Читать книгу Гильгамеш, сын Лугальбанды. Шумерский эпос в пересказе Анджея Иконникова-Галицкого - Эпосы легенды и сказания - Страница 7

Гильгамеш – он на треть человек, на две трети бог.

Он избранный правнук Уту. Его отец – пастух и певец Лугальбанда. Его мать Нинсун – госпожа Дикая Корова, дочь Неба, которую Лугальбанда похитил высоко в горах, путешествуя в страну Аратта. Они соединились в храме Э-Ана в присутствии богов, и от этого соития родился Гильгамеш.

Он размером больше всех человеков. Он одиннадцати локтей роста. Два локтя – толщина его бёдер, шесть локтей – ширина груди. Его облик прекрасен. Его голова как голова быка. Ноги его как храмовые столбы, шесть локтей. Три локтя его стопы. Руки его как стволы тополя, ладони как медные клещи. Борода у него курчавая, в три локтя длиной, закрывает грудь. Глаза его сверкают, как солнечные блики на воде.

Он – неуёмный. Он построил стену Урука. Он одолел Агу и провёл его на цепи по улицам своего города.

Чего ему ещё надобно?

Он сам не знает.

Днём и ночью он буйствует плотью.

Он окружил себя молодыми буянами, подобными ему. Он проводит с ними дни в военных забавах и играх. Они борются на поединках, а потом часами гоняют шары деревянными колотушками, вырезанными из священного дерева Хулуппу.

Это ещё что, а вот как он проводит ночи!

Он не даёт ни одному жениху войти к своей невесте после свадьбы, а сам вместо него входит к каждой невесте. Или, по крайней мере, пытается это сделать. И ни одна женщина не может пройти по улице спокойно: увидит Гильгамеша и соблазнит. Аж стон стоит в городе: и матери, и дочери стонут от поведения Гильгамеша. В жилищах своих страшатся мужи Урука: девушек он портит, молодым жёнам нет от него прохода. А юношей, добрых молодцев, он отвлёк от полезной работы.

Не оставит матери сына, молодой жене мужа.

Днём и ночью буйствует плотью.

Такой вот он стал ярый и никому не даёт прохода.

Вот как-то однажды приходит Гильгамеш в дом царицы, в Эгальмах, к матери своей Нинсун.

– Я, – говорит, – видел сегодня сон. Я видел, будто стою ночью посреди равнины, а с неба на меня падают звёзды, как камни. И один камень упал – такой тяжёлый! Я его хочу поднять, а не могу; пытаюсь с места сдвинуть – не получается. Тут вокруг собрался народ, люди Урука. Весь народ столпился вокруг камня, дивятся ему, кланяются. Ну, я всё же ухватил этот камень, тащу – и приволок к тебе, положил к твоим ногам. Что бы этот сон значил?

А Нинсун – умная, она дочь бога. Она умеет сны разгадывать.

– Да, – отвечает Нинсун, – как видно, появится у тебя друг, равный тебе. Будет с кем тебе помериться силой. Это хорошо. Может быть, ты наконец угомонишься.

Гильгамеш выслушал и пошёл дальше буйствовать. И ещё бесшабашнее стал колобродить – никому нет от него ни покоя, ни прохода.

Молодёжь вместе с ним веселилась. А обстоятельные люди, жители Урука, взвыли. Они застонали от бесчинств Гильгамеша. И они пошли к его матери, мудрой Нинсун, богине. Они сказали ей:

– Твой сын неуёмный. Днём и ночью он буйствует. Он увёл наших сыновей на игрища, сыновья не помогают нам в повседневных работах. Он соблазняет мужних жён, он портит девушек. Сколько это будет продолжаться? Мы не можем так жить дальше. Ты мудрая богиня, ты зачала этого буяна от храмового беса. Теперь придумай, что с ним сотворить.

Нинсун – умная женщина, богиня. Она подумала- подумала и говорит:

– Вот что. Вы все знаете, какой он. Я ничего не могу с ним поделать. Когда он был непослушный малыш, я давала ему шлепков и затрещин, и то он не слушался. Но не отчаивайтесь. У меня появилась одна мысль. Идите-ка вы в храм, попросите помощи у великих богов. Скажите им, чтобы создали Гильгамешу соперника, такого же, как он, неукротимого. Может, они займутся друг другом и оставят нас в покое.

Так сказала Нинсун, и её слово понравилось мужам и жёнам Урука. Они все вместе пошли в храм, принесли богам жертвы. Они обратились к Ану, к Энлилю, к хитроумному Энки:

– Что нам делать с Гильгамешем? Он юношей наших отвлёк от работы, он жён соблазняет и девушек портит. Если так пойдёт дальше, некому будет копать каналы и сеять ячмень и пшеницу; некому будет рожать в законном браке. Мы не сможем приносить вам, богам, жертвы, кормить вас. У вас, богов, начнётся голод, вы будете терпеть неприятности. И всё из-за неуёмного Гильгамеша.

Тут и боги призадумались.

А Нинсун говорит богам, своим братьям:

– Вот что. Позовите Праматерь Аруру, великую Мами, Тиамат. Пусть она сотворит подобного Гильгамешу, такого же, как он, кошмарного. Может, они начнут бороться друг с другом и оставят всех нас в покое.

Это слово понравилось богам. Они воззвали к Праматери:

– Ты сотворила человеков, ты породила богов. Этот ужасный Гильгамеш – твоих рук дело. Создай теперь ему подобного, чтобы они боролись друг с другом и перестали отвлекать людей от служения нам, богам.

Мами, Аруру, великая Намму услышала вопли богов, проснулась, вышла из своей предвечной тьмы:

– Чего вам надобно? Что вы шумите?

– Из-за твоего порождения, Гильгамеша, люди не могут приносить жертвы нам и работать вместо нас. Если так пойдёт дальше, скоро настанет голод и мы, бессмертные боги, умрём. Создай теперь ему подобного, чтобы они замкнулись друг на друге и перестали отвлекать людей от работы.

Аруру подумала и говорит:

– Ладно. Подайте мне воды и глины.

Посмотрела она на высшего из богов, огромного Ана, создала его образ в своём сердце. Умыла водой руки. Отщипнула ком глины, бросила, потоптала, взяла снова, слепила подобие образа, что в её сердце. Энки дунул на него, и он ожил, открыл уста, вдохнул:

– Энки!

Выдохнул:

– Дух!

Этим именем – Энкиду – его и назвали.

Взяли его боги, раскачали и бросили далеко: он упал в густые заросли, в тростники и тамариски в трёх днях пути от Урука.

Так появился на свет Энкиду. Его имя означает «велик Энки».

Энкиду – он вот какой. Он рождён из полуночной тьмы, он богатырь царя богов. Всё его тело покрыто густой шерстью. Волосы у него длинные. Он не стрижёт их, не бреет. Он весь зарос, как ячменное поле. Он спит – не укрывается, он ходит – одежды не носит, от бури и от солнца себя не прикрывает. Он людей не видел, в домах их не был, своего жилища нет у него. Он диким молоком вскормлен. Вместе с газелями он щиплет травку; вместе со зверьём тянется к водопою; как скот, водой веселит своё сердце.

И там он стал жить – со зверьми, в степи, на краю пустыни. Он понимал язык зверей и птиц, а те понимали его и слушались. Газели и зайцы, онагры и львы, кабаны и куланы, гуси и куропатки были ему приятели. И он был сильнее всех людей: сила его как сила льва, кабана, быка и онагра. И вот он живёт со зверьём и со скотами бессловесными и защищает их, не подпускает охотников и пастухов, пугает их страшной своей силищей, добычу от них уводит.

Охотники и пастухи стали обходить стороной те места, где бродит со своим зверьём страшное косматое чудище.

Вот как-то один парень из города Урука, охотник и пастух, пас овец неподалёку от тех зарослей и от того водопоя. А на речке поставил ловушки на всякого зверя и птицу: на газелей, на свинью, на куропаток. И стало ему жарко, и он пошёл к реке. И вдруг видит: кто-то косматый, на человека похожий, стоит на четвереньках близ бережка и ест траву, как вол. Весь он зарос шерстью, но глаза у него человечьи.

Испугался пастух, тихо-тихо отполз назад, да и дал стрекача, убежал к своим овцам.

На другой день снова жарко стало. Пошёл опять парень к водопою, опять видит – бродит там человек-зверь, то на четвереньках, то выпрямляется во весь рост. Ходит и смотрит. Увидит ловушку – поломает; почует охотничью яму – землю горстями нароет, яму засыплет. А вокруг него газели прыгают. А он с ними разговоры разговаривает на неведомом языке.

Страх прошиб парня, убежал он обратно к стаду.

На третий день сильно припекало, но пастух боялся пойти к воде. А когда солнце начало клониться к западу, разобрало его любопытство, да и пить очень хотелось. И вот он тихо-тихо, осторожненько-осторожненько подкрался к тому водопою, спрятался в тростниках. И видит: вышел из зарослей могучий человек, весь в шерсти, только глазищи сверкают сквозь густые лохмы – потянулся, почесался, сел на траву. Вот прискакали газель с оленёнком и онагрица с жеребёнком, и дикая свинья трусит с поросятами, и он с ними играет, детёнышей на руках таскает, разговоры с ними разговаривает. Навострил ухо пастух, пытается разобрать, о чём они там толкуют, – ничего не понятно, речь неведомая. А тут прибегает львица со львёнком – и туда же, к волосатому чудищу ластится.

У парнишки нашего душа совсем ушла в пятки. Бросился он удирать со всех ног. Примчался к своему стаду, погнал оттуда подальше – половину овец растерял по дороге. Так и вернулся в дом отца своего. Стоит на пороге, будто онемел, сказать ничего не может, лица на нём нет. Тоска проникла в его утробу, как мертвец бледен.

Отец увидел, спрашивает:

– Что ты стоишь, будто онемел? Чего как мертвец бледен? Где твои овцы? Где твоя добыча?

А парень перевёл дух, воды напился и говорит:

– Ух, батя, я такого видел! Просто чудище – не знаю, как я жив остался! Весь в шерсти, бродит у водопоя. Вроде человек, а ест траву, как буйвол. Я вырою ямы – он их засыплет. Я поставлю на зверя ловушки – он их ломает. Из рук моих уводит зверьё и тварь степную. Он мне не даёт в степи добыть добычу.

Тут собрались соседи, у них сыновья тоже пастухи и охотники. Один, другой, третий – говорят то же. Мол, завелось такое чудище, человек не человек, зверь не зверь, не даёт добывать добычу, уводит зверьё и тварь степную, ловчие ямы зарывает, ловушки находит и ломает. Никакой не стало охоты. Как тут быть, что делать?

Отец нашего парнишки выслушал всё это, подумал и говорит:

– Ну, ясное дело, соседи. Надо идти к Гильгамешу. Он – человек могучий, построил стену Урука, победил Агу. И ума у него палата. Пусть защитит нас. Пусть решает, что делать с новой напастью.

Посовещались они, поговорили, головами покивали и решили:

– Ты, малый, видел чудище своими глазами, ты и иди к Гильгамешу, расскажи ему. У него ума палата и силища – девать некуда. Пусть он нас избавит от новой напасти.

Поплёлся юноша к Гильгамешу. А тот на площадке у стены храма забавляется: гоняет большущий кожаный шар деревянной колотушкой.

– Па Бильга-мес, Уту-пада! Отец наш, победитель, избранный Солнцем! Меня послали к тебе мужи Урука вот по какому делу. Был я тут в степи, пас овец отца моего. И вот что видел: чудище завелось у водопоя. Весь в шерсти, такой огромный. Вроде человек, а ест траву, как буйвол. И другие охотники про него знают: они изготовят на зверя ямы – он их зароет, они поставят ловушки – он их ломает. Из рук наших уводит зверьё, не даёт в степи добыть добычу.

Гильгамеш ему:

– Что дрожишь? Не бойся. Чудище, по-твоему? А каково из себя?

– Да я ж говорю: огромный, больше всех человек, больше даже тебя. Весь в шерсти, он не стрижётся, не бреется – зарос, как ячменное поле. Одежды не носит, от бури и от солнца себя не прикрывает. Вместе с газелями он щиплет травку, вместе со зверьём тянется к водопою. Всю траву он съест, негде будет пасти наших овечек. Силы он непомерной, никого не боится, звери его слушаются.

– А не врёшь ли ты? А то, бывает, у страха глаза велики.

– Клянусь чреслами отца! Клянусь утробой матери! Да я сейчас позову соседей, они скажут!

Побежал парень, привёл соседей, свидетелей. Все они говорят Гильгамешу:

– Правду он тебе поведал. Завелось такое диво, не даёт нам в степи охотиться, совсем лишило нас добычи. Ты всё можешь, ты умный и сильный, пойди прогони его или убей! Тебе же всё равно делать нечего.

Гильгамеш подумал и им отвечает:

– Ну, убить – дело нехитрое. Нет, мы по-другому поступим. Больно интересно мне, что это такое нам послали боги. Может быть, это тот самый, равный мне, которого для меня они сотворили? Ступайте, я разберусь.

И вот что Гильгамеш придумал. Вечерком он пошёл в храм к Инане. Там находит одну такую женщину по имени Шамхат, что значит «великолепная». Эта великолепная такая женщина – она Ишхара, святая блудница, спутница Инаны. Она живёт в храме, её дело – любовное соитие.

Вот они пошептались, Гильгамеш с Шамхат. Гильгамеш придумал ей работу во имя Инаны. Дал он ей поручение: пойти и соблазнить Энкиду.

– Пойди ты к нему, ведь он женщины не видел. Встань перед ним, открой ему свою красоту, привлеки к себе, дай ему наслаждение, как ты умеешь. Отдаст он тебе своё дыхание, потеряет силу, перестанет быть зверем, станет человеком.

Позвал и юношу-пастуха, приказал ему:

– А ты укажи ей путь туда, где это видел. Она знает, что делать.

Шамхат, недолго думая, собралась, умылась, умастила тело маслом и благовониями и затемно отправилась в степь. Три дня она шла и пришла к тому месту, где пастухи видели косматого Энкиду. Там она спряталась в тростниках – смотрит, ждёт. День ждёт, ночь ждёт, ещё день ждёт. Три дня и три ночи ждала притаившись.

Край солнца высунулся из-за горизонта, первые лучики заиграли на листве. Защебетали, зашевелились птицы в прибрежных зарослях. Потянулись к водопою звери: газели, онагры, дикие свиньи. Выбрался из дебрей косматый Энкиду. Попил воды, сел на травку, потягивается.

Тут вышла Шамхат, великолепная, из своего укрытия. Вышла, стала напротив Энкиду, сняла с себя все свои одежды. Глазеет на неё Энкиду, ничего понять не может, такого чуда никогда не видел. Он ведь никогда не видел женщин. А она то так повернётся, то эдак; она то так, то сяк посмотрит. Волосы у неё чёрные, она их свивает и развивает. Грудь у неё полная, тело округлое, приятное, ноги стройные, пальцы тонкие. Вся она так и благоухает, так и светится в лучах восходящего солнца.

Обалдел Энкиду, глядит на неё, не знает, что делать.

А она к нему тихонько подошла, она его не боится. По голове, по шерсти погладила мягкой ладонью. За ручищу взяла, лапищу его к своей груди поднесла, по своему телу его косматой лапой провела раз, другой, третий. От её тела исходит благоухание.

Совсем одурел Энкиду, ничего подобного никогда не знал, не чуял. Облапил он Шамхат, сгрёб в свои мохнатые объятья, бегает по поляне, женщину на руках таскает. А что дальше делать с ней – не догадывается.

Ну, Шамхат, она ученица Инаны, её дело – любовное соитие. Она Энкиду по голове погладила, на траве мягкое покрывало, свою одежду, расстелила, чудище косматое уложила, сама улеглась рядом, священную повязку-дида развязала, с себя сняла.

И начали они любовное соитие. Стал познавать Энкиду женщину Шамхат.

Час познавал Энкиду Шамхат. Три часа познавал. День познавал и ночь познавал. Двое и трое суток познавал Энкиду Шамхат. И так, без остановки, без устали, семь дней и семь ночей познавал Энкиду Шамхат. Восьмой день настал – только тогда утомился Энкиду, оставили его силы, сел он на травку.

– Где, – говорит, – мои звери, газели, куланы, онагры с детёнышами? Где мои свинюшки с поросятами, львицы со львятами? Идите сюда, я хочу играть с вами!

Глядь – а звери-то разбежались, одна свинка осталась с поросятами – в глине у бережка завязла. Выкарабкалась – и с хрюканьем убежала вместе с выводком.

Он зовёт зверей – а они дальше от него убегают, слов его не понимают.

Он за ними вдогонку – а силы-то его оставили, не может он со зверьём бегать, не может, как газели, скакать, как львица, прыгать.

Вот что получилось: как познал Энкиду женщину, отдал ей своё дыхание, так и перестал быть зверем, лишился хитрости и силы звериной, язык их перестал понимать. Сделался Энкиду человеком.

Он сидит горюет. А Шамхат его утешает:

– Не горюй, чудище моё лохматое, не о чем горевать. Не будешь ты, как прежде, со зверьём бегать, не будешь жёсткой травой питаться. Зато ты приобрёл разум, сделался человеком.

Перестал Энкиду плакать, сидит у ног женщины- блудницы, а она его по шерсти гладит. Смотрит он ей в глаза, слушает её тёплый голос. А она ласково так продолжает:

– Ты красивый, Энкиду, ты большой и сильный, прямо-таки богам подобный, никогда у меня такого не было. Зачем тебе со скотиной в степи бродить? Пойдём со мной к людям. Я отведу тебя в Урук, Овчарню Инаны, в светлый храм. Я тебя угощу мягкой пищей, напою приятным напитком, который веселит сердце, одену в нежные одежды.

Слушает Энкиду – и млеет. Понравились ему речи Шамхат, да и сама Шамхат очень ему приятна. А она продолжает свою песню:

– Пусть люди тебя, красавца, увидят. Пойдём, Энкиду, в наш город. Там хорошо: там молодцы щеголяют богатой одеждой, там каждый день какой-нибудь праздник. Там весёлые красавицы ходят в ярких браслетах и бусах, возбуждают в таких, как ты, вожделение и радость. С ними не соскучишься, всю ночь спать не будешь. Ты, Энкиду, ещё не знаешь жизни, пойдём со мной.

Загорелись глаза у Энкиду. А женщина не даёт ему задуматься:

– Там есть такой Гильгамеш – тебе ровня. Почти такой же, как ты, могучий человек, неуёмный. Вот уж мужчина так мужчина: силач и буйвол, одиннадцать локтей ростом, и всё его тело наполнено страстью. Силой он с тобой померится, может, и посильнее тебя будет.

Тут уж Энкиду не выдержал, взыграло ретивое.

– Ладно, – говорит, – согласен. Веди меня к светлому твоему дому, напои весёлым питьём. Я согласен.

Блудница своё покрывало разорвала надвое, одной половиной одела Энкиду, другой сама прикрылась. Встали они и пошли вместе в город. А Энкиду шагает и бормочет про себя:

– Давай, веди. Посмотрим, какой это там Гильгамеш, силач и буйвол, – хвастается своей силой! Я крикну по- богатырски посреди Урука, вызову его на поединок. Потому что только я могучий, только я изменяю судьбы! Кто в степи рождён, диким молоком вскормлен, со зверьми жил, травой питался, у того велика сила!

Пришли к стойбищу пастухов. Те смотрят во все глаза на диковину, но уже не боятся, не убегают. Только перешёптываются: «Глянь, какой огромный! силач!» Шамхат попросила у них хлеба, дала Энкиду. Он никогда хлеба не пробовал, она его научила есть по-человечески. Дали им пастухи хмельного напитка, выпили Шамхат и Энкиду, развеселились, встали, пастухам доброго дня пожелали и отправились дальше.

Так они шли и шли и на третий день добрались до Урука.

А Гильгамешу опять приснился сон. Пришёл он к матери, к Нинсун, рассказывает:

– Видел я, будто посреди нашего Урука лежит большой медный топор. И все люди сбежались, вокруг стоят глазеют – и воины, и нищие, все толпятся, а взять в руки никто его не может. Вот я подошёл, взял топор этот, принёс к тебе, положил к твоим ногам. Что бы такой сон значил?

Нинсун, богиня, подумала, отвечает:

– Как видно, идёт к тебе соперник и друг. Будет с кем помериться силой.

Только она это сказала – раздался шум, гам, побежал народ по улицам. Что такое? Это Шамхат привела в город диковинного человека – он весь в шерсти, огромный, в общем, тот самый Энкиду.

Посреди Ограждённого Урука, посреди Амбара Инаны, собралась толпа: мужчины, женщины, ребятишки, даже старухи притащились, все обступили Энкиду, разглядывают его. Кто посмелее – тот норовит потрогать. Какой большой! Какой волосатый! Какой кряжистый! Видно, в самом деле в степи травой питался, с дикими зверями бегал, диким молоком вскормлен. Только к вечеру все угомонились. Шамхат, служительница Инаны, увела гостя в светлый дом богини.

У Шамхат, великолепной Ишхары, там своя горница; в горнице ложе, устланное мягкими шкурами, льняными тканями. Ведёт она своего нового друга прямиком к себе в горницу. Только зашли, ещё возлечь не успели – вдруг гул пошёл по всему дому, будто колотушками лупят по глине. Это могучий Гильгамеш шагает: он спешит к Ишхаре на ложе. Уже подошёл к порогу, ногой в дверь ударяет – чуть было не вышиб тяжёлую дверь… Да не тут-то было: навстречу Гильгамешу выходит Энкиду, на порог стал, преградил дорогу.

– Отойди! – рыкнул Гильгамеш. – Тут моё место!

– А ты кто такой? – в ответ ему Энкиду.

– Пропусти! Это моё!

– Твоё? Ну так возьми! Покажи силу!

– Возьму! И тебя, косматого зверя, на одну ладонь положу, другой прихлопну.

Схватились они, стали бороться.

Пыль столбом, стены трясутся. У обоих борцов жилы набухли, мышцы налились красной медью, глаза навыкате. Рычат, тяжко дышат, друг друга ломают – ни тот ни другой одолеть не может. Час борются, два борются. Наконец ухватил Энкиду Гильгамеша за ляжку, на плечо навалился, на одно колено поставил.

А сил уже нет у обоих.

Угомонились, отдышались.

– Ну, – говорит Гильгамеш, – хоть ты и не победил, но ты сильнее меня. Я думал, что нет мне равного, а теперь вижу: есть. Будь мне другом: куда я, туда и ты, куда ты, туда и я.

Обнялись они, помирились, и пошли они в дом царицы, в Эгальмах, к матери Гильгамеша, к мудрой Нинсун. Говорит ей Гильгамеш:

– Вот мой друг, которого прислали боги. По всей земле ищи – не найдёшь человека сильнее его. Он одолел меня, смирил моё буйство. У него сила – как у небесных воинов Ана. Нет у него ни отца, ни друга. Он никогда не стриг волосы, он в степи вырос, диким молоком вскормлен, ему нет равных. Благослови его быть мне братом.

Буйволица Нинсун благословила их, и они стали как братья.