Читать книгу Тайна древней рукописи - Эрика Орлофф - Страница 4

На следующее утро в девять часов я сидела в офисе аукционного дома и пила уже вторую чашку кофе (и что бы я делала без кофеина?), когда в помещение вошел Август. На нем были рубашка и модные джинсы. На входе он помахал нам с дядей рукой, и в ту секунду все внутри меня перевернулось.

– Так это она? – И он указал на рукопись, уже надежно спрятанную под стекло.

Я кивнула. Он наклонился к ней, чтобы поближе рассмотреть манускрипт.

– Вы осмотрели книгу еще раз, более внимательно? Что за человек этот А.?

– Не знаю, – сказал дядя. – Романтик. Кажется, увлечен звездами и солнцем.

– Мне все больше нравится этот тип. Я сам люблю солнце и звезды, – сказал Август, взглянув на меня.

Я включила ультрафиолетовую лампу.

– Сам посмотри на слова.

Когда он выдохнул, защитное стекло, отделявшее рукопись от окружающего мира, слегка запотело. Я заметила, как в свете лампы его зрачки расширились от удивления. Слова были едва видны и приобрели светло-голубой оттенок.

Я обратила его внимание на надпись:

– На той странице есть фраза об одиннадцати звездах, солнце и склоняющейся луне.

Он лукаво улыбнулся.

– Ну, тогда он больше, чем простой любитель звезд. Наш А. библеист.

– Как ты это узнал? – спросила я.

– Это цитата из Книги Бытия.

– Любопытно, – сказал дядя. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Жаль только, что он такой неразговорчивый.

– Помолчи, – едва слышно проговорила я в ответ.

Дядя Гарри поднялся.

– Ну, дети, я связался с Джеймсом Роузом, именно его коллекцию мы выставляем на аукцион. Вам назначена встреча у него дома в десять тридцать. – Гарри вручил мне записку с адресом. – И помните, мы не хотим предавать все огласке. Еще рано. Попробуйте разговорить его о прошлом коллекции. Можете сказать, что мы предполагаем, что одна или две книги могут быть очень редкими. В частности эта. Посмотрите, к чему эта цепочка приведет. Его отец мог приобрести рукопись, не догадываясь об ее ценности, или достать ее нелегальным путем. Антикварные вещи иногда так и перекочевывают из одной частной коллекции в другую. А порой книга проходит не совсем чистый путь.

– Ты хочешь сказать, люди крадут ценные книги? – спросила я.

Гарри энергично покачал головой:

– Одного весьма пронырливого и коварного вора даже окрестили Расхитителем гробниц.

– Не может быть! Ты шутишь, – смеясь, ответила я.

– Вовсе нет. Это очень замкнутый мир. Посуди сама, кто читает и собирает эти манускрипты? Музеи, аукционные дома, библиотеки и… коллекционеры. И люди, которые коллекционируют манускрипты, зачастую навязчивы и одержимы желанием обладать. Я знаю одну даму – не буду называть имя, но она каждую неделю появляется на страницах светской хроники, – которая бредит романом «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она готова заплатить любую цену за первое издание – у нее уже есть семь экземпляров, насколько я знаю. Я думаю, что люди, которые собирают подобные коллекции, зачастую охотятся за чувствами. Пытаются обрести таким образом спокойствие.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Люди, которые любят книги и собирают такого рода издания, часто пытаются как будто возродить те чувства, которые эти книги пробудили в них. Вот, например, та дама из светской хроники. Я подозреваю, что «Маленькие женщины» в свое время, когда она училась в пансионе, были для нее утешением в одиночестве, а сейчас у нее есть деньги, чтобы покупать книги. И многие коллекционеры не остановятся ни перед чем. Поэтому и весь пройденный этими книгами путь не всегда представляет собой прямую. А зачастую он и вовсе нелегален.

– Я уже чувствую себя шпионкой. Эта бумажка с адресом самоуничтожится через десять секунд? – спросила я, протягивая зажатую в руке записку.

– Она – нет, а ты – да, если не поторопишься. Кстати, я слышал, что у вас, Август, практически фотографическая память? Постарайтесь запомнить каждое его слово и не делайте записей.

– Почему?

– Люди начинают нервничать и сдерживать себя, когда видят, что за ними записывают. Они боятся, что все, что они скажут, обернется против них.

– Хорошо, пойдем, Август.

Но он не двинулся с места и еще больше склонился над манускриптом.

– Август!

– Извините, но, кажется, А. был одинок… Такое чувство, что мы с ним хорошо знакомы.

– Вот опять! – Я скрестила руки на груди. – Неужели А. не может быть девушкой?

Август снова взглянул на манускрипт.

– Не думаю. Судя по почерку… я все-таки склонен считать, что это мужчина.

Я закатила глаза.

– Да брось ты! Как ты можешь узнать по почерку, кому он принадлежит?

Август усмехнулся так, что у него на щеках показались ямочки:

– Ладно, пусть А. остается пока просто А., ни мужчиной, ни женщиной. До тех пор, пока мы точно не узнаем.

– Спасибо. – Я улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, – вмешался дядя Гарри, – было бы неплохо установить его личность. Тогда мы смогли бы проследить все перипетии палимпсеста. Возможно, его судьба окажется еще более невероятной и тем более ценной. Ну, вперед на поиски!

Мы вышли из офиса на улицу.

– Квартира Роуза находится всего в паре километров отсюда, – сказала я. – Прогуляемся?

Август кивнул, и мы пошли пешком.

– И почему ты не вернулась ночью в сад? – спросил он.

– А это предполагалось? – удивленно ответила я.

– Я думал, мой намек на гамак был достаточно прозрачным. – Он улыбнулся. – Я сегодня там спал. Думал, ты появишься.

– Но… – Я еще никогда не встречала таких откровенных парней, и мне это начинало нравиться.

– Недостаточно явное приглашение?

– Возможно. – Я приняла притворно обиженный вид, слегка выпятив нижнюю губу.

– Не делай так больше, иначе в следующий раз мне придется достать тебе луну, солнце, мир и все, что захочешь.

Моей нервной системе досталось по полной. С одной стороны, я готова была смотреть на него вечно, с другой – убежать куда-нибудь подальше. Когда он улыбался, он походил на мальчишку. Когда же говорил с серьезным видом, Август выглядел как молодой профессор, задумчивый и очень мудрый. В любом случае он был прекрасен.

Мы зашагали в ногу.

– Итак, Каллиопа. Ты перешла в выпускной класс? – спросил он меня.

– Да.

– И куда будешь поступать?

– Ну, это еще не решено.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Отец хочет, чтобы я пошла по его стопам – в Гарвард на юридический. Унаследовала бы фирму и за деньги «умывала» людей в судебном зале.

– А чего хочешь ты?

– Хочу изучать английскую литературу или философию, но, по мнению отца, любой из этих предметов с практической точки зрения является абсолютно бессмысленным. Вообще я готова учиться где угодно, только не на юридическом.

– Ты с ним уже об этом говорила?

– Его ни в чем нельзя убедить. Еще никому этого не удавалось. Ты можешь говорить сколько угодно, но он остается глух, как бочка, как будто ничего и не было. Большую часть времени, когда я разговариваю с ним, я чувствую себя так, как будто подаю ходатайство судье.

Мне не очень нравилось то русло, какое принял наш разговор, и я хотела сменить тему. Видимо, Август понял мои чувства и сказал:

– Мой отец хочет, чтобы я поступил на отделение истории Средних веков. Но он вроде бы понимает, что я бы с большим удовольствием остался в саду и писал книги. Забавно, – добавил он и засунул руки в карманы, – в Нью-Йоркском университете учатся подростки из самых разных семей, и я иногда ловлю себя на мысли, что должен был бы позавидовать некоторым из них. Нормальным семьям. Тем, кто может вместе пойти куда-нибудь. Но нет, я никогда не испытывал такого чувства. Мой отец позволит мне стать тем, кем я сам захочу.

Он рассмеялся.

– Что?

– Ну, представь, даже в старших классах, что бы он сделал, если бы я вдруг его не послушался? Лишил бы меня карманных денег? Даже если бы я ушел из дома, сомневаюсь, что он побежал бы за мной.

– Ты так поступал?

Он покачал головой.

– Не мой стиль. Мы с отцом нашли общий язык.

Мы прошли мимо огромных витрин модного магазина, нескольких галерей, булочных, кулинарий. В конце концов мы дошли до светлого здания, в котором как раз и жил Джеймс Роуз.

– Ну вот, мы пришли. Входим в пасть ко льву, – прошептал Август.

Такая перспектива была мало обнадеживающей, но оттого не менее манящей. В духе Августа.

– Почему ты так думаешь?

– Это не первая моя охота за сокровищами. Представь себе Индиану Джонса, но только более решительного. Перепродажи частных коллекций часто таят сомнительное происхождение артефактов.

– Имеешь в виду, откуда они его взяли?

Он кивнул.

– В особенности если экспонат должен быть в музее, а не в частных руках.

Швейцар в темно-синей ливрее с золотой оторочкой на карманах, плечах и лацкане открыл стеклянную дверь. Выслушав нас, консьерж за мраморным столом набрал номер телефона и сказал:

– Передайте господину Роузу, что его здесь ожидают два посетителя – господин Соколов и госпожа Мартин. Хорошо.

Он положил трубку.

– Вам надо подняться в пентхаус, – сказал он и указал в сторону лифта.

– А где лестница? – спросил Август.

Я уставилась на него.

Консьерж тоже удивленно посмотрел на него:

– Господин Роуз живет на сорок пятом этаже.

– Замечательно.

У меня буквально отвалилась челюсть.

Швейцар указал на самую дальнюю дверь, рядом с которой значилась табличка «Лестница». Август невозмутимо направился к двери, и я последовала за ним. Он уже успел одолеть почти весь первый пролет, когда я, слегка задыхаясь, спросила:

– Есть веская причина, почему мы должны взбираться пешком на сорок пятый этаж?

– Я боюсь лифтов.

Он сказал это как само собой разумеющееся, но по пути наверх я все думала, не с приветом ли он или, может, он унаследовал крупицу отцовской болезни. Я тоже не в восторге от лифтов. Иногда мне кажется, что когда они резко останавливаются на этаже и пассажиры при этом подпрыгивают, это может порвать кабель или карабин, отправив всех вниз на верную и эффектную смерть. А порой я боюсь, что произойдет, если отключится электричество, как это было прошлым летом. Помнится, тогда много людей оказались запертыми в лифтах и вагонах метро. Но если выбирать между сороками пятью пролетами и оборванным кабелем, я все-таки отдам предпочтение лифту.

Где-то на двадцать пятом этаже я остановилась, пытаясь не сбить дыхание.

– Я… я, – задыхаясь, проговорила я, – я не смогу говорить, когда мы доберемся до квартиры.

– Я возьму это на себя.

Удивительно, но он даже не запыхался. Посмотрев на мой весьма печальный вид, он только пожал плечами:

– Я все время так хожу.

В конце концов вся взмокшая, ловя воздух ртом, почти не чувствуя ног, я вскарабкалась на последний этаж. Если бы Август не был таким классным, я бы убила его на месте.

Он терпеливо ждал, пока я приду в себя. Мы прошли через пустой облицованный мрамором холл. На этаже было только две квартиры. Апартаменты Джеймса значились под табличкой 45А. Август постучал, и дверь нам открыл дворецкий – по крайней мере, я так решила – в безукоризненно чистой и выглаженной униформе. Это был пожилой господин, и пока он вел нас в гостиную, я прошептала Августу:

– Он так похож на бэтменовского Альфреда.

Квартира по своим размерам была больше даже клуба для боулинга. Все окна – каждое в пол – выходили на Центральный парк. Яркий солнечный свет заливал все пространство.

Но убранство апартаментов выглядело достаточно мрачно. Многочисленные бронзовые скульптуры вырывались из пола, словно инопланетные существа из фильмов ужасов, выбирающиеся из тел своих жертв. Мебели в гостиной было немного: посередине стоял белый диван и такое же кресло. Температура была бы комфортной для белых медведей, но, учитывая мой весьма непростой путь сюда, я была этому очень даже рада.

Джеймс Роуз вошел из другой двери. Видимо, где-то в глубине души я уже успела составить представление о человеке, который мог бы владеть такой квартирой. И в моем воображении это был Брюс Уэйн.

Вместо этого мы получили пингвина. Невысокого коренастого мужчину с птичьими чертами лица.

– Привет! – сказал он. Мы подумали, он обращается к нам, но потом заметили у него в ухе гарнитуру. Очевидно, полностью завладеть его вниманием нам не светило. Он едва удостоил нас взглядом.

– Господин Роуз, – начал Август, – в данный момент эксперты аукционного дома оценивают стоимость вашей коллекции. Надо заметить, она весьма впечатляющая. И мы подумали, может, ваш отец оставил какую-либо информацию о средневековой рукописи? Той, что с плотными страницами, о Часослове?

– Подожди немного, – сказал он в гарнитуру. – Я ничего не знаю об этой книге. По правде говоря, о коллекции я тоже ничего не знаю. Как и мой отец.

Я чуть покачала головой.

– Но он же…

Джеймс поднял руку, прерывая меня.

– Нет, на самом деле коллекцией занималась моя мать. Это было ее увлечением. Когда они развелись, при разделе имущества коллекция досталась отцу. Так что о книгах я ничего не знаю, я собираю скульптуры двадцатого века. Занимаюсь семейным бизнесом. И меня в данный момент интересует только прибыль от продажи коллекции. Так что ничем не могу вам помочь.

– А мы можем поговорить с вашей матушкой?

– Конечно, если найдете ее. Мы не поддерживаем отношения друг с другом. И я не знаю, где она живет.

Мы с Августом обменялись взглядами. Он сказал:

– Спасибо за уделенное время, господин Роуз. Если вы вспомните еще что-нибудь, вот визитка аукционного дома. Свяжитесь, пожалуйста, с этим человеком. – Он дал ему визитку из плотного картона цвета слоновой кости, на которой золотыми буквами было выведено имя дяди Гарри.

– Да-да, конечно. Мне нужно ответить на этот звонок.

И он отвернулся, даже не удосужившись попрощаться с нами.

– Что ж, зря потеряли время, – сказала я Августу. – Конечно, головокружительный подъем на сорок пять этажей был очень полезен, но владелец нам так ничего и не сказал.

– Ну, не совсем уж ничего. – Август подсел ко мне. Мое сердце яростно забилось, как будто я только что опять поднялась по лестнице. И как может человек, которого я только вчера увидела, так воздействовать на меня? – Коллекция была во владении его матери. Если она такой же коллекционер, каких я встречал, то она точно знает все детали, связанные с каждой книгой. Кто-то заботился о коллекции.

– И где нам ее искать?

Альфред – дворецкий вовсе не Бэтмена, как выяснилось, – вернулся, чтобы проводить нас до двери.

– Не знаю, – сказал Август. – Но где-то же она живет, верно? Она же не просто исчезла. Мы найдем ее и продолжим собирать наш пазл.

Альфред закрыл за нами дверь, и мы начали наш долгий спуск вниз по лестнице. После такого марафона я с трудом держалась на ногах.

– Август?

– Да?

– Ты когда-нибудь пользуешься лифтом?

– Не-а.

Я вздохнула. Мы продолжили спускаться. На лестнице было душно и пахло цементом. Наконец мы достигли выхода в холл. Когда мы открыли дверь, дворецкий Джеймса Роуза уже стоял внизу с мусорным мешком.

– Вот, – прошептал он и вложил бумажку в мою руку. – Я сказал ему, что пошел вынести мусор.

Я развернула записку и прочитала:

МИРИАМ РОУЗ

Шор Холлоу Лэйн, 448

Нью-Йорк

– Спасибо, – с благодарностью ответила я.

– Миссис Роуз – самая благородная дама из всех, кого я знаю. Я работал у нее двадцать лет. Ее муж был ужасным человеком… Сын не лучше. Для нее продажа рукописи стала бы страшным ударом, ведь она значила для нее так много. Сообщите ей, что манускрипт выставили на продажу.

– Мы обязательно так и сделаем.

– Спасибо. Мне лучше поспешить, пока он ничего не заподозрил.

– Только один вопрос! – сказал Август.

– Да?

– Он действительно не знает, где она?

– Разумеется, знает. Просто не хочет, чтобы вы тревожили ее насчет коллекции.

– Спасибо еще раз.

Оставшись с Августом наедине, я спросила:

– Зачем ты задал этот вопрос?

– Это доказывает, что он, по крайней мере, понимает, как ценна коллекция. Это не просто стопка страниц. И я уверен, он еще до нашего прихода знал, что рукопись – не простой Часослов. Этой книге место в музее, а не взаперти, где о ней никто не заботится.

– Бедный А., – прошептала я.

– Почему ты так говоришь?

– Его тайны скрыты от посторонних глаз. Думаю, А. хотел сообщить что-то. Хотел рассказать нам о чем-то. Хотел, чтобы мир узнал об этом. Что бы это ни было, мы должны это выяснить. Кто-то же должен узнать об А.

– Ты сказала «он».

Я рассмеялась.

– Или она.

Но чем дольше я думала об этом, тем больше была уверена в том, что А. был мужчиной. Швейцар распахнул перед нами дверь, и мы вновь оказались на залитой солнечным светом улице.

– Нам незачем торопиться в аукционный дом. Хочешь пройтись по Центральному парку и перекусить? – спросил Август.

– Конечно, – ответила я.

Мы двинулись по направлению к парку. Солнце уже достаточно сильно припекало. Когда мы вошли через главные ворота рядом с Музеем естественной истории, мы попали под сень деревьев.

– Хочешь хот-дог? – спросил Август, указывая на лоток, расположившийся под голубым в полоску зонтом.

– Думаю, я пожалею об этом, но давай.

Август заказал два хот-дога и две колы.

– Пойдем к Черепашьему пруду?

– Не припомню, чтобы я там когда-либо была.

– Тогда пошли. – Мы взяли еду и свернули на дорожку. – Черепаший пруд – просто потрясающее место, там всегда тихо и спокойно. Ни громкой музыки, ни магнитофонов, ни скейтеров. Только черепахи.

Мы прогулялись до пруда. За исключением возвышающихся где-то вдалеке небоскребов, ничто больше не напоминало о Манхэттене. Мы отыскали плоский камень и уселись на него. Я тут же скинула сандалии и вытянула ноги.

Август снял кроссовки, допивая на ходу колу и доедая хот-дог. Как только мы присели, из воды показалась черепаха. Она стала взбираться на берег.

– Может, тебе завести черепаху в саду? – предложила я.

– Я подумывал об этом, – ответил он, смеясь, – но маленькие черепашки живут в среднем шестьдесят – семьдесят лет. Все-таки это серьезное обязательство. Придется менять табличку у двери на «Соколов и Сыновья, и Черепаха».

Присевшая рядом с моей ногой бабочка вновь взлетела и пролетела в миллиметре от моей щеки.

Август внимательно посмотрел на меня, и на секунду наши глаза встретились. Он был так красив, и что-то в его взгляде по-прежнему заставляло меня краснеть. Я молилась, чтобы яркие солнечные лучи уже превратили мое лицо в помидор, так что он ничего не смог бы заметить.

Он улегся на спину и принялся изучать небо и облака.

– Я вижу верблюда.

Я посмотрела наверх, что было лучше, чем смущенно разглядывать его.

– О да, нашла. А вон там херувим.

– Ага. Посмотри сюда! – И он указал пальцем. – Как ты думаешь, на что оно похоже?

Я оперлась на локти и внимательно рассматривала облако.

– Не знаю.

– Это же палимпсест.

Я игриво ударила его по руке.

– Ну конечно!

– А что? А. попытался нам что-то поведать.

– Ага, ну да.

– А. говорит: «Найдите меня!»

Я выпрямилась и обхватила руками колени, уткнувшись в них подбородком.

– Теперь вижу, – ответила я, подыгрывая ему. – Смотри, облако меняется, теперь похоже на вопросительный знак. А. говорит: «Раскройте тайну!»

– Вот это уже правильный настрой, Кэлли. Ты ведь понимаешь, что не сможешь вернуться в Бостон, пока мы все не узнаем.

– Тогда в нашем распоряжении только восемь недель.

«Восемь недель», – повторила я уже про себя. И я вернусь в реальность, в Бостон. Если что-то все-таки выйдет из этой затеи, это будет грандиозное лето. Я так и слышала, как отец повторяет мне, словно мантру: «Каллиопа, будь разумной. Каллиопа, будь практичной. Каллиопа, всегда думай о цели».

– А что, если нам не хватит восьми недель?

– Ну, больше у меня в запасе нет.

Я должна была смириться с действительностью. Восемь недель.

– Что ж, нам лучше поторопиться, – сказал Август, вставая, и протянул мне руку. Я вновь немного смутилась.

Надев сандалии, я запрокинула голову в поисках облака. Оно вновь превратилось в пушистую вату и уже ни на что не походило.