Читать книгу Я – Тайига - Эн Варко - Страница 3

Хоть за шесть лет мы и наловчились карабкаться по простыням, все равно определенные неудобства присутствовали. По большому счету институтская форма служила благой цели. Она помогала классным дамам воспитывать из нас девиц скромных и знающих себе место (которое, как известно, с краю), но при этом изысканно-утонченных. Так, глубокие капюшоны плащей были не оторочены атласом, а набиты песком – для того, чтобы держать головы всегда смиренно опущенными и скрывать нас от нескромных глаз. Обувь у нас не из мягкой кожи, а настоящие деревянные тиски – ведь благородная леди полна терпения, а ее ножка изящна и мала. Наши платья не с зауженной талией и пышными юбками, а просто узкие, с утягивающей сзади шнуровкой – в таких много в столовой не поешь, а главное, в них невозможно ни бегать, ни даже быстро ходить – только семенить. И если перед нашими вылазками плащи и обувь мы просто снимали, то проблему с платьями во время перемещений через окно приходилось решать по-другому.

Я оглянулась и с наслаждением вздохнула пьянящие ароматы сада. Сумрачно и тихо: ни листик не шелохнется, ни веточка не хрустнет, ни птичка не вскрикнет. Мое любимое время суток! Мир замер на перепутье. Еще несколько минут, и восток начнет светлеть; три сестрицы, побледнев, поспешат восвояси; у Норы исчезнет ее хвостик, а меня перестанут раздирать сожаления по утраченным крыльям. Жизнь войдет в привычную колею.

С такими мыслями я задрала юбку на пояс, поплевала на руки и подпрыгнула. Ступни привычно пропустили простынную веревку между собой, превращая ее в ступеньки. Несколько быстрых рывков – и я у окна. Оно узкое и небольшое, поэтому протиснуться в него дело не из легких. Но мы с Норой худенькие и ловкие. Я подтянулась, перекинула тело через подоконник, ловко спрыгнула на стол, оттуда на пол. И в очередной раз испытала глубочайшее облегчение. Конечно, приятной сегодняшнюю прогулку трудно было назвать: потеряла я значительно больше, чем приобрела. Но главное – нас с Норой никто не заметил. Я прошептала благодарственную молитву Святой Троице и взялась за кувшин с водой. После приключений меня всегда мучила адская жажда.

И только я хотела наполнить кружку…

– Ай! – очень тихо, но с глубочайшим отчаянием выдохнула Нора.

Она уже наполовину показалась в окне, но нырнуть в комнату почему-то не спешила.

– Что? – шепотом осведомилась я.

Меня охватили пренеприятнейшие предчувствия.

– Кто-то держит, – потерянно сообщила она.

А потом взвизгнула и свалилась в келью. Следом рухнуло что-то еще. Темное и большое.

Некоторое время мы с Норой рассматривали незваного гостя. Но луны уже поднялись слишком высоко, и келья погрузилась во мрак. А вот новых незваных гостей не хотелось. Я бросила взгляд на окно. Нора понятливо кивнула и бросилась закрывать ставни, а я зажгла свечу.

Незнакомец оказался довольно молодым. Во всяком случае, морщины на его лице отсутствовали. И симпатичным: высокие скулы, тонкий прямой нос, красиво очерченные губы. Глаза закрыты, но большие, с пушистыми, как у девушки, ресницами.

Мы склонились ниже, и сразу в нос ударил отвратительнейший пивной запах… При всем моем уважении к святому напитку я на дух не переношу ни его вкус, ни запах. К этому «аромату» примешивался еще один – солоноватый, с легким металлическим оттенком. Я осторожно дотронулась до темных волос. Влажных и слипшихся. Кровь. Похоже, наш незваный гость основательно приложился головой.

– Эй, ты жив? – испуганно спросила Нора.

Незнакомец ответил самым неприятным способом: выгнулся дугой, захрипел, а на его губах выступила пена.

Мозг лихорадочно заработал. Конечно, по правилам мы обязаны немедленно вызвать нашу классную даму. Вот только на вопросы, которые начнет задавать нам Агнесс, отвечать очень не хотелось.

– Неси ночной горшок, – решительно приказала я.

С трудом, но получилось сделать так, чтобы незнакомец лег на мое колено лицом вниз.

– Черт! – зашипела я.

Попытка засунуть ему пальцы в рот чуть не сделала меня калекой. Зубы у парня оказались острыми.

– Нора, подай пестик… Только заверни во что-нибудь, чтобы он зубы себе не переломал.

Принадлежность для растирания семян целебных трав оказалось очень кстати. Да и мой способ обращения с пришельцем тоже. После первого приступа рвоты парень сполз с меня.

– Дальше… я сам, – прохрипел он.

Да мы и не настаиваем! Я с облегчением отошла в сторону, тщательно протирая руки носовым платком. Но глаз с незнакомца не спускала. Как и Нора. Она держала наготове перевязочный материал, а на лице сияло предвкушение: подруга уже примеривала на себя роль будущей сестры милосердия. Мы прочитали много трактатов по оказании помощи раненым, а тут такая возможность применить знания на практике! С одной стороны, я ее понимала. И в другой ситуации, возможно, даже поспорила бы с ней за право самой обрабатывать рану. Но сейчас, глядя, как незнакомец содрогается над горшком, терзалась сомнениями.

Всем известно – святое пиво вызывает у нечисти судороги и смерть. Поэтому получается, что мы спасаем богомерзкое существо. А значит, наш поступок очень негативно воспримется Святой Троицей. Но с другой стороны, на парне серо-голубой балахон из грубого сукна. В таком ходят лишь послушники монастыря Святого Иеремия. Причаститься там святым пивом любили. И порой не знали меры. Я лично видела однажды, как в саду тошнило двух перепивших служителей церкви. Но опять же возникает вопрос – что делает послушник в институте благородных девиц? У нас не то чтобы мужчин не бывало. Бывали, конечно. Но редко и исключительно по личному разрешению епископа Иеремийского.

Незнакомец с трудом разогнулся. Опомнившись, я бросилась к своему плащу. Еще не хватало, чтобы этот типчик взялся разглядывать меня. А вот Нора замешкалась.

– Давайте я вас перевяжу. Пожалуйста!

Некоторое время он рассматривал ее, поджав губы. И от этого скептического оценивания мне стало обидно за подругу. Ну да, Нора нарушала эльфийские каноны красоты, где в почете бледность и благородная меланхоличность. Но по мне –легкая смуглость подругу только красила. И мне нравилась живость ее лица. Обычно его то и дело озаряла улыбка. Сначала она вспыхивала в огромных глазищах цвета спелой вишни, потом касалась уголков губ. А когда подруга гневалась – ее верхняя, слегка припухлая губа начинала дрожать и забавно приподнималась. Только сейчас моя подруга стояла как истукан и не сводила взгляда с парня. Выглядела она престранно: губы облизывала, румянец в пол-лица, к груди бинты судорожно прижимала.

Да он ее зачаровал! Во мне вспыхнуло раздражение. Я уже собиралась обрушить на наглеца содержимое ночного горшка, когда парень шевельнулся, а его губы раздвинулись в кривоватой ухмылке.

– Давай, – согласился он.

А потом сделал ужаснейшую вещь: сел на кровать Норы и притянул мою подружку к себе. Я от такого просто остолбенела!

– Что вы себе позво… – пискнула Нора.

– Исключительно для вашего удобства, моя милая леди, – проворковал этот невозможный типчик.

И наклонил голову. Нора в растерянности обернулась ко мне, но я не знала, что сказать. С одной стороны, такая близость к мужчине возмутительна и недопустима. С другой стороны, а как оказывать помощь, не приближаясь? К тому же у меня парень вообще лежал на коленях. И ничего – от меня не убыло.

Вздохнув, подруга взялась за дело. Наблюдая за тем, как она бинтует, я поняла великую вещь: быть сестрой милосердия очень непростая задача. В трактате Святого Магмуса все выглядело довольно просто: нужно лишь один кусок бинта положить на темечко, а другим обматывать голову так, чтобы получился чепчик с завязками. Мы с Норой неоднократно тренировались друг на друге и никаких трудностей не испытывали.

Но здесь с подругой что-то случилось: руки дрожали, а бинт то и дело норовил выскользнуть из рук. Поднимать его оказалось неудобно – парень снова впал в бессознательное состояние. Чтобы не упасть, он вынужден был все крепче сжимать Нору. Я неодобрительно покосилась на его руки: они неприлично глубоко забрались под шнуровку платья подруги и касались кожи. Попыталась вспомнить, что в таких случаях советовал делать Святой Магмус, но, как назло, ничего путного не приходило в голову.

Бинт очередной раз выпал из неловких рук. Подруга наклонилась, и голова раненого уткнулась ей в грудь. Я поняла: необходимо срочно вмешаться.

– Может, у меня лучше получится?

И мстительно прищурилась. К черту богоугодное смирение благородной дамы: пара затрещин наверняка взбодрит умирающего.

Но моих слов оказалось достаточно. Парень встрепенулся и уставился на меня наглыми глазами:

– Вряд ли. Хотя можешь попробовать что-нибудь другое перевязать. Попозже…

И впился в губы подруги. От столь великого святотатства я почувствовала себя оглушенной. Творить такое в институтских стенах! Я думала, что сейчас грянет гром, презренный растлитель вспыхнет в очистительном пламени и осыплется пеплом. Но ничего подобного не произошло. А поцелуй все длился.

Привела меня в себя звонкая пощечина. Моя подружка, злая (не побоюсь этого слова) как собака, отскочила от кровати. Ее возмущение оказалось столь велико, что платье сзади опасно встопорщилось. У Норы от стресса снова начал расти хвостик. Из моего горла вырвался странный звук: что-то среднее между шипением и рычанием. Нам обеим стало ясно: все это время над нами просто издевались.

– Не кипятитесь, девушки. Меня на всех хватит. Хотите по очереди, хотите на пару. Любой каприз.

– Немедленно покиньте помещение, – Норе первой удалась членораздельная речь.

– Это еще почему? Мы еще не закончили, хвостатенькая, – он достал из-за пазухи фляжку, отхлебнул и протянул нам. – Давайте, девочки, за столь волнительное знакомство. Настоящий левинский коньяк, между прочим.

– Убирайся. С моей. Кровати.

Нора задыхалась от гнева. Я тоже. Сначала типчик ворвался в келью, затем посягнул на девичью кровать, осененную Священной благодатью. А потом и вовсе руки распускать начал! Мы его, значит, спасли, а он вместо благодарности решил превратить Нору в падшую женщину… Нам преподобная матушка Тетра рассказывала, что Святая Троица метит распутных женщин печатью порока. Мы с девочками пытались выпытать, как выглядит эта печать, на что наша директриса неизменно изрекала:

– Ее невозможно описать, но любой благочестивый человек сразу поймет, о чем я говорю, когда увидит такую особу.

Я скосила на подругу глаза, и ничего порочного пока не обнаружила. Только хвостик. Но он у нее был и до поцелуя.

Между тем этот наглый тип продолжал испытывать наше терпение.

– Так это твоя кроватка, хвостатая? Уютненькая. Да не кипятись ты так. Давай, иди сюда, лапонька. Хочешь, поиграем еще в медсестру и больного? А нет, так что другое удумаем.

Он взбил подушку и разлегся, раскинув ноги и подложив руки под голову. Из горла Норы вырвалось утробное рычание, и она напружинилась, готовясь к прыжку. А мне вдруг показалась удивительно соблазнительной шея типчика. Чувство было настолько сильно, что я нервно сглотнула, а ногти на руках начали расти и заостряться.

– Да ладно, – хмыкнул этот прохиндей. – Шучу я. Слаб я еще. Отлежаться бы мне надо…

Он вдруг замолчал и выразительно приложил палец к губам. Вот он только что лежал на кровати, а уже на столе. Движения были столь неторопливо-бесшумны и в то же время стремительны, что я невольно залюбовалась. И напряглась. Этот типчик все больше и больше казался опасным.

Между тем он осторожно приоткрыл ставни и прислушался.

– Ну как? – услышали мы хриплый голос за окном.

– Кто-то Тайигу выпустил, – второй собеседник являлся обладателем гнусавого тенора.

Первый выругался так жарко, что уши запылали. Мои нервы не выдержат такого количества испытаний за ночь! Несмотря на то, что львиную долю пожеланий Святой Троице я не поняла, общая направленность пожеланий была понятна благодаря учебникам по врачеванию. Я потрясенно села на свою кровать, а рядом со мной опустилась Нора. Судя по прерывистому дыханию, столь же потрясенная.

– …Надо было сразу парня прикончить. А ты: «Нам за живого большая награда полагается». Теперь нам такую награду отвалят! Ур-род… Да нас теперь на ремни распустят да собственные кишки жрать заставят. Что теперь делать будем?

– Заказчику скажем, что у нас его Тайига отбила, – нашелся гнусавый. – А уж кто ее выпустил – знать не знаем, ведать не ведаем. Да не дрейфь ты так – никуда парень от нас не денется. Мы же ему руну Тайиги вырезали. Сдохнет Зверь – конец парнишке.

– А если выживет? Что тогда-то?

– Кровь-то с клинка я так и не смыл…

– Кровь, говоришь? – хрипач ненадолго задумался. – Ладно, давай сюда свой ножичек. Я к заказчику наведаюсь. Доложить о том, что произошло, все равно придется. Авось выкрутимся. А ты давай здесь подстрахуйся. Вызывай Рыжего и Хлыща на подмогу.

– С ума сошел?! Да если они узнают, что мы наследника Дома Теней пытали, да еще в пленении Тайиги замешаны, они нас на куски порвут!

– А мы им не скажем. Намекнем, что их Прынц в беде, а Тайигу мы сами от святош освободили. Типа, мы – благородные спасители. Теперь их очередь землю копытами рыть на благо Империи. Ну а мы последим за этими умниками.

Раздался тихий гогот довольных друг другом собеседников, а затем хрипач продолжил:

– Все-таки повезло, что похититель бесогон в клетку бросил, следы все развеял. Теперь никак не узнать, кто в действительности Зверя выпустил. Здорово повезло. Ну ты… это…пару часов здесь попасись. Вдруг наш пройдоха где-то рядом прячется…

Когда голоса смолкли, незнакомец озабоченно почесал подбородок.

– Ну что, лапули, придется вам меня еще немного потерпеть.

Я не удержала скорбный вздох, на что парень невесело усмехнулся:

– Не волнуйтесь, к утру я вас покину. Эти твари дневной свет не особо жалуют.

И не обращая больше на нас никакого внимания, он улегся на кровать Норы и почти сразу захрапел.

Остаток ночи прошел беспокойно. Нам с Норой пришлось делить одну кровать. Раздеваться мы, разумеется, не стали. А поверху еще и одеяло накинули, чтобы посильнее отгородиться от опасного незнакомца. В результате потели сильно и чесались. А еще Нора постоянно так и норовила ткнуть меня локтями или коленями. Они оказались у нее неприятно острыми. Судя по ее ворчаниям, соседством со мной она также была недовольна.

Наконец, я заснула, и мне снова снился тот тревожный сон. Тьма на троне вещала, и ей завороженно внимали все, кто находился рядом. Слова заклинания впечатывались в мозг, как гвозди в крышку гроба, а зал обволакивала красная дымка. Стены за нею уже не проглядывались, а фигуры придворных казались размытыми тенями. Только узник виделся по-прежнему отчетливо. Я разглядела татуировку на его плече. Там был изображен… Изображен…

– Лира, чего не отвечаешь? Спишь, что ли?

С трудом разлепила глаза. Сквозь трещину в ставнях пробивались лучики зарождающегося утра. Голова гудела, словно натруженный колокол. Я еле сдержалась, чтобы не застонать. А вот моя подружка, напротив, чувствовала себя очень и очень неплохо. Облокотившись на подушку, она взирала на меня мечтательно блестящими глазами.

– Нет уже, – недовольно пробурчала я. – Сама чего не спишь?

– Не спится, – вздохнула подружка, а потом вогнала меня в ступор вопросом. – Как ты думаешь, он женат?

Вновь встревоженно вгляделась в подругу. И опять не обнаружила печати порока. А вот дебилизма – да. Весьма отчетливо. Это разозлило.

– Мы же с тобой собирались в сестры милосердия! Забыла?!

– Да нет, не забыла, – успокоила она меня. – Мне просто интересно. Он такой красивый. Вон как разрумянился!

Румянец на парне действительно присутствовал. И мне он сильно не понравился. А когда приблизилась и померила пульс, то не на шутку испугалась:

– Знаешь, Нора, а у нас проблема, – сообщила я. – Большая проблема.