Читать книгу Жизнь соло. Новая социальная реальность - Эрик Кляйненберг - Страница 2

В начале Ветхого Завета описано, как Бог день за днем создавал мир – небо и землю, воду, свет, день и ночь, самых разных живых существ. И видел Бог, что все его творения хороши. Однако, создав Адама, Бог заметил: «Плохо, когда человек один»{1} – и сотворил Еву.

Со временем запрет на жизнь в одиночестве перекочевывает из теологии в философию и литературу. В трактате «Политика» Аристотель вывел следующее умозаключение: «…человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек…» Греческий поэт Феокрит заявлял: «Человеку всегда будет нужен человек», а убежденный стоик, римский император Марк Аврелий дал следующее определение: «Люди – это социальные животные»{2}.

Впрочем, это свойство отнюдь не выделяет человека из среды других животных. (Аристотель, увы, был прав только наполовину.) Звери предпочитают жить в одиночку лишь при определенных обстоятельствах, например при нехватке пищи. В обычных же условиях большинство видов животных лучше выживает в группах. В коллективной жизни идет борьба за положение и статус, время от времени возникают конфликты и даже жестокие столкновения. Тем не менее такие преимущества, как защита от хищников, возможности совместной охоты, улучшенные условия воспроизводства, и другие значительно перевешивают недостатки жизни в коллективе. Даже орангутанги, которые, как широко известно, предпочитают «отшельнический» образ жизни, первые семь-восемь лет после рождения живут со своей матерью. По мнению Карела ван Шайка – специалиста-приматолога Университета Дьюка, обитающие в богатых пищей болотистых джунглях Суматры орангутанги так же «социальны и общительны», как и их родственники шимпанзе{3}.

Орангутанги – далеко не единственные представители животного мира, о которых у людей сложились не совсем правильные представления. Оказывается, очень общительны и крабы-отшельники – они не могут существовать в одиночку и лучше всего выживают в популяции, насчитывающей до сотни особей. В инструкции одного зоомагазина рекомендуется «держать в аквариуме не менее двух особей каждого вида». Причина очень простая: одиночество для краба-отшельника чревато стрессами и болезнями. Тела одиноких крабов в буквальном смысле отказываются служить своим владельцам, в результате чего животное может потерять ногу или клешню.

Во все исторические эпохи властители прекрасно понимали, насколько пагубно для людей состояние изоляции. В древние времена ссылка считалась самым страшным после смертной казни наказанием. (Заметим, что находились и такие, кто ставил ссылку на первое место.) В конце XVIII в. и на протяжении XIX в. в системе тюремного наказания заметно усиливалась роль одиночного заключения. Английский юрист Уильям Пейли отмечал, что одиночное заключение «усиливает боязнь наказания» и, следовательно, становится фактором, сдерживающим рост преступности{4}. В наши дни в США приблизительно 25 000 заключенных содержатся в тюрьмах категории «супермакс». Один известный психолог подчеркивал, что в подобных тюрьмах «заключенные живут в такой тотальной и антигуманной… изоляции, которая ранее никогда не существовала»{5}. И критики, и сторонники одиночного заключения как меры наказания используют для его описания одни и те же слова – «смерть заживо».

Но самым ярким свидетельством тяги людей к жизни в коллективе является, разумеется, создание семьи. На протяжении всей истории человечества во всех культурах именно семья, а не отдельный индивид составляют основу общественной и экономической жизни. Такое положение вещей объясняется рядом причин. Как утверждают эволюционные биологи, представителям ранних человеческих сообществ жизнь в коллективе предоставляла конкурентные преимущества в вопросах обеспечения безопасности, добывания пищи и возможности воспроизводства. Специалисты в области общественных наук Николас Кристакис и Джеймс Фаулер утверждают, что в результате процесса естественного отбора у людей появилась генетическая предрасположенность к созданию тесных социальных связей{6}.

В 1949 г. антрополог из Йельского университета Джордж Мердок составил обзор почти 250 «репрезентативных культур» самых разных уголков планеты и самых разных исторических эпох. В этом обзоре он, в частности, отмечал: «Нуклеарная семья является универсальной формой объединения людей, представляет собой базовую основу, на которой строятся более сложные семейные формы. Семья – это высокофункциональная и четко выраженная группа, которая встречается во всех известных нам обществах. Для этого правила я не смог найти каких-либо исключений»{7}.

С тех пор некоторые ученые пытались опровергнуть аргументацию Мердока, ссылаясь на отдельные формы организации жизни и быта (например, кибуц), которые никак не попадают в классификацию нуклеарной семьи. Аргументация оппонентов Мердока всегда сводилась к наличию альтернативных коллективов, превышающих по численности обычную семью. Этот научный спор так и не закончен, однако обе стороны могут сойтись в одном: во все времена и по всей планете человек организовывал свою жизнь так, чтобы находиться не в одиночестве, а с себе подобными.

Однако сегодня ситуация изменилась.

В последние полвека человечество приступило к осуществлению уникального социального эксперимента. Впервые в истории значительное число жителей планеты самых разных возрастов, придерживающихся самых разных политических взглядов, начали жить одиночками[1]. До недавнего времени большинство рано связывали себя узами брака с твердым намерением не расставаться до смертного часа. В случае ранней кончины одного из партнеров второй быстро вступал в новый брак; если же партнер умирал в преклонном возрасте, то оставшийся в живых воссоединялся со своей семьей. Сейчас принято жениться/выходить замуж гораздо позже, чем это делали наши предки. Согласно результатам исследований, проведенных Исследовательским центром Пью (Pew Research Center), средний возраст вступления в первый брак «поднялся до самой высокой планки и за последние полвека увеличился на пять лет»{8}. Иногда за браком следует развод, после которого человек на годы, а то и десятилетия остается одиноким. Вдовец или вдова, пережившие супруга или супругу, делают все возможное для того, чтобы не жить с другими родственниками, в частности с собственными детьми. Иными словами, человек на протяжении всей жизни предпочитает чередовать условия проживания: один, вместе, вместе, один.

До недавнего времени многие рассматривали жизнь в одиночестве как переходный период между более устойчивыми формами организации жизни и быта, будь то нахождение нового партнера или переезд в дом престарелых. Теперь такой подход остался в прошлом – впервые за всю историю страны большинство американских взрослых являются одинокими. Среднестатистические американцы проведут большую часть взрослой жизни не в браке и большую часть «внебрачного периода» будут жить в одиночестве. Мы привыкаем к такой ситуации. Мы осваиваем жизнь соло и вырабатываем новые способы существования.

Сухие цифры никогда не в состоянии отразить полную картину происходящего, но в данном случае статистика просто поразительна. В 1950 г. 22 % американцев были одинокими; 4 млн человек жили отдельно, что составляло 9 % всех домохозяйств. В то время одинокую жизнь вели в основном люди в отдаленных и обширных по территории штатах страны – на Аляске, в Монтане и Неваде, то есть там, где была работа для одиноких мужчин, которые относились к своей ситуации как к короткому переходному периоду, за которым следует обычная семейная жизнь.

В наши дни одинокими являются более 50 % взрослых американцев; 31 млн человек – приблизительно один из семи взрослых – проживают в одиночестве. (В эту статистику не входят 8 млн обитателей частных и государственных домов престарелых и тюрем){9}. Одинокие составляют 28 % всех американских домохозяйств. Одинокие и бездетные супружеские пары – самые распространенные категории и по числу домохозяйств «обгоняют» такие формы организации проживания, как нуклеарная семья, семья из нескольких поколений, живущих под одной крышей, соарендаторы квартир или определенная группа людей, живущая в специально для нее снятом или построенном доме. Возможно, вы удивитесь, но жизнь в одиночестве является одной из самых жизнестойких форм организации домохозяйства. Исследования, длившиеся пять лет, выявили, что одинокие люди не склонны менять свой образ жизни, равно как место жительства. Именно эта группа населения по сравнению со всеми остальными группами, за исключением категории женатых пар с детьми, является наиболее стабильной в том, что касается формы проживания{10}.

Современные одиночки, собственники или арендаторы квартир, – это главным образом женщины, которых в общей сложности насчитывается 17 млн. Число одиноко живущих мужчин составляет 14 млн. Из общего количества взрослых представителей обоих полов 15 млн принадлежат к возрастной группе 35–64 года, около 10 млн составляют престарелые[2]. Число молодых взрослых (между 18 и 34 годами) достигает 5 млн по сравнению с 0,5 млн в 1950 г. Молодые взрослые представляют собой наиболее быстро растущий сегмент одинокой части населения{11}.

В отличие от своих предшественников наши одинокие современники проживают в определенных районах крупных городов по всей стране. Городами с наибольшим числом проживающих в одиночестве людей являются Вашингтон, Сиэтл, Денвер, Миннеаполис, Чикаго, Даллас, Нью-Йорк и Майами. Более половины обитателей Манхэттена проживает в квартирах, рассчитанных на одного человека.

Несмотря на распространенность «жизни в одиночестве», этот феномен мало обсуждают и он малопонятен. Повзрослев, мы стремимся переехать в собственные стены, но сомневаемся, стоит ли долго вести такой образ жизни, даже если он полностью нас устраивает. Мы переживаем за судьбу не нашедших своей «половинки» друзей и родственников, даже если те твердят, что все у них в полном порядке и они встретят кого-нибудь, когда придет время. Мы стараемся поддержать престарелых родителей, а также вдовствующих дедушек и бабушек, проживающих отдельно, и теряемся, когда те заявляют, что никуда не хотят переезжать и собираются коротать век в одиночестве.

Распространяясь все шире и шире, феномен одиночества перестает быть делом сугубо личным и приобретает общественное значение. К сожалению, его чаще всего рассматривают однобоко – как следствие человеческой самовлюбленности, серьезную социальную проблему, вызванную растущей фрагментацией общества и индивидуализацией его членов. Подобные нравственные оценки, в сущности, не выходят за крайне узкие рамки романтических идеалов сериала «Отец знает лучше» и гламурных соблазнов «Секса в большем городе». На самом деле жизнь в одиночестве гораздо более разнообразна и комфортна, чем кажется со стороны. Становясь все более популярным, этот феномен изменяет «социальную ткань» и представление о человеческих взаимоотношениях, влияет на особенности градостроительства и развития экономики. Феномен одиночества оказывает значительное воздействие и на процесс личного взросления, старения и умирания. Это явление так или иначе затрагивает все социальные слои населения и почти все семьи, вне зависимости от их социального положения и состава в данный конкретный момент.

Это явление гораздо шире, чем большинство из нас себе представляет. Можно, конечно, пытаться объяснить растущее число живущих в одиночестве людей исключительно американской спецификой, следствием того, что литературный критик Гарольд Блум назвал национальной «религией самообеспечения». Ведь американцы издавна гордятся своей независимостью и самодостаточностью. Томас Джефферсон назвал индивидуализм величайшим символом американской жизни, а историк Дэвид Поттер подчеркнул, что американцы рассматривают это понятие, как святыню. В книге «Склонности сердца» (Habits of the Heart) социолога Роберта Беллы и его соавторов описаны две традиции американского индивидуализма. «Утилитарный индивидуализм», ярким выразителем которого является Бенджамин Франклин, основан на вере в то, что общество процветает тогда, когда каждый его член преследует в первую очередь свои собственные цели. Именно это понимание индивидуализма породило такие либертарианские черты американского общества, как свобода личности и широкий спектр гражданских прав. Представителем «экспрессивного индивидуализма» является Уолт Уитмен, прославляющий торжество индивида (что очевидно из текста первой строчки первого издания сборника «Листья травы»). Вдохновленная Уитменом Америка и по сей день продолжает заниматься поисками самой себя и смысла своего существования. Несмотря на различие в целях и декларируемых ценностях, эти два понимания индивидуализма представляют собой культурное обоснование того, что личность необходимо ставить выше общества. Для нас, американцев, такое понимание жизненных ценностей является основополагающим.

Давайте вспомним одного из виднейших мыслителей и общественных деятелей Ральфа У. Эмерсона. В известном эссе «О доверии к себе» он предупреждал о том, что «общество повсеместно плетет заговор против своих собственных членов», а также дает совет, как такой ситуации избежать. «Оправдайте себя перед самим собой – и вы получите одобрение всего мира»{12}. Сосед Эмерсона – Генри Д. Торо – выступил за идею самообеспечения и расчета исключительно на собственные силы более драматичным способом: он демонстративно переселился в хижину около Уолденского пруда. «Там, где я живу, так же уединенно и одиноко, как в прериях, – писал он. – Иногда даже кажется, что в моем маленьком мире звезды, солнце и луна светят только для меня». Торо считал, что в таких идеальных условиях нет места одиночеству. «Черная меланхолия не посещает того, кто живет на Природе и усмирил свои страсти и чувства… Лишь один-единственный раз в течение одного часа я ощущал, что меня угнетает чувство одиночества. Я начал думать о том, что человеческое соседство необходимо для ведения спокойной и здоровой жизни. Я был один, и в этом было что-то неприятное…» Но через некоторое время «я снова увидел свежесть и красоту Природы… которые оттенили и сделали незначительными надуманные радости человеческой близости, после чего я никогда больше не вспоминал о них».

Мудрость аргументов Эмерсона и Торо вдохновляла поколения американских индивидуалистов, которые прокладывали свой собственный путь в этом мире. Это были одинокие покорители необъятных территорий на западе страны. Детективы с поднятыми воротниками пальто в темных городских переулках. Любители приключений, которые, чтобы познать себя, ехали в необжитые районы. Такие одиночки стали символом американской поп-культуры и живым воплощением романтических представлений об абсолютно свободном человеке. Было бы логично сделать вывод о том, что современные городские одиночки продолжают эту традицию.

Однако этот вывод оказался бы ошибочным.

Американцы так и не приняли индивидуализм окончательно, потому что скептически относятся к его экстремальным формам. Алексис де Токвиль указывал на существование двух понятий: инертного индивидуализма, «приводящего к тому, что каждый гражданин стремится изолироваться от всех остальных, ограничивая свое общение кругом семьи и друзей» и одновременно обязательного кодекса морального поведения, объединяющего граждан в самых разных сообществах и организациях. Хотя такие трансценденталисты, как Эмерсон и Торо превозносили добродетели одиночества, уход от мира для них всегда был временным явлением. Они воспринимали одиночество как путь к вдохновению, способ подпитаться мудрыми мыслями, которые послужат общему благу по возвращении назад в общество{13}.

На самом деле героический индивидуализм трансценденталистов сильно преувеличен. Ключевые фигуры этого движения – уже упомянутые Эмерсон и Торо, а также Бронсон Олкотт, Элизабет Пибоди и Маргарет Фуллер – активно участвовали в общественной и политической жизни. Однако тот же Торо в период своего двухлетнего (1845–1847 гг.) затворничества в хижине у Уолденского пруда редко находился в одиночестве и во всех смыслах был крайне далек от ведения натурального хозяйства и достижения самодостаточности. Его «хижина», как прекрасно знают нынешние ее посетители, стояла на принадлежавшей Эмерсону земле, менее чем в трех километрах от города Конкорд. Имея возможность дойти до города за полчаса, Торо частенько наведывался туда к семье и друзьям. Зачастую он часами просиживал в местном пабе. В своем домике Торо принимал гостей и всегда был рад их видеть, особенно свою мать, которая приносила ему домашнюю еду{14}.

И кто бы мог ее за это упрекнуть? Обратной стороной американского индивидуализма и стремления полагаться на собственные силы всегда оставалась тревога, которую близкие родственники и друзья испытывают за судьбы одиноких людей, живущих отдельно. В городах Новой Англии в эпоху ранней колонизации власти запрещали молодым мужчинам жить в одиночестве, опасаясь, что такой образ жизни может привести к порочности. Как отметил историк Дэвид Поттер, «в нашей литературе любое повествование о полной психологической или физической изоляции человека от своих собратьев, какой, например, является история Робинзона Крузо до того, как он заметил следы людей на пляже, воспринимается, как “ужастик”»{15}.

Точно такое же отношение к одиночеству прослеживается в книгах, описывающих упадок одного из самых дорогих американскому сердцу явлений – групп людей и общностей, объединенных по географическому признаку, интересам или каким угодно другим критериям. Даже названия самых популярных в США книг по социологии – «Одинокая толпа» (The Lonely Crowd), «Стремление к одиночеству» (The Pursuit of Loneliness), «Падение публичного человека» (The Fall of Public Man), «Культура нарциссизма» (The Culture of Narcissism) и «Склонности сердца» (Habits of the Heart) – подсказывают, что индивидуализм может привести к печальным последствиям. Точно такие же мысли присутствуют и в недавно появившейся популярной научной работе Роберта Патнэма «Боулинг в одиночку: упадок и возрождение американской общности» (Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community). Автор доказывает, что причиной многих проблем современности – болезней, недостатков системы образования, недоверия между людьми и даже отсутствия ощущения счастья – является крах социальной общности{16}. Американцам нравятся такие аргументы, потому что в глубине души они стремятся соединяться, а не разъединяться. В этом смысле мало что изменилось с тех пор, как Токвиль почти два столетия назад посетил США. Сама по себе американская культура не является причиной стремительного роста числа людей, которые хотят жить в одиночку.

Если эти аргументы вас все еще не убедили, вот следующий факт – современные американцы на самом деле в меньшей степени склонны жить в одиночестве, чем граждане Швеции, Дании, Норвегии и Финляндии – стран, имеющих один из самых высоких уровней жизни, где приблизительно 40 % домохозяйств состоит всего из одного человека. Скандинавы инвестируют в социальную защищенность и общества взаимопомощи, что одновременно избавляет их от необходимости делить друг с другом жилплощадь.

Такой подход распространен не только в Скандинавии. В Японии, где вся жизнь традиционно была организована вокруг семьи, из одного человека состоят около 30 % домохозяйств, причем их процент гораздо выше в городах, чем в сельской местности. Культура и традиции во Франции, Германии и Англии очень различны, но процентное соотношение домохозяйств, состоящих из одного человека, еще выше, чем в США. То же самое можно сказать о Канаде и Австралии. Сегодня наиболее быстрый рост домохозяйств, состоящих из одного человека, наблюдается в Китае, Индии и Бразилии{17}. По данным исследовательской компании Euromonitor International, во всем мире число людей, проживающих в одиночестве, резко увеличилось – со 153 млн в 1996 г. до 201 млн в 2006 г., то есть за 10 лет количество таких людей возросло на 33 %{18}.

В чем же причина столь масштабного роста? Бесспорно, ему способствуют накопление богатства, созданного вследствие экономического развития, и развитие системы социального страхования. Грубо говоря, сегодня одиночество стало более доступным экономически, но экономический фактор – всего лишь фрагмент общей картины. Сам по себе он не дает ответа на вопрос: почему такое множество обеспеченных граждан в развитых странах используют свои капиталы и возможности не как-нибудь иначе, а именно для того, чтобы отгородиться друг от друга?

Помимо экономической независимости и социальной защищенности резкое увеличение числа одиноко живущих людей объясняется общемировыми культурными и историческими изменениями, которые один из основателей социологии Эмиль Дюркгейм называл «культом индивида». По Дюркгейму, культ индивида явился результатом перехода от традиционных сельских общин к современным индустриальным городам, где индивид постепенно стал «своего рода предметом поклонения», чем-то более священным, чем группа. Большую часть своих трудов Дюркгейм написал в конце XIX в., еще не имея представления об идеях радикального экономического индивидуализма, выразителями которых стали Милтон Фридман, Айн Рэнд и Маргарет Тэтчер (последней принадлежит известное высказывание: «Общества не существует»). Дюркгейм, напротив, не считал, что освобождение индивида от гнета государства является самым эффективным способом накопления богатства и достижения всеобщего блага. Впрочем, он и не отвергал этой идеи. Дюркгейм полагал, что современное разделение труда станет фактором органического соединения граждан. Ведь каждый индивид в состоянии достичь «свободы» и «независимости» только при поддержке ключевых общественных институтов, семьи, экономики и государства. Следовательно, объединение индивидов служит интересам всеобщего блага.

Австрийский экономист Йозеф Шумпетер не считал, что сами индивиды будут придерживаться такой точки зрения. В своей вышедшей в 1942 г. книге «Капитализм, социализм и демократия» Шумпетер отмечал, что современный капитализм выступает за «рационализацию всего в жизни» и прогнозировал, что культура холодного расчета приведет в конечном счете к «распаду» коллектива. «Как только люди получат урок утилитаризма и откажутся воспринимать традиционную организацию своего социального окружения как данность, как только они научатся взвешивать конкретные преимущества и недостатки любого возможного плана или действия… они обязательно заметят тяжкие личные жертвы, которые несут семейные связи и в особенности отцовство и материнство…» Шумпетер предсказывал постепенный «распад буржуазной семьи», потому что свободолюбивые мужчины и женщины выберут «комфорт, свободу от забот и возможность наслаждаться выбором и радостью разнообразия»{19}.

Переход к новому мышлению требовал времени, потому что индивидуализм должен был победить укоренившиеся культурные связи и обязательства. На протяжении большей части XX в. в большинстве современных обществ господствовало мнение о том, что их члены непременно должны жениться или выходить замуж. «Отказников» ждало суровое общественное осуждение. Шумпетер мог считать, что одинокие люди ведут себя вполне рационально, однако более половины участников проведенного в США в 1957 г. опроса населения назвали неженатых или незамужних людей «больными», «аморальными» или «невротиками», и только треть опрошенных воспринимала таких людей нейтрально. Однако впоследствии ситуация изменилась. При проведении подобного опроса в 1976 г. выяснилось, что негативно к одиноким людям относится только треть американцев, а половина нейтрально. Каждый седьмой опрошенный даже поддерживал тех, кто не связан узами брака. В наши дни, когда одиноких взрослых людей стало больше, чем состоящих в браке, вопроса о том, одобряют американцы одинокий образ жизни или нет, вообще никто не задает. Хотя «позорное клеймо» одинокой жизни еще не окончательно исчезло, наши культурные представления о людях-одиночках и семейной жизни сильно изменились{20}.

Сейчас бытует мнение о том, что счастье и успех скорее зависят не от того, связывает ли один человек себя с другим, а с открытием целого мира возможностей для того, чтобы индивид мог выбрать лучший для себя вариант. Свобода, гибкость, личный выбор – именно эти ценности считаются сегодня приоритетными. Эндрю Черлин, ученый, специализирующийся на изучении семьи и семейных отношений, отмечает, что сегодня «главное обязательство человека – это обязательство по отношению к самому себе, а не по отношению к собственному партнеру и детям». Это означает, что в наши дни культ индивида достиг таких масштабов, каких Дюркгейм и вообразить не мог{21}.

Еще не так давно человек, недовольный своим супругом или супругой и желающий развода, должен был обосновывать свое решение. Сейчас все ровно наоборот. Если несчастливый брак мешает человеку реализовать свои жизненные планы, тот должен обосновать, почему не разводится. Вот насколько далеко простирается стремление заставить людей заботиться исключительно о своих собственных интересах!

Мы уже не привязаны к какому-либо конкретному месту жительства. Мы переезжаем так часто, что социологи называют современные жилые районы «районами ограниченной ответственности», обитатели которых знакомы друг с другом, но не ожидают того, что их связи окажутся долгими и серьезными{22}. Точно такая же ситуация сложилась и на рынке труда. Компании больше не заключают пожизненных контрактов даже с наиболее ценными сотрудниками. Каждый из нас прекрасно понимает: чтобы выжить, следует исходить только из своих интересов и уметь «вертеться». Немецкие социологи Ульрих Бек и Элизабет Бек-Гернсхайм пишут о том, что «впервые в истории индивид становится базовой единицей социального воспроизводства общества»{23}. И все вращается вокруг этого.

Культ индивида постепенно распространялся на Западе на протяжении XIX и начала XX вв. Однако наибольшее влияние на общество он начал оказывать только во второй половине ХХ в. В этот период в общественной жизни четко обозначились четыре социальных фактора: усиление роли женщин, революция в средствах коммуникаций, массовая урбанизация и скачок средней продолжительности жизни. Все это создало условия для настоящего расцвета индивида.

Начнем с усиления роли женщин. Они стали получать хорошее образование, массово вышли на рынок труда, взяли под собственный контроль свою сексуальную, репродуктивную жизнь, а также домашнюю, бытовую сторону своего существования. Например, в 1950 г. в американских университетах обучалось в два раза больше мужчин, чем женщин. Сейчас большинство студентов, а также тех, кто получает степень бакалавра, – представительницы прекрасного пола{24}. Согласно данным Бюро трудовой статистики Министерства труда США, с 1950 по 2000 г. число работающих женщин увеличилось с 18 млн до 66 млн, а доля занятых в экономике страны женщин увеличилась с 33 % до 60 %{25}. В большинстве других экономически развитых стран за последние полвека наблюдались схожие изменения, поэтому в наши дни среди студентов и наемных работников примерно равное число мужчин и женщин, чего никогда не было ранее.

Женщины теперь сами решают, рожать детей или нет, а если рожать, то когда. Это принципиально изменило современные отношения между полами и привело к тому, что люди вступают в брак в более позднем возрасте. Период взросления становится длиннее, а количество разводов и случаев раздельного проживания супругов увеличивается. Число разводов в США неуклонно росло с середины XIX в., а в 60-х гг. прошлого века резко увеличилось. К 2000 г. шансы любого брака закончиться разводом были в два раза выше, чем в 1950 г.{26} В наши дни ни развод, ни статус одиночки отнюдь не обрекают человека на сексуальное воздержание. Огромное число молодых взрослых не спешит обзаводиться семьей, а свободно пользуется преимуществами, предоставляемыми доступом к средствам контрацепции и отсутствием семейного надзора. Социолог из Стэнфордского университета Майкл Розенфельд считает, что нынешние представители среднего класса в возрасте от 20 до 40 лет хотят пережить «вторую юность», ищут новых ощущений, стремятся часто менять партнеров, попробовать секс с представителями других национальностей или партнером своего пола. Они себя ничем не связывают до тех пор, пока не встретят «настоящую любовь». «Новая распущенность» и сексуальная свобода характеризуют, как выражается Розенфельд, наш «век независимости». Жизнь в одиночку дает людям время и пространство для открытия радостей узнавания друг друга{27}.

Вторая причина возникновения культа индивида – это революция в средствах коммуникации, которая позволила людям во всем мире пользоваться вышеупомянутыми радостями общения, не говоря уже о получении доступа к развлечениям, не выходя из дома. Самое распространенное средство общения – это телефон. Телефоны появились в США в конце XIX в., но в те времена большинство американцев не хотели или не могли себе позволить установить их у себя дома. В 1940 г. всего лишь треть всех домохозяйств имела телефоны. После окончания Второй мировой войны спрос на телефонную связь резко увеличился, и к 1950 г. телефоны были установлены в 62 % домохозяйств. Сейчас телефонную связь имеют приблизительно 95 % домохозяйств{28}. Еще быстрее американские дома завоевали телевизоры. В книге «Боулинг в одиночку» Роберт Патнэм сообщает, что за период с 1948 г., когда ТВ-аппараты появились в продаже, и до 1959 г. число домов, в которых есть телевизор, увеличилось с 1 % до 90 %. Головокружительные темпы распространения ТВ несравнимы с распространением какой-либо другой коммуникационной технологии, будь то радио, видеопроигрыватель, персональный компьютер или мобильный телефон. За последнее десятилетие Интернет в еще большей степени изменил процесс нашего общения, совместив активные, соединяющие людей функции телефона с более пассивными функциями такого массового средства коммуникации, как ТВ. В любое время дня и ночи пользователи могут мгновенно обмениваться сообщениями с друзьями и незнакомцами, выступать в блогах, выложить сделанное в домашних условиях видео на YouTube или в социальную сеть. Для тех, кто хочет жить в одиночестве, Интернет предоставляет новые, широкие возможности всегда быть на связи.

Впрочем, спектр современных возможностей отнюдь не исчерпывается Интернетом: можно просто выйти из дома и принять участие в активной социальной жизни города. Массовая урбанизация является третьим условием появления в обществе одиночек. В наши дни сложилась целая субкультура одиноких людей, которых объединяют одинаковые ценности, интересы и образ жизни. Субкультуры развиваются в городах, а города, в свою очередь, привлекают нонконформистов, не желающих жить по общепринятым, навязанным нормам. В густонаселенном городе им легче найти единомышленников (именно поэтому мы часто связываем географическое место с представителями определенной субкультуры, например богема из Гринвич-Виллидж или серферы из Малибу). «Пустив корни», субкультура может стать достаточно сильной для того, чтобы повлиять на культуру в целом или даже изменить ее. Историк Говард Чудакофф считает, что в конце XIX – начале XX вв одинокие мужчины в Чикаго и Нью-Йорке создали новый коллективный стиль жизни. Его признаки – популярность питейных заведений, клубов и организаций, многоквартирных домов и распущенного сексуального поведения. К концу XX в. то, что раньше являлось характерной субкультурой холостяков, превратилось в огромный пласт городской культуры в целом – в результате само понятие холостяцкой субкультуры потеряло какой-либо смысл. Одиноким людям теперь нет необходимости ограничивать себя отдельными зданиями, клубами, городскими районами или городами. Во многом специально для них был создан целый ряд заведений (спортзалы, кофейни, клубы, жилые комплексы) и услуг (уборка, доставка на дом, приготовление еды). Практически везде одинокие люди способны найти единомышленников. Итан Уотерс в книге «Городские племена» (Urban Tribes) пишет о том, что, объединив усилия, одинокие люди в состоянии помочь друг другу жить по отдельности{29}.

Четвертый фактор, способствующий развитию культа индивида, также является коллективным достижением, хотя зачастую многие не замечают связь этих двух явлений. Речь идет о значительном увеличении продолжительности жизни. Женщины на годы, а зачастую и десятилетия переживают своих усопших супругов, следовательно, им приходится жить в одиночестве. В 1900 г. всего 10 % престарелых вдов и вдовцов в США жили в одиночестве, а в 2000 г. эта цифра увеличилась до 62 %{30}. В наше время женщины довольно часто проводят в одиночестве от четверти до трети своей жизни. То же самое можно сказать и про мужчин, которые все большую часть жизни проводят одни.

Стареть в одиночестве – занятие не самое приятное. В этом случае все обычные тяготы старения – привыкание к жизни на пенсии, борьба с болезнями, уход друзей и близких – только усиливаются. Однако не все так мрачно, как может показаться на первый взгляд. Результаты проведенного в Англии опроса показали, что живущие в одиночестве престарелые были в большей степени довольны жизнью, имели больше контакта со службами, оказывающими помощь людям преклонного возраста, и у них не наблюдалось больше нарушений или ослаблений физических и умственных способностей, чем у престарелых, которые жили с родственниками. Современные исследования, посвященные старению, выявили, что «те, кто живет в одиночестве, оказываются более здоровыми, чем те, кто живет с другими взрослыми, за исключением супруга/супруги и в некоторых случаях даже тех, кто живет с супругой/супругом»{31}. В последние десятилетия пожилые люди однозначно предпочитают жить одни, а не переезжать к родственникам, друзьям или в дом престарелых{32}. И эта тенденция наблюдается далеко не только в Америке. Везде – от Японии до Германии и от Австралии до Италии престарелые предпочитают жить в одиночестве, даже там, где, казалось бы, традиции предписывают нескольким поколениям жить под одной крышей{33}. Далеко не все считают старость в одиночестве идеальным решением жизненной ситуации, однако по мере старения одинокие люди делают все возможное для того, чтобы сохранить собственную жилплощадь.

Почему так много людей выбирает жизнь в одиночестве, а не какой-либо другой из возможных вариантов существования? Почему эта тенденция стала обычной в развитых и богатых странах? И что в таком образе жизни привлекает молодых, людей среднего возраста и престарелых?

Массы людей решились на этот социальный эксперимент потому, что, в их представлении, такая жизнь соответствует ключевым ценностям современности – индивидуальной свободе, личному контролю и стремлению к самореализации, то есть ценностям, которые важны и дороги многим с подросткового возраста. Жизнь в одиночестве дает возможность делать то, что мы хотим, когда мы этого хотим и на условиях, которые мы сами устанавливаем. Такое существование освобождает нас от необходимости учитывать требования и желания нашего партнера, позволяет сконцентрироваться на том, что важно для нас самих. В эпоху цифровых СМИ и растущих, как на дрожжах, соцсетей жизнь в одиночестве дает дополнительные преимущества, в первую очередь – время и пространство для отдыха и восстановления сил. Кроме того, когда человек живет один, у него больше шансов понять, кто он такой на самом деле и в чем смысл его жизни.

Парадоксально, но пребывание в одиночестве может быть необходимо для воссоединения с другими. В конечном счете для большинства людей одиночество является не постоянным, а проходящим или цикличным состоянием. Многие, хотя далеко не все, одиночки принимают решение о том, что им необходима близость партнера – любовника или любовницы, члена семьи или друга. Но хорошо известно, что в наши дни ни одна из договоренностей ни является окончательной или постоянной. Мы оторваны от традиции и порой не знаем, как изменить собственную жизнь к лучшему, поэтому в современном обществе люди обычно переходят из одного состояния в другое: одиночка, одинокий, в браке, в разводе, в отношениях, после чего цикл начинается сначала. Единственный общий знаменатель в этом процессе – это мы сами.

Это означает, что одиноко живущий человек порой испытывает сильные сомнения в том, что он живет правильно. Однако это совершенно не означает, что одинокие люди обречены на изоляцию и одиночество, и не делает справедливым утверждения Associated Press и газеты USA Today о том, что Манхэттен, где проживает огромное число одиноких людей, является «самым одиноким городом страны»{34}. Как раз наоборот, есть все основания утверждать, что живущие в одиночестве люди компенсируют свое состояние повышенной социальной активностью, превышающей активность тех, кто проживает совместно, а в городах, где много одиночек, бурлит культурная жизнь{35}.

Тем не менее крайне важно, я бы даже сказал, совершенно необходимо изыскивать новые пути оказания помощи тем, кто страдает от социальной изоляции. Обычные сетования на существующее положение вещей или попытка связать феномен жизни в одиночестве с закатом цивилизации, печальным концом эры человеческого единства только отвлекают внимание от проблемы в целом. Такой подход ничем не поможет людям и регионам, которые больше всего нуждаются в поддержке.

Жить в одиночестве и быть по-настоящему одиноким – очень разные понятия, несмотря на то что журналисты, ученые и эксперты очень часто их путают, только нагнетая обстановку. Они часто высказывают опасения, что увеличение числа одиноких людей означает начало распада современного мира. Яркий пример подобного подхода – книга супружеской четы психиатров, преподающих в Гарвардской медицинской школе, Жаклин Олдс и Ричарда Шварца, «Одинокий американец» (The Lonely American). В ней авторы предупреждают о том, что «увеличение числа одиноких людей» и «смещение общества в сторону большей социальной изоляции» негативно влияет на наше здоровье и не дает возможности чувствовать себя счастливыми. Книга начинается описанием двух супероткрытий, которые призваны доказать утверждения авторов. Первое из этих открытий взято из статьи, опубликованной в профессиональном научном журнале. В статье говорится, что между 1985 г. и 2004 г. число американцев, утверждавших, что у них нет никого, с кем бы они могли обсудить важные проблемы, увеличилось в три раза и составляет почти четверть населения страны.

Четверть населения страны! Вот это сногсшибательная статистика, и авторы «Одинокого американца» были далеко не первыми, кто обратил на нее внимание. Само статистическое открытие принадлежит социологам Университета Дьюка. На протяжении нескольких недель после обнародования его широко обсуждали на разных ток-шоу и в прессе. Окажись эта статистика верной, действительно был бы повод загрустить. Однако авторы статьи сами скептически отнеслись к приведенным ими цифрам и предупреждали читателей, – как выяснилось, без толку, – что они, по всей вероятности, переоценили масштабы социальной изоляции. Социолог из университета Беркли Клод Фишер выступил с критикой результатов этих исследований. Он внимательно проанализировал данные, которые легли в основу сенсационных открытий, и нашел в них ошибки. В итоге Фишер охарактеризовал выводы ученых об изоляции американцев как недопустимые и неправильные. «Ученым и широкой публике не стоит делать каких-либо выводов о серьезном изменении социального общения американцев с 1985 г. по 2004 г., потому что, по всей вероятности, никаких изменений не произошло», – резюмировал Фишер{36}.

Второе сенсационное заявление в книге «Одинокий американец» сводилось к следующему: к 2000 г. около четверти американских домохозяйств состояло из одного человека. Этот факт якобы должен доказывать одиночество и разобщенность наших граждан. Однако это утверждение еще в меньшей степени обосновано, чем первое. На самом деле увеличение числа одиноко живущих людей никак не связано с тем, ощущают ли себя американцы одинокими или нет. Существует масса открытых для общественности исследований, в которых доказано, что ощущение одиночества зависит от качества, а не количества социальных контактов. Здесь важен не тот факт, что человек живет один, важно, ощущает ли он себя одиноким. Наш жизненный опыт дает достаточно подтверждений для обоснования такого вывода. Все те, кто развелся или разошелся со своим супругом или супругой, подтвердят, что нет жизни более одинокой, чем жизнь с человеком, которого вы не любите{37}.

Это простое жизненное наблюдение выпало из поля зрения экспертов, выступающих в СМИ в поддержку брака и против культуры одиночек. Например, в своей книге «В защиту брака» (The Case for Marriage) Линда Уэйт и Мэгги Галлахер утверждают, что одинокие люди (в эту категорию включены также разведенные и вдовцы) не являются настолько же здоровыми, богатыми и счастливыми, как те, кто состоит в браке. Авторы заявляют, что «брак идет на пользу всем», неженатые «живут почти на 10 лет меньше», а жизнь незамужней женщины «уменьшится на большее количество лет, чем в случае, если бы она была замужем, заболела раком или жила в нищете»{38}.

Делая подобные умозаключения и предупреждения, авторы, может быть, и руководствуются идеями всеобщего блага, однако определенно драматизируют реальные результаты исследований. Например, существует достаточно доказательств тому, что люди, никогда не состоявшие в браке, не только не менее счастливы, чем те, кто в браке находится, но и чувствуют себя гораздо более счастливыми и менее одинокими, чем те, кто развелся или потерял супруга. В свою очередь, есть много подтверждений тому, что несчастливые браки приводят к излишнему стрессу, напряжению и болезням. В одном недавнем исследовании буквально утверждается: «Люди, находящиеся в несчастливом браке, подвергают свое здоровье большему риску, чем разведенные»{39}. Кроме того, критики книги «В защиту брака» отметили следующее: в исследованиях, сравнивающих неженатых/незамужних и находящихся в браке людей, присутствует серьезный логический и статистический недостаток: физическое, психологическое и финансовое состояние людей, находящихся в браке, может оказаться причиной брака, а не его следствием.

Вдумчивому анализу ситуации мешают не только действия сторонников брака. Борцы за права одиноких людей тратят настолько много усилий на борьбу со стереотипами и мифами об одиночках, что у них не остается времени задуматься о реальных сложностях существования тех, кто живет один{40}. Автор книги «Выделенный» (Singled Out[3]) Белла Депауло утверждает, что, хотя о жизни одиночек бытует много предубеждений и эти люди существуют в условиях определенной дискриминации, они «все равно живут счастливо». Вопрос в том, что это счастье дается нелегко, да и не всем (и в этом смысле одиночки не отличаются от остальных).

Одиночное существование, возможно, и не представляет собой настолько глобальную социальную проблему, какой ее часто пытаются изобразить, однако неизбежно несет ряд сложностей для тех, кто живет один или заботится об одиноких людях. Дело в том, что история человечества не знает обществ, в которых насчитывалось бы такое большое количество одиноких людей, как сейчас, следовательно, не наработано и опыта, которым можно было бы воспользоваться. Необходимо понять, как одиночки существуют в обществе, а для этого, в свою очередь, нужно разобраться в мотивах, которые привели их к одинокой жизни.

Я начинаю эту книгу напоминанием о том, что этот коллективный книжный проект о жизни одиночек имеет непосредственное отношение к культуре современных городов, а не к монашеским или каким-либо трансцендентным традициям. Именно крупные города способствовали расцвету разных «индивидуальных экстравагантностей» и дали людям возможность экспериментировать со своим образом жизни, что совершенно невозможно в деревнях и малых городах. Городская среда – отели, многоквартирные дома, объединения по интересам – позволяет молодым людям не взрослеть сколь угодно долго. Постепенно к концу XX в. люди среднего и старшего возраста стали пользоваться преимуществами городской инфраструктуры и превратили центры городов по всему миру в игровые площадки для взрослых. Бары, рестораны, зоны развлечения и оживленная торговля на центральных улицах города предоставили одиночкам возможность не киснуть дома, а выходить в свет и общаться.

Города создали условия, в которых одиночки могут вести не замкнутое, а насыщенное социальное существование, однако жизнь их предшественников – первопроходцев в этой области была далеко не простой. Именно сложностям, с которыми сталкиваются одинокие, и посвящена большая часть этой книги. В первую очередь мы рассмотрим жизнь молодых и финансово независимых одиночек, а ближе к концу книги перейдем к рассмотрению существования престарелой и менее здоровой части населения. Написанию книги предшествовало множество интервью, и в каждой главе мы будем говорить о том, как живущие в одиночестве люди решают самые простые бытовые и житейские проблемы; как они учатся жить отдельно после совместного проживания с другими людьми; как они находят баланс между профессиональным развитием и своими личными, а также социальными потребностями. Мы поговорим о том, как чувствуют себя одиночки после долгих лет жизни в браке или с партнером, о том, что они не имели понятия, как будет развиваться их жизнь после расставания с другим человеком. Мы посмотрим, как одиночки борются с негативным отношением к себе на работе, как оберегают себя от влияния соцсетей, сочувствия друзей или родственников. Мы расскажем о том, как может сложиться жизнь после ухода супруга или супруги, с которым человек прожил долгие годы. Как к людям приходит осознание того, что, даже если человек рано или поздно остается один, в его собственных интересах – вести здоровую, полную и социально активную жизнь. Мы поговорим о проблемах, которые решаются только совместными усилиями.

Я много писал и неоднократно выступал с лекциями о жизни одиноких людей. Вы можете задать логичный вопрос: почему меня так сильно волнует эта проблема и почему я ею занимаюсь? Ведь и без моего участия на полках книжных магазинов достаточно полемической литературы, в которой состоящие в браке описывают прелести супружеских уз, одинокие люди убеждают, как прекрасно жить одному, а циники выступают против любви как таковой. Мой интерес к данной проблематике объясняется скорее не моей личной жизнью (я женат, у меня двое детей, но до брака я счастливо жил совершенно один), а реакцией на определенную информацию, с которой однажды столкнулся по профессиональной необходимости. В конце 1990-х гг. я работал над книгой о сильной жаре, которая стояла в Чикаго в 1995 г. В процессе работы я узнал, что сотни людей, проживающих в этом городе «добрых соседей» умерли у себя дома в полном одиночестве. Эти люди потеряли контакт с друзьями, семьей и соседями – они словно исчезли для всего общества. Они умерли не столько из-за дикой жары, сколько потому, что оказались изолированными от остальных жителей города, которые о них совершенно забыли. Тихо и незаметно эти люди превратились в группу, которую один из муниципальных служащих, занимавшихся данным вопросом, назвал «секретным обществом людей, живущих и умирающих в одиночестве». Жара и последующее обнаружение в центре Чикаго нескольких сотен трупов обнажили проблему и заставили нас задуматься о том, что же делать с уцелевшими в этой катастрофе одиночками.

По следам тех событий я написал книгу Heat Wave («Жара»). Через некоторое время после ее выхода представители Фонда Роберта Джонсона предложили мне продолжить исследования и написать книгу о жизни одиноких людей в Америке. Сперва я без энтузиазма отнесся к этой идее: мое знакомство с данной проблематикой не оставило в душе приятных воспоминаний, но потом все-таки решил взяться за работу. Я подумал, что найдя ответ на вопрос, почему столько наших современников живет в одиночестве, смогу понять что-то очень важное о природе людей и современных ценностях. Я принял предложение фонда, мы наняли команду ассистентов, которые должны были помогать мне в исследовании этой проблемы, и приступили к работе{41}.

Мы начали с Манхэттена – излюбленного места обитания одиночек, затем изучили ситуацию в других городах страны: Лос-Анджелесе, Вашингтоне, Сан-Франциско и его окрестностях, а также в других странах, где значительное количество людей проживает в одиночестве: Швеции, Англии, Франции, Австралии и Японии. За семь лет работы над книгой мы провели интервью с более чем 300 одиночками разного возраста – выходцами из разных социальных слоев. Хочу отметить, что большинство опрошенных обладали достаточной финансовой независимостью, следовательно, логично говорить о том, что это книга описывает образ жизни преимущественно представителей среднего класса. Мы изучали уклад жизни в жилых комплексах для молодых и состоятельных профессионалов, в отелях, предоставляющие жилье одиноким, и домах престарелых. Мы изучали архивы, анализировали данные социологических опросов и маркетинговых исследований об образе жизни одиночек и одиноких людей (т. к. во многих исследованиях между этими двумя категориями не делается различия, в некоторых вопросах мы освещали жизнь обеих этих групп). Мы беседовали с обслуживающим персоналом, государственными чиновниками, архитекторами и специалистами по разработке искусственного интеллекта – то есть со всеми, кого волнует судьба американцев, проживающих в одиночестве.

Все участники нашего проекта начинали работу с определенным багажом предубеждений. Некоторые из нас в возрасте от 20 до 40 лет жили в одиночестве и рассматривали наличие у человека собственной жилплощади как показатель успешности ее обладателя. Один из наших исследователей переживал за судьбу своих одиноких бабушки и дедушки, которые жили далеко от него. Другой радовался тому, что его родители наконец-то получили развод и перестали друг от друга зависеть. Третий член нашей команды беспокоилась о будущем своих одиноких подруг, в частности, о том, родят ли они детей. Еще одного члена нашей команды волновала участь больных и изолированных от общества сограждан.

Преодоление собственной предвзятости является одним из главных принципов любого социального исследования. Мы нашли в себе силы перешагнуть через нее – призываем к тому же самому и наших читателей. Я понимаю, что это непросто. Во время работы мои друзья и коллеги неоднократно и весьма эмоционально высказывали мне свои мысли по поводу одиночества и просили учесть их при написании книги.

Одни затрагиваемые в этой книге вопросы носят ярко выраженный личный характер. Например, является ли увеличение числа одиноко живущих свидетельством растущего недоверия к людям, близким отношениям или обязательствам как таковым? Можно ли рассматривать такое поведение как способ самозащиты у тех, кто боится боли и расставаний? Или этот образ жизни привлекает любителей азарта и приключений?

Другие вопросы носят социологический характер. Трансформируется ли одинокий образ жизни под воздействием постоянного контакта при помощи мобильной связи и соцсетей? Является ли рост числа одиноко живущих молодых людей показателем того, что они ставят во главу угла личное развитие и поэтому избегают участия в каких угодно объединениях? Могут ли новые «городские племена» заменить традиционные семьи, которые, как мы прекрасно знаем, часто распадаются? Сохраняются ли социальные связи современных одиночек после того, как они вступают в брак, переезжают, стареют или заболевают? И что происходит с теми, кто остается в одиночестве до конца своих дней?

Отдельные вопросы носят политический характер. Появятся ли у одиночек, которых становится все больше, единое политическое сознание, представители, лоббирующие их интересы, и создадут ли они политический блок? Или процесс приведет к дальнейшему раздроблению, когда каждый член группы продолжит преследовать только собственные интересы? Будут ли приняты в странах с большим числом стареющих одиночек социальные программы поддержки слабых, больных и изолированных людей? И что ждет человечество, если такие программы не будут приняты?

У многих из нас даже сама мысль о жизни в одиночестве вызывает обоснованную тревогу. Совершенно понятно, что части людей при определенных обстоятельствах одинокая жизнь принесет только несчастья, болезни и чувство изоляции, но точно так же очевидно, что подобная участь совсем не обязательно ждет всех одиночек.

В наши дни все большее число людей хотят быть счастливыми, несмотря на то (или благодаря тому) что дома они находятся в полном одиночестве. Это молодые специалисты, которые могут себе позволить жить без соседей по квартире. Одинокие люди от 20 до 40 лет, не связанные узами брака, которые не хотят идти на компромисс в вопросе выбора партнера во многом благодаря тому, что пользуются преимуществами (личными, социальными и сексуальными), которые дает статус одинокого человека. Разведенные мужчины и женщины, пережившие личную трагедию и потерявшие надежду на то, что романтическая любовь может стать основой счастья и стабильности. Престарелые, которые после смерти супруга или супруги строят свою жизнь на фундаменте новых знакомств, социальных групп и занятий, а также гордятся своей возможностью жить в одиночестве.

В каждой из этих жизненных ситуаций есть что-то уникальное, но все, кто в них попал, сталкиваются с одной и той же проблемой: надо не просто решить проблему жизни в одиночестве, но и научиться жить счастливо. Из жизненного опыта этих людей мы все можем извлечь что-то новое.