Читать книгу Лоуни - Эндрю Майкл Хёрли - Страница 7

Секунду я думал, что мертв. Я мертв, и это хорошо. Я чувствовал странное освобождение, что все кончилось, да еще быстро и безболезненно, на что я всегда надеялся. Однако Хэнни по-прежнему был на месте, я по-прежнему находился в комнате, мы по-прежнему были в «Якоре». Я понял, что задерживаю дыхание, выдохнул воздух и подошел к брату:

– Отдай!

Хэнни отказался отдать винтовку и отвернулся от меня, вцепившись в винтовку и прижимая ее к груди. В Пайнлендс у него всегда что-нибудь отбирали, и братец научился защищать свою территорию. Вызывает уважение, что тут скажешь, но я не мог позволить Хэнни думать, будто он может маршировать с винтовкой наперевес по «Якорю». Мать хватит удар, а я буду виноват, и каюк всему.

– Я сказал, отдай.

Я протянул руки, и, почувствовав, что я говорю серьезно, Хэнни отдал винтовку. Я обмотал ремень вокруг приклада, засунул винтовку под половицы и сверху снова положил коврик.

Хэнни сел на кровать, по-детски скрестив ноги, взялся руками за щиколотки и, поерзав, засунул ступни под зад. Он схватил книжку, которую Отец Бернард убрал со столика, и открыл ее – хотел, чтобы я почитал ему.

– Тебе пора спать, Хэнни, – сказал я. – Ты слышал, что сказала Мать. Она будет ругаться.

Брат перелистнул несколько страниц и нашел рассказ, который его интересовал.

– Хорошо, Хэнни. Но потом ты должен лечь спать, или я получу по шее.

Едва мы дошли до середины рассказа, как Хэнни уже храпел. Я выключил лампу, но сон не приходил, и я лежал какое-то время в темноте, потом достал из своей сумки фонарь, поднял оторванную половицу и снова вытащил винтовку, чтобы ее осмотреть. Я провел рукой по металлу, нащупал болт и открыл ствольную коробку. Она, конечно, была пустая. С тихим щелчком я захлопнул ее снова и засунул винтовку обратно под половицы.

Я снова лег и попытался заснуть, но был слишком возбужден, поэтому, вместо того чтобы пялиться в темноту, я вышел из спальни на лестницу и принялся разглядывать фотографии чучельника и его жены, развешанные по стенам.

* * *

Тщедушный человечек, он, кажется, располагал всего лишь одной рубашкой все то время, что жил в «Якоре». Круглые очки и прилизанные волосы делали его похожим на Чарльза Хоутри[12], подумал я. Или Гиммлера.

На каждом снимке этот человек и его жена позировали с чучелом какого-нибудь животного, которое помещали между собой. Львица. Бобер на задних лапах. Кенгуру в боксерских перчатках. В углу аккуратным почерком была написана дата.

Бедолага! Ясно, что он попросту рехнулся, когда его жена умерла. Завершил свой путь в психушке где-то рядом с Престоном. Я всегда представлял, как чучельник все рисует и рисует морские пейзажи, каждый раз лодки становятся все меньше, а тучи все больше, пока наконец не остается ничего, кроме страшной бури.

Пока я смотрел фотографии, кто-то вышел из гостиной и тихонько постучал в дверь комнаты отца Бернарда. По характерному сопению я понял, что это была миссис Белдербосс.

– Приветствую вас, преподобный отец, – сказала она, когда дверь открылась.

– Миссис Белдербосс? – удивился священник.

– Эстер говорила вам об исповеди?

– Да-да.

– Можно войти, преподобный отец?

– Да, входите. Но вы точно сейчас хотите? Уже поздно.

Голос миссис Белдербосс упал до шепота:

– Я знаю, но Рег спит на диване. И я подумала, что у меня как раз есть возможность. Уже давно мне очень хочется сбросить груз с души.

Миссис Белдербосс вошла в комнату отца Бернарда и закрыла дверь. Я притаился, стараясь услышать, что там происходит, но до меня доносилось только неразборчивое бормотание. Даже на нижней площадке лестницы голоса звучали приглушенно. Я осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет, и проскользнул в шкафчик, где хранился хозяйственный инвентарь. Устроившись между щетками и швабрами, я мог отчетливо слышать разговор. Стена между шкафчиком и комнатой отца Бернарда была сделана из фанеры, и там, где сырость покоробила дерево, образовались щели, сквозь которые в шкафчик проникали узкие полосы света.

Я не хотел оставаться здесь. Такой безнравственный поступок был равносилен падению в пропасть. Слушать исповедь миссис Белдербосс было бы то же самое, что смотреть, как она раздевается. Но теперь, когда я надежно укрылся здесь, мне было бы трудно выбраться отсюда без шума, и я рассудил, что лучше затаиться и подождать, пока они закончат. Я с трудом мог представить, чтобы миссис Белдербосс было много в чем признаваться.

Я услышал звяканье металлических колец – это отец Бернард задернул занавеску вокруг умывальника.

Миссис Белдербосс прочитала молитву о прощении, и отец Бернард спросил:

– О чем вы хотите мне рассказать?

– О Реге, преподобный отец, – ответила миссис Белдербосс.

– Слушаю вас.

– Я беспокоюсь о нем.

– Почему же?

– Он не спит, преподобный отец. Я имею в виду, дома. Он долго лежит, таращится в потолок, потом встает и уходит.

– Куда же он идет?

– Ну, в этом все дело. Я спрашивала его, но он не отвечает, во всяком случае, не до конца. Он просто говорит, что не может спать и выходит пройтись, чтобы выбросить все мысли из головы. Выбросить какие мысли? Я спрашиваю его, а он меняет тему разговора или сердится на меня.

– Дело, по-видимому, в его брате?

– Вы говорите об отце Уилфриде? Нет. Я так не думаю. Рег бы сказал, если бы это его тревожило. Если уж на то пошло, он занял необыкновенно философскую позицию, когда его брат скончался.

– Вы понимаете, миссис Белдербосс, часто бывает трудно объяснить, как мы чувствуем себя, когда умирает кто-то из близких. Даже тем, кого мы любим. Люди могут надевать маску, притворяться. Уилфрид ведь ушел совершенно неожиданно. Возможно, мистер Белдербосс не совсем смирился с этим. Скорбь в любом случае – чувство совершенно особенное и в сочетании с потрясением может длиться очень долго, прежде чем с ним удастся справиться.

– Он уже целый месяц такой. Бог знает, что соседи подумают.

Последовало молчание, потом отец Бернард спросил:

– В чем именно вы хотите исповедаться, миссис Белдербосс?

– В общем, – начала женщина, – я так беспокоилась за мужа, преподобный отец, когда он бродил и бродил часами, и это при его-то сердце и больном бедре. Вам ведь доводится слышать о всяких ужасах, правда? Разные люди шляются по ночам, и они не постесняются воспользоваться слабостью таких беззащитных людей, как Рег.

– Да, продолжайте.

– Ну, я пошла в аптеку узнать, нет ли у них чего-нибудь, что могло бы помочь моему бедному мужу.

– Не уверен, что понимаю вас, миссис Белдербосс.

– Для Рега. Принять что-нибудь. Чтобы он мог заснуть.

– И что, дали?

– Да. Только Рег не принимал лекарство, вот так. Вы же знаете, какой он.

– Да.

– Так что я растолкла пилюли и высыпала ему в его Хорликс[13].

Отец Бернард прокашлялся.

– Я чувствую себя ужасно, преподобный отец, но я не могла больше выносить это. Я боюсь, когда Рег уходит. Понимаете? Это случается, ведь так? Всегда начинается с таких вот мелочей… Говорят, нужно следить за предупреждающими сигналами, ведь так?

– И как, помогло? – спросил отец Бернард. – Я имею в виду лекарство?

– Это была первая нормальная ночь Рега за несколько недель, но меня все время гложет вина, и теперь я не могу заснуть. Я ведь нехорошо поступила, правда, преподобный отец?

– Я бы так не сказал, миссис Белдербосс.

– Но я подмешала снотворное собственному мужу.

– Миссис Белдербосс, – улыбнулся отец Бернард, – когда я смотрю на вас и вашего мужа, я вижу любовь, которую Господь желал бы дать всем нам, если бы только это было возможно. В вашем сердце нет злого умысла. Самая страшная ваша вина – что вы немножко впали в отчаяние, а это участь очень многих, поверьте. Идите прочитайте молитву по четкам и попросите Господа о помощи и терпении с Регом. Он сам скажет вам, что с ним, когда придет время.

– Вы уверены, что мне больше ничего не надо делать?

– Совершенно уверен.

Последовало молчание, потом отец Бернард снова заговорил:

– У вас немного разочарованный вид, миссис Белдербосс.

– Нет, преподобный отец.

– Вы ожидали, что я скажу что-то еще?

– Нет. – Миссис Белдербосс секунду помолчала, потом вздохнула: – Ах, не знаю. Возможно, вы правы насчет Уилфрида, преподобный отец. В конце концов, всего несколько месяцев прошло. И ушел его брат, как вы говорите, совершенно внезапно.

– Точно.

– Он ведь устанет слоняться с места на место, правда, преподобный отец? Как только перестанет так расстраиваться.

– Не сомневаюсь, так оно и будет, миссис Белдербосс. Все еще слишком свежо в его памяти, должно еще пройти время. Вряд ли у людей меняются чувства по отношению к умершим, но сила чувств, без сомнения, ослабевает, если дать пройти какому-то времени. Я сильно тосковал по матушке и отцу, когда они ушли, так сильно, что даже не мог думать о них. Прошло немало времени, прежде чем я смог говорить о них. Теперь мне воспоминание о них приносит радость, я чувствую себя очень близким им, и я знаю, что они на самом деле никуда не ушли. Это чувство не лишено сходства с нашими взаимоотношениями с Богом, миссис Белдербосс. Как там у Иешуа?

– Простите, преподобный отец?

– Иешуа, глава первая: «Будь тверд и мужествен. Не страшись и не ужасайся, ибо с тобою Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь». – Отец Бернард тихо засмеялся: – Простите, можно ли так жутко хвастаться знанием текстов? В школе меня заставили вызубрить все это наизусть.

– Вы, конечно, правы, преподобный отец, – вздохнула миссис Белдербосс. – В самой глубине души я знаю, что Уилфрид смотрит на нас сверху и охраняет нас, но просто он кажется таким… таким отсутствующим.

– Думаю, скорбь проистекает как раз из этого противоречия.

– Да, это возможно, преподобный отец.

– Постарайтесь уснуть и поспите подольше, миссис Белдербосс. Я уверен, что утром вы поймете, что не все так плохо.

– Я постараюсь, преподобный отец. Спокойной ночи.

Я слышал, как женщина прошла мимо меня и поднялась по лестнице. Когда все затихло, я выбрался из шкафчика и вернулся в комнату. Перед тем как лечь спать, я еще раз подержал в руках винтовку.