Читать книгу Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая - Энн Хелен Питерсон - Страница 4

Представьте себе всех теннисисток в мире: их загорелые ноги, их дерзкие хвостики, их белые теннисные платья. «Ослепительная белизна – вот что всегда определяло теннис, – такое смелое заявление сделал журнал Essence в 1998 году. – Европейские игроки, чьи имена напоминают о заснеженных фьордах и полярных льдах, бело-снежные теннисные костюмы, слепящее своей белизной бесцветное солнце и бледные болельщики, потягивающие кристально чистую воду или водку с тоником»[9]. Они богаты, красивы и – по крайней мере, перед мысленным взором и как минимум до середины девяностых годов – белые.

Но потом на международную арену вышли сестры Уильямс и все изменили.

В некоторых видах спорта существуют нестираемые линии, разделяющие историю игры на до и после – выдающиеся команда, матч, спортсмен. Это новый ориентир, стандарт, эталон – точка отсчета. Вот это сестры Уильямс и сделали с теннисом – перезапустили игру. Не то чтобы раньше не было темнокожих теннисистов: Артур Эш, пожалуй, самый известный, но также Алтея Гибсон, первая темнокожая теннисистка в профессиональном теннисе, и Зина Гаррисон, которая выиграла золотую медаль в парном теннисе на Олимпийских играх 1988 года. Но те игроки, как сказано было в Essence, «стояли особняком»[10]. А сестры Уильямс были друг у друга, и у них было абсолютное господство.

С ними пришла уверенность и чистейший, завлекательный кураж, с которым сестры подходили к каждой игре. Как и многие великие игроки до них, они знали еще до того, как ступали на корт, что они – величайшие. В особенности Серена: у нее подача, «как у мужчины», мускулы, «как у мужчины», эмоциональные вспышки во время матча и те, «как у мужчин». Одевалась она так, что либо не была достаточно женственной (по крайней мере не для сдержанной, утонченной теннисной моды), либо была слишком женственной, то есть слишком сексуальной, слишком уверенной, не скрывающей своих мускулистых изгибов.

Уильямс была и остается слишком сильной: не только как спортсменка, но и как личность, поражающая своей стойкостью и силой духа – в течение двух десятилетий она полностью преобразовала стандарты вида спорта, из которого исторически были исключены люди с ее цветом кожи, ее происхождения и социального класса.

В то время как история Серены начинается с истории ее сестры – да и никогда по-настоящему не отделяется от нее, – за последние десять лет она зашла на собственный мощный виток развития. Сегодня Серена знаменита своей силой, уверенностью, что проистекает из ее превосходства, и яркой индивидуальностью. Но каждый шаг в карьере Уильямс был омрачен недовольством, которое возникает в массах всякий раз, когда кто-то действенно и без всякого стыда нарушает статус-кво. Другими словами, когда она подлила масла в огонь, вверх поднялись зловонные столпы дыма – и Серена еще раз проявила всю мощь своей непокорности, отказавшись вдыхать его.

Чтобы понять, почему сила и тело Серены Уильямс – отражения ее непокорности, нужно вспомнить, как относились к телам темнокожих (и к телам темнокожих женщин в особенности) на протяжении веков и сколько трений возникло, когда сестры Уильямс занялись одним из самых элитарных видов спорта в мире. Эти трения обнажили проседающий фундамент старого деревянного, но заново выкрашенного здания, которым является наследие мирового тенниса, и заставили посмотреть на этот вид спорта под новым углом, как и на то, что спортсменка должна и может делать на публике.

* * *

С самого начала особенностью истории сестер-теннисисток было именно отличие их от других. В кратком биографическом очерке 1994 года в центре внимания оказался семейный миф, придуманный главным образом отцом девушек, Ричардом Уильямсом [11]. Ричард решил, что его дочери – четвертая и пятая (в семье, где их было пятеро) – станут теннисистками. Несмотря на то что они жили в одном из «самых суровых пригородов Лос-Анджелеса», как было написано в десятках разных изданий (в самых разных вариациях), Ричард и мать девочек, Орасин, нашли теннисные корты, окрестили их «Загородный клуб Ист-Комптон-Хиллз» и начали тренировать детей, не пропуская ни дня [12].

Ричард и Орасин сами учили их техникам и приемам с помощью книг и видеофильмов. Даже когда уличные перестрелки в преступном Комптоне угрожали безопасности, они соблюдали строгое расписание тренировок. «Чтобы предотвратить такие опасности в будущем, – рассказывалось в одном из очерков, – Ричард Уильямс заключил сделку с тремя господствующими группировками в этом районе: член каждой из банд стоял на страже во время тренировок»[13].

Правдива эта байка или нет, не так важно, важно другое: Уильямсы постоянно пересказывали эту историю прессе. Нужно было показать, что их дочери отличались от других, и не только цветом кожи. В отличие от других игроков, которые пришли в спорт, потому что их происхождение или место в обществе давали им эту возможность, сестры Уильямс с боем пробили себе дорогу. Любая победа с этой новой точки отсчета не была бы случайностью, обусловлена привилегией или родословной. Каждая победа – благодаря силе, труду и воле.

В 1990 году семья переехала в Уэст-Палм-Бич, штат Флорида, чтобы Серена и Винус смогли ходить в теннисную академию Рика Макки, по фильмам которого они так старательно учились. И вот они начали подниматься на вершину своих возрастных рейтингов, но Ричард запретил дочерям участвовать в юниорских турнирах – шаг, который не укладывался в голове у многих, но продуманный до мелочей: пока другие юные теннисистки сжигали свои все еще развивающиеся тела на многочисленных турнирах, Уильямс готовил титанов.

Когда Серене было десять лет, Ричард забрал детей из теннисной академии и возобновил обучение исключительно в семье. И перешел в наступление, сказав интервьюерам, что сам никогда не играл в теннис, потому что это «немужской» спорт, что ему не нравились «теннисисты и иже с ними». Но если читать между строк, можно заметить важное послание: никто не будет отвечать за наш успех [14].

«Я сказал своим девочкам, что они – лучшие во всем, – объяснял Ричард. – И они мне поверили»[15]. И они продолжали верить в это в течение следующего десятилетия, когда Винус стала одним из лучших игроков в мире и постепенно начала свой путь к господству Серена. Это первое десятилетие охарактеризовано теми же разговорами, что станут ключевыми на протяжении всей карьеры сестер – с постоянным акцентом на их расу, силу и мнение, что «они просто другие».

Ричард никогда не стеснялся ссылаться на то, как темный цвет кожи его дочерей заставлял других игроков чувствовать себя неуютно: еще до того, как сестры стали профессиональными теннисистками, «дети боялись уйти с корта, потому что их родители наблюдали за ними и потом спрашивали: «Как ты мог проиграть той черной девочке?»[16] Как позже вспоминал в своей автобиографии Ричард, он устроил все так, чтобы дети в Комптоне стояли рядом с кортом, пока сестры тренировались, и выкрикивали все расистские оскорбления, какие только придут им в голову, – действенный способ закалить девочек против негативной реакции белых, которая неизменно сопровождала бы их путь на вершину [17].

И он не ошибался. Эта реакция проявлялась в явных и неявных формах: со стороны других игроков, их родителей, болельщиков и прессы. Комментаторы восхищались прическами сестер – афро-косичками с бусинками, – как будто они никогда не видели ничего подобного; The Wall Street Journal привлек внимание к их «избыточным формам, кажущейся беспечной уверенности в себе и украшенным бусинами косичкам», которые «выделялись бы в любой спортивной среде»[18].

Статья в Women’s Sports & Fitness была лишена этих эвфемизмов: «Правда в том, что ни на одного белого игрока не обрушился бы такой шквал критики за то, что он отличается от других или, наоборот, такой же, как все остальные. Правда в том, что в теннисе всегда был расизм, и хотя он редко был открытым, направлен он был против сестер Уильямс. Подобное читалось в намеках и недосказанности, в том тонком несоответствии в том, как люди лицемерно или саркастично поздравляли сестер с победами и что на самом деле о них думали»[19]. Как рассказывал их адвокат Кевин Дэвис: «Люди поражаются тому, насколько умна и проворна Винус, как будто это что-то из ряда вон выходящее»[20].

Но сестры к тому времени уже придумали свой способ исключать тех, кто исключает их: они начинали заговорщически хихикать. Рядом с репортерами, рядом с другими игроками или болельщиками, они, «казалось, получали удовольствие, показывая всем, кто относится к этому «исключительному» виду спорта, что значит быть по-настоящему исключенными». Подобное поведение выводило окружающих из равновесия. «Знаю, люди думают, что девочки смеются над ними», – сказала Орасин еще в 1998 году [21].

Каков бы ни был их замысел, он оказался полной противоположностью тому, что большинство американцев – и спортивный мир в частности – считали нормой для решения проблем расы и расизма, то есть не решать эти проблемы вообще. Девяностые годы отличались расцветом идеологий пострасизма и постфеминизма: предполагалось, что все цели феминистских движений и движений за права и свободы граждан уже достигнуты, так зачем же беспокоиться обо всей этой политкорректности? В рамках подобной культурной логики было дурным тоном поднимать любые расовые вопросы – это было предосудительно.

Но сестры Уильямс, как и их отец, отказались участвовать в этой игре, единственной целью которой было позволить белым людям продолжать думать, что они не ра-систы, даже когда их слова и действия доказывали обратное. Они не приняли саму идею о том, что они должны приспособиться к «белому кодексу» теннисного мира. Вместо этого они снова и снова напоминали о своем отличии от других – с каждым взмахом украшенной бусинками косички, с каждой мощной подачей.

А Серена, в свою очередь, никому не позволяла забывать о своей устрашающей мощи: в самой первой статье о сестрах в The New York Times ее называли и «шаровой молнией», и «питбулем», и просто «прирожденной спортсменкой с яростными действиями у сетки»[22]. В 1998 году в St. Paul Pioneer Press появилась фраза: «Серена так ударяла ракеткой по мячу, что люди на трибунах пригибались, как будто уворачиваясь от него»[23]. «Мы с сестрой исповедовали силовой стиль, – вспоминала Серена в 2013 году. – Нам всегда было куда расти, мы всегда знали, как улучшить свою игру. Мы чувствовали, как совершенствовать подачи и как развивать еще бо́льшую скорость»[24].

Их сила и харизма вдохновляли весь теннисный мир, но сестры Уильямс отказались от бессмысленных церемоний, когда все ждали от них благодарности и признательности. Рассказывая о подобной позиции своих дочерей, Ричард Уильямс в одном из интервью для The New York Times выдал: «Я думаю о людях, которые помогли теннису как виду спорта стать таким, какой он есть сейчас… Нужно делиться с ними своим собственным опытом, а не держать все в себе»[25]. В интервью для Sports Illustrated Серена заявила: «Я никогда никого не боялась. И если я не окажусь на корте с кем-то зеленым метра в три высотой, то и не буду никого бояться. С другой стороны, благодаря моему росту и навыкам я могу напугать кого угодно»[26].

Такое противостояние семьи Уильямс и теннисного мира представляло Уильямсов как грозных противников, но также обнажало и их слабости, делая их уязвимыми для нападок и обвинений в организации договорных матчей, тем более когда талант Серены стал равняться таланту старшей сестры: девушки заболевали, получали травмы или снимались с турниров, чтобы не выступать на корте друг против друга. И хотя сестры не выказывали ни малейшего нежелания играть друг с другом («У Винус нет причин меня бояться, – заявила Серена в 1998 году. – Я никогда никого не боялась»), слухи и домыслы достигли апогея, когда Винус снялась с турнира Индиан-Уэллс в Калифорнии за четыре минуты до своего полуфинального матча против Серены [27].

Как сестры подтверждали в многочисленных интервью после того события, снятие с турнира в последнюю минуту вовсе не было частью махинаций: Винус и вправду была травмирована; сестры общались за день до игры, но никто так официально и не заявил о травме до самого матча. Но толпа так прицепилась к идее заговора, что освистывала Серену на протяжении всего матча и Ричарда с Винус, когда они пробирались к своим местам; свист и возгласы недовольства не смолкали и когда Серена поднималась на пьедестал, чтобы принять награду за победу над Ким Клейстерс. В ответ Ричард повернулся лицом к пятнадцатитысячной толпе и вскинул вверх кулак – жест, который некоторые истолковали как приветствие, означающее что-то вроде «власть – черным!». Позже он рассказывал прессе, что помимо свиста слышал в свой адрес и расистские угрозы – то, что люди хотели высказать ему в течение многих лет. «Белые люди давно хотели нам это сказать. На Индиан-Уэллс их, наконец, прорвало: «Вали отсюда, нигер! Здесь тебе не место. Мы не хотим тебя здесь»[28].

В последующие годы не прекращались споры о том, «а были ли расистские оскорбления?» – Винус, в свою очередь, утверждала: «Я слышала то, что слышал он»; но никто больше не мог поклясться, что слышал подобные выпады в сторону Уильямсов [29]. Тем не менее случай этот, результатом которого явилось бойкотирование турнира Индиан-Уэллс вплоть до 2014 года, стал определяющим моментом в истории Серены. Он являл собой нечто большее, чем победа или поражение в любом другом турнире: символ негодования, возмущения, недовольства и недоверия, определяющих мировой теннис и место сестер Уильямс в нем.

Неприкрытый расизм и вытеснение, с которыми сталкивалась семья в течение многих лет, казалось, только подстегнули Серену. Спустя два года она станет теннисисткой номер один в мире – подвиг, который включал в себя и победу над Винус на Уимблдонском турнире 2002 года (Серена тогда не проиграла ни единого сета), и первый, как его потом назовут, «шлем Серены» – четыре титула «Большого шлема» подряд. Ее превосходство стало бесспорным.

Тем не менее, как охарактеризовали Серену в газете The Guardian, «для многих сторонних наблюдателей она все еще половина или, может быть, чуть больше такого «сомнительного и весьма проблематичного» явления, как «сестры Уильямс», которые «захватили» мировой теннис своей силой и мироощущением»[30]. И, пожалуй, главное в «сомнительном и весьма проблематичном» миро-ощущении Серены, что те самые наблюдатели ставили ей в вину, – ее стиль в одежде.

Сестры Уильямс с самого начала бросили вызов традиционному дресс-коду теннисного мира; как ярко выразился шеф-редактор журнала Vogue Андре Леон Телли: «Они сожгли белые теннисные платья!»[31] И пока эти платья «горели», сестры стали музами для многих дизайнеров: в 1998 году они появились на обложке Vogue в одинаковых черно-белых платьях от Каролины Эррера, на Неделе моды в Париже в 1999 году эпатажный дизайнер Джереми Скотт представил платья, «вдохновленные сестрами»[32]. В 2002 году Серена выступала на Открытом чемпионате США в гладком, сексуальном и плотно облегающем черном комбинезоне, который тут же окрестили костюмом женщины-кошки. «Это мой новый дизайн, – сказала она журналистам. – Помогает мне быстрее бегать и выше прыгать. А еще он чертовски сексуальный. Я его обожаю»[33].

Британский таблоид The Daily Mirror заявил, что наряд «в стиле доминантрикс» стал «шоком для многих зрителей»; в Ottawa Citizen сообщили, что после этого случая «в каждом теннисном клубе появились модники и модницы, задающие тон»; обозреватель Sunday Telegraph написал: «Облегающий наряд служит лишь для того, чтобы акцентировать внимание на передней части тела и визуально увеличить еще и заднюю, и я постараюсь описать это так просто, как смогу: «весьма внушительно»[34]. Все эти выжимки из статей можно свести к одному высказыванию: «Этот костюм заставляет меня чувствовать себя неуютно».

Зрителям, привыкшим к плиссированным юбкам и теннискам без рукавов, тело Серены и вправду казалось «весьма внушительным» просто потому, что спортсменка отказывалась облачаться в традиционную (читай – женственную) одежду для теннисисток. Вместо того чтобы скрывать те части своего тела, которые отличали ее от (белых) противников, включая мускулистые ноги и руки, волосы и темную кожу, она акцентировала на них внимание. И она прекрасно себя чувствовала в подобной одежде: Серена гордо вышла на корт в своем комбинезоне и одержала победу над Кориной Морариу со счетом 6:2, 6:3. Как она рассказала журналу Fader