Читать книгу Алый Первоцвет - Эмма Орци - Страница 8

Сэру Перси Блейкни, как повествуют хроники того времени, в великом 1792 году было немногим более тридцати лет. Выше среднего роста, высокий даже для англичанина, широкоплечий, он выглядел бы совсем привлекательно, если бы не ленивое выражение глубоко посаженных синих глаз и постоянный глуповатый смех, совершенно искажавший его волевой, правильно очерченный рот.

Примерно годом ранее описываемых событий сэр Перси Блейкни, баронет, один из богатейших людей Англии, законодатель мод и близкий друг принца Уэльского, совершенно потряс все фешенебельное общество Лондона и Бата, вернувшись из очередного зарубежного турне с прекрасной, обаятельной и умной женой-француженкой. Он, сонный и скучный, самый британец из всех британцев, позевывая, отхватил хорошенькую женщину – матримониальный приз, на который, как все прекрасно знали, было немало претендентов.

Маргарита Сен-Жюст заявила о себе в артистических кругах Парижа именно в то время, когда там зарождалось самое грандиозное социальное преобразование из всех известных миру. Ей было тогда около восемнадцати лет. Богато одаренная красотой и талантом, покровительствуемая лишь молодым братом, она быстро собрала вокруг себя в своих уютных апартаментах на улице Ришелье кружок, который был сколь блистательным, столь и исключительным. Маргарита Сен-Жюст по принципам и убеждениям была настоящей республиканкой. Ее девизом было «Все рождаются равными», неравенство же в ее глазах представлялось несчастной случайностью, и только неравенство таланта она признавала. «Деньги и титулы получают в наследство, – говаривала она, – а ум – от природы». Ее очаровательный салон предназначался для умных мужчин и талантливых женщин. Приобщиться к нему значило приобщиться к цвету цивилизации, который сконцентрировался в те страшные времена в Париже. Все это весьма способствовало и ее артистической карьере.

Умные люди, знаменитости или просто оригиналы составляли постоянное и блестящее окружение молодой обаятельной актрисы «Комеди Франсез», и в этом республиканском, революционном, кровожадном Париже она была подобна сияющей комете со шлейфом, состоящим из всего самого выдающегося в интеллектуальной Европе.

Потом наступил кризис. Неожиданно в один прекрасный день, быть может немного похожий на нынешний, Маргарита Сен-Жюст без всякого объявления, без свадебного контракта, без традиционного ужина и без прочих атрибутов модных французских свадеб вышла замуж за сэра Перси Блейкни. Некоторые с извиняющимися улыбками называли этот поступок артистической эксцентричностью, другие приписывали его мудрому предвидению, намекая на множество событий, обрушившихся в те дни на Париж мощным потоком.

Как неповоротливый скучный британец смог обратить на себя внимание в интеллектуальном окружении «умнейшей женщины Европы», так за глаза называли ее друзья, никто не знал. Многим хотелось разгадать тайну, но золотой ключик от этой дверцы никому так и не удалось найти. Как бы там ни было, она вышла за него замуж, «умнейшая женщина Европы» вручила свою судьбу «проклятому идиоту Блейкни». Идею о том, что она вышла замуж за дурака ради светских удовольствий, которые он мог ей предоставить, ее друзья из наиболее посвященных подняли на смех. То, что Маргарита Сен-Жюст никогда не заботилась о деньгах и тем более о титулах, – они знали доподлинно. Кроме того, было немало других космополитов, если и не столь богатых, как Блейкни, однако не менее благородного происхождения. Они, в свою очередь, были бы счастливы оказаться ее избранниками.

Что же касается сэра Перси, то все единодушно решили: он совершенно не годится для той роли, которую на себя взвалил. В его пользу говорили лишь слепое обожание Маргариты, огромное богатство и высокое положение, занимаемое при английском дворе. В лондонском свете считали, принимая во внимание его весьма ограниченные умственные способности, что он поступил очень мудро, предоставив полное право умной жене распоряжаться своими богатствами.

Сэр Перси, хотя и считался видной фигурой в фешенебельном английском обществе, большую часть своей молодости провел за границей. Его отец, сэр Элджернон Блейкни, в жизни был очень несчастлив: молодая боготворимая им жена через два года счастливого замужества безнадежно лишилась рассудка вскоре после рождения Перси. Болезнь эта, считавшаяся неизлечимой, доставила всей семье множество страданий. Сэр Элджернон вывез помешанную жену и сына за границу, где Перси и получил образование, воспитываемый имбецильной матерью и совершенно сломленным отцом, пока не получил свой майорат. Смерть родителей, умерших едва ли не одновременно, предоставила ему полную свободу, а кроме того, поскольку сэр Элджернон вел очень скромную и умеренную жизнь, выросшее в десятки раз состояние.

Сэр Перси Блейкни скитался по заграницам достаточно долго, пока не привез наконец домой молодую очаровательную жену. Аристократическим кругам того времени ничто не помешало принять обоих с распростертыми объятиями, поскольку он был очень богат, а жена его полностью соответствовала идеалу женщины того времени. Да и принц Уэльский принял в судьбе четы весьма живое участие, и через полгода Блейкни стали законодателями мод. О костюмах сэра Перси говорили, его глупости передавались из уст в уста, дурацкому смеху подражала золотая молодежь Альмака и Пэлл-Мэлла. Каждый знал, что Перси беспросветно туп, но этим даже восхищались, памятуя о том, что в роду Блейкни умных никогда не было, а мать его и вовсе умерла сумасшедшей.

Таким образом, общество приняло его, ласкало, лелеяло, любило. Лошади его считались лучшими в стране, а нелепости и вина – самыми изысканными. Что же касается его брака с «умнейшей женщиной Европы», дело обстояло и совсем замечательно – все с каждым днем находили в этом все новые и новые преимущества. И вообще, с тех пор как сэр Перси вступил в права собственности, все за него только радовались. Многие состоятельные молодые леди Англии, высокородные и недурной наружности, очень бы хотели помочь ему распорядиться богатствами, хотя и понимающе улыбались на его глупости и добродушные дурачества. Казалось, сэр Перси был вполне всем доволен; он гордился умной женой, лишь немного беспокоясь о том, что она даже никогда и не пыталась скрыть то добродушное презрение к нему, которое ясно читалось в ее глазах. И хотя Маргарита частенько позволяла себе колкие шутки по поводу его внешности, он был все же достаточно туп, чтобы заметить ее насмешливое отношение к себе. Однако если супружеская жизнь сэра Перси никак не влияла на его надежды и собачью преданность, то в обществе, напротив, ничем не интересовались более, чем этой загадкой. В своем прекрасном ричмондском доме он был на вторых ролях, но тем не менее непередаваемо изящен. Он одаривал жену различными драгоценностями, которые она принимала с очаровательной грацией, наслаждаясь гостеприимством его великолепных покоев с той же легкостью, с какой когда-то приветствовала интеллектуалов в Париже.

Сэр Перси был очень красивым мужчиной, правда его несколько портил ленивый и наводящий скуку взгляд. Он всегда безукоризненно одевался с отличным вкусом английского джентльмена, предпочитая крайне экстравагантные фасоны, которые тут же перенимала вся Европа. И в этот необычный сентябрьский вечер, несмотря на долгое путешествие по побережью, дождь и грязь, пальто сэра Перси великолепно сидело на широких плечах, женственные руки казались мраморно-белыми в обрамлении лучших мекленских кружев, оригинально приталенный сюртук, жилет с широкими отворотами и туго натянутые бриджи со штрипками так замечательно сидели на огромной фигуре, что его можно было принять за самого лучшего представителя британской породы, однако дурацкие словечки, манерные движения и постоянный идиотский смех не только сразу портили впечатление, но и совсем меняли его на обратное.

Сэр Перси ввалился в старомодный зал харчевни, стряхивая морось со своего прекрасного пальто, вставил в томный синий глаз оправленный в золото монокль и оглядел смущенно замолкшую компанию.

– Как дела, Тони? Как дела, Фоулкс? – спросил он, пожимая руки молодым людям. – Ну и ну, ребята, – добавил он, тягуче зевая, – приходилось ли вам когда-нибудь видеть столь скотский денек? Вот чертов климат!

С тихим саркастическим смешком Маргарита оглядела своего мужа, в ее глазах поблескивали игривые искорки.

– О-ля-ля! – протянул сэр Перси после некоторого молчания, не дождавшись никакой реакции на свои слова. – Какой у всех вас глупый вид! Что-то случилось?

– О нет, ничего, сэр Перси, – ответила Маргарита весело, но достаточно агрессивно. – Ничего, что могло бы вас расстроить, всего лишь оскорбили вашу жену.

И она засмеялась, пытаясь хоть немного смягчить эффект этого сообщения. Против всех ожиданий, ей это вполне удалось – он кротко ответил:

– Ну, дорогая, не надо так говорить. Бо’ра’. И кто же такой крутой решился тебя обидеть?

Едва лорд Тони собрался было что-то ему объяснить, как вперед выступил молодой виконт.

– Месье, – сказал он, изящно поклонился и продолжил свой маленький спич на ломаном английском: – Мадам, которая, как я вижу, является ваша жена, оскорблена моей матерью графиней де Турней де Бассерив. Я не собираюсь просить извинения за нее, ибо считаю, что она все сделала правильно. Но я готов предложить вам обычное удовлетворение, принятое между людьми чести.

Молодой человек, вытянув в струну свою худенькую фигуру, смотрел гордо и пылко: все-таки за его плечами было на шесть дворянских поколений больше, чем у сэра Перси, баронета.

– О господи, сэр Эндрю, – заразительно засмеялась Маргарита. – Посмотрите-ка на эту великолепную парочку – английский индюк и французский цыпленок!

Она попала в самую точку; английский индюк стоял, глядя совершенно растерянно вниз на угрожающе бегающего вокруг изящного французского цыпленка.

– Ну, сэр, – сказал наконец Перси, вставив монокль и разглядывая молодого француза с нескрываемым удивлением. – Где это вас, кукушкина мать, учили английскому?

– Месье, – ответил виконт, несколько устыдившись нелепости своих боевых выпадов. – Я протестую.

– Это дивно, – невозмутимо продолжал сэр Перси. – Чертовски дивно. Как думаешь, Тони, а? Клянусь, мне на французском так не сказать. А? Что?

– А я клянусь, – добавила Маргарита, – что у сэра Перси такой британский акцент, что его даже нож не возьмет.

– Месье, – упорствовал виконт на еще более ломаном английском, – я вижу, вы меня не поняли, я предложил вам единственно возможное удовлетворение для джентльменов.

– Ну, что за дьявол, – мягко усмехнулся сэр Перси.

– Моя шпага, месье, – не отступал виконт, все еще немного смущаясь, но уже начиная терять терпение.

– Вы спортсмен, лорд Тони, – продолжала веселиться Маргарита. – Ставлю десять против одного на цыпленка.

Сэр Перси, посмотрев сквозь приспущенные веки своим сонным ленивым взглядом, еще раз зевнул, потянулся и отвернулся от виконта.

– Господь с вами, сэр, – промурлыкал он добродушно. – Черт возьми, вот проклятье! Зачем мне ваша шпага, юноша?

Что подумал и почувствовал виконт, униженный до последней степени этим длинноногим англичанином, остается только догадываться… Какие мысли пронеслись в его голове, какие слова, – неизвестно; все это было вложено в одну яростную фразу:

– Дуэль, месье!

Блейкни вновь повернулся и с высоты своего огромного роста посмотрел на стоящего перед ним холеричного человечка, ни на мгновенье не потеряв невозмутимого добродушия, затем засмеялся приятным глуповатым смехом, засунул гибкие длинные руки в глубокие карманы пальто и лениво пробормотал:

– Дуэль? Что хотите вы этим сказать? Вот, дохлая рыба, какой кровожадный молодой забияка! Вы что, хотите продырявить человека, уважающего законы? Что касается меня, сэр, я никогда не дерусь на дуэлях. – И, проговорив это, он сел и вальяжно вытянул перед виконтом свои длинные ноги. – Чертовски неприятная вещь – дуэль, не правда ли, Тони?

Виконт смутно припомнил, что мода на дуэли между джентльменами в Англии жестоко подавлялась законом, но его понятия о чести и храбрости основывались на вековых традициях, и дуэль для него выглядела едва ли не буднично. В полном замешательстве он пытался сообразить, влепить ли этому длинноногому англичанину пощечину, обвинив в трусости, или же в присутствии леди это будет недостойно джентльмена.

Но тут удачно вмешалась Маргарита.

– Прошу вас, лорд Тони, – сказала она учтивым, нежным и сладкозвучным голосом. – Сыграйте роль миротворца. Ребенок пылает гневом и, – добавила она с сарказмом, – может действительно оскорбить сэра Перси. – Затем она весело засмеялась, что никак не нарушило кроткой невозмутимости ее мужа. – Мой британский индюк и так злится на каждый новый день в календаре – не знаю, как он еще держится!

Тут Блейкни, как всегда, добродушно присоединился к смеху.

– Чертовски остроумно, а, не правда ли? – заметил он, вежливо обращаясь к виконту. – Моя жена – умная женщина, сэр. Если вы поживете в Англии подольше, вы оцените это.

– Сэр Перси прав, виконт, – вмешался лорд Энтони, дружески положив на его плечо руку. – Вам будет трудно жить здесь, если вы начнете карьеру с провокации сэра Перси на дуэль.

Виконт на мгновение замялся, потом медленно повел плечами, размышляя о странном понятии чести в этом туманном государстве, и сказал печально:

– Ну что ж, хорошо. Если месье доволен, у меня нет претензий, Милорд, – добавил он, обращаясь к лорду Тони, – вы наш избавитель, и, если я был не прав, я удаляюсь.

– О да, – присоединился Блейкни со вздохом удовлетворения. – Катись отсюда, проклятый щенок, – добавил он негромко. – Фоулкс, если это и есть лучший представитель, которого ваши друзья притащили из Франции, то мой вам совет – утопите его в Канале, дружочек. Или я попрошу об этом старика Питта. Да не забудьте перечеркнуть ему визу и спрячьте подальше вашу выручку.

– Ай, сэр Перси, вас подводит ваше рыцарское достоинство; вы разве забыли, что сами однажды привезли кое-что из Франции, – кокетливо вмешалась Маргарита.

Блейкни медленно встал и, сделав глубокий поклон, галантно заявил:

– Мадам, я взял лучшее, что имелось на рынке, так что мой вкус безупречен.

– Да, намного более безупречен, чем ваши понятия о чести, – саркастически возразила она.

– Клянусь жизнью, дорогая, будь умницей! Или ты думаешь, что я буду подставлять себя всякому лягушатнику, которому не понравилась форма твоего носа?

– Боже, сэр Перси! – засмеялась Маргарита, присев перед ним в быстром кокетливом реверансе. – Этого можете не бояться. Он не из тех, кому не нравится форма моего носа.

– Проклятье! Мадам, вы сомневаетесь в моей храбрости? Я просто не люблю пустого звона. На днях я так наградил кулаками Рыжего Сэма, что он не забудет этого до конца своих дней, если только…

– Ах, оставьте, сэр Перси, – расхохоталась Маргарита. – О, я представляю себе, как это было! Ха-ха-ха! Вы, наверное, были прелестны. Ха-ха-ха!. И… после этого испугаться французского мальчишки? Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – добродушно вторил сэр Перси. – Ах, мадам, ну, мадам, вы мне льстите. Черт! Фоулкс! Обрати внимание, я рассмешил мою жену, я рассмешил «умнейшую женщину Европы»! Клянусь рыбой, мы должны выпить по этому поводу! – И он грохнул кулаком по столу.

– Эй! Джелли! Скорее! Сюда!

Гармония была вновь восстановлена. Мистер Джеллибенд наконец-то получил возможность вознаградить себя за все выпавшие на его долю в последние полчаса переживания.

– Бутылку пунша, Джелли, погорячей и покрепче, а?! – крикнул сэр Перси. – Шутка, рассмешившая «умнейшую женщину», непременно должна быть обмыта! Ха-ха-ха! Скорее, мой милый Джелли!

– У нас нет времени, сэр Перси, – прервала его Маргарита. – Шкипер придет с минуты на минуту, и мой брат должен будет взойти на борт, иначе «Полуденный сон» упустит прилив.

– Время, дорогая! У любого джентльмена всегда найдется время, чтобы выпить – и успеть взойти на борт.

– Миледи, – важно добавил Джеллибенд, – насколько я знаю, молодой человек вместе со шкипером сэра Перси в данный момент идут сюда.

– Отлично! – сказал Блейкни. – Арман сможет присоединиться к нашим веселым стаканчикам. Подумай-ка, Тони, – продолжал он, оборачиваясь к виконту, – а не присоединится ли к нам и этот дурачок? Скажи ему, что мы выпьем в знак примирения.

– Компания и в самом деле очень веселая, – сказала Маргарита, – но, надеюсь, мне простят, если я уйду попрощаться с братом в другую комнату.

Протест был слабым, поскольку и лорд Энтони, и сэр Эндрю прекрасно понимали, что леди Блейкни не может в такой момент оставаться с ними. Ее любовь к брату, Арману Сен-Жюсту, была очень глубокой. Он провел с ней, в ее английском доме, несколько недель и теперь отправлялся на родину, где смерть была в ту пору единственной наградой за благочестие.

Сэр Перси также не предпринимал попыток удержать жену. С отточенной и несколько манерной галантностью, характерной для всех его движений, он открыл дверь и склонился перед ней в самом уважительном поклоне, какой только могла предложить мода того времени. Она вышла из комнаты, удостоив его лишь мимолетным взглядом. И только сэр Эндрю Фоулкс, ставший после встречи с Сюзанной более наблюдательным, заметил, с какой бесконечной и безнадежной страстью смотрел сэр Перси вслед своей уходящей блистательной жене.