Читать книгу Девочка-ворона - Эрик Аксл Сунд - Страница 13

В два часа София Цеттерлунд вернулась в центр города, к себе в приемную. До окончания рабочего дня оставалось еще два посетителя, а София чувствовала, что вновь сосредоточиться после визита в Худдинге будет трудно.

Она села за письменный стол, чтобы сформулировать обоснование для рекомендации принудительного психиатрического лечения Тюры Мякеля. В результате дополнительного обсуждения с членами комиссии психиатр частично пересмотрел свое отношение к мере наказания, и у Софии появилась надежда на скорое принятие окончательного решения.

Хотя бы ради Тюры Мякеля.

Женщина нуждалась в лечении.

София представила комиссии краткую справку о ее истории и чертах характера. Тюра Мякеля дважды пыталась покончить с собой, еще в четырнадцать лет она намеренно приняла завышенную дозу лекарств, а в двадцать лет ее из-за регулярных депрессий отправили на досрочную пенсию. Пятнадцать лет совместной жизни с садистом Харри Мякеля вылились в еще одну попытку самоубийства, а затем в убийство их приемного сына.

По мнению Софии, время, проведенное с мужем, признанным, кстати, достаточно здоровым для отбывания наказания в тюрьме, усугубило болезненное состояние женщины.

София пришла к заключению, что в годы жестокого обращения с ребенком Тюра Мякеля действительно страдала повторяющимися психозами. Ее точку зрения подкрепляли документы, свидетельствующие о том, что за последний год Тюра Мякеля дважды проходила курс лечения у психиатра. В обоих случаях женщину находили блуждающей по поселку и насильно отправляли в больницу, откуда ее выписывали только через несколько дней.

В вопросе участия Тюры Мякеля в преступлениях против мальчика София усмотрела еще ряд неясностей. На женщину со столь низким коэффициентом умственных способностей в принципе нельзя возлагать ответственность за убийство – суд это, похоже, учесть не потрудился. По мнению Софии, Тюра, находясь под постоянным воздействием алкоголя, идеализировала мужа с его затеями. В силу полной пассивности ее, скажем, можно было рассматривать как соучастницу истязаний, но в то же время из-за своего психического состояния она была не способна вмешаться.

Приговор вынесен судом высшей инстанции, и оставалось определить меру наказания.

Тюре Мякеля требовалось лечение. Ее преступление необратимо, но тюрьма еще никому не помогала.

Они не должны принимать решение под впечатлением от жестокости содеянного.

За вторую половину дня София составила свое заключение о Тюре Мякеля и разобралась с назначенными на три и четыре часа пациентами. С переутомившимся руководителем предприятия и стареющей актрисой, которой больше не давали ролей, из-за чего она пребывала в глубокой депрессии.

Когда около пяти София собралась идти домой, у стойки администратора ее остановила Анн-Бритт.

– Вы помните, что в субботу едете в Гётеборг? Билет на поезд уже у меня, а жить вы будете в отеле “Скандик”.

Анн-Бритт положила на стойку папочку.

– Разумеется, – ответила София.

Ей предстояла встреча в издательстве, которое подготовило к изданию новый перевод книги бывшего мальчика-солдата Ишмаэля Биха “Завтра я иду убивать”[8]. Поскольку София обладала опытом работы с получившими психическую травму детьми, издательство хотело, чтобы она помогла им с проверкой фактов.

– В котором часу я еду?

– Рано. Время отправления указано на билете.

– 05:12?

София со вздохом отправилась обратно в кабинет, чтобы поискать отчет, написанный ею семь лет назад для ЮНИСЕФ.

Снова усевшись за стол и достав документы, она задумалась: хватит ли у нее сил воскресить в памяти впечатления тех лет?

Семь лет, думала она.

Неужели это действительно было так давно?

ПРОШЛОЕ

По склонам между океаном и дорогой на два километра с севера на юг протянулся “железный” город. Джип едет по неровной грунтовой дороге почти девяносто километров в час, красная пыль от латеритной почвы клубится у нее перед глазами.

“Он дорогу-то хоть видит?” – думает она, косясь на молоденького водителя. Он – один из пятнадцати тысяч с лишним бывших детей-солдат, которых правительственные войска подкупом переманили на свою сторону.

Она смотрит через окно на лачуги внизу, крепко держась за ручку дверцы.

Она пробыла здесь почти два месяца. Сперва в качестве волонтера правозащитной организации “Хьюман Райте Вотч”, а затем, скоро уже шесть недель, по неофициальному заданию ЮНИСЕФ.

Ну, считается задание официальным или нет? Ей на самом деле неизвестно.

Здесь повсюду царит хаос.

Дороги разрушены отрядами милиции, которые по-прежнему активны, а если не разрушены, то на них полно заграждений, установленных road workers, дорожными рабочими – мальчиками лет десяти, которые требуют денег за проезд.

Отчет, который она должна представить, сильно запаздывает.

Две недели назад она вместе с помощником-нигерийцем пыталась добраться до лагеря, но примерно на полпути оставила эту затею, столкнувшись с необходимостью на первых трех километрах миновать почти двадцать дорожных заграждений.

На этот раз дело, похоже, шло лучше.

– Were here, lady![9] – восклицает юноша с водительского сиденья.

Он останавливает джип возле проржавевшей бензоколонки и с улыбкой поворачивается к ней:

– Road stops here. Cant go any further.

– Dollar?

– Yes, five dollars fine![10]

Когда он протягивает руку, она видит шрам от татуировки. ОРФ, Объединенный революционный фронт. Ей вспоминается, что, как она слышала, для уничтожения татуировок часто используют горящий порох. Другой, не менее болезненный метод – вырезать их с помощью острого стекла. В любом случае татуировка навсегда сохранит ему воспоминание о том, кем он когда-то был. Убийцей.

Ребенком, наделенным властью над взрослыми.

– Ain't got some petrol among that bags?[11] – спрашивает он, показывая на ее багаж.

Ей известно, что бутылка бензина порой ценится больше, чем несколько жалких долларов.

– No, I'm sorry[12]. – Она протягивает ему еще две мятых купюры.

– Good luck, lady, whatever you re up to![13]

Она благодарит его за то, что подвез, забирает вещи и покидает джип. У нее с собой большой рюкзак и две небольшие сумки, их она вешает на шею. При такой жаре идти с этими сумками станет невыносимо уже примерно через километр.

Она медленно бредет по красной, пыльной дороге. Справа открывается потрясающий вид на побережье, на широкий берег цвета мела. Если бы не ад, царящий среди жестяных лачуг внизу, вид напоминал бы картинку из туристской брошюры.

Восемьдесят тысяч убитых из числа гражданского населения, два миллиона беженцев и средняя продолжительность жизни, едва достигающая тридцати пяти лет. А ведь эта страна могла бы стать самой богатой в мире. Страна, обладающая крупнейшими в мире залежами алмазов, но разграбленная алчными гангстерами и торговцами из Западной Европы. Страна убийц, контрабандистов, искалеченных детей и изнасилованных женщин.

Она знает, что временами проявляет определенную политическую наивность, но вместе с тем понимает, что истинными преступниками являются не палачи или солдаты, а те, кто находится на другом конце производственной цепочки. Директора банков, алмазные короли мафии и женщины, которые никак не могут насытиться блеском, даже не задумываясь при этом, откуда он берется.

Некоторым ради ваших украшений отрубают руки и головы, думает она.

Временный лагерь в Дакке, под Фритауном, соорудили под контролем западноафриканских миротворческих сил в начале июня, всего за несколько дней.

Над жестяными бараками нависает красный смог. Она сворачивает на главную дорогу, кишащую беженцами и солдатами. Чуть поодаль виден потрепанный флаг, принадлежащий Красному Кресту, какие-либо другие опознавательные знаки миротворческих организаций отсутствуют.

Она останавливается возле белого грязного грузовика, на котором синей краской из баллончика написано: Cold Water – холодная вода. Она платит безрукому мальчику несколько монет за пластикатовый мешочек с теплой водой, который тот держит в зубах.

Ей вспоминаются рассказы детей-солдат из Порт-Локо. Когда мятежники из ОРФ, накачанные кокаином, героином или алкоголем, совершали рейды по деревням провинции и пригородам Фритауна, они обычно разрешали своим жертвам выбирать между коротким рукавом и длинным.

Короткий рукав означал, что руки отрубались выше локтя, длинный рукав – у запястья.

В тени за грузовиком в маленькой игрушечной коляске сидит мальчик. Его талию окутывает одеяло, запихнутое в деревянную колясочку вместе с несколькими пустыми бутылками, и она понимает, что ноги у него отсутствуют.

Она смотрит на мальчиков возле грузовика – безрукого и безногого.

“Сколько же страданий человек способен причинить другим, прежде чем он превращается из человека в монстра?” – думает она.

Громкий гудок заставляет ее вздрогнуть, и, обернувшись, она видит впереди, на расстоянии метров пятидесяти, приближающийся по главной дороге военный автобус. На крыше стоит высокий, мускулистый мужчина и орет в мегафон. Мужчина обмотан в сине-бело-зеленый флаг Сьерра-Леоне, и выкрикивает он что-то на языке менде, что именно – она не понимает, хотя вообще-то говорит на этом местном наречии почти свободно.

В толпе возникает паника, и когда кто-то кидает большой камень, разбивающий ветровое стекло автобуса, несколько мужчин высовываются и без предупреждения стреляют прямо по скоплению людей.

Она слышит вокруг себя свист пуль, бросается на землю и быстро заползает под грузовик, чтобы защититься. Безрукий мальчик сидит на корточках рядом с ней, а безногий неподвижно лежит на земле, сраженный несколькими пулями.

Военный автобус продолжает движение вглубь лагеря, но тут группа солдат, спрятавшихся за одним из бараков на другой стороне дороги, открывает ответный огонь. Стоявший на крыше мужчина падает навзничь прямо на землю, и флаг, в который он обернут, окрашивается кровью. Автобус едет вперед, с грохотом врезается в один из бараков, мотор глохнет, стрельба прекращается.

Внезапно все замирает.

Красная пыль окрашивает воздух, со всех сторон слышатся всхлипывания. Дорога пуста, если не считать убитого мужчины, который лежит в нескольких метрах от военного автобуса. Ему попали прямо в лицо, и левая щека у него отстрелена.

Хотя лагерь в Дакке считается гораздо более безопасным местом, чем большая часть тех, где она уже побывала, ей впервые довелось пережить вооруженное нападение со смертельным исходом.

Она пытается подняться, но у нее почему-то не получается. Вероятно, повредила ногу, когда бросилась на землю.

Какой-то раненый мужчина, хромая, удаляется прочь, а несколько куриц разгуливают так, будто ничего не произошло.

Сквозь пыль она видит, как горстка солдат обыскивает автобус. Выкрикиваются приказы, а чуть поодаль куда-то тащат мужчину с флагом. Он еще жив, но не оказывает никакого сопротивления.

Она снова пытается встать, но боль в ноге внезапно становится невыносимой, и она понимает, что нога, вероятно, сломана.

“Черт!” – думает она.

Безрукий мальчик смотрит на нее с улыбкой:

– Think you need help. You wait here so nobody steal water. I still have my legs left so I run for help.

– How about your friend?[14] – Она кивает в сторону безногого, который по-прежнему неподвижно лежит всего в метре от нее.

– Dead. Not ту friend. No problem. But you have pain. No good so I run for help, okay?[15]

Она благодарит мальчика, и он тотчас убегает.

Через десять минут он возвращается с двумя врачами, которые представляются ей на ломаном английском. После беглого осмотра они подхватывают ее с двух сторон и несут в лагерь Красного Креста.

Прежде чем покинуть безрукого мальчика, она снова благодарит его.

Он с беспечным видом легонько целует ее в щеку.

– No problem, ma'am[16].