файлов первую попавшуюся галерею, и бросила ее в воздух прямо перед ней. Хозита моргнула от неожиданности. Перед ней в воздухе повисли несколько портретов.

– Кто-нибудь из них? Можешь потрогать пальцем, если хочешь.

– Вот она похожа… – сказала Хозита, и опасливо прикоснулась к портрету Мэрилин Монро.

Я вздохнула и откинулась в кресле.

– Она у вас прямо настоящая красавица.

– Да уж.

– Надо тебе отдохнуть, – сказала я. – У нас есть горячая вода, лекарства. Будешь как новенькая.

И тут в дверь постучали. Стучал Хоккеист, точнее, в мой кубрик он никогда не стучал, просто широко несколько раз проводил ногтями по переборке.

– Выйди, уважаемая.– и его голос мне не понравился.

Я спешно сунула обманщице Хозите пакет женских прокладок с эмблемой Красного Креста и вывела ее в коридор.

У Хоккеиста рожа под очками была панически перекошена. Он раздраженно посмотрел на Хозиту, и зашел ко мне сбоку.

– Дорка! – сказал он жарким шепотом.

– Я пойду, уважаемая? Скажи, куда? – Хозите, видно, наша компания наскучила.

Я показала ей на открытые двери грузового зала, показала Хоккеисту – молчи пока, мы смотрели ей вслед, как она неспешно двигая ступнями, удаляется.

– Что стряслось, amigo? – наконец спросила я.

Никарагуа выдохнул.

– Только что у меня украли «щипцы».

Вообще-то щипцы украли из-под носа Пепси. Хоккеист начал хихикать с мулаточкой, и рассказывать ей про английский шампунь, от которого волосы как шелк, и блохи растворяются бесследно. Щипцы он отдал Пепси, но кобуры с пояса не снял. Пепси побежал выравнивать строй женщин, и щипцы положил на дизельную бочку, которая служила нам ресепшн – стойкой. Когда он вернулся, щипцов не было.

– Mifagered! – завершил свой рассказ Хоккеист, таким образом ругаясь на Пепси.

Я мгновение, всего лишь одно мгновение соображала, потом сказала:

– Бункеровку остановить!

От лагерного барьера, где стояли два «кальмара» до нашей аппарели скопилось человек сорок, и все они стояли спокойно, сонно шевелились и изредка почесывались.

– Пепси, сынок, – спокойно сказала я.– Иди к изгороди и никого не пускай в лагерь.

Пепси моргнул, глянул на хмурого Хоккеиста, и побежал, расталкивая пленных, к надписи «ВНИМАНИЕ! Вы покидаете территорию Боевых Действий!»

– Стой здесь, Никарагуа, и внимательно смотри вдоль строя.

– Хорошо, – отозвался Хоккеист, занимая позу настоящего тюремного охранника. В правую руку он зацепил однозарядный «ремингтон», древней которого на нашем борту была только надпись «el VALAFO», и уже раззявил щербатый рот, чтобы крикнуть что – то вроде: «Булки прикусили, стоим ровно!». Я слегка толкнула его.

– Не ори на них, им и так, беднягам, досталось.

В ответ он прошипел.

– Вот как хочешь, но тому у кого найдутся щипцы, я вылечу все зубы вот этим прикладом.

– Остывай, растяпа! – улыбнулась я ему, и медленно начала спускаться с аппарели, не спуская глаз с грязных, измучанных болью бессоницей и апатией лиц. Я изучала по очереди всех этих Тонино, Фолько, Эурарио, Розит, Маркусов.

– Выйди сюда, друг, – сказала я одному с нашивками радиста. – Сколько тебе лет?

– Двадцать один или около того. – он вышел прихрамывая.

– Плохо выглядит твоя нога, кемо..

Он поглядел на свою правую ногу, в грязных тряпках, которые местами блестели от вытекающей сукровицы.

– Иди вперед без очереди.– я крикнула Никарагуа на иврите. – Не трогай его, пусть сидит рядом с тобой!

Парень захромал, обгоняя очередь, Никарагуа вытаращил глаза.

– Не трогай его! Это не он! – громко повторила я на иврите, Хоккеист пожал плечами.

Я пошла дальше. Особенно я не надеялась найти похитителя, но в голове спокойно созрела другая мысль. Я отобрала всех раненых, хромых и обоженных, и отправила их без очереди. Дошла до Пепси, который услужливо и виновато смотрел на мои ботинки.

– Без обид, но теперь неделю фильтры на гидрации меняешь ты. Да?

Пепси только грустно шмыгнул носом. Приказав оставаться ему на месте, я вернулась к Хоккеисту.

– Слушай, уважаемая, так не ищут! – сказал он раздраженно. Ты нашла дюжину калек, но не наши щипцы. Позволь мне!

Не обращая внимания на его пыхтение, я опять влезла на свой рычаг, утвердилась там и крикнула в сетку переводчика.

– Внимание! Среди вас много тех, кому нужна медецинская помощь. Мы не можем забрать всех сразу, но можем перевязать и сделать нужные иньекции.

Поэтому все кто с ожогами, раненые и гнойными ранами приходите сюда. Мы будем вас перевязывать и лечить, чтобы вы не откинули копыта раньше времени.

– Что такое иньекция? – смачно сплевывая, спросил молоденький хромой инвалид, которого я отобрала первым.

Никарагуа сообщил ему самым приветливым в мире голосом.

– Большой иглой с лекарством тебя уколят в ж…!

– Ясно, – ответил парень и сплюнул опять.-Дерьмо!

– Не бойся, дерьмо не заденут!

Я сползла с рычага, и подозвала Хоккеиста.

– Сколько тебе грузить базу данных в новые щипцы?

– Часа три, – угрюмо ответил он, не глядя мне в глаза. Эти щипцы были трофейные, мне еще получать допуск у армейского командования Директории.

Почему мы их не обыскали всех?

– Потому что, друг Никарагуа, от того кто спер наши щипцы, здесь и след простыл. Там в заборе, в пяти метрах от прохода с «кальмарами» дырка. И там свежие следочки от ботинок тридцать седьмого размера. Тот, кто взял щипцы, сейчас где- то там, где сидит черная пехота, как я полагаю. Зачем он взял нашу штучку, я примерно могу догадаться, но говорить об этом не собираюсь, пока не уверена…

– Так…, многозначительно сказал Хоккеист.

– Так.

– Ну…

Я смотрела на него. Он помялся.

– Я не хрена не понял, Дорка.

– Следи за теми, кто заходит на борт. Следи за тем, чтобы женщин не звали как мужчин. И проверяй нашу аптечку.

– Обьясни по-человечески еще раз.

– Как ты удаляешь зубы?

– Ну, щипцами и рвем. Крутишь герцовку, держишь у щеки..

– Ну?

– Зуб начинает гудеть, и лезет из челюсти….Терпеть можно, потом пальцами его вытаскиваешь. Все это знают. Уважаемая, ты чертов гений!

– Кто украл наш «мобидентификатор», тоже хочет удалить зуб.

– Себе?

– Не знаю. Но с этим зубом во рту кто-то скорее всего зайдет сюда под чужим именем.

Хоккеист помялся немного, потом отложил» ремингтон».

– Тебя замуж брать страшно, Дорка. Ничего не утаишь.

– Вот ты дудку не бросай, а то ей тоже кто- нибудь ногу приделает.

KapralKlein

Сброшу первую часть расшифровки, читай здесь, сохранять, копировать запрещено. Читай быстрей, она хранится час на доступе.

Beirut:

Сам не сможешь пересказать?

KapralKlein

Нет. Нужно прочитать тебе, лови смысл сама.

KapralKlein

Ее тексты. «Сказки Серафина…»

«…Однажды во дворе, где был «МОДЕСТО» я увидела парня граффитчика, он из пульверов разрисовывал стену электроподстанции. Он изображал кучу разноцветных велосипедов, и получалось у него так классно, что я сначала остановилась, а потом ненароком включила бэк на запись.

Он водил пульвером по стене, один за другим рождались велосипеды, гладкие блестящие и разноцветные, похожие на худых слонов. Я водила следом головой, чтобы не упустить ни мгновения. Он меня заметил, но работу не прервал, только сказал:

– Не принесешь воды?

Я ответила «хорошо» и побежала на кухню «МОДЕСТО».

Но когда я вернулась, держа литровую стальную кружку ледяной воды, то застала на своем месте какого- то пристарелого придурка. Вид у него был растоманский – лохмотья волос развевались над лысиной, он топорщил обвисшее брюхо, и равномерно, коровьим голосом, ужасно равномерно говорил:

– Вот вы думаете, это красиво, а это уродует город, такие как вы нарушаете правильное восприятие. Я не против уместных рисунков, но только если они уместны. Я буду вынужден сообщить арендной администрации… – и так далее и так далее. Я далеко обошла этот генетический мусор, отдала парню воду, и долго смотрела как он пьет, и вода льется у него в горле.

– Он тебе мешает? – тихо спросила я, забирая кружку.

– Честно говоря, да.– так же тихо ответил парень, возврашаясь к своему занятию.

Я зашла за спину этого блюстителя, тот не замолк ни на минуту, кажеться, даже он говорил на одном дыхании все это время. Я разбежалась на два шага и врезала ему поджопник и тирада прекратилась. Казалось, весь город замолк. Этот мужик так быстро и молча ушел в свой музыкальный магазин, будто ничего не заметил.

– Если выглядишь как растоман, то и веди себя соответствующе.– сказала я парню. Мой бэк все это время записывал, я только потом это заметила. Получилось интересно- велосипеды на стене, полутемная кухня «Модесто», ужасно красивое горло, переполненное ледяной водой, и моя взлетающая нога к пыльной мешковатой заднице…»

Тот растоман, оказывается, был хозяином музыкального магазина на этой же торговой площадке, у него я постоянно покупала диски «Limonido» и новые фрэши. А в тот момент я почему то его не узнала, наверное потому что смотрела со спины.

А парня – граффитчика звали Ноэль Сан- Франциско, и мы пошли с ним вечером в «комунно» и пробыли там целую неделю. У него было очень красивое горло – это я запомнила навсегда…»

Утром следующего дня на аппарель опять поднялся армейский перец. Он прошелся, брезгливо, как кот по краю лужи, по ребру нашего аппарельного моста, и через Пепси вызвал меня.

– Дай мне твой «винчестер», Никарагуа. – сказала я, поглядывая на длинноногую тень в центральном проходе.

– Это ремингтон, – поправил Хоккеист.

– Это неважно.– ответила я, повесила винтовку на правое плечо стволом вверх и спустилась по трапу, вальжно гремя ступенями.

– Вальдес Одриосола Дарвин, штаб – майор Армии Директории.

– Дори Мендес, второй лейтенант Красного Креста.

Он посмотрел на меня, как на повариху, это точно. Повариху с ружьем.

– Что вы возите обычно, Мендес?

– Людей обычно, а необычно медикаменты.

– У наших есть к вам большая просьба.

– Слушаю. – и я решила сделать вид, что в первый раз слышу о просьбах от Директории к Красному Кресту.

– Возьмите на «пятаке» для нас груз.

– Какой груз? – сухо спросила я. Говорить с армейскими надо так, я считаю. Особенно если ты Красный Крест.

– ЗИП к нашей технике и медикаменты.

– Согласование с нашими есть?

– Ну, письменного нет…

– Нужно потверждение.

– Хорошо. – сказал он. Получите сегодня же.

Он оглянулся.

– Что-то еще?

– Скажите, а почему вы так медленно грузите этих..

– Пленных, вы имеете в виду?

– Ну да..Мало берете.

– Много раненых… Учет опять же.

– Учет?

– Да.

– Я бы грузил как скот.– сказал он и улыбнулся.

– У вас навыки, у меня нет. Извините, много работы.

– Вы получали предупреждение от комендатуры?

– Санитарный ордер?

– Вот именно. Санитарный ордер. В связи с опасностью массового поражения лихорадкой Санкоче мы будем ограничивать число невоенных Бортов.

– Что из этого?

– А то, что можете запросто попасть в их число. Если будете немножко забивать на просьбы Директории. Ведь мы союзники, правда?

Не дожидаясь ответа он ушел так же, ступая по краю заблеванной аппарели брезгливо, как породистый кот.

– Дорка! – сказал мне сверху Хоккеист. А зачем ты винт взяла?

– Неохота честь отдавать первому встречному, – объяснила я, стягивая костыль, оттянувший мне весь позвоночник вбок.

Хоккеист заржал, а Пепси не понял.

– Чего? – спросил он.– Че смеетесь – то?

– По уставу воинское приветствие с оружием в положении «к бою» и на плечо не отдается. Дорка у нас гордая.

Они еще что- то ржали там, наверху и придумывали про мою честь, а я держала «ремингтон» как метлу и думала о том, как мне не нравится эта просьба про груз.