Читать книгу Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник) - Энтони Гилберт - Страница 7

Внешность Крука вполне отвечала его имени: это был крупный, смешливый, пузатый мошенник, повадками сильно напоминавший букмекера с ипподрома, ни малейшего сходства с теми юристами-джентльменами с Риджент-стрит, с мясистыми, лопатой, ручищами и пронзительными серыми глазками, которые ничего не упускали. Скажи мне кто, что его выгнали со скачек за нечестную игру или вычеркнули из списка адвокатов за нарушение профессиональных норм, я бы ни секунды не усомнился. Он и не выглядел респектабельным, и вел себя не как джентльмен – сказать по совести, у него и намерения такого не было, – а уж клиентура его вызвала бы самый живой интерес у уголовной полиции. При этом свободным временем он вовсе не располагал, и список записанных к нему на прием длиннее, чем у многих особ, куда более известных. Однажды он мне сказал: «Моя контора не церковь, бумажка с десятью заповедями тут к стене не пришпилена. Но если тебе есть чем платить, я к твоим услугам. Репутация, она, знаешь ли, дорогого стоит, и платить за нее приходится куда дороже, чем очень многие думают. Но, с другой стороны, оно ведь того стоит! Когда бы моральные ценности не значили в обществе так чертовски много, кому бы они сдались! Найди мне того болвана, который захочет безгрешности ради нее самой!»

– Я тут выяснил кое-что про твоего знакомца, – вместо приветствия сказал он. – То есть это Билл Парсонс, помощник мой, выяснил. Дела у твоего Гарри Росса – хуже некуда. Думаю, папашина идея изменить завещание ранила его в самое сердце. А потом нет никаких сомнений, что старый Росс питал подозрения насчет отношений сынка с миссис Росс. И сказать по правде, Арнольд, она и впрямь вела себя безрассудно. В конце концов, юноша хорош собой, и если намерением ее было всего лишь отвезти ему денег, как они оба божатся, отчего бы ей не послать их почтой? У себя дома старый Росс, конечно, был царь и бог, но над почтой ее величества он не властен! Или из Лондона могла отправить их заказным письмом. Единственное, чего никак не стоило делать, так это приезжать к парню на дом!

– И все-таки, – не согласился я, – они вроде бы никогда не назначали свиданий. Однажды ей пришлось целый час его дожидаться.

– Человеческое сердце, – изрек Крук, толстым пальцем ткнув себя в нос, главенствующий на его хитроватой физиономии, – оно обманчиво, это во-первых, а во-вторых, крайне порочно. Говорят же, не так ли, «заметь себе ссылаться может черт на доводы Священного писания»[4]. И поверь мне, лучше черта с этим никто не справится. Вот если бы она всегда заставала сынка дома, тогда папаша Росс и впрямь счел бы, что у него рога, а ему и так головной боли хватало.

– Что-то тут не вяжется, – сказал я. – Хорошо бы этот твой Парсонс разобрался с тем, как Гарри Росс провел ту ночь, когда произошло преступление. Сам он поет, что поспел на последний поезд, сделал пересадку и в Лондоне был около полуночи. Однако Кенуорд, свидетель беспристрастный и незаинтересованный, клянется, что видел его на вокзале примерно в восемь тридцать утра. Я сверился с расписанием, и это как раз то время, когда на вокзал «Виктория» приходит первый лондонский поезд, «рабочий», как его называют.

– То есть мысль твоя состоит в том, что он был у папаши и укокошил его?

– У кого-то он был, это определенно, и не хочет об этом распространяться. Если не у отца, то где же?

– Сдается, тебе не терпится увидеть, как он раскачивается, а? – ухмыльнулся не без злорадства Крук.

– Уж лучше он, чем бедная миссис Росс.

– А леди-то сама в курсе, как заботит тебя ее будущее?

Я почувствовал, что краснею.

– Откуда? Для нее я всего лишь безымянный присяжный заседатель, один из дюжины. Я с нею, конечно, знаком, но не более того.

Крук покачал головой:

– Не обольщайся, Арнольд. Шла бы речь о мужчине, тогда да. А женщины – это совсем другое. Логики они лишены, но зато обладают качеством, зачастую более полезным, чем логика. Можешь назвать это инстинктом. Женщина, которой грозит смертная казнь, каждого из заседателей рассмотрит самым внимательным образом и оценит, потому что в его руках ее жизнь. К концу процесса она скорее всего уже знает, кто из них ей непримиримый враг. Если миссис Росс сообщили, что один человек спас ее от единодушного приговора, думаю, она сразу же догадалась, кто ее благодетель. Ни на секунду не воображай, что ты для нее незнакомец. В ее сознании ты связан с самым страшным переломом, какой только бывает в судьбе. Такое не забывается. Она и через десять лет тебя узнает на улице, если, конечно, будет в состоянии кого-то узнать.

– Я вот как раз думал, – робко спросил я, – стоит ли мне навестить ее? Или лучше остаться в стороне? А?

– Хочешь сладить с женщиной, Арнольд, помни, что второе имя ее – Тщеславие. Это касается всех, включая самых достойных. И не они в этом виноваты. Так их создал Всевышний нам на удачу. Это орудие, благодаря которому мы можем хоть как-то с ними управиться, они ведь как ртуть, женщины! – Тяжко вздохнув, он уперся подбородком в свой огромный кулак. – Вот она этакая в одну минуту и совсем другая в другую! Да, нам повезло, что правит ими тщеславие. Только оно не дает им совсем сбиться с курса. Кстати, так ты решил? – Была у него сбивающая с толку привычка возвращаться в разговоре к вопросу, давно забытому.

– Что именно?

– Решил ты на ней жениться?

– Я, должен тебе сказать, обручен совсем с другой девушкой, – сообщил я.

– Вот как? Да, значит, положение усложняется. В этом деле вообще все непросто. Прежде всего могу тебе сообщить, что твой птенчик попал в переплет. Он играет. На скачках. А букмекеры – совсем не та публика, с которой полезно ссориться. И, думаю, папаша Росс не испытывал никакого сочувствия к тем, кто водил с ними компанию.

– Так, значит, Гарри позарез были нужны деньги! – воскликнул я. – А мне он этого не сказал.

– А ты думал, он с ходу перед тобой всю душу раскроет? – усмехнулся Крук. – Преподнесет на блюдечке с голубой каемочкой? Нет, помнишь, что нам заповедовал дьявол? Блажен не ждущий милостей… Хочешь добиться чего-нибудь – встань, выйди и поработай!

– Значит, ты думаешь…

– Ну-ну-ну! Не за то мне платят, чтобы я думал, а за то, чтобы спас даму, если такое возможно. Думать – дело чреватое.

Я принял совет Крука и не стал встречаться с Виолой. В сложившихся обстоятельствах было как-то нелепо обсуждать с ней, не усадить ли нам Гарри Росса на ее место. Я решил, что разумней сначала самому разобраться в этой истории, а уж потом предъявить свои выводы судебным властям. И хотя меня по-прежнему мучило подозрение, что они с Гарри – любовники, я решил, что рано или поздно это как-нибудь выяснится.

Вернувшись в Марстон, я пошел взглянуть на «Лавры», дом, в котором произошло преступление. Он был заперт и пуст. Марта устроилась работать по соседству. «Не поговорить ли мне с ней, – подумал я. – Стоит ли? По своей воле она вряд ли поможет, она ведь на стороне Эдварда и скорее всего очень не прочь, чтобы его вдову прилюдно повесили». Однако, решившись не упускать ни единого шанса, я раздобыл адрес и смиренно подошел к задней двери того дома, где служила Марта. Она была не из тех, с кем легко сработаться, и последние пять лет горничные в «Лаврах» то и дело менялись, так что, проявив здравомыслие, она заняла пост при престарелой даме, у которой другой прислуги не было.

Время своего появления я тщательно рассчитал. Дождавшись, когда ворчливую старуху усадит в машину шофер со скучающим лицом, укроет пледами, несмотря на то, что вечер был теплый, и наконец укатит, я позвонил в дверь. На пороге появилась сама Марта. Разумеется, она признала меня, но взгляд ее выражал лишь враждебность.

– Добрый вечер, Марта. Не могли бы вы уделить мне десять минут? – сказал я.

Она пробормотала что-то про столовое серебро.

– Я вам не помешаю. Можете чистить свое серебро, а я пока с вами поговорю, – настаивал я, очень хорошо понимая, что хотя помогать мне в ее планы не входит, она, с другой стороны, вряд ли в силах отказаться от вознаграждения, что мог сулить мой визит.

Неохотно Марта пригласила меня войти.

– Если это насчет миссис Росс, то помочь я ничем не смогу, – проворчала она.

– Почему вы думаете, что это насчет миссис Росс?

– А иначе бы зачем вам сюда приходить?

– Логично. Да, вы правы. Это насчет миссис Росс.

– На суде я все рассказала, добавить мне нечего.

– Вы хотите сказать, что ответили на все вопросы, которые вам задали. Это не одно и то же.

– Вы это про что?

– Я был присяжным и не согласен, что обвинение против миссис Росс доказательно.

– Зато все остальные согласны.

– Потому-то я и пришел к вам сегодня. Я хочу их переубедить.

– И чем я, по-вашему, пригожусь? – От ее тона скисло бы даже молоко.

– Вы отправились спать в десять, не так ли?

– Да.

– И спите вы крепко?

– Поневоле, знаете ли. Падаю с ног к вечеру. Это такая обуза, тащить на себе дом! Особливо когда эти девчонки делают все не так и не там.

– А миссис Росс ушла сразу после девяти?

– И что?

– Значит, в промежутке между десятью и половиной двенадцатого дом, можно сказать, обезлюдел. Войди кто-нибудь, вы ведь не услышали бы этого, верно?

С явным нежеланием, но она кивнула, пробурчав:

– Да кто, по-вашему, мог бы туда войти?

– Я пока этого не знаю. Но вы сами согласились, что кто-то мог бы.

– И как бы он это сделал? Задняя дверь заперта на ключ и на засов. Самолично проверяла, закрыто ли, каждый вечер, как только приходящая прислуга уйдет.

– Побаиваетесь бродяг?

– Если и побаиваюсь, то у меня есть для того причины. Не слышали, что ль, про то дело в Манчестере, когда служанку нашли на кухне с перерезанным горлом, а негодяя, кто это сотворил, так и не отыскали?

– Вы считаете, такое может случиться здесь?

– Да тут такое случилось, – со значением вымолвила она, – что чего хочешь ожидать можно.

– Значит, вы уверены, что в ту ночь заперли заднюю дверь?

– Я на Библии в этом клялась.

– И парадную дверь тоже?

– Там автоматический американский замок, его не вскроешь.

– А нет других способов войти в дом? Через окна, к примеру?

– Все окна заперты на задвижки, я сама об этом забочусь. То есть те, конечно, что на первом этаже. А в окна второго можно попасть, только если этот тип, о котором вы думаете, летает вроде как муха.

– Других выходов нет?

– Есть тот, что из холла ведет в сад.

Я так и подскочил.

– Ну как же! А сад спускается к проулку? Литл-Дэвид-лейн, да? У всех домов на этой улице сады к этому проулку спускаются, и в каждый сад в стене есть калитка. Так что любой может свернуть туда с Ромэри-стрит, толкнуть деревянную зеленую дверь. Та ведь вряд ли закрыта, верно?

– Ключ, может, и есть, но я его никогда не видала. Той калиткой так и так никто никогда не пользовался. Все приятели мистера Росса и ее друзья тоже входили через парадную дверь, а мои знакомые и торговцы приходят к задней.

– Предположим, кто-то пришел через сад…

– Зная, что в доме никого нет? С чего бы это?

– Он мог этого не знать. Он мог прийти повидать мистера Росса, а когда увидел, что окна все темные… Кстати, в холле горел свет?

– Я выключила, когда пошла спать. У мистера Росса и так расходов хватало, нечего деньги на ветер швырять.

– Если бы он позвонил в дверь, кто-нибудь бы услышал?

– Нет, никто.

– И если то был человек, который знал расположение дома, он, наверное, обошел бы дом, посмотрел, не горят ли там окна?

– Отчего же, мог и сходить.

– В этом случае он бы прошел садом?

– Да.

– Мог он, предположительно, из сада войти в дом той дверью, что из холла?

Старуха призадумалась.

– Мог? – настаивал я.

– Нет, только если он в самом деле знал дом.

– Что вы имеете в виду?

– Там что-то неладно с замком, всегда не ладилось. Ключ поворачивается, но не до конца.

– Значит, дверь снаружи можно открыть?

– Ну если по ней посильней стукнуть. Посторонний подумает, что она заперта.

– Но тот, кто знает дом изнутри, он бы дверь открыл, да?

– Да, пожалуй.

– И вот он вошел внутрь и, зная расположение дома, мог бы пойти наверх?

– Ну, если бы у него духу хватило.

– Чтобы убить, требуется немалое присутствие духа.

– А зачем ему было идти в комнату мистера Росса?

– Возможно, он хотел с ним повидаться.

– Тогда почему он не направился в спальню? Ведь мистер Росс только изредка, когда хотел прилечь ненадолго, пользовался той комнатой. Раньше-то это была комната мистера Гарри…

Я едва удержался, чтобы не ахнуть.

– Разве не более вероятно, – сказал я, – что он решил, что в доме никого нет, и страшно перепугался, когда обнаружил кого-то в этой постели? А потом увидел, что мистер Росс просыпается, и с перепугу прижал ему подушку к лицу, чтобы тот не поднял тревогу?

– А что, вполне… Но чем вы докажете, что так оно и было на самом деле?

– Не знаю… пока.

Так или иначе, было похоже, что я продвинулся в своих разысканиях вперед.

В тот же день, отобедав, я прогулялся до проулка Литл-Дэвид-лейн. Дверь в стене открылась легко, и я попал в неухоженный сад Россов, где, судя по его виду, давненько никто не прогуливался. На полпути к дому стоял летний домик, вроде застекленной беседки. Я зашел туда посидеть на деревянной скамейке, покурить и собраться с мыслями. Только отбросил спичку, как взгляд мой зацепился за окурок, валявшийся у моих ног. Кто знает, может, он валялся там много лет, в беседке было достаточно для этого сухо, и все-таки я внимательно его осмотрел. На нем была маркировка: «Х.Х.Х.»

Я так и сел. Сердце застучало в моих ушах. Я вспомнил, как Гарри Росс предлагал мне сигарету. «Хотите? Они, правда, дешевые. Отец говорит, только африканцы могут курить такое, но зато это курево мне по средствам. Я беру его у одного парня на Хаундсдитч-стрит». Табак оказался такая дрянь, я едва было не задохнулся. В жизни не курил таких крепких. И вот теперь я поднял с полу окурок именно этого, бесспорно, редкого сорта. Я внимательно осмотрелся и обшарил весь пол. Другого окурка не обнаружил, но зато нашел обгорелую восковую спичку. Долго я там сидел, держа на ладони две эти находки…

Поначалу казалось, что я достиг чего-то значительного, но на кого, кроме меня, произведут впечатление эти улики? Убедить англичан в отцеубийстве всегда непросто. Куда охотней они верят в преступных жен. Женам порой из брачных уз выход один – смерть, тогда как у молодых людей в наличии другие лазейки. Они могут уехать, так или иначе заработать себе на жизнь, они не связаны обетами и чувством долга. Ну хотя бы таким, тяготу коего ощущают на себе многие жены… Что у меня есть? Рассказ юного Росса, лживость которого я могу доказать, его собственное признание, что в ту ночь он находился поблизости от места преступления, нескладную его повесть про то, что повлекло его в Селби. Все это вряд ли растопит сердца присяжных. Да, было жизненно важно убедить суд в том, что в ту ночь он был в доме, а я понятия не имел, как это сделать…

Люди Крука работали эффективно. Через двое суток у него было чем меня порадовать.

– Гарри Росс, твой приятель, любитель пожить, – сообщил он. – И должен сказать, попал в такой переплет, хуже некуда. Я тебе говорил, что там фигурирует букмекер, причем на редкость настырный. Из тех скользких типов, что намылятся пойти в суд, если поймут, что у должника есть папаша, причем папаша при деньгах. И если тот платить все-таки откажется, то для сыночка это может кончиться очень и очень нехорошо. Гарри, надо думать, пообещал в счет долга, что отец даст ему взаймы, и ему позарез нужны были деньги, чтобы не влипнуть по уши.

– Значит, он явился к отцу в тот вечер. Не думаю, что разговор состоялся. Но в доме он все-таки был.

– Ты в этом уверен?

Я предъявил сигарету и спичку. Крук присвистнул.

– Неплохо! Когда он там был открыто в последний раз?

– Да почти уже с год не был. Так что улики свежие.

– И никто больше в доме таких не курит?

– Никто. Больше того, скажу, похоже, в саду и не бывает никто. Там царит полное запустение.

– Писатели! – фыркнул Крук. – Словечка в простоте не скажут. Надо же, запустение там царит…

– Ладно тебе, – обиделся я, – лучше послушай, что дальше. – И я рассказал ему про свой разговор с Мартой. – Ты бы направил своих людей выяснить, как Гарри Росс на деле провел ту ночь.

– Благодарю! – рявкнул Крук. – Понадобится профессиональный совет, обращусь к тебе. Ты прямо излучаешь уверенность. Что, думаешь, миссис Росс знала об этом?

– Уверен, что нет! – страстно воскликнул я и сам себе поразился.

– Откуда такая уверенность?

– Ну откуда ей знать?

– Например, она могла вернуться домой, когда он был там.

– Нет, тогда она непременно проговорилась бы либо на следствии, либо во время суда.

– Да толку-то. Кто поверит, что дельце было не подстроено?

Я откинулся на спинку стула подумать.

– Ох, что, если следующий суд сочтет ее виновной?

– Это как в старой сказке. Зачем умирать двоим, если достаточно одному? Публика легко поверит, что они любовники. Публике чем пикантней, тем лучше.

– Вернулась домой она только к половине двенадцатого. Если мы докажем, что в это время он был где-то в другом месте…

– Предупреждаю тебя: нельзя хотеть многого. Ну, ладно, следующий шаг за нами. Я тебе позвоню.

– Не забывай, – сказал я, – от этого зависит жизнь миссис Росс.

– И моя репутация. Ты тоже помни об этом, Арнольд. Не бог весть какая, что и говорить, но все-таки – моя.

Из конторы Крука я вышел взбудораженным. Доказать, что сигаретный окурок оставлен в беседке в день убийства, понятно, никак нельзя, но и парню будет непросто объяснить, как окурок там оказался. И еще… Все тот же вопрос приводил меня в бешенство. Было между ними что-нибудь или нет? Узнаю я это когда-нибудь? Когда я сказал Круку, что теперь у меня в Лондоне есть жилье, и назвал адрес, он вскипел.

– Зачем? Скажи мне, какого черта ты это сделал? Что, не читал никогда «Алису в Зазеркалье»? А, читал? Ну, тогда должен знать, что бессмертная зануда, героиня этой истории, достигла своей цели только потому, что убегала от нее прочь. Именно так поступают лучшие детективы. Как только парень поймет, что ты его подозреваешь, ты будешь все равно что грабитель в маске, который ворвался в дом с ломом в руке и кинулся к даме, на которой самые красивые жемчуга. Тогда как следовало бы вырядиться в крахмальную рубашку и вести себя таким джентльменом, чтобы никто не заподозрил и разницы.

– А что, разница есть? – спросил я.

– Ну, по правде сказать, – хмыкнул Крук, – ничему полезному в Итоне и Харроу мальчиков не учат, но поразительно, как быстро они все схватывают. Вот спроси, например, Билла Парсонса.

– Не думаю, что Гарри насторожится, – возразил я. – Я зачислил его в соратники.

– И если у него аналитический ум, как преступнику полагается, он непременно спросит себя, с чего это вдруг, – ухмыльнулся Крук, и я встал, чтобы попрощаться.