Читать книгу На пороге чудес - Энн Пэтчетт - Страница 2

Весть о смерти Андерса Экмана принесла аэрограмма – тонкий ярко-голубой листок, сложенный конвертом и заклеенный по краям. Чья изощренная фантазия додумалась до такой экономии почтовой бумаги? Эта вестница несчастья, настолько невесомая, что лишь штемпель удерживал ее на белом свете, неторопливо, по дешевому тарифу, проделала далекий путь из Бразилии до штата Миннесота. С аэрограммой в руке мистер Фокс появился в дверях лаборатории. Марина улыбнулась, и свет улыбки поколебал его решимость.

Он раскрыл рот, потом закрыл. Потом еще раз попытался что-то сообщить, но безуспешно.

– Что? – спросила она.

– Густой снег повалил.

Вот и все, что он смог сказать.

– Я слышала по радио, что ожидается снегопад.

Окно лаборатории, где работала Марина, смотрело в холл, и до полудня, до времени ленча, она никогда не видела, что творится на улице. С минуту она ждала, когда мистер Фокс сообщит ей о цели своего неожиданного появления. Ведь он шел под снегом от своего кабинета мимо десятка корпусов явно не ради того, чтобы сообщить ей о непогоде. Однако он так и стоял в дверях, не в силах ни войти внутрь помещения, ни удалиться.

– Что с тобой? Что-то случилось?

– Умер Экман, – наконец выдавил он из себя, и его голос дрогнул.

Потом без дальнейших объяснений протянул ей письмо, показывая, как мало ему известно о таком ужасном факте. Лаборатории и офисы фармацевтической компании «Фогель» размещались в тридцати с лишним корпусах кампуса. В некоторых лабораториях работали одновременно до двадцати научных сотрудников и лаборантов. В специальных помещениях хранились клетки с мышами и обезьянами. Лаборатория Марины, где она проработала вместе с доктором Экманом почти семь лет, была совсем крошечная. Не сходя с порога, мистер Фокс протянул ей письмо, и она медленно села возле сепаратора на серый пластиковый стул. В этот самый момент ей внезапно стало понятно, почему человеку предлагают присесть, прежде чем сообщить ему печальное известие. Внутри у нее что-то оборвалось, стало пусто. Нет, это не походило на обморок. Просто ей показалось, что ее щиколотки, колени и бедра вот-вот сложатся сами собой, как складной метр. Перед ее мысленным взором предстал Андерс Экман – в белом лабораторном халате, увеличивавшем его и без того высокий рост, с густыми светлыми волосами, в которых поблескивали ниточки седины. Андерс всегда приносил ей чашку кофе, когда наливал его себе. Андерс давал ей все материалы, которые она просила, а когда просматривал полученные ею результаты по протеинам, присаживался на краешек ее стола. Андерс – отец троих ребятишек; ему не было и пятидесяти. Ее взгляд машинально отметил даты – на письме 15 марта, на почтовом штемпеле – 18-е, а ведь уже 1 апреля.

Андерса нет в живых уже две недели.

Его коллеги уже свыклись с тем, что будут редко слышать о нем, ведь с его отъезда прошло много времени. Марина поймала себя на мысли, что порой не вспоминала о нем целый день. Здесь, в Миннесоте, никто не представлял себе в полной мере, насколько отрезана от всего мира маленькая деревня на притоке Амазонки, где доктор Свенсон проводила свои исследования. («Завтра это письмо возьмет мальчишка, который поплывет вниз по реке в выдолбленном бревне, – писал ей Андерс. – У меня не поворачивается язык именовать этот артефакт каноэ. Вероятность того, что мое письмо когда-нибудь доберется до тебя, невозможно просчитать – статистика тут никогда не велась».) Но все-таки Бразилия – цивилизованная страна. Несомненно, что и в тех местах некоторые люди пользуются Интернетом через спутники. Неужели доктор Свенсон не позаботилась о том, чтобы наладить связь хотя бы через них?

– Почему доктор Свенсон не позвонила тебе? Странно… Ведь спутниковая связь возможна в любой точке Земли.

– Доктор Свенсон утверждает, что в тех местах нет вообще никакой связи. Может, она просто не хочет пользоваться телефоном.

В этой тихой комнате они стояли почти рядом, но она едва слышала его голос.

– Но в такой крайней ситуации… – Марина осеклась.

Мистер Фокс и сам ничего не знает.

– Где же теперь… он? – Она не смогла выговорить слова «его труп». Андерс не мог стать трупом. В кампусе «Фогель» полно докторов – они работают с утра до вечера, пьют кофе в своих офисах. В их шкафах, в ящиках столов полно всевозможных медицинских препаратов. Они – фармацевты; и если у них чего-то нет, они тотчас находят способ это изготовить. Конечно, если бы они знали, где он, то смогли бы как-то ему помочь, что-нибудь придумать! Как только она подумала об этом – мечта о чуде вытеснила из ее сознания все научные воззрения. Впрочем, если человек мертв, то тут уже ничего не поделаешь.

И все-таки Марине Сингх даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть, как Андерс Экман сидит в кафетерии кампуса и ест сандвич с яйцом и салатом – он делал это каждый день с большим аппетитом.

– Ты разве не читал сообщения врачей о вреде холестерина, который содержится в яйцах? – спрашивала она.

– Я и сам пишу такие сообщения, – с невинным видом отвечал Андерс, водя пальцем по краю тарелки.

…Мистер Фокс снял очки и промокнул уголки глаз аккуратно сложенным носовым платком.

– Прочти письмо, – сказал он.

Она не стала читать письмо вслух.

«Джим Фокс!

Дожди тут фантастически бурные, хотя и льют исключительно в положенный сезон. Уж который год я не устаю поражаться обилию осадков. Но на нашу работу они не влияют, разве что замедляют ее выполнение. Замедление – еще не катастрофа. Мы неуклонно продвигаемся к цели и рассчитываем на превосходные результаты.

Но в данный момент дела отодвинулись на второй план. Я пишу, чтобы сообщить печальное известие о докторе Экмане; он умер от лихорадки два дня назад. Учитывая наше местонахождение, этот дождь, беспросветную бюрократию властей (как местных, так и наших), а также срочный характер нашего проекта, мы решили похоронить его здесь с соблюдением всех требований христианского обряда. Надо сказать, что дело это было нелегкое. Что касается задач, которые выполнял доктор Экман, то я заверяю вас, что мы делаем большие шаги. Немногочисленные личные вещи коллеги я сохраню, чтобы впоследствии вручить его супруге. А пока сообщите ей эту печальную весть вместе с моим искренним соболезнованием. Несмотря на досадные помехи, мы стойко держимся.

Энник Свенсон».

Марина оторвала взгляд от письма.

Потом перечитала его еще раз и по-прежнему не знала, что и сказать.

– Что она имела в виду? Что смерть Андерса для нее – всего лишь досадная помеха?

Она держала письмо осторожно, за краешки, словно улику, с которой еще предстояло разбираться следствию. Бумага местами явно подмокала; по отдельным вздутиям можно было заключить, что письмо не раз попадало под дождь. Доктор Свенсон прекрасно знала о такой возможности и написала свое послание не чернилами, а карандашом с твердым черным грифелем. Зато адрес на обороте – «Идэн Прери, Миннесота, Карен Экман» – был написан затейливым шрифтом «колониал». Это наводило на мысль, что из Бразилии возвращался супруг исследовательницы, который тщетно пытался ее образумить…

Марина взглянула на часы.

Скоро Карен поедет к школе, чтобы забрать детей.

Нужно поговорить с ней до этого.

Когда Андерсу случалось взглянуть в два тридцать на часы, он негромко бормотал сам себе: «Уроки закончились». Как и их мать, три младших Экмана, мальчишки, пока еще не знали о том, что их отца уже нет в живых. И вот о такой страшной утрате доктор Свенсон удосужилась написать лишь несколько скупых строчек, даже дождю уделила больше внимания, упомянув о нем дважды. Остальное просто осталось между строк – на голубом поле. Впрочем, неизвестно, что можно было написать на небольшом листке почтовой бумаги, чтобы объяснить…

Мистер Фокс притворил дверь и шагнул к стулу, на котором сидела Марина.

Положил руку на ее плечо и крепко стиснул его.

Жалюзи на окне были опущены, и Марина легонько прижалась щекой к руке шефа. Так они замерли, омываемые бледно-голубым светом флуоресцентной лампы. Мистер Фокс и Марина никогда не обсуждали, как им держать себя друг с другом на работе. В эти часы у них не было вообще никаких отношений, точнее таких, которые бы отличались чем-то от обычных.

Мистер Фокс возглавлял компанию «Фогель», Марина была его сотрудницей. Она работала со статинами – группой препаратов, тормозящих выработку холестерина в человеческом организме. Их особые отношения начались на исходе лета перед матчем, когда команда докторов играла в софтбол против команды администрации. Мистер Фокс подошел к Марине и сделал комплимент по поводу ее подач; комплимент перешел в разговор о бейсболе – их обоюдном увлечении.

Мистер Фокс не имел медицинского образования. Он стал первым СЕО, председателем правления, пришедшим с производства. В разговорах с другими коллегами Марина называла его «мистер Фокс». Обращаясь к нему прилюдно, она тоже говорила «мистер Фокс». Ей было трудно называть его Джимом даже наедине с ним. Оказалось, что это – самое трудное.

– Напрасно я послал его туда, – сокрушенно вздохнул мистер Фокс.

Она подняла голову, сжала его руку в своих ладонях.

Должность мистера Фокса освобождала его от необходимости носить на работе халат. В этот день на нем был темно-серый костюм и галстук цвета морской волны – подходящая одежда для шестидесятилетнего мужчины. Тем не менее здесь, в кампусе, он выглядел странно, когда оказывался вне стен административного корпуса. Марина внезапно подумала, что он напоминает человека, собравшегося на похороны.

– Но ведь ты не принуждал его ехать в Бразилию.

– Я попросил его об этом. Конечно, он мог и отказаться, но это было маловероятно.

– Но ты и не предполагал, что с ним случится такое несчастье. Ты посылал его не в опасное место.

Марина вдруг усомнилась: так это или нет?

Да, в Бразилии водятся ядовитые змеи и зубастые рыбы. Но доктора, занимающиеся научными исследованиями, работают в безопасных местах и ничем не рискуют. К тому же в письме говорится, что он умер от лихорадки, а не от змеиного укуса. Такое могло произойти и дома, в Миннесоте.

– Доктор Свенсон работает там уже пять лет. И ничего.

– Зараза к заразе не пристает, – проворчал мистер Фокс.

Андерс охотно отправился на Амазонку.

Что правда, то правда.

Когда зима надоела до предела, велики ли шансы у доктора, работающего над статинами, побывать в тропической Бразилии? К тому же он всерьез увлекался орнитологией. Каждое лето он сажал сыновей в каноэ и плыл с ними на озера к канадской границе. Там они наблюдали в бинокль за синеклювыми ямайскими савками и хохлатой желной, крупнейшим американским дятлом. Узнав о своей командировке, он первым делом заказал себе путеводители по влажному тропическому лесу и, получив их, забросил на время работу – убрал в холодильную камеру образцы крови и стал листать глянцевые страницы и рассматривать фотографии. Он показывал Марине птиц, которых надеялся увидеть: сережчатых якан с длиннющими пальцами, кукушек гуира с рыжеватым пышным хохолком, похожим на посудную щетку, – хоть мой такими птичками узкие банки, куда не пролезает рука! Он купил новый фотоаппарат с телевиком, который можно было «зумить» на удаленные гнезда. При других обстоятельствах Андерс не мог бы позволить себе такую роскошь.

– Сейчас не обычные обстоятельства, – заявил он и сфотографировал свою коллегу, сидящую за столом.

При яркой вспышке Марина подняла голову, оторвав взгляд от черно-красной котинги, птички-невелички величиной с палец, которая живет в глиняном конусе, прикрепленном к кончику листа.

– Ишь какая – с удобством устроилась, – удивилась Марина.

Она внимательно разглядывала каждую иллюстрацию, поражаясь красоте и разнообразию мира пернатых. А когда увидела гиацинтового попугая ара, то даже пожалела на миг, что мистер Фокс посылает в Бразилию не ее.

– Ты займешься птицами и даже не найдешь времени на поиски доктора Свенсон.

– Думаю, что я увижу много птиц, прежде чем разыщу доктора Свенсон. Когда же я доберусь до ее лаборатории, сомневаюсь, что она в первый же день соберет свои вещички и вернется в Университет Джона Хопкинса. Ведь и сам мистер Фокс считает мою миссию делом тонким и деликатным. Так что в моем распоряжении наверняка будет достаточно дневного времени, когда я смогу заниматься птицами.

Найти доктора Свенсон оказалось непросто.

Им был известен адрес в Манаусе, но он, очевидно, не имел ни малейшего отношения к полевой лаборатории, где их коллега вела исследования. Свое местопребывание она сочла необходимым держать в строжайшем секрете, оберегая чистоту эксперимента и важность нового препарата. Она подошла к делу так основательно, что даже мистер Фокс знал лишь то, что лаборатория находится на одном из притоков Рио-Негро. Далеко ли это от Манауса – не знал никто.

Более того, отыскать исследовательницу – было лишь полдела, самая легкая часть миссии.

Марина пристально взглянула на Андерса, и он снова навел на нее фотоаппарат.

– Перестань, – отмахнулась она и загородилась ладонью от объектива. – А если ты не сумеешь уговорить ее вернуться?

– Сумею, – уверенно заявил Андерс. – Она относится ко мне с симпатией. Недаром мистер Фокс направляет в Бразилию именно меня.

Что ж, возможно, когда-то доктор Свенсон и проявила к нему симпатию. Это было семь лет назад, когда она сидела за столом в конференц-зале вместе с Андерсом, четырьмя другими докторами и пятеркой менеджеров. Их экспертная группа обсуждала проект бюджета бразильской программы. Марина вполне могла бы напомнить Андерсу, что доктор Свенсон тогда понятия не имела, кто он такой. Вот только зачем напоминать? Он и сам наверняка это знал.

Мистер Фокс не был знаком с Карен Экман.

Он наверняка встречал ее на корпоративных сборищах, но не запомнил ее лица. Теперь, в свете случившегося, он корил себя за это. Он с благодарностью взглянул на Марину, когда она сняла халат и повесила возле двери на вешалку. Разумеется, она никогда не допустит, чтобы он пошел туда один. Такую миссию выполняют армейские капелланы, сотрудники полиции – люди, понимающие, как постучаться в дверь и сообщить весть, которая навсегда разрушит прежнюю жизнь людей, живущих в доме.

«Андерс умер».

– Она будет рада твоему приходу, – сказал мистер Фокс.

– Слово «рада» едва ли уместно в такой ситуации, – возразила Марина.

Она искренне хотела помочь мистеру Фоксу и почтить память своего умершего коллеги и друга, но у нее не было иллюзий насчет того, что именно она сумеет деликатнее всего сообщить Карен Экман печальное известие. Да, верно, она знала Карен, но только как незамужняя женщина знает жену-домохозяйку своего коллеги, как бездетная сорокадвухлетняя женщина может знать сорокатрехлетнюю мать троих детей. Марина понимала, что Карен всегда старалась узнать о ней побольше, хотя и не имела осознанных поводов для ревности. Когда Марина брала трубку в лаборатории, Карен вовлекала ее в обстоятельную беседу. Она приглашала ее на семейные праздники – на Рождество и на барбекю в честь Четвертого июля, Дня независимости. Она угощала Марину чаем и задавала ей глубокомысленные вопросы насчет протеинов; она хвалила ее желтые туфли – довольно экзотичную пару атласных туфель «флэтс» на плоской подошве. Их прислала Марине из Калькутты ее кузина.

Марина и сама любила эти туфли и берегла их для особых случаев.

В свою очередь, Марина расспрашивала ее о мальчиках, об их школе, интересовалась, собираются ли они летом в поездку по стране. Карен отвечала на ее вопросы скупо, не вдаваясь в детали. Она была не из тех мамаш, которые засыпают вежливую коллегу своего мужа бесчисленными подробностями о встречах скаутов. Марина знала, что Карен не видит в ней соперницу. Ведь Марина, слишком рослая и ширококостная, с густыми черными волосами и непроницаемым взглядом, совсем не соответствовала шведским стандартам семьи Экманов. Однако Карен не хотела, чтобы Марина забывала о них.

И Марина не забывала, но нечто важное в их отношениях было спрятано так глубоко, что у нее не было никаких шансов защититься от того, в чем она никогда не обвинялась и не была виновна.

Марина была не из тех, кто способен крутить роман с чужим мужем. Для нее это было так же немыслимо, как залезть ночью в чужой дом и украсть обручальное кольцо старой бабушки, ноутбук или ребенка. Вообще-то, в последнее Рождество, после двух бокалов ромового пунша, ей очень хотелось обнять на кухне Карен Экман за худенькие плечи и прижаться лбом к ее лбу. Хотелось прошептать ей на ухо, что она любит мистера Фокса – просто для того, чтобы увидеть, как округлятся от радости голубые глаза Карен. Ей хотелось напиться до такой степени, чтобы у нее развязался язык и она сумела бы произнести такое признание.

Сделай она это – и Марина Сингх и Карен Экман стали бы добрыми подругами.

Снег падал мокрыми хлопьями и успел укрыть белым ковром всю молодую траву.

Застыли от холода крокусы, раскрывшие на фоне бурой земли свои желтые и фиолетовые розетки. Изнемогали под тяжестью снега крошечные розоватые цветки церсиса канадского.

Мистер Фокс и Марина шли рядом, не думая о том, что за все время они впервые появились вместе на улице. Так они одолели четверть мили от южного угла кампуса Фогель до парковки. Поздний снегопад застал Марину врасплох. Утром, когда она вышла из дома, ничто не предвещало непогоду, и сейчас она шагала по снежной каше, с сожалением поглядывая на свои легкие туфли.

– Я больше тебе скажу, – произнес мистер Фокс, когда они сели в его машину и он включил дефростер, обдувающий лобовое стекло теплым воздухом. – Я и не предполагал, что он застрянет там. Перед отъездом я сказал ему, чтобы он не торопился и внимательно ознакомился с обстановкой. Но тогда я думал, что речь пойдет о неделе, ну, от силы о паре недель. Не более того.

– Ему не сразу удалось ее отыскать. Поэтому его график нарушился с самого начала. Андерс уехал на следующий день после Рождества.

Начальство торопило его с отъездом, но для Экманов празднование Рождества было превыше всего. Марина показала мистеру Фоксу те несколько писем, которые она получила от Андерса. В них он описывал Манаус и свои вылазки с гидом в джунгли, где он наблюдал за птицами. У нее сложилось впечатление, что Андерс писал в основном о дожде. Марина была уверена, что мистер Фокс тоже получал от него письма. Однако он не обмолвился о них ни словом.

– В общем, речь шла максимум о двух неделях. Не о трех месяцах. Я собирался его вызвать…

– Но не смогли установить с ним связь.

– Абсолютно верно. – Мистер Фокс обвел взглядом побелевшие окрестности, искаженные потеками талого снега на стеклах. – Надо было сказать ему с самого начала, чтобы он немедленно возвращался – с доктором Свенсон или без нее. Что цель его поездки – передать ей приказ о возвращении.

– Все равно это ничего бы не дало, – пробормотала Марина, скорее сама себе, чем ему.

Никто всерьез и не рассчитывал, что доктор Свенсон, получив приказ, сразу упакует в ящики свою лабораторию и вернется в Миннесоту, – ни Андерс, ни мистер Фокс, ни Марина.

По правде говоря, дело было даже не в ее возвращении.

Если бы исследовательница установила постоянную связь с головной компанией и подтвердила, что работа над ее новым препаратом близится к завершению, если бы она позволила компании прислать к ней своих экспертов, компания «Фогель» оставила бы ее в покое и продлила финансирование проекта еще на годы. Но теперь Андерс мертв, а надежда на успех упала до нулевой отметки.

Уже при одной мысли о докторе Свенсон сердце Марины сжималось от ужаса.

Перед ее внутренним взором вставала картина пятнадцатилетней давности, когда она училась в знаменитом Университете Джона Хопкинса: она сидит в аудитории, а перед подиумом расхаживает доктор Свенсон и рассказывает о шейке матки с такой неистовой страстью, граничащей с яростью, что никто из сотни студентов не смеет даже взглянуть на часы, а уж тем более заикнуться о том, что время лекции давно истекло и все слушатели уже опаздывают на другие занятия…

Марина была всего лишь второкурсницей, но пришла на лекцию для третьего курса, так как доктор Свенсон ясно дала понять своим студентам, что они должны посещать все ее лекции. Впрочем, Марина и не собиралась пропускать такие лекции или ловить на них ворон. Все ее внимание было приковано к словам лектора; слайд-шоу атипичных клеток мелькало перед глазами так быстро, что они казались чуть ли не живыми.

Доктор Свенсон знала все, что интересовало Марину; она отвечала на вопросы, которые еще только зрели в голове Марины.

Крошечная женщина приковывала к себе сотни пар глаз слушателей одним лишь голосом, ни разу не повышая его до крика. Студенты боялись ее и боялись пропустить что-либо из ее слов, поэтому оставались на своих местах столько, сколько она считала нужным. Марина не сомневалась, что и вся аудитория испытывала то же, что и она, – смесь ужаса и восторга, и эта смесь заставляла мозг работать с особой интенсивностью. Ее рука записывала страницу за страницей каждое слово, произнесенное лектором. На лекциях доктора Свенсон она научилась делать записи с быстротой судебного репортера, и такое умение помогало ей потом не раз.

Марину внезапно поразило, что она помнит доктора Свенсон лишь по ее лекциям, всегда на значительном расстоянии, а не в хирургическом отделении или в университетском холле.

Карен и Андерс Экманы жили в тупике. Соседи заезжали туда осторожно, сбавляя скорость, так как знали, что мальчишки могут кататься на санках с горки или выскочить из-за куста на велосипеде.

– Здесь, – сказала Марина и показала на красный кирпичный дом.

Мистер Фокс остановил машину у кромки тротуара.

Марина и Андерс получали, вероятно, примерно одинаковое жалованье, поскольку выполняли идентичную работу. Но они никогда не говорили на эту тему. Андерс трудился в компании на несколько лет дольше, чем Марина, и успел заработать чуть больше. Однако Марина уже выкупила свой дом, довольно маленький – и все-таки слишком большой для нее. Теперь она регулярно делала взносы на благотворительность, а остатки жалованья оставляла в банке. А вот Андерс платил за дом, за уроки фортепиано, за брекеты для детских зубов, за летний лагерь и учебу в колледже. Как ему удавалось это, с неработающей женой и тремя сыновьями, и кто будет теперь все это оплачивать?.. Марине припомнились многочисленные дни рождения и рождественские праздники, фотографии мальчишек с подарками, обернутыми в серебристую, красную или зеленую бумагу и перевязанными ленточкой…

Снег моментально покрыл толстым слоем лобовое стекло.

– Какой сюрприз! – проговорила Карен Экман, открыв дверь.

На ней была белая вязаная шапочка, рядом на стуле лежала куртка. Карен тут же вцепилась обеими руками в строгий ошейник, сдерживавший огромного ретривера с золотистой шерстью. Маленькая и хрупкая, она явно проигрывала в этом поединке.

– Нельзя! – громко крикнула она. – Сидеть!

Марина забыла кличку пса, хотя его морда красовалась на столе Андерса рядом со снимками жены и сыновей. Пес прижался круглой башкой к бедру хозяйки и гавкнул два раза, радуясь неожиданным гостям. Марина отметила его модную стрижку «маллет» – короткая шерсть на голове и длинная на затылке.

– Вы куда-то собрались? – воскликнул мистер Фокс, словно это означало, что и им тоже можно поскорее уйти.

Карен покачала головой:

– Нет-нет, все в порядке, я не спешу. Просто собиралась забрать мальчиков из школы, а до этого зайти в магазин, но могу и не торопиться с покупками. Заходите в дом, а то холодно.

Пес рванулся, стремясь радостно приветствовать гостей, но Карен ухитрилась оттащить его в сторону.

– Тише, Пиклес. Сидеть!

Пес не желал сидеть.

Карен отпустила его и потерла руки, чтобы убрать с ладоней вмятины от зубцов строгого ошейника. На кухне царили чистота и порядок: никаких чашек на столе, никаких игрушек на полу. Марина бывала в этом доме лишь по праздникам, когда в комнатах было много гостей.

Теперь она увидела, что этот просторный дом мог вместить много детей.

– Хотите кофе? – предложила Карен.

Марина повернулась к шефу и обнаружила, что он стоит прямо за спиной у нее. Мистер Фокс был не выше, чем она, и даже шутил по этому поводу, когда они оставались наедине.

– Нет, спасибо.

День был пасмурный, но свет, отражавшийся от свежего снега, окрасил серебром обеденный стол. В широком окне виднелся детский гимнастический комплекс. Он был установлен на заднем дворе, и на его крыше уже лежал толстый слой снега. Пиклес прижался боком к ногам Марины и бодал лбом ее ладонь. Она ласково потрепала его висячие замшевые уши.

– Сейчас я запру его, – сказала Карен. – Иначе он всем надоест.

Пиклес смотрел на всех с обожанием и был близок к экстазу.

– Нет-нет, не нужно, я люблю собак, – поспешно возразила Марина, подумав, что пес поможет смягчить потрясение хозяйки, когда они сообщат ей о смерти ее мужа.

В первые минуты он заменит Карен священника, мать, сестру, утешит несчастную женщину, когда до ее сознания дойдет весь ужас утраты.

Он даже частично заменит Андерса.

Марина снова оглянулась на мистера Фокса. Каждая секунда, которую они проводили в этом доме, не сообщая Карен о случившемся, была пропитана ложью. Но шеф разглядывал фотографии, висевшие на холодильнике. Там были трое мальчишек – оба младших светловолосые, старший чуть темнее. Андерс обнимал жену – на том снимке они были совсем юными, почти детьми. Были там и птицы – стая луговых тетеревов посреди поля, восточная синешейка, такая яркая, что, казалось, тут не обошлось без фотошопа с его спецэффектами. У Андерса осталось несметное множество снимков птиц…

Карен сняла шапочку и откинула назад свои прямые светлые волосы. Румянец, запылавший на ее щеках после краткого контакта с холодом, уже исчез.

– У вас плохие новости, да? – спросила она, теребя кольца на безымянном пальце – обручальное, скромное, с маленьким бриллиантиком, и платиновое. – Я рада вас видеть, но догадываюсь, что вы пришли к нам не просто так.

На долю секунды Марина испытала слабое облегчение.

Конечно, Карен обо всем догадывается. Ее душа уже все знает, хотя уши еще ничего не услышали. Марине ужасно захотелось обнять Карен, выразив свое сострадание этим жестом, а не словами. Слова застряли в горле…

– Новости нехорошие, верно, – подтвердила она и услышала, как дрогнул ее голос.

Теперь пора бы заговорить мистеру Фоксу – рассказать обо всем по порядку, что-то объяснить, ведь Марина и сама не все понимала. Но мистер Фокс все еще рассматривал снимки – повернулся спиной к женщинам, заложил назад руки, вытянул шею и созерцал фотографию темноклювой гагары.

Карен подняла брови и слегка покачала головой.

– Все письма Андерса были безумными, – сказала она. – И приходили они хаотически: то по два письма в день, потом целую неделю я не получала ни одного. Одно пришло пару дней назад, оно без даты, но, скорее всего, написано недавно. Мне показалось, что Андерс сошел с ума. В последнее время он писал реже. Вероятно, не хотел мне сообщать, что вынужден задержаться там еще.

– Карен, слушай…

Пиклес наклонил голову, словно «слушай» была команда.

Он сел.

– Эта работа не для Андерса, – заявила Карен и, глядя на Марину, показала пальцем на спину мистера Фокса. – Ему не нравятся джунгли. Вернее, птицы ему очень нравятся, а вот все остальное доводит его до бешенства – листва, лианы, воздушные корни и все прочее. В одном из писем он жалуется, что в его снах они душат его. Андерс вырос в Крукстоне, а там даже деревьев почти нет. Ты бывала в Крукстоне? Там только прерия и больше ничего. Он всегда утверждал, что деревья действуют ему на нервы. Шутил, конечно, но тем не менее это так. Он не годится для таких миссий. Там требуется посредник, человек, умеющий улаживать конфликты, уговаривать. Я не понимаю, почему послали именно его. Андерс ладит со всеми, это верно. Но если у компании «Фогель» упали акции, то это ее проблемы. Что тут может сделать Андерс? Ровным счетом ничего, и не нужно держать его в Бразилии.

Марина догадалась, что Карен обдумывала свой монолог по утрам и вечерам, когда чистила зубы, не подозревая, что у нее появится возможность произнести его перед самим президентом компании.

– Он никогда не скажет вам об этом, мистер Фокс. Но если даже ему не удастся убедить эту ненормальную тетку вернуться, пускай возвращается сам. Ведь у нас трое мальчишек. Неужели они закончат учебный год без отца?

Тут Марине стало совсем плохо, у нее подогнулись колени, и она схватилась за спинку стула, стоявшего возле кухонного островка.

Конечно, теперь пора бы и шефу включиться в разговор. Почему он до сих пор не отдал Карен письмо?

Марина с новой волной отчаяния вспомнила, что злосчастное письмо лежит у нее в кармане. Она подвинула стул ближе.

– Присядь, Карен.

Теперь ей было не до собственных ощущений. Ее ужаснула жестокость того, о чем ей предстояло сообщить. С каким бы тактом, с какой бы деликатностью она ни сделала это, все равно – такой удар сокрушит Карен Экман.

– Андерс? – прошептала Карен и повторила имя мужа еще раз, громче, как будто он находился в соседней комнате. Она одновременно верила услышанному и отвергала его. Ее наполнил весь холод, пронесшийся над Миннесотой. У нее задрожали губы, а пальцы судорожно вцепились в хрупкие плечи. Она потребовала показать ей письмо, потом отказалась взять его в руки – такое тонкое, голубенькое, несерьезное. Наконец попросила Марину прочесть его вслух.

Отказаться Марина не могла, и, как бы она ни старалась смягчить послание, чтобы оно прозвучало более-менее человечно, ей это плохо удавалось.

«Учитывая наше местонахождение, этот дождь, – нерешительно прочла она, пропустив пассаж о беспросветной бюрократии властей (как местных, так и наших), – мы решили похоронить его здесь».

Она не смогла заставить себя прочесть вслух, что похороны – тоже проблема, и пожалела, что не стала читать начало письма, несмотря на его банальность. Без него все остальное не тянуло на письмо, скорее напоминало скупую телеграмму.

– Она похоронила его там? – ахнула Карен. Меха ее легких расширились впустую. На кухне не хватало воздуха. – Боже, о чем ты говоришь? Он лежит в земле?!

– Скажи, кого мне позвать к тебе? Сейчас кто-то должен быть рядом с тобой. – Марина попыталась взять руки Карен в свои, но потрясенная вдова вырвала их:

– Увезите его оттуда! Вы не имеете права оставлять его там! Это недопустимо!

В такие моменты люди обещают все, что угодно, но Марина, как ни пыталась, не сумела вымолвить ни слова утешения.

– Я не смогу его вывезти, – сказала она, и это было жуткое признание.

Она отчетливо представила себе грязь под ногами, листья, могилу, в которую оползает намокшая земля. Через считаные дни на ней уже появляются свежие ростки, а через месяц могилу уже и не разглядишь под ковром буйной растительности. Марина физически ощутила панику, страх перед удушьем, который испытывал Андерс при виде лиан…

– Я не знаю, как это сделать, – честно призналась она. – Карен, послушай, скажи, кому я должна позвонить. Сейчас необходимо, чтобы рядом с тобой кто-то был.

Но Карен не понимала ее вопроса, либо не слышала его, либо не желала пойти навстречу Марине, упростить ситуацию.

Они остались вдвоем.

Мистер Фокс сбежал при виде отчаяния жены Андерса Экмана.

Бедная женщина сползла со стула на пол и рыдала, обняв ретривера, а верный пес дрожал от страха и лизал ее руку. Вскоре собачий бок стал мокрым от ее слез.

Какими наивными идиотами они были – с их уверенностью, что они знают, что делают!

Когда-то Марина была ординатором в госпитале, и ей приходилось извещать родственников о смерти больного. Случалось это редко, лишь когда лечащий врач был либо занят, либо представлял собой слишком важную персону. И как бы горько ни рыдали дочери, отцы, братья и жены, как бы ни цеплялись за нее, она всегда без труда выпутывалась из ситуации. Достаточно ей было поднять голову, и тут же появлялась сиделка, лучше знавшая, какие слова сказать осиротевшим людям. У нее под рукой были ламинированные листки с телефонными номерами пасторов, психологов и групп поддержки, которые собирались по средам. Максимум, что от нее требовалось, – выписать рецепт успокоительного.

А сейчас Марина сообщила о смерти Андерса его жене, не подумав о последствиях. Вдруг сыновья Андерса уже стоят возле школы под мокрым снегом и ждут свою мать? Как можно было забыть о них?! Почему она и ее босс не подумали о том, чтобы найти кого-то, а может, и дюжину человек, чтобы они окружили Карен заботой, когда на нее обрушится страшное известие? Сейчас были отчаянно нужны все гости рождественских праздников – женщины в свитерах с оленями, мужчины в галстуках красных оттенков. Марина видела их на этой кухне всего три месяца назад. Тогда они смеялись, чокались друг с другом молочно-яичным коктейлем с бурбоном! Но раз им не хватило ума позвать сюда близких и друзей, почему они не догадались хотя бы сунуть в карман несколько упаковок ксанакса?

В сложившейся ситуации нельзя медлить.

Мальчики испугаются, когда учитель отведет их назад, в школу. Они подумают, что с их мамой что-то случилось. Ведь для ребенка страшнее всего – смерть матери.

Марина поднялась с пола (как она там оказалась – она не помнила), подошла к телефону и стала искать адресную книгу, картотеку «Ролодекс» – что-либо, где записаны телефонные номера.

Обнаружила два номера газеты «Миннеаполис Стар Трибьюн», блокнотик с чистыми листками, кофейную кружку с надписью «Я люблю мою библиотеку», набитую ручками и карандашами. К пробковой доске был приколот листок бумаги с надписью «Телефоны для няни». Там были номера мобильных телефонов Карен и Андерса, а также рабочий телефон Андерса, телефоны «неотложки», доктора Джонсона и Линн Хилдер.

Вот как бывает, когда горит твой дом, подумала Марина.

Вот почему придумали такой простой номер – 911 – на случай чрезвычайных ситуаций. Когда пламя ползет по шторам, а дым наполняет комнату, ты забываешь все прочие номера. Как бы Марина ни хотела помочь жене своего умершего друга, сейчас больше всего ей хотелось убежать из этого дома.

Она сняла трубку и набрала самый нижний номер в списке. Ей пришлось вынести телефон из кухни, чтобы расслышать ответ. Линн Хилдер жила по соседству, чуть ниже по улице, а ее сыновья дружили с мальчиками Экманов. Оказывается, двадцать минут назад она выглянула из машины и предложила мальчикам подвезти их домой, а они ответили: «Нет, миссис Хилдер, мама скоро приедет».

Вот уже и Линн Хилдер рыдала так же горько, как Карен.

– Позвоните кому-нибудь, – вполголоса попросила Марина. – Позвоните в школу. Поезжайте туда и привезите мальчиков.

Вернувшись на кухню, она увидела, что Пиклес лежит на полу справа от хозяйки, его намокшая голова – на бедре Карен, а слева от нее уселся мистер Фокс, который, как по волшебству, возник после недолгого отсутствия. Он медленно и размеренно гладил Карен по голове, бормоча: «Все в порядке, все будет хорошо». Она уткнулась в его плечо, от ее слез голубые полоски на галстуке потемнели и казались черными. И хотя ситуацию никак нельзя было назвать «хорошей», Карен, казалось, внимала его словам и пыталась совладать с рыданиями…

Марина и мистер Фокс вышли из дома примерно через час, когда уже смеркалось, – дни в начале апреля еще короткие. Перед этим они созвонились с матерью Карен, потом приехала ее сестра с мужем и сообщила, что из Айовы уже едет брат; Линн Хилдер забрала из школы мальчиков и увезла к себе домой, справедливо рассудив, что сообщить им страшную новость надо очень осторожно, не сразу.

До сих пор, с того момента, когда мистер Фокс появился на пороге лаборатории с голубым конвертом в руке, Марине даже не приходило в голову искать виноватых в смерти Андерса. Это был просто несчастный случай; точно так же Андерса могло затянуть на глубину течением Амазонки. Но когда им в лицо ударил ледяной ветер, а проводил их на улицу только Пиклес, она заподозрила, что оставшиеся в доме люди считают виновником несчастья мистера Фокса.

В самом деле: если бы не шеф, сыновья Экманов сейчас делали бы домашние задания в своей комнате или лепили на заднем дворе снежную бабу. Андерс поглядывал бы на часы в лаборатории, говорил, что уже хочет есть, а ноги сами несли бы его к дверям… Возможно, что Карен Экман и ее родственники, ушедшие с головой в печаль, пока не винят шефа, но подобная мысль обязательно явится к ним позже, когда утихнет первая боль утраты.

Сейчас же Марина сама злилась на мистера Фокса за то, что он сбежал, оставил ее наедине с Карен, спихнул на нее всю тяжесть горестной миссии, а еще за то, что сейчас он не поддерживал ее под руку, и она неуклюже ковыляла по нерасчищенной от снега дорожке.

Винила ли она его за то, что он послал Андерса в Бразилию, как оказалось – послал на гибель?

Потом мистер Фокс спокойно уселся за руль, а она безуспешно дергала ручку прихваченной морозом пассажирской дверцы и не могла ее открыть. Тогда она сгребла рукой снег с лобового стекла и постучала костяшками пальцев. Шеф смотрел прямо перед собой, повернул голову на стук и с изумлением посмотрел на Марину, словно уже успел забыть, что приехал сюда не один. Он протянул руку и толкнул дверцу.

Марина рухнула на кожаное сиденье, как могла рухнуть на мостовую перед домом Андерса, если бы ей пришлось ждать еще хоть одну минуту.

– Подбрось меня до моей машины, и все, – попросила она.

У нее дрожали руки, и она зажала их коленями. Большую часть жизни она провела в Миннесоте, но еще никогда так не мерзла. Сейчас ей отчаянно хотелось вернуться домой и принять горячую ванну…

Снегопад прекратился, но небо над прерией было серым и низким.

Автотрасса, на которую они с трудом выбрались, оказалась разбитой, изрытой ямами черной полосой, разделяющей два белых пространства.

Мистер Фокс не послушался Марину. Он повез ее в Сент-Пол.

Догадавшись о его намерениях, Марина не стала возражать, смутно понимая, что после пережитого стресса им требуется побыть вместе.

В шестом часу шеф остановил машину у знакомого ресторана, в котором они уже не раз бывали: там они могли рассчитывать, что не столкнутся ни с кем из сотрудников, и прошли в кабинку. Марина заказала красное вино и внезапно осознала, что хочет выпить даже больше, чем принять горячую ванну. Официантка принесла ей два бокала и поставила перед ней на стол, а мистеру Фоксу – два стакана виски и кубики льда.

– Желаю приятно провести время, – сказала она без особенного энтузиазма.

Марина дождалась, когда та ушла, а затем без всякой преамбулы повторила фразу из монолога Карен, оставшуюся в ее памяти яснее других: «Если у компании «Фогель» упали акции, это ее проблемы».

Мистер Фокс взглянул на нее с тенью улыбки, хотя Марина тут же усомнилась, видела ли она улыбку вообще.

– Даже и не помню, когда я так выматывался.

Она кивнула. Ждала. Ждал и он. Долго.

– Между прочим, наши акции растут, – заявил он наконец.

– Я знаю. Только не знаю причину их роста и не знаю, имеет ли это какое-то отношение к Андерсу.

Мистер Фокс быстро выпил первый стакан и легонько коснулся пальцами края второго.

События этого дня состарили его.

В приглушенном свете низко висящей лампы с пластиковым абажуром в стиле «Тиффани» он выглядел на все семьдесят, хотя ему через месяц должно было стукнуть шестьдесят один. Он сгорбился, опустил плечи, а очки оставили на переносице узкую багровую бороздку. Рот прямой и узкой чертой разрезал лицо.

Марина проработала в компании больше шести лет, прежде чем у них начался роман, и привыкла к мысли о том, что мистер Фокс – ее начальник, работодатель.

Но за последние семь месяцев они пытались по-новому осмыслить их отношения…

– Проблема вот в чем, – проговорил мистер Фокс мрачным тоном. – Некоторое время назад возникла… – Он замолк, словно сочетание холода, крайней усталости и виски похитило у него все нужные слова. – Да, в Бразилии возникла неприятная ситуация. Но к Андерсу она не имела отношения. Я не поручал ему вмешиваться в нее, но рассчитывал получить от него достаточно полную информацию, чтобы разобраться. Я видел в Андерсе человека, способного сдвинуть дело с мертвой точки. Он должен был объяснить доктору Свенсон, насколько важно, чтобы она свернула свои исследования и перешла к фазе разработки препарата. Разумеется, при поддержке других ученых. Затем, основываясь на увиденном, он должен был помочь нам с разумной оценкой сроков. То, что Андерс умер в середине этого процесса – ужасно, что и говорить, но его смерть… – тут мистер Фокс помолчал, подбирая слова, и сделал большой глоток из второго стакана, – его смерть ничего не меняет в этой проблеме.

– А проблема в том, что препарата, о котором вы говорите уже год, не существует? – подсказала Марина. – И вопрос не в том, что доктор Свенсон не торопится привезти его из Бразилии, а в том, что привозить-то нечего.

Да, мистер Фокс слишком стар для нее.

Он всего на пять лет моложе ее матери.

Расскажи ей Марина о своем романе, она привела бы ей этот аргумент в первую очередь.

– Я этого не знаю. В этом и состояла цель командировки. Мы нуждаемся в актуальной информации.

– Значит, ты направил Андерса вроде как на разведку? Какие указания он получил?

– Он был нашим посланником, ничего не скрывал, там нечего было скрывать. Я просил объяснить доктору Свенсон, как важно, чтобы она поскорее закончила свою часть проекта. Уехав в джунгли, она прервала с нами связь, – мистер Фокс сделал паузу и покачал головой. – Всякую связь. Я не уверен, сознает ли она, сколько прошло времени?

– Ты давно получал от нее какие-либо известия?

– Не считая сегодняшнего письма? – Он помолчал, обдумывая вопрос, но Марина заподозрила, что он всего лишь борется с усталостью. – Двадцать шесть месяцев назад.

– Она вообще ничего не присылала? За два с лишним года? Как такое возможно?!

Ее удивило, почему шеф мирился с этим, но он понял ее вопрос иначе:

– Вероятно, она не чувствует ответственности перед людьми, которые финансируют ее работу. Я дал ей такой карт-бланш, над которым посмеялась бы другая фармацевтическая компания, и справедливо бы посмеялась. Вот почему доктор Свенсон согласилась с нами сотрудничать. По нашему контракту деньги ежемесячно перечисляются на ее счет в Рио. Я оплатил постройку лаборатории, но даже не знаю, где она находится. Мы отправили туда по воде холодильное оборудование, сайдинг, двери, кровельные материалы, кучу генераторов – все необходимое для полноценной лаборатории. Она встретила груз в Манаусе, поднялась на борт судна и отправилась вниз по реке. Никто из рабочих не может точно указать, где было выгружено оборудование.

– Раз Андерс нашел лабораторию, значит, не так уж это и сложно, – сказала она и подумала, что доктор Свенсон никогда не станет считать себя подотчетной компании «Фогель». Она может работать над созданием препарата из собственного любопытства или в интересах науки, но ей даже не придет в голову, что ее труд является собственностью людей, подписывающих чеки. Это понимает любой, кто с ней общается.

– Так вытащи пробку и осуши ванну. Перестань посылать ей деньги и жди, когда доктор Свенсон объявится.

Мистер Фокс, державший почти полный стакан виски, поставил его на стол. Его выражение лица говорило, что Марина ничего не понимает.

– Проект нужно довести до ума, а не закрывать, дорогая моя.

– Вот и доводите, – Марина закрыла глаза. Ей хотелось нырнуть в красное вино, плавать в нем. – Вообще-то, я больше не хочу говорить о докторе Свенсон, компании «Фогель» и бразильском проекте. Да, я первая заговорила о них, и теперь жалею. Давай лучше помянем Андерса.

– Ты совершенно права, – мистер Фокс сказал это тоном, в котором не ощущалось уступки. – Не будем говорить об этом ни сейчас, ни завтра, ни в другие дни. Но поскольку сегодняшний день справедливо принадлежит Андерсу, я вот что тебе скажу: если мы найдем доктора Свенсон, мы не только получим возможность решить проблемы нашей компании, но и ответим на вопросы, касающиеся смерти Андерса.

– Вопросы? Какие вопросы?

– Поверь мне, – вздохнул он, – вопросы еще возникнут.

Интересно, понимает ли он, что его могут обвинить в смерти Андерса, подумала она.

– Ты ведь не собираешься в Бразилию?

– Нет, – ответил он.

Марина снова отметила про себя, как его старят неудачное освещение, виски и тяжелые события.

Ей захотелось поскорее уехать из Сент-Пола, а когда они вернутся в Иден-Прери, она позовет его к себе домой.

Она не винила его ни в чем. Как бы в подтверждение этому она протянула руку через стол и сжала его пальцы:

– Президенту компании негоже ездить в Бразилию.

– В Амазонии нет ничего опасного. Нужны лишь разумные меры предосторожности и здравый смысл.

– Конечно, ты прав, но это не значит, что надо ехать именно тебе.

– Я никуда не поеду, обещаю тебе. Энник Свенсон все равно не захочет меня слушать. Теперь я понимаю, что она меня никогда не слушала – ни на совещаниях, ни при подписании договора. Я не раз писал ей, но она не отвечала ни по обычной, ни по электронной почте. Я напоминал ей про ее обязательства, про необходимость придерживаться проекта. Но я не уверен, что она читала мои послания.

– Так, может, тебе нужно найти кого-то, кого она выслушает?

– Верно. Я не продумал этот вопрос как следует, когда посылал Андерса в Бразилию. Он был контактным и симпатичным, а еще – он с готовностью принял мое предложение, что тоже было очень важно. Тогда я считал, что это должен быть кто-то из «Фогель» – кто-то, но только не я.

Ох, Андерс! Тебя отправили с миссией, для которой ты не годился. И теперь, после твоей смерти, это признано ошибкой.

– Значит, теперь ты будешь искать подходящую кандидатуру?

– Я уже нашел, – ответил он. – Это ты.

Марина почувствовала легкий укол в своей руке, которую он держал, словно в ее ладонь вонзилось что-то острое.

Она отдернула руку и быстро ее потерла.

– Она тебя знает, – пояснил он. – Она прислушается к твоим словам. Мне следовало попросить тебя об этом сразу. Тебя, а не Андерса. Твоя кандидатура обсуждалась, но я сказал тогда членам правления, что уже просил тебя, но ты отказалась. С моей стороны это было эгоистично. Но зато все это время мы были вместе, – он заглянул ей в глаза, но для них обоих это показалось невыносимым, и он опустил взгляд. – Мне было это важно. Я не хотел, чтобы ты уезжала. Виноват, Марина, я послал вместо тебя Андерса. Но ты справилась бы лучше, чем он.

– Но ведь он УМЕР, – возразила она.

Ей не хотелось переноситься в прошлое и делать выбор между собой и Андерсом, гадать о том, кто из них был бы менее полезным в этой жизненной ситуации.

– По-твоему, лучше бы на его месте оказалась я?

– Ты бы не умерла, – он заявил об этом без тени сомнения. – Андерс ушел из жизни по собственной беспечности. Ведь не крокодил же его сожрал! Он заболел, началась лихорадка. Если бы ты заболела, у тебя хватило бы здравого смысла сесть на самолет и вернуться домой.

Марине не понравилось, что шеф заговорил о вине Андерса. Достаточно и того, что бедняга умер вдали от дома!

– Давай-ка оставим хоть на минуту в покое нашего несчастного коллегу, – она попыталась рассуждать логически. – В твоих аргументах очевиден изъян: ты считаешь, что я знакома с доктором Свенсон. Но я не видела ее… – Марина замолчала, прикидывая, сколько же прошло времени. – Да-да, я не видела ее тринадцать лет. Я знакома с ее тогдашними идеями, касающимися репродуктивной эндокринологии и, в меньшей степени, гинекологической хирургии, но не имею представления, что она думает сейчас по этому поводу. Я никогда не общалась с ней лично, только посещала ее лекции. А уж она меня тем более не помнит, ведь я была всего лишь одной из многих ее слушателей! Не помнит ни моего имени, ни моих оценок, да и едва ли узнает меня в лицо.

Действительно, узнает ли ее доктор Свенсон? Марине вспомнилось, как лекторша обводила строгим взглядом аудиторию, лица студентов и ординаторов.

И так – год за годом, год за годом…

Их были сотни на одном курсе, а за годы – уже и тысячи.

И все же, в какой-то краткий момент, доктор Свенсон общалась лично с Мариной Сингх…

– Ты недооцениваешь себя.

Марина покачала головой.

– Ты переоцениваешь доктора Свенсон. И меня. Мы незнакомы.

Это было полуправдой.

Однобокой правдой.

– Ты была ее студенткой, которая успешно усваивала ее лекции. Возможно, для нее это существенно. Вот тебе и зацепка. Я допускаю, что с бывшей ученицей, да еще хорошей ученицей, она скорее согласится разговаривать, чем с кем-нибудь другим.

– Не считая ее работодателя.

Он поднял брови, изображая удивление.

– Так ты полагаешь, что это я должен поехать?

– Разве мы с тобой единственные люди, которые годятся для этой миссии? Я не думаю, что туда нужно ехать кому-то из нас двоих.

Перед ее глазами явственно стоял Андерс.

Тогда, перед своим отъездом, он подробно рассказывал ей об удивительных открытиях доктора Свенсон.

А она ничего не поняла.

– Доктор Свенсон обнаружила в дебрях Амазонки затерянную деревню, точнее, неизвестное племя, – сообщил Андерс. – Женщины беременеют там до конца жизни и производят на свет здоровых детей.

– Какой ужас, – пробормотала в ответ Марина.

Она вводила данные в таблицу и, как часто бывало, слушала его вполуха.

– Правда, они живут лет на десять меньше нашего, но это общая картина для Амазонии – из-за неполноценного питания и отсутствия медицинской помощи.

– Зачем им столько детей?

Андерс оттолкнулся от стола и проехался в кресле по тесной лаборатории, маневрируя с помощью своих длинных ног.

– Их яйцеклетки не стареют, понимаешь? Тело стареет, движется к смерти, а менструации не прекращаются, репродуктивная система остается молодой. Это конец ЭКО (экстракорпорального оплодотворения), понимаешь? Это будет препарат против бесплодия. Больше никаких затрат, никаких инъекций, никаких донорских яйцеклеток и суррогатных матерей. Созревающая до конца жизни яйцеклетка, менструация до конца дней, понимаешь?

Марина подняла на него глаза.

– Может, не надо?

Андерс положил ей на стол пухлый доклад доктора Энник Свенсон «Репродуктивная эндокринология и племя лакаши» в твердом переплете.

– Представь себе на минутку, что ты клинический фармаколог и работаешь в крупной компании, создающей новые препараты. Что кто-то предлагает тебе эквивалент «Утерянного горизонта»[1] для яичников американок.

Он взял Марину за руку, словно предлагая ей что-то…

– Ты откладываешь свои планы по рождению ребенка, сколько тебе нужно. Сорок пять лет – уже не возраст, мы говорим о пятидесяти, шестидесяти годах, а то и больше! Ты можешь родить всегда, когда захочешь.

Марина поняла, что эти слова адресованы непосредственно ей. Ей было сорок два. Она любила мужчину, с которым никогда не уходила вместе с работы. Она никогда не заговаривала с мистером Фоксом на эту тему и даже не думала, что у них может родиться ребенок.

Да, маловероятно. Но не исключено…

Она взяла доклад в руки:

– Энник Свенсон.

– Исследовательница. Вроде знаменитый этноботаник, работающий в Бразилии.

– Свенсон не этноботаник, – сообщила Марина, проглядев содержание доклада: «Наступление половой зрелости у женщин племени лакаши», «Рождаемость в аналогичных племенах»…

Андерс тоже заглянул на эту страницу, словно там была напечатана вся эта информация.

– Откуда ты знаешь?

Марина захлопнула доклад и оттолкнула его от себя. С самого начала, как она теперь вспомнила, ей хотелось держаться подальше от него.

– Доктор Свенсон преподавала в нашей медицинской школе.

Так прошел их разговор.

Потом зазвонил телефон, кто-то пришел, и тема забылась.

Тогда Марину не приглашали на заседания правления, ей не пришлось встретиться с доктором Свенсон во время ее единственного посещения компании «Фогель». Не было необходимости. Обзор заседаний правления делали все поочередно, и ее очередь просто не успела подойти. И не было никаких причин, по которым мистер Фокс мог знать о том, что между ней и исследовательницей племени лакаши есть некая связь, хоть и давняя…

Разве что Андерс мог сообщить ему о ней.

– Какая она, эта доктор Свенсон? – поинтересовался Андерс за пару дней до отъезда.

Марина на мгновение задумалась.

Она видела своего профессора лишь в аудитории, на безопасном расстоянии.

– Она – ученый старой закалки, профессор медицины.

– Про нее ходили какие-нибудь легенды? Скажем, о самоубийствах студентов, которые не сдали ей экзамен?

Задав этот вопрос, Андерс уткнулся в свои определители птиц и не заметил, как изменилось ее лицо.

Марине были неприятны шутки на тему, в которой сама она не видела ничего смешного. Но в то же время ей не хотелось ссориться с Андерсом, ведь даже маленькая трещина в их отношениях могла перерасти в крупную ссору.

Поэтому она лишь неопределенно хмыкнула и качнула головой:

– Да, ходили.

В итоге и у Марины, и у мистера Фокса пропал аппетит.

Они решили обойтись без ужина. Просто выпили свое спиртное, по две порции на каждого, и вернулись на парковку возле кампуса без дальнейших споров и планов на поездку в Бразилию или даже на ближайший вечер.

При этом оба были уверены, что лучше всего для них было бы лечь вместе в постель и обнимать друг друга долгую ночь, отгоняя призрак смерти.

Но на парковке они просто расстались, слишком усталые и слишком погруженные в собственные мысли.

Марина пересела в свою машину и уехала.

– Я позвоню тебе перед сном, – сказал мистер Фокс.

Марина кивнула и поцеловала его, а когда вернулась домой и, приняв долгожданную ванну, легла в постель, он позвонил и пожелал спокойной ночи, без всяких прочих разговоров.

Через пять минут или пять часов после того, как она погасила свет, снова зазвонил телефон.

Она знала, что это не мистер Фокс, и ее первая мысль была, что это Андерс. Это было как-то связано со сном, который она видела только что…

Андерс позвонил и сообщил, что его автомобиль застрял на заметенной снегом дороге и сломался. Просил, чтобы она приехала и забрала его.

– Марина, прости, я тебя разбудила.

Голос был женский, и тут она поняла, что это Карен.

Марина заворочалась, одергивая ночную рубашку, замотавшуюся вокруг ее талии.

– Ничего, ничего, все в порядке.

– Доктор Джонсон принес снотворное, но оно не действует.

– Да, таблетки иногда не помогают, – согласилась Марина и взяла со столика маленький будильник. Зеленые стрелки светились в темноте: 3.25.

– На всех остальных они подействовали. В доме все спят крепким сном.

– Карен, хочешь, я приеду? – спросила Марина.

Сейчас она уже может вернуться в дом Андерса, посидеть на кухонном полу вместе с Карен и Пиклесом, лечь на кровать, туда, где обычно ложился Андерс, и держать Карен за руку, пока она не заснет. На этот раз она будет знать, что делать.

– Нет-нет, не нужно. Рядом со мной мои родные, пусть даже сейчас они спят. Просто я сейчас думаю обо всем, понимаешь? Я думаю об этом, – ее голос звучал в трубке удивительно спокойно.

– Да, конечно.

– И у меня возникли вопросы.

– Да-да, – пробормотала Марина и подумала, что сейчас она не сможет ответить ни на один вопрос.

– Например, почему она пишет, что сохранит его личные вещи, чтобы передать их его жене? Может, она думает, что я поеду туда и заберу его часы? – Голос Карен дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. – Или она пришлет их по почте?

Фотоаппарат Андерса, его бумажник, паспорт, часы, может, еще определители птиц и даже что-то из одежды…

Сомнительно…

Доктор Свенсон намерена вернуть вещи, которые она сочла важными. Но что значит «вернуть»? Скорее всего, она положит их куда-нибудь и тут же забудет об их существовании…

– Вероятно, она просто отдаст их коллеге, который туда приедет. Так надежнее. По-моему, при почтовой пересылке вещи часто теряются. – Марине пришло в голову, что и это письмо тоже могло потеряться, прийти три дня назад или даже через месяц. Сколько бы они тогда еще ждали вестей от Андерса, не подозревая, что его уже нет в живых?

– Но вдруг она не высылает его вещи, потому что он продолжает ими пользоваться?

Марина потерла переносицу указательным пальцем, чтобы окончательно проснуться.

– Прости, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Что, если он не умер?

Марина откинулась на подушку:

– Карен, он умер.

– Почему ты так уверена в этом? На основании письма какой-то сумасшедшей из Бразилии, с которой никто не может установить связь? Мне нужны более серьезные факты. Смерть Андерса – самое ужасное, что могло со мной случиться. Самое жуткое, что могло случиться с моими мальчиками. И я должна верить на слово незнакомой особе?! Вероятность и доказательства должны находиться в равновесии. Но в каких-то случаях вероятность увеличивается настолько, что устраняет необходимость в доказательствах. Впрочем, если речь идет не о твоем муже.

– Мистер Фокс пошлет туда кого-то из коллег. Они выяснят, что там случилось.

– Но допустим, что он не умер. Я понимаю, ты не веришь в это, но давай просто допустим! Вдруг Андерс болен – тогда я должна поехать туда и найти его. В этом случае нельзя ждать, пока мистер Фокс соберет свое правление и направит в Бразилию человека, который даже не будет четко знать, что ему там делать.

Глаза Марины постепенно привыкли к темноте. Она различала силуэты мебели в спальне, столик, лампу на нем.

– Я поговорю с ним. Обещаю. Я позабочусь, чтобы он все сделал правильно.

– Я сама полечу в Бразилию, – заявила Карен.

– Нет, не нужно. – Марина понимала, что все это говорится под влиянием шока. Возможно, завтра Карен и не вспомнит весь этот ночной разговор…

Трубка долго молчала.

– Я бы полетела, – наконец проговорила Карен. – Клянусь богом, если бы не мальчики.

– Слушай, – сказала Марина, – ситуация непонятная для всех нас. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться. Дадим мистеру Фоксу шанс выяснить все, что можно.

– Я бы отдала мистеру Фоксу все что угодно, – Карен вздохнула.

Накануне днем Марина думала, что Карен больше никогда не захочет с ней разговаривать и будет вечно сердиться за то, что она принесла ей в дом ужасную весть. Тот факт, что Карен Экман позвонила ей среди ночи, она восприняла как знак прощения и была благодарна ей за это.

– Когда ты приняла снотворное? Давно?

Марина ждала ответа, смотрела, как зеленоватая секундная стрелка прошла через тройку, шестерку, девятку…

– Карен?

– Может, ты полетишь туда?

Тут Марина поняла причину позднего звонка и всего разговора. После этих слов перед глазами Марины явственно возник Андерс: он стоял по щиколотку в воде, спиной к непроницаемой стене из листвы. Он держал письмо и глядел на реку, ища глазами мальчишку в выдолбленной лодке.

Он был мертв.

Конечно, Марина не слишком верила доктору Свенсон, однако она все-таки не из тех, кто способен заживо похоронить человека. Она сочтет это пустой тратой времени.

– Ты вторая, кто сказал мне сегодня об этом.

– Андерс говорил, что ты знала ее. Что ты была ее студенткой.

– Да, верно, – согласилась Марина, не желая вдаваться в объяснения. Марина была родом из Миннесоты. Никто этому не верил. Она могла найти работу где угодно, но вернулась сюда, потому что любила эти края с их прериями и бескрайними небесами. Это сближало ее с Андерсом.

– Я знаю, что прошу невозможного, – сказала Карен. – И я представляю себе, что ты сейчас испытываешь из-за Андерса, меня и мальчиков. Я сознаю, что злоупотребляю твоим чувством вины, что это нечестно, и все-таки хочу, чтобы ты отправилась туда.

– Понимаю.

– Я знаю, что ты понимаешь, – сказала Карен. – Но ты поедешь?