Читать книгу Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - Энтони Бивор - Страница 5

Утром 10 сентября, когда Демпси убедил Монтгомери отменить операцию «Комета», вести об этом дошли до британской 1-й воздушно-десантной дивизии. По словам одного офицера из 2-го батальона Фроста, «вся бригада подалась в Ноттингем и Линкольн, чтобы надраться в хлам, как умеет только 1-я воздушно-десантная»[145]. Но по возвращении с дикого похмелья они узнали, что им все-таки предстоит новая, более важная миссия.

Подполковник Чарльз Маккензи, начальник штаба Уркварта, был небольшого роста, с аккуратно подстриженными усиками и огоньком в глазах, а еще мог шутить с каменным лицом. Он и другие офицеры, узнав об отмене операции, решили в тот день прогуляться на лодке по Темзе. По возвращении они обнаружили, что генерал весьма взволнован. «Собирайтесь, – распорядился он. – Мы выдвигаемся, у нас есть работа»[146]. Они начали изучать карты, пытаясь понять, что могло измениться. Конечно, у них не было четкой идеи, пока на следующий день не прошли два кратких совещания. Маккензи показалось, что новая операция, где задействовали более трех дивизий, выглядит по крайней мере более реалистичной, чем прежние планы.

Американские десантники, которым хватило боев в Нормандии, не страдали от цинизма, которым отличались солдаты из 1-й вдд. Они создавали себе образ «да гори оно огнем», и их версия была частью этого образа. Фрэнк Брэмбо из 82-й вдд вернулся в Ноттингем из Нормандии «с полным вещмешком немецких касок»[147] – продавать как сувениры. Но оказалось, что покупатели хотят не новенькие блестящие каски, а с дырками от пуль, и он расстрелял весь запас из трофейного вальтера, подняв цену с фунта до пяти. «Еще мы как могли утешали англичанок, девушек и жен, чьих парней и мужей унесло на Дальний Восток… Как темнело, искали местечко в парке для себя и подружек, и там знай под ноги смотри, а то наступишь на какую-нибудь сплетенную парочку»[148].

Потери в Нормандии были настолько велики, что в иных батальонах шестеро из десяти пришли из резерва. В 508-м парашютно-десантном полку уцелели 918 бойцов из 2055. Тренировки усилили, пытаясь подготовить новичков к бою, но издевки продолжались. Американские десантники утверждали, что, в отличие от англичан, бойцов 1-й вдд, они не расстраивались, когда отменяли операции. «В бою и ранить могут!»[149] и «Дайте Паттону победу!»[150] – кричали солдаты, когда задания отменяли в последний момент: стремительно наступавшая 3-я армия уже вошла в целевой район.

Когда операцию отменили, полегчало почти всем в 101-й вдд – но только не командиру. Генерал-майор Максвелл Тейлор был, что называется, «ретивый малый»[151]. Он твердил солдатам, «что глаз не сомкнет, пока не найдет им дельной миссии»[152]. А они предпочитали хвастать иными схватками: «Вот дадут 101-й увал[153], двинем в город, и, если военная полиция не свалит, им сам президент спасибо скажет…»[154] К счастью, 82-я вдд стояла на востоке Мидленда, а 101-я – на юге Англии: им нравилось взгревать друг дружку. Бойцы 82-й провоцировали солдат 101-й: тыкали пальцем в наплечный шеврон и в притворном ужасе вопили: «Орлы кричат: “Мама! Мама!”»[155].

Не все бойцы двух американских дивизий были одержимы женщинами, выпивкой, азартными играми и драками. Поэт Луис Симпсон из 327-го пехотно-планерного полка 101-й вдд размышлял о нравах англичан: «Англичане – великая нация, и они принимают все без драмы, которую так любят американцы. Любая девушка покажет вам фотоснимок семьи и скажет, так, мимоходом: все мои спились, а вот братик Джон, его в том году в Африке убили. Иногда это хладнокровие бросает в дрожь. По мне, так лучше, как мы, ценить жизнь всей душой»[156].

Польские десантники отличались от остальных как небо и земля. Они не походили на англичан, просто желавших примириться со страшной войной, называя бои «вечеринками». Им не нравились американцы, которые хотели закончить все быстро и отправиться домой. Поляки, изгнанники, сражались за выживание нации. Американский офицер, наблюдавший за ними на тренировках, назвал их «убийцами под шелком парашютов»[157]. Польский патриотизм и близко не походил на стыдливый британский: в поляках бились горячие сердца.

В те дни их соотечественники ужасно страдали в Варшавском восстании, не имевшем никаких шансов на победу. «Как поляки, мы знали, что должны умереть за безнадежное дело, – говорил капрал Воеводка, – но как солдаты мы хотели сражаться. Думали, так война кончится быстрей. Иные надеялись, что русских остановят до захвата Польши, и мы наивно молились о чудесах»[158]. Англичане не могли понять, что означала война для Польши. «Моя девушка из Шотландии плачет, – писал один десантник. – Она знает, что мы должны расстаться. Возможно, навсегда. Она не может понять: солдат должен биться ради Польши»[159].

Их командир, генерал-майор Станислав Сосабовский, был человеком сложным и требовательным. Солдаты его не любили, но уважали и боялись, а еще доверяли ему: сам он делал все, чего требовал от них. Они называли его Stary, Старик[160]. Ему было пятьдесят два. Настоящий польский патриот, этот суровый мужчина с глубоко посаженными глазами и со следами прожитых лет лицом был крайне упрям и плевать хотел на регалии, если считал, что старшие по званию не правы.

У Сосабовского и его людей над всем главенствовала одна идея. Девизом их бригады был слоган «Кратчайший путь», и их миссия состояла в том, чтобы возглавить освобождение своей родины. Еще в октябре 1940 года польский главнокомандующий генерал Владислав Сикорский издал «Приказ о подготовке к национальному восстанию в Польше»[161]. Как и многие последующие, то был примечательный документ. Он свидетельствовал о предвидении вероятного хода войны и в то же время был проникнут бесконечно оптимистичной верой в то, что польские войска в Великобритании смогут вступить в схватку с врагом на территории своей страны. Они даже рассматривали возможность – в будущем – переброски туда по воздуху целых бронетанковых дивизий.

Сикорского не смутил британский бюрократизм. Он настоял на том, что созданная под его началом 1-я польская парашютная бригада не будет развернута под командованием союзников, а сохранится для участия в восстании в Польше. Британцы приняли его условия, хотя, без сомнения, некоторые из них недоуменно качали головой, бормоча что-то о «сумасшедших поляках». Однако 17 мая 1943 года, когда начали рассматривать планы вторжения во Францию, Браунинг подошел к Сосабовскому, желая изменить соглашение. По словам Сосабовского, четыре месяца спустя Браунинг заявил ему: «Не станете частью британских войск, отберу снаряжение и лишу возможности тренироваться»[162].

В следующем году, когда планирование «Дня “Д”» шло полным ходом, Военное министерство расценивало любое восстание или операцию в Польше исключительно как отвлечение сил от основных операций в Нормандии. Монтгомери «отказался принять какие-либо ограничения на использование бригады»[163]: формирование Сосабовского развертывали в составе 1-го британского корпуса.

Трагедией для Польши стала операция «Багратион» и неожиданно стремительное наступление Красной армии, дошедшей до окраин Варшавы к концу июля 1944 года. Поляки и не предполагали, что великое восстание произойдет до того, как «разгром Германии станет неминуемым»[164], и Армия Крайова[165] подняла Варшавское восстание.

Чуть более двух недель спустя, когда Варшава отчаянно сражалась, польский главнокомандующий со смутным чувством вины писал Сосабовскому: «Я приложил все усилия, о которых вы услышите в нужное время, чтобы хотя бы часть бригады направили туда, куда вы в сердцах и мечтах ваших стремились все последние годы. К сожалению, препятствия оказались сильнее моей и вашей воли. Но мы стиснем зубы и пойдем по нашему прямому и честному пути. Сохраняйте бодрость духа и покажите миру, сколь велик польский солдат, бросающий вызов судьбе и одолевающий все преграды… Побейте немцев и сражайтесь доблестно, хотя бы этим помогая Варшаве. Мы не прекратим усилий, чтобы обеспечить ее оружием и боеприпасами»[166]. Но снабжать восставших в Варшаве по воздуху было почти столь же трудно, как десантников в Арнеме.

Несмотря на недавний несчастный случай на учебном вылете, когда столкнулись две «Дакоты» и погибли тридцать шесть десантников, бойцы Сосабовского не потеряли решимости. Они пытались утешиться тем, что пусть и не пойдут в Варшаву, но по крайней мере будут близки к тому, чтобы «войти в Германию через кухню»[167]. Но когда восстание приблизилось к его ужасной кульминации, они «кипели» от ярости, что их не десантируют там. Они должны были там быть. Они тренировались только ради этого. Понимание, что С-47 просто не могли выполнить то, что от них ждали, и вернуться на британские базы, не снижало накала эмоций.

12 сентября в Мур-парке Сосабовский еще раз встретился с Урквартом, и тот сказал, что польской бригаде выделили только 114 самолетов и 45 планеров Horsa. Сосабовского новость не обрадовала. Это означало, что ему придется оставить артиллерию, а его противотанковый отряд мог взять только оружие, джипы и расчет из двух человек на каждый. Вместе с 1-й вдд они десантировались к северу от Недер-Рейна, а основная часть польской бригады – к югу.

Недостатки в плане с каждым днем становились все более очевидными. 14 сентября в 16.00 Сосабовский встретился с Урквартом в Линкольншире, на базе «Виттеринг» у Стэмфорда; он указал, что его бригада сможет пересечь Недер-Рейн в Арнеме, только если англичане заранее возьмут мосты. В протоколе встречи командир поляков написал в своей высокопарной манере: «Сосабовский позволил себе указать, что плацдарм, который будет удерживать 1-я бригада 1-й вдд, находится более чем в десяти милях. И до прибытия польской бригады дивизия, возможно, даже не достигнет района и может попасть в окружение даже на меньшем участке. В этом случае польской бригаде придется ждать, пока они займут позиции»[168].

Он также отметил, что «плацдарм, который будут удерживать 1-я вдд и группа из 1-й польской отдельной парашютной бригады, простирается более чем на десять миль труднопроходимой местности, и всегда есть вероятность, что еще до прибытия группы польской бригады, намеченного на второй день после «Дня “Д”», позиции, отведенные ей для обороны, может занять и удерживать противник, поскольку 1-я вдд, возможно, не сумеет установить и поддерживать столь большой периметр. В этом случае польской бригадной группе придется идти в атаку, иначе не получится достичь намеченных позиций к востоку от Арнема»[169]. Уркварт, казалось, согласился, что такая ситуация вероятна, но не «ожидал серьезного сопротивления врага».

Сосабовский подчеркнул: «Для того чтобы бригадная группа могла переправиться через Недер-Рейн, 1-я вдд должна удерживать мост или иметь другие средства для переправы»[170]. Очевидно, Уркварт заверил его, что 1-я вдд сделает все, что необходимо, и защитит зону десантирования польской группы. Как показали последующие события, тревожился Сосабовский не напрасно.

Английские комбриги восприняли план не столь критично, главным образом потому, что 1-я вдд не пережила бы еще одной отмены. Они просто хотели покончить с этим. А по мнению бригадира Филиппа Хикса, командующего 1-й посадочно-десантной бригадой, у операции «Маркет – Гарден» было по крайней мере больше шансов на успех, нежели у нескольких, планировавшихся прежде. «Некоторые из них были абсолютно безумными»[171], – говорил он. Нельзя не учитывать и другой фактор. И офицеры, и солдаты знали: если их не десантируют в предстоящей операции, им придется либо воевать как обычной пехотной дивизии, либо всю группировку расформируют и разделят между подразделениями для замены личного состава.

Бригадный генерал Джеймс Гэвин из 82-й вдд был потрясен тем, что Уркварт согласился на зоны десантирования и высадки, столь удаленные от главной цели. Но Браунинг лично сказал Гэвину: ваша первоочередная задача – овладеть Грусбекскими высотами к юго-востоку от Неймегена. Те выходили на Рейхсвальд, огромный лес у границы Германии, и союзники планировали укрыть там танки. Аргументы Браунинга состояли в следующем: он полагал, что, если немцы займут Грусбекские высоты, их артиллерия может остановить 30-й корпус и не пустить его в Неймеген; в таком случае большой автомобильный мост потеряет важность – отчасти потому, что 1-я союзная воздушно-десантная армия отказалась от стремительного штурма силами пехотно-планерных частей. Тем временем генерал Бреретон жаловался генералу Арнольду в Вашингтон, мол, офицеры, планирующие операцию сухопутных войск, «настойчиво указывают великое множество целей»[172]. Неудивительно: планом Монтгомери предусматривалось форсирование как минимум трех основных и бесчисленных более мелких водных преград. И никто, в том числе и Бреретон, не осмеливался сказать, что это никуда не годный план и основан лишь на предположении, будто немецкая армия вот-вот развалится.

6 сентября британцы уже находились на Альберт-канале в Берингене, однако генерал Штудент утешал себя мыслью, что дальше им придется нелегко. «Все единодушно сошлись во мнении, – писал он позднее, – что противник войдет в лабиринт голландских каналов, в местность, наиболее благоприятную для обороны, и не сможет в прежней мере использовать свои танковые армады»[173].

7 сентября сражения в Берингене и Хехтеле продолжились. Демпси приказал 50-й Нортумбрийской дивизии форсировать Альберт-канал к югу от Гела. Этот сектор защищала боевая группа «Дрейер» во главе с самым ретивым командиром полка в войсках генерал-лейтенанта Хилла. И, после того как 6-й батальон «Зеленых Говардов» сумел захватить плацдарм, оберст-лейтенант Георг Дрейер – без сомнения, бывший в ярости оттого, что его солдат застали врасплох, – снова и снова гнал своих в контратаку. Командир 50-й дивизии, видя, что схватка перерастает в серьезное сражение, обратился за поддержкой к другой бригаде, стоявшей под Брюсселем. На следующее утро, 9 сентября, танки Шервудских рейнджеров с грохотом прокатились по мосту Бейли, который накануне вечером возвели Королевские инженеры[174]. Танки шли поддержать 6-й батальон Даремской легкой пехоты. 10 сентября англичане захватили город Гел; позднее командир Шервудских рейнджеров писал: «Мне следовало знать достаточно о немецкой армии со времени моего пребывания в Нормандии, чтобы понять, что с ранеными и загнанными в угол тиграми нужно обращаться с величайшей осторожностью и уважением. В Геле я очень быстро выучил этот урок»[175]. Генерал Рейнгард не терял времени и приказал роте 559-го истребительно-противотанкового батальона тяжелых орудий и батальону 6-го парашютного полка Гейдте помочь боевой группе «Дрейер» отбить город.

После первого дня боев рота «С» Шервудских рейнджеров вполне довольствовалась тем, что захватила Гел, обрадовав многих его жителей. Но ближе к вечеру экипажи встревожились, заметив, что местные жители поспешно снимают флаги Бельгии и союзников. У роты было в обрез боеприпасов, а у Даремской пехоты, потрепанной в Нормандии, – очень мало бойцов. Со стороны немцев, все еще стоявших вокруг города, с приходом ночи понеслись презрительные выкрики. По радио сообщали, что в округе заметили немецкие танки и самоходные противотанковые орудия – Panzerjäger. Но кое в чем и повезло: отважный сержант из штабной роты прорвался на грузовике с боеприпасами через немецкие позиции и сумел добраться до своих.