Читать книгу Сделка - Энни Вилкс - Страница 5

Два последних дня меня почти не будили, сохраняя мой покой. Как будто я могла спать! Осознание собственной ничтожности и греховности, ужас содеянного грызли мою и без того обреченную вечно замерзать в ледяном пекле душу. Когда я думала о том, скольким навредила, как запятнала себя, мне становилось тяжело дышать от рыданий. Тогда служители храма смотрели на меня со снисхождением, которого я не заслуживала.

Я вспоминала, как пятнадцать лет назад впервые обнимала только что ставшими сиротами детей, как пела им успокоительную песню, и как они, убаюканные мною, засыпали, и морщинки на их маленьких лбах разглаживались. Боль исчезала, повинуясь мне, и во сне дети улыбались. Я держала близнецов на руках и была горда собой, а когда мой отец подошел ко мне, то передала невесомые тела ему – и сказала, что это я прогнала страдание. Что я умею развеивать боль, и значит, больше никто не должен страдать.

Ему стоило задушить меня в тот день! Тогда я бы не испачкала стольких невинных!

Десятки людей обращались ко мне за помощью за последние пару лет. Больные. Безумные. Потерявшие близких. Страдавшие от хворей, хоронившие супругов, лишившиеся смысла жизни, и особенно – по печальной традиции покинувшие в море детей. Я говорила с ними, успокаивала их разум, и они могли жить дальше. Эти люди приносили мне рыбу и молоко, ткани и даже нехитрые украшения. Я не отвергала их благодарности, чтобы не обесценить ее, но себе брала лишь самое необходимое, а остальное отдавала приютам и нашему лекарю. Считала, что поступаю благородно, что я – хороший человек, нашедший свое призвание.

Десятки загубленных душ! Я вспоминала их глаза. Раньше казавшиеся мне светящимися от радости долгожданного облегчения, эти глаза теперь сочились тьмой.

Кольцо на клетке все сжималось и разжималось. Биение его определяло и биение моего сердца, и пульс, болью колотивший виски, и даже дуновения воздуха, которые я ощущала кожей. Все подчинялось этому артефакту. Я с трудом находила силы напоминать себе, что намерения мои были чистыми, хоть и привели к ужасающим последствиям. Я пыталась схватиться за ту часть себя, что еще повиновалась мне, за тот кусочек Илианы, до которого не могло добраться проклятое и благословенное черное кольцо. Эту, смирившуюся, желавшую смерти, я продолжала про себя называть Идж. Идж брала верх почти постоянно, она хотела умереть, хотела быть наказанной, разорванной заживо.

Меня больше не охраняли. Подходило время моей казни, и служители храма знали, что я почти готова. Они могли бы оставить дверь клетки открытой и сказать мне, чтобы я оставалась внутри – и Идж бы оставалась. Илиана засыпала, воля перестала иметь значение. Только покаяние.

***

Дарис вернулся, как и обещал.

Всего за день до моего отхода в покой он возник на пороге храма как ни в чем не бывало. Была глубокая, глухая ночь. Сначала я подумала, что Дарис лишь мерещится мне: в часы темноты в святилище богов никого не пускали. Обычно через несколько часов после захода солнца верховный служитель кланялся деревянным идолам, омывал их лица маслом, зажигал перед ними пучки благовоний размером с небольшие кусты, и эти костры потом тлели всю ночь, пропитывая все – воздух, дерево, металл и плоть. Отблески углей заостряли блестящие от масла лица божеств, и я боялась смотреть на грубые алтари.

Сейчас же их неровный свет выхватил из темноты фигуру мужчины, такого же красивого, каким я его запомнила. Облачился он был намного проще: никакой золотой вышивки, белый камзол сменило простое невзрачное одеяние, и светлым сапогам Дарис предпочел темные. Его раньше спадавшие за спину волосы теперь были завернуты петлей на затылке. Прямой узкий меч в простой кожаной перевязи дрожал на бедре.

В глубине, за отчаянием, все замерло от неожиданного и острого как этот клинок, счастья. Вернулся! Вернулся за мной! И тут же эту радость словно придавило могильной плитой: я обязана молчать. Быть может, в образе Дариса явился проверить мою искренность один из богов, и от того, как я поведу себя сейчас, зависит, чистой я уйду в покой или еще больше опозоренной. И все же я не могла перестать смотреть на Дариса и прислушиваться к каждому его движению.

Черное кольцо разрывало меня надвое. Это было невыносимо.

Дарис сделал несколько шагов внутрь и оглянулся, будто прислушиваясь. Я попыталась уловить, что его насторожило, и поняла: все вокруг медленно и очень гулко вибрировало толчками, будто сами стены подвергались мощным ударам.

–Я вернулся за тобой, – улыбнулся он и, кажется, подмигнул мне. В темноте сложно было разглядеть выражение его лица, лишь только зубы поблескивали. – Илиана?

Его голос был ниже обычного, словно им владело возбуждение. Я съежилась на полу клетки и ответила, избегая его взгляда:

–Я должна покаяться и умереть. Я никуда не пойду.

–Что? – не поверил Дарис. – Это еще что? Ты же просила тебя вытащить?

Я хотела сказать ему про кольцо, владевшее моими мыслями и действиями, но не смогла вымолвить ни звука.

–Я выбираю покаяние и смерть, – упрямо повторила я со слезами на глазах. Внутри умирала надежда: если сейчас Дарис развернется и уйдет, другого спасения не будет. Мысленно я умоляла его понять, но он не мог меня слышать.

Дарис подошел к двери:

–Бред. Сейчас артефакторная защита рухнет, надо подождать. Все эти чертовы железяки выйдут из строя, и дверь откроется. Ты знала, что клетки тоже такие? Подожди немного.

Его рука нашарила мою в темноте и крепко сжала. Прикосновение его было горячим, приятным, обнадеживающим.

Вдруг стены содрогнулись сильнее прежнего, идолы посыпались с постаментов, и я испуганно закрыла лицо руками. Дарис рассмеялся:

–Вот и все!

Я неверяще открыла глаза. Голова раскалывалась от боли, но мысли мои были чистыми как слезы. Я знала, кто я, почему я здесь, и больше не хотела умирать. Идж пропала как туман, оставив за собой горечь. Жгучая ненависть к тем, кто заставил меня потерять себя, окатила как огнем. Я вскочила, не помня усталости, не обращая внимания на затекшие ноги, и с силой схватилась за литые прутья клетки. В тот момент мне казалось, что я могу согнуть их голыми руками, так была зла.

Клетка внезапно раскрылась. Я даже не поняла, как это произошло, но железо будто разошлось под моими руками, и я провалилась вперед, прямо в объятия моего спасителя.

Дарис схватил меня так крепко, что я задохнулась. Начала рваться из его сильных рук, но они продолжали держать меня – без малейшей нежности, крепко. Я вспомнила, как представляла себе капкан объятий этого мужчины. На деле он оказался даже жестче.

–Все, все, – успокаивающе, срывающимся голосом шептал мне мой спаситель. – Я здесь. И мы уходим. Все хорошо.

–Я… – Я не знала, что сказать.

Дарис нашел своими губами мои губы. Это было грубо, неожиданно. Он даже больше кусал, чем целовал меня. Я попыталась сжать губы, чтобы не дать его языку проникнуть в мой рот, но не успела. У его губ был вкус вина и какой-то сладости, а сам поцелуй получился таким тяжелым, что мне показалось, он меня задушит. В каком-то животном порыве я попыталась оттолкнуть Дариса, и он поймал мои руки в одну свою и поднял их над головой. Когда же оторвался от меня, в глазах его горел безумный огонь.

–Ты должна дать мне клятву, – вдруг серьезно сказал мужчина. – Я очень рискую из-за тебя. Рискую не только собой, но всей Империей Рад. И не буду этого делать, если ты не отплатишь.

–Что? – выдавила я из себя. Неужели он воспользуется мной прямо здесь, сейчас? Неужели просто так посмеет… «И бросит обратно в клетку, – подсказал услужливо внутренний голос. – И никто даже не заметит. Может, он никуда и не отбывал, все это время просто ждал случая. Помнишь, как на тебя смотрел?»

Дарис не отпускал меня. Деревянные статуи наблюдали за нами, смеясь.

Я разве что не висела на сжатых им запястьях. Пальцы немели. Он разглядывал меня жадно, как зверь, и хищно улыбался. Полные губы его были раскрасневшимися от поцелуя, я видела это даже в неверном свете благовоний. Зубы влажно блестели. Мне казалось, он сейчас проведет другой своей рукой по телу, раздвинет мои колени одним рывком и заставит меня рухнуть на него, ворвется в мое тело, как нож разрезает мясо. Я чувствовала его возбуждение. Сейчас он заставит меня…

Рука и правда скользнула по телу, но к моему удивлению остановилась в районе пояса. Дарис чуть надавил мне на живот.

–Я так долго ждал возможности обнять тебя!

Обнять?! Это – объятия?! Я хотела что-то сказать, но лишь пискнула, презирая себя за слабость. Он рассмеялся, приняв этот звук за ответное возбуждение.

–Ты тоже меня ждала?

–Да, – выдавила я из себя. Мне стоило ему подыграть. Пусть только отпустит!..

Рука скользнула ниже, обвила бедро.

–Хочешь быть моей?

Я знала правильный ответ. Уже почти смирилась с тем, чем могу заплатить за свободу. И все же слова дались мне нелегко.

–Я хочу быть твоей.

–Поклянись мне.

–Не собираюсь! – выплюнула я Дарису в лицо прежде, чем успела себя остановить. И тут же похолодела от ужаса, понимая, что сейчас он швырнет меня обратно, а послезавтра придет смотреть на мою казнь.

Но мой ответ почему-то его не смутил. Его пальцы уже оказались под моей и так разорванной юбкой, и когда Дарис двинул ими выше, я попыталась сжать ноги. Вертелась всем телом, извивалась змеей, и все же он достиг своей цели.

–Сухая, – разочарованно выдохнул Дарис. – Тебе не нравится?

Я не понимала, что произошло. Улыбка его вдруг потухла, и он ослабил хватку. Я осела вниз, а Дарис подхватил меня, чтобы я не упала. Теперь он вел себя заботливо, и это здорово сбило меня с толку. Я боялась поверить, что он не станет насиловать меня прямо здесь, и неуверенно взглянула на него – и против воли уперлась взглядом во внушительный бугор ниже пояса его брюк.

Что стоило делать?!

Я попыталась собрать мысли в кучу, но они разбегались. И я сказала то, что мне показалось достаточно милым и мотивирующим, чтобы он все еще хотел забрать меня с собой:

–Не сейчас. Не могу. Мне нужно хотя бы помыться.

Я не стала говорить, что омовения в храме, как и другие очищающие процедуры, были ежедневными, что меня даже натирали сандалом, чтобы не оскорбить моей грязью чистоту богов. Мне просто больше ничего не пришло в голову, я не могла не думать о том, насколько он возбужден и разочарован, и решила, что перспектива слиться с пахнущим телом должна его здорово остудить. Но Дарис покачал головой:

–Я бы и не стал, если ты не хочешь. Не делай из меня насильника. Я был уверен, что тебе так же хорошо, как и тогда.

Тогда? Это когда артефакт разжижал мне мозги?

–Я не могу сейчас, – повторила я. – Пожалуйста, уведи меня отсюда.

Я надеялась, что Дарис свяжет эти две фразы и сам построит для себя привлекательную картину нашего будущего взаимодействия, раз уж ему так хотелось сделать это прямо здесь. Но он прижал меня к клетке.

Прочесть его мыслей я не могла. Голова гудела как колокол, в который ударили.

–Поклянись мне быть моей. Я люблю тебя.

Вот здесь точно был правильный ответ!

–И я люблю тебя, – выжала я из себя очередную ложь и удивилась, как достоверно это прозвучало. – Я очень ждала тебя. Была уверена, что ты меня спасешь. Пожалуйста, увези меня из этого ужасного Пар-оола, и я буду с тобой.

–Поклянись быть моей, – упрямо повторил Дарис.

Я подняла на него глаза. Его взгляд был больным, безумным и вместе с тем на удивление нежным.

Что такое клятва? Всего лишь слова.

–Я буду твоей.

–Подожди, – вдруг прижал к моим губам палец Дарис. Он достал из-за пояса нож и невесомо скользнул им по моей руке – я даже не почувствовала, как небольшая царапинка на ладони наполнилась кровью. Он порезал и свою ладонь и переплел свои сильные пальцы с моими. – Вот так, я читал, что магическая помолвка выглядит именно так.

Я с сомнением посмотрела на наши соединенные руки. На кону стояла моя жизнь, моя свобода и мой разум – я больше никому бы не дала так извращаться над ним, как этим фанатикам с их ужасающим артефактом. Свобода, я верила, была совсем рядом.

–Я буду твоей.

–Телом и разумом.

–Да, – выдохнула я.

–Клянешься?

–К-клянусь, – чуть запнулась я.

Дарис наклонился ко мне и уже куда нежнее, чем раньше, поцеловал. Я не стала ему противиться, но и отвечать не стала, ожидая, пока его порыв иссякнет.

–Теперь мы связаны навсегда, Илиана, – выдохнул он мне в губы. – Ты моя. И я забираю тебя. Поцелуй меня.

Не понимая, зачем это делаю, я послушалась. Будто кто-то другой двигал моими губами, обвивал моим языком его язык. Меня душили слезы. Отодвинувшись, больше тянуться я к нему не стала, позволив себе начать содрогаться во всхлипах. Дарис обнял меня и утешал, будто забыв о том, как безжалостно только что сминал мою кожу и где еще недавно насильно меня касался. От него пахло совсем не как от всего вокруг – камином и фруктами, и я позволила себе прикрыть на миг глаза.

–Илиана, Илиана, – повторял Дарис, гладя мою спину. – Понимаю. Все, мы уходим, любимая. Уходим.

Не знаю, сколько я просидела там, в его объятиях. Но слезы высохли, и я подняла на него глаза – Дарис был совсем рядом, улыбался торжествующе. Я бы решила, что он – одна из потусторонних тварей, которых пар-оольцы принимали за божеств, если бы не знала, что он – желтый герцог. Я кивнула, показывая, что готова двигаться, и Дарис разжал руки.

Впервые за последний месяц я оказалась на свободе.

Я встала, еще не веря. Отошла от клетки. Осмотрелась: поваленные тем неожиданным толчком статуи валялись лицами вниз, но многие устояли и все также взирали на нас с многоярусных постаментов. Я подошла к самому алтарю и, повинуясь внезапному порыву, глянула вниз. За дымящими благовониями, в углублениях, находились чаши с огнем. Его было совсем немного, и чаш не получилось бы увидеть, если не пересекать красную линию на полу и не стоять у алтаря совсем вплотную, на что не имел права никто из прихожан храма. С неожиданной яростью я поняла, что то, что мне казалось отблесками тлеющего ладана или признаками нечеловеческих субстанций, тот свет, что превращал в ужасающе звероподобные лица фигур, на самом деле источал самый обыкновенный, пусть и хорошо спрятанный, огонь.

Я подняла длинную палку с тряпкой на конце, которую старший служитель использовал для смазывания ликов чем-то ритуальным и пахучим, и окунула ее конец в чашу. Огонь охватил промасленную холстину мгновенно, превращая ее в факел. Я начала тыкать горящей палкой в животы ужасных деревянных фигурок, радуясь, как ребенок, когда они занимались пламенем.

–Эй, прекрати! – попытался выхватить у меня мой нехитрый инструмент Дарис, но я увернулась. Теперь я била палкой по конусам, на которых стояли статуи. Я хотела разрушить здесь все! Растоптать каждое лицо, уничтожить это место, сравнять его с землей и плюнуть поверх.

–Останови ее.

Низкий и холодный голос, прозвучавший от двери, будто окатил меня ледяной водой, и, пользуясь моим замешательством, Дарис торжествующе вытащил из моих рук самодельный факел и откинул его прочь, а меня обхватил поперек пояса.

Обладатель голоса шагнул в световое пятно и что-то прошептал. Только занявшийся пожар, повинуясь его слову, мигом потух, погасли и огни в чаше, и даже благовония – стало совсем темно. За тот краткий миг, что мужчина был на виду, я лишь успела разглядеть выражение лица незнакомца: он смотрел на меня, чуть сощурившись, и губы его были плотно сжаты.

Никогда раньше я не видела творящихся заговоров. Что-то внутри меня ухнуло вниз, и по каждой клеточке моего тела растекся такой восторг, что я забыла и о Дарисе, и о недавних его поцелуях, и о проклятой клетке, и даже об артефакте.