Читать книгу Судьба Тирлинга - Эрика Йохансен - Страница 5

Путь на холм был долгим и трудным.

Кэти Райс проделывала его уже бессчетное количество раз: вверх по извилистой тропке, петляющей по склону, и так всю дорогу от реки до Города. Она знала там все наизусть: раскрошенную скалу, словно указатель встречающую ее за третьим поворотом, рощицу молодых дубков, едва виднеющихся из-за склона где-то на полпути, ту ее часть, что все редела под жестокими ударами ветров. На прошлой неделе во время собрания Уильям Тир вспоминал об этом участке и сказал, что пора за него браться и как-то укреплять. Он попросил откликнуться добровольцев, и тут же сотни рук взлетели в воздух.

Да, Кэти знала эту тропку, но это не мешало девушке ненавидеть ее. Она терпеть не могла долгую ходьбу, когда заняться нечем и остается только думать. Но овечья ферма была на вершине холма, а Кэти любила шерсть с той же страстью, с какой ненавидела ходьбу. Ей было всего три, когда мама впервые дала ей в руки вязальные спицы, и теперь, в четырнадцать, она не только лучше всех в Городе вязала, но и была одной из лучших прях и красильщиц. И этот поход был платой за возможность прясть и красить шерсть самой.

Она миновала лесок и увидела Город: сотни маленьких деревянных домиков, расположившихся на округлой вершине холма. Дома спускались в низину между холмов, прямо к реке, огибающей город прежде, чем нести свои воды сперва на юг, а затем на запад. Мама рассказывала, что они нашли это место, идя вверх по течению реки от самого океана. Кэти пыталась представить, как это место выглядело для первых поселенцев: просто скопление холмов, поросших лесом. Шестнадцать лет прошло со времени Перехода, и хоть для Кэти это казалось немалым сроком, она прекрасно понимала, что времени прошло совсем мало.

Она обернулась и пошла спиной вперед, чтобы насладиться любимым пейзажем: кроны деревьев, покрывающих склон, за ними яркая голубая лента реки, пересекающая изумрудно-золотые поля. Отсюда Кэти могла разглядеть даже людей: их было около пятидесяти, обрабатывающих широкий прямоугольник высаженных рядами растений на том берегу реки. Они будут работать до самого заката, а если потребуется, то и ночью, при свете фонарей. Еще до рождения Кэти поселенцы пережили несколько тяжелых лет: голодное время, как называла их мама. Так было, пока они не разобрались, как выращивать урожай. Больше четырех сотен людей – почти четверть всего населения – погибли. И теперь фермерство было самым важным занятием в Городе.

В следующем году, когда Кэти будет достаточно взрослой, чтобы выбрать себе профессию, она сможет выбрать и ферму, но вряд ли захочет. Ей совсем не нравился физический труд и необходимость таскать тяжести. Но в сентябре и в октябре все, кроме младенцев и стариков, разбитых артритом, выходили на работу в поля. У них все еще не хватало профессиональных фермеров, а урожай нужно было убрать до наступления холодов. И если кто-нибудь жаловался – а такие всегда находились – взрослые неизбежно вспоминали голодное время и снова перебирали все эти старые истории: о том, как пришлось убить и съесть всех собак, кроме щенков; как несколько групп сбежали под покровом ночи на поиски пропитания и, наверное, сгинули в снегах; как Уильям Тир отдавал свою долю еды другим до тех пор, пока не исхудал настолько, что подхватил пневмонию и чуть не умер. Теперь у них было много зерна, картофеля, моркови, клубники, капусты и кабачков, а еще здоровое поголовье коров, овец и кур, так что теперь никто не голодал. Но каждую осень Кэти приходилось снова и снова слушать истории о голодном времени, и теперь ее тошнило от одного только слова «урожай».

На одном из прошлогодних собраний Уильям Тир сказал одну вещь, которая никак не выходила у Кэти из головы: придет время, и все эти равнины, насколько хватает глаз, станут засеянными полями. Кэти даже представить не могла эти необъятные пустоши разбитыми на ровные ряды грядок. И очень надеялась, что она не доживет до этого дня. Ей больше нравился нынешний пейзаж.

– Кэти!

Она обернулась и увидела Роу выше по тропинке, где-то в сотне футов от нее. Кэти поспешила ему навстречу, чувствуя, как внутри рождается какое-то предвкушение.

С Роу дорога становилась интереснее; это ему всегда удавалось.

– Откуда ты идешь? – спросила она.

– С южного склона. Искал металл.

Кэти кивнула, сразу же догадавшись, о чем речь. Роу считался одним из лучших работников по металлу в городе. Он учился в слесарной мастерской Дженны Карвер, и ему частенько приносили в починку драгоценности, не говоря уж о таких пустяках, как чайники и ножи. Но починка была для Роу всего лишь работой. Больше всего он любил изготавливать что-нибудь свое: украшения и браслеты, изящные инструменты, кухонные ножи с замысловатыми рукоятками, крошечные фигурки, которые можно было ставить на стол. На последний день рождения Кэти Роу сделал маленькую серебряную фигурку женщины, сидящей под дубом. Одна только резьба на листьях, наверняка, потребовала от него многодневной работы, и теперь эта фигурка была самой большой ценностью из всех принадлежащих Кэти вещей; она стояла на ее ночном столике, рядом со стопкой книжек. Роу был талантливым художником, но металл, который он так любил, в Городе было очень непросто найти. Поэтому Роу часто уходил, иногда даже на несколько дней, и искал его на равнинах и в лесах. Однажды он шел на север целую неделю и набрел на огромный лес, у границ которого обнаружились впечатляющие запасы меди. Роу жаждал вернуться в этот лес и даже просил у Уильяма Тира позволения собрать экспедицию на север. До сих пор Тир ему так и не ответил.

Он прошли мимо кладбища, ровного участка земли размером около акра, прячущегося за соснами. По периметру его окружал деревянный забор – недавнее дополнение. Кто-то пробирался на кладбище, волки или просто еноты; за последние пару недель Мелоди Бэнкс, ответственная за это место, обнаружила несколько разрытых могил, чье содержимое было разбросано по всей территории. Мелоди не смогла сказать, чьи могилы были разрыты, и останки просто перезахоронили. Кэти не особо боялась кладбищ и трупов, но даже ей становилось не по себе при мысли о животных, роющихся в человеческих могилах. И она почувствовала изрядное облегчение, когда на очередном собрании Город проголосовал за возведение там ограды.

– Однажды, – заявил Роу, – когда я стану главным, я вырою и кремирую все останки.

– А с чего ты взял, что станешь главным? – поинтересовалась Кэти. – Может, главной стану я.

– А может, мы оба, – усмехнулся Роу, но Кэти ощутила, что за этой усмешкой прячется что-то более серьезное. Ей вовсе не хотелось встать во главе Города и, как Уильям Тир, ежедневно исполнять тысячу обязанностей. Но Роу имел нешуточные намерения. В свои пятнадцать он уже воспринимал неэффективность Города как личный вызов и был уверен, что справится с управлением лучше. Ему хотелось ответственности, и Кэти не сомневалась, что он бы с ней справился; Роу был прирожденным дипломатом. Но до сих пор никто из взрослых в Городе, казалось, не замечал в нем этого, и отсутствие признания было болезненно для Роу.

А вот недовольство Кэти имело другие корни. Он любила Город и саму идею о том, что надо заботиться друг о друге, прекрасную в своей простоте. Но в последние годы ей казалось, что их небольшое общество давит на нее своей правильностью, тем, что все исподтишка наблюдают друг за другом. Кэти не нравились многие из соседей; она считала их скучными, или глупыми, или, что хуже всего, лицемерными, изображающими добродушие, потому что так нужно, потому что Тир смотрит на них. Кэти предпочитала открытость, пусть даже в ущерб вежливости. Ей ужасно хотелось, чтобы все было проще, без прикрас.

Все, что было в ней вежливого и терпимого, Кэти приписывала влиянию матери, бывшей одной из ближайших советников Тира и самых убежденных его сторонников. Кэти не знала, кто был ее отцом; маме нравились женщины, а не мужчины, и Кэти была почти уверена, что мама нашла добровольца на роль ее отца и тут же забыла о нем. Ее дочь тоже особо не интересовалась личностью своего отца, но часто гадала, не был ли этот неизвестный человек источником ее недовольства, растущей в ней волны нетерпения, иногда почти захлёстывавшего ее.

– Снова что-то прокручиваешь в голове? – спросил Роу, и Кэти хихикнула.

– Не прокручиваю, просто думаю. Это полезно.

Роу пожал плечами. Ее стремление рассмотреть обе стороны любого дела, быть честной даже в собственных мыслях – прокручивание, как называл это Роу – он просто не разделял. Что бы Роу ни решил, это было бесспорно правильно, и ему никогда не хотелось копнуть глубже. Иногда такой подход выводил Кэти из себя, но все же в нем что-то было. Роу никогда не стремился оглянуться назад, гадая, не допустил ли ошибку, не был ли нечестен. По ночам его не мучили мысли о каких-нибудь мелких ошибках.

Они свернули на Хай Роуд и прошли мимо библиотеки, из которой библиотекарь мисс Зив выгоняла последних посетителей. Библиотека находилась в огромном двухэтажном здании, единственном таком на весь Город. В отличие от прочих зданий Города, построенных из дуба, оно было кирпичным. Библиотека, полная книг, всегда тихая и сумрачная, была любимым местом Кэти. Роу здесь тоже нравилось, хотя читали они с Кэти разные книги; он уже прочел все из оккультного раздела, но это не мешало ему перечитывать их снова и снова. Существовали строгие правила обращения с книгами, и мисс Зив коршуном кидалась на всякого, кто загибал страницы, или, Боже упаси, снимал с книги пластиковую обложку. Однажды Кэти спросила у библиотекаря, сколько здесь всего книг, и та полушёпотом ответила, что около двадцати тысяч. Она хотела произвести на Кэти впечатление, но ей это не удалось. Та читала по две-три книги в неделю. Если их и правда столько, то на ее жизнь должно хватить, но что, если большинство из них ей не понравится? Что, если те, которые она еще не читала, будут у других читателей? Книг больше не станет, а вот людей – наверняка, да. И похоже, только Кэти понимала, что двадцать тысяч – это просто капля в море.

Наконец, мисс Зив удалось выпроводить последних читателей. Кэти помахала ей, и измотанный библиотекарь махнула ей в ответ, а затем скрылась в библиотеке, захлопнув за собой дверь.

– Роу!

Кэти обернулась и увидела, как, практически скатившись со своего крыльца, к ним спешит Анита Берри. Кэти не особо нравилась Анита, но она все равно улыбнулась той, потому что ее всегда забавлял эффект, оказываемый Роу на девушек. Роу был невероятно хорош собой, это даже Кэти понимала; понимание изредка настигало ее, когда она разглядывала его не через призму дружбы. Природа наградила его лицом ангела: высокие скулы с мягкими впадинами и широкий, по-своему красивый рот. Густые волосы, такие темные, что казались почти черными, небрежно спадали на лоб, почти закрывая черные глаза. Его харизма привлекала целую группу почитателей, и это были не только подростки. Уже не раз Кэти наблюдала, как с ним флиртуют взрослые женщины, а иногда и взрослые мужчины.

– Привет, Анита, – ответил Роу. – Мы спешим; поговорим в школе.

Когда они двинулись дальше, Кэти едва подавила усмешку, видя убитое выражение лица Аниты. Роу пихнул ее локтем в бок, и она все же не сдержалась и усмехнулась. Роу знал, какое действие он оказывает на женщин, и для него все это было просто игрой. Кэти испытывала своеобразную, ей самой непонятную гордость, получая от него столько внимания. В их с Роу отношениях физическое притяжение отсутствовало полностью, уступая место чему-то более сильному и важному, чем секс: дружба крепкая, верная и нерушимая, совсем не похожая на то, что видела Кэти у девчонок своего возраста, которым, похоже, больше всего нравилось сплетничать и пакостить друг другу исподтишка. Секса у Кэти еще не было – быстрые, неуклюжие обжимания с Брайаном Лордом не в счет – но она понимала, что такую дружбу, как у них с Роу, секс может только разрушить.

Когда они подошли к дому Роу, он замер, с отвращением глядя на входную дверь, в которой стояла его мать. Несмотря на популярность Роу, миссис Финн недолюбливали. Она была из тех дерганых, истеричных дамочек, которые то и дело говорят что-то невпопад. В ее глазах Роу был идеалом, не способным ни на что дурное, но он подобную преданность не ценил; казалось, что он относится к ней с презрительным равнодушием – и это в лучшем случае.

– Не хочешь домой? – поинтересовалась Кэти.

Роу мрачно усмехнулся и понизил голос.

– Знаешь, иногда я просто мечтаю уехать. Построить себе дом в городе… только, наверное, она меня и там будет доставать, торча под дверью день и ночь.

Кэти ничего не сказала на это, но про себя подумала, что он прав. Отец Роу был одним их близких друзей Уильяма Тира, но его не стало почти сразу после Прибытия, и миссис Финн вцепилась в Роу с отчаяньем, казавшимся совершенно неприличным. Пример миссис Финн позволял Кэти на многое взглянуть с другой стороны; ее собственная мать не выносила глупости, но она была сильной женщиной со стальным характером, одной из самых уважаемых людей в Городе. Мама не давала Кэти особой свободы, но и не подавляла ее, не унижала перед людьми.

– Можем сбежать, – предложила Кэти. – Выберемся на равнину и разобьём лагерь. Там она нас ни за что не найдет.

– Ах, Рапунцель. – Роу прижал ладонь к ее щеке, и Кэти невольно улыбнулась. Впервые они встретились, когда она рыдала за школой из-за того, что Брайан Лорд дернул ее за волосы, и дернул сильно, и ей не хотелось возвращаться с перемены к нему – он сидел прямо за ней и постоянно дергал ее за косу. Миссис Уоррен уже ругала его за это, но без толку: теперь он просто ждал, пока учительница отвернется. От несправедливости и жестокости этой ситуации шестилетняя Кэти и рыдала за школой, раздумывая, что будет лучше отрезать косу под корень и носить короткую прическу, как у тети Мэдди, когда Роу подсел к ней, прислонившись к школьной стене. Сперва Кэти его боялась – ведь он был уже в третьем классе – но он внимательно выслушал все ее жалобы, осмотрел голову, а затем рассказал историю о Рапунцель, чьи длинные волосы однажды помогли ей выбраться из темницы.

«Если бы мы только могли, – мелькнула у нынешней Кэти мысль, словно отражение всего ее недовольства Городом. – Если бы».

– Роу!

Теперь миссис Финн вышла на крыльцо.

Она была худой женщиной, с широко распахнутыми, жалостными глазами и опущенными в вечном неодобрении уголками губ. Кэти, подумывающая о том, чтобы напроситься на обед, внезапно решила пойти домой.

– Роу, входи уже!

– Моя мать нас, может быть, и не найдет. А твоя – найдет.

– Это точно. У моей мамы нюх гончей.

– Роу! – снова позвала его мать. – Где ты был?

Роу выдавил обреченную улыбку и побрел в направлении своего крыльца. Кэти отвернулась и двинулась вверх по улице. Роу жил на верхней части склона, но дом Кэти находился на самой вершине, прямо около дома Уильяма Тира. Да, он был отлично защищен, этот Тир, с ее матерью, живущей по одну сторону от него, и Мэдди Фримен – по другую.

Никто в Городе не рискнул бы связываться ни с одной из них.

– Кэти!

Миссис Гэннет махала ей со своего крыльца. Кэти хотела было пройти мимо – миссис Гэннет была отчаянной сплетницей – но такое всегда доходило до ее матери. Она приостановилась и помахала в ответ.

– Он в твоем доме, – сообщила ей миссис Гэннет.

– Кто?

– Сама знаешь. – Миссис Гэннет понизила голос почти до шепота. – Он. Тир.

Кэти с трудом удалось сдержаться и не закатить глаза. Она предполагала, что от нее ждут того же почитания Тира, что демонстрировали прочие, но если ей доводилось слышать, как его имя произносят с благоговением, какая-то часть внутри нее стремилась давать ему обидные прозвища и всячески принижать его заслуги. Но она бы не посмела. Что-то такое было в Тире. Может быть, то, как он смотрел на нее, пронзая взглядом серых глаз. Эти глаза пугали Кэти. Казалось, они могут заглянуть ей прямо в душу, увидеть то, что она прячет ото всех. Она старалась никогда не обращаться к нему напрямую.

Кэти нравилась Лили, жена Тира – не жена, мысленно одернула она себя; Уильям Тир и Лили никогда не заключали брак – но, вообще-то, все любили Лили. Она была одной из немногих неподдельно искренних женщин в окружении Кэти, но девочка чувствовала, что эта искренность далась Лили совсем непросто. Была в этой женщине какая-то печаль, меланхолия, отблеск которой иногда удавалось заметить Кэти, когда Лили думала, что на нее не смотрят. Замечал ли это Уильям Тир? Наверняка, потому что он, похоже, замечал вообще все.

Солнце начинало садиться, когда Кэти взобралась на холм, и все фонари горели, мягко подмигивая, когда пламя свечей в них колебал легкий ветерок. Вот чему еще Кэти могла пойти учиться: изготавливать свечи. Ее абсолютно не привлекала работа с ульями Города, но мама сказала, что этим занимаются пасечники, а свечники просто работают с воском. Кэти не понимала, почему сегодня ей так часто приходят в голову мысли об ученичестве; до выбора оставалось еще несколько месяцев. Может быть, потому что это был верный знак ее вступления во взрослую жизнь? Ей так надоело быть подростком.

– Кэти!

Она подняла голову и увидела маму: она стояла на крыльце, уперев руки в бока. Волосы у нее были собраны в растрепанный пучок, а на рубашке виднелись следы того, что, предположительно, входило в состав рагу. Иногда она просто бесила Кэти, но в другие дни, как сегодня, Кэти испытывала внезапный прилив любви к матери, которая могла быть очень упертой в мелочах вроде ношения фартука во время готовки.

– Скорей, оборвышек, – поторопила мать, обнимая и подталкивая ее в дом. – У нас гости.

В доме уже горели все лампы, и Кэти пришлось дать глазам привыкнуть к тусклому освещению в гостиной до того, как она увидела Уильяма Тира и тетю Мэдди, негромко разговаривающих у камина.

– Крошка Кэти, – поприветствовала ее тетя Мэдди, обернувшись. – Как дела?

Кэти с радостью ее обняла; хотя тетя Мэдди не была ее настоящей тетей, но девочка любила ее почти как родную мать.

Тетя Мэдди знала толк в веселье; насколько Кэти помнила, та всегда могла придумать отличную игру или способ скоротать дождливый день дома. А еще она замечательно умела слушать. Именно тетя Мэдди рассказала Кэти про секс, когда той было девять, за два года до того, как миссис Уоррен подняла этот вопрос в школе, и задолго до того, как Кэти решилась поговорить об этом с мамой.

Тетя Мэдди стиснула ее до хруста в костях. С ее силой она могла бы работать и на ферме, и на скотном дворе, но вся ее работа заключалась в том, чтобы помогать Уильяму Тиру советами. Мама, тетя Мэдди, Эван Олкотт… Тир нигде не появлялся без сопровождения хотя бы двух из них, и, несмотря на двойственное отношение к нему самому, Кэти испытывала гордость, видя рядом с ним маму или тетю Мэдди.

– Пойдем-ка прогуляемся со мной на задний двор, Кэти, – позвала тетя Мэдди, и Кэти пошла за ней, гадая, что же она успела натворить. У тети Мэдди не было собственных детей, о которых нужно было бы заботиться, так что с радостью присматривала за Кэти.

Их задний двор отделялся от соседних лишь забором из кольев, который мама поставила, чтобы к ним не лазила собака Кадделлов. Солнце, словно ослепительный оранжевый шар, висело низко над домами, одним краем уже касаясь горизонта. До Кэти все еще доносились крики детей, играющих за несколько домов отсюда, но скоро стихнут и они. В Городе всегда было тихо по ночам.

Тетя Мэдди устроилась на широкой скамье под яблоней и приглашающе похлопала ладошкой рядом с собой.

– Присядь, Кэти.

Кэти села, чувствуя нарастающее беспокойство. Она почти не проказничала, но когда такое случалось, то ловила ее, как правило, именно тетя Мэдди.

– Ты идешь в ученики в следующем году, – начала тетя Мэдди.

А, так разговор будет о ее будущем, а не о прошлом.

Кэти расслабилась и кивнула.

– Ты уже представляешь, чем бы хотела заниматься?

– Я хочу работать в библиотеке, но мама говорит, туда все хотят попасть и за место придется побороться.

– Это так. У мисс Зив больше помощников, чем она может занять. А каков запасной вариант?

– Наверное, что угодно.

– Тебе все равно?

Кэти подняла голову и, к своему облегчению, обнаружила, что сейчас с ней беседует не тетя Мэдди-педант. У тети Мэдди было две стороны, и нынешняя была понимающей, той, которая помогала Кэти прятать испорченное во время драки платье в семь лет.

– Мне просто не интересно, – признала Кэти. – Я знаю, что есть профессии, которые я наверняка возненавижу, вроде пчеловодства. Но и до тех, которые не кажутся отвратительными, мне нет дела.

Неожиданно тетя Мэдди улыбнулась.

– У меня есть занятие для тебя, крошка Кэти, и думаю, оно придется тебе по душе. Твоя мать одобрила его, но нужно будет хранить все в тайне.

– Что за занятие?

– Ты не сможешь никому рассказать.

– Даже Роу?

– Особенно Роу, – отрезала тетя Мэдди. Ее лицо было настолько серьезным, что невысказанные слова протеста замерли у Кэти на губах.

– Я могу хранить секреты, – сказала она.

– Хорошо. – Тетя Мэдди на секунду замолкла, очевидно, подбирая слова. – Когда мы пересекали океан, оружие мы оставили на том берегу, а без него мы не сможем себя защитить. Мы и подумать не могли, что здесь оно может понадобиться. Ты же читала об оружии, правда?

Кэти медленно кивнула, вспоминая о книге, лежащей у ее кровати, в которой люди убивали друг друга из ружей. В Городе ружей не было, только ножи и стрелы, а их использовали лишь для охоты и работы. Никому не позволялось даже появиться с ножом на улице.

– До Перехода твоя мать и я тренировались, чтобы самим стать оружием, – прошептала тетя Мэдди, уставившись застывшим взглядом куда-то далеко. – У нас были пистолеты, но мы в них не нуждались. Мы умели убивать голыми руками.

– Убивать людей? – Кэти моргнула, пытаясь уложить в голове эту идею. Такое постоянно случалось в книгах, но это же были просто выдумки. Она попыталась представить, как мама или тетя Мэдди убивают кого-то, но поняла, что представления не имеет, как это должно выглядеть. На ее памяти лишь один человек в городе умер насильственной смертью, его загрыз волк в полях, много лет назад. Тогда вокруг этого случая было много споров на одном из собраний, но Кэти была слишком мала, чтобы что-нибудь понять. Некоторые требовали, чтобы границы Города охранялись стражей с луками. Такие решения обычно принимались всеобщим голосованием, но Уильям Тир выступил против этой инициативы, а если Уильям Тир говорит «нет», у голосования может быть лишь один итог. Кэти посмотрела на ладони тети Мэдди, затем на ее мускулистые, испещренные шрамами руки.

– Так вы поэтому всегда и всюду сопровождаете Уильяма Тира? – предположила она. – На случай, если придется кого-то убить?

На этот раз пришла очередь тети Мэдди недоуменно моргнуть.

– Конечно, нет. Мы просто пытаемся быть неподалеку на случай, если ему что-нибудь понадобится.

Кэти показалось, что тетя Мэдди ей только что солгала. Она не обиделась; взрослые лгали все время, очень часто по таким же глупым причинам, что и дети. Странно было то, что именно в этой части беседы, такой неожиданно правдивой, тетя Мэдди почувствовала необходимость солгать.

– Мы хотим, чтобы ты приступила к обучению пораньше, Кэти. Уже в следующем месяце. Мы хотим научить тебя тому же, чему когда-то учили твою мать и меня – остановить насилие, когда оно проявит себя.

– Но почему? Какое насилие?

Тетя Мэдди внезапно замкнулась. Даже глаза стали пустыми, скрыв эмоции и мысли.

– Может и никакого, Кэти. Это просто предосторожность.

Еще одна ложь, и Кэти почувствовала, как внутри нее, словно хищный зверь, поднимается гнев.

– Это как-то связанно с кладбищем, – спросила она, имея в виду разрытые могилы и останки, безжалостно разбросанные по земле. Утверждали, что это всё животные, но Кэти не могла в это поверить. Разве животные не перерыли бы все кладбище? Что бы ни взялось за раскопки, оно явно нацелилось на три или четыре конкретных могилы.

– Нет, – ответила тетя Мэдди. – Но могут быть и другие опасности. Считай, что ты – одна из мер предосторожности.

– Только я? – уточнила Кэти, думая о своем теле. Она не была низкорослой, но и высокой ее нельзя было назвать. К тому же, у нее было довольно хрупкое телосложение. Если ей придется сражаться с мужчиной без всякого оружия, то она, скорее всего, проиграет, как бы ее не тренировали.

– Нет. Мы отобрали нескольких молодых людей. Твою подругу Вирджинию. Гэвина Мерфи. Джонатана Тира. Лира Уильямса. Джесс Олкотт. И еще кое-кого.

– Но не Роу?

– Нет. Роуленд Финн не может иметь к этому отношения и не должен ничего об этом знать.

На секунду Кэти ощутила очередную вспышку гнева. У Роу было столько талантов; почему взрослые не могли признать этого, хотя бы раз? Недостаток признания ранил его чувства, хотя он и старался скрыть это всеми возможными способами. Однако, Кэти чувствовала его боль как свою собственную.

– Ты хочешь вступить в команду? – спросила тетя Мэдди.

Кэти судорожно сглотнула, пытаясь усмирить зверя внутри. Она правда хотела, но ведь это означало, что у нее появятся секреты от Роу. Сможет ли она вообще это сделать? У них никогда не было секретов друг от друга. Роу знал о ней все.

– Могу я подумать?

– Нет, – произнесла тетя Мэдди мягко, но непреклонно. – Нужно решать сейчас.

Кэти уставилась в землю, чувствуя, как разбегаются мысли в голове. Она правда хотела участвовать в этом. И пусть ей еще ни разу не приходилось что-то скрывать от Роу, наверное, в этом случае можно было попробовать. Она хотела стать частью большой тайны.

– Я согласна.

Тетя Мэдди улыбнулась и поманила кого-то пальцем. Кэти обернулась и увидела Уильяма Тира, идущего прямо к ним. Рефлекторно она вскочила со скамьи и вытянулась в струнку. Тетя Мэдди ушла, напоследок еще раз крепко сжав плечо Кэти, но та едва заметила ее уход. Насколько она помнила, до сих пор они с Уильямом Тиром оставались наедине один раз: во время обеда в прошлом году, когда они одновременно отправились на кухню за добавкой. Тогда Кэти ждала, замерев, не зная, что сказать. И она почувствовала небывалое облегчение, когда он вернулся к столу. Сейчас все было не лучше.

– Не нужно бояться, Кэти. – Тир уселся на скамью, прямо на место тети Мэдди. – Тебя не ждут никакие неприятности. Я просто хочу поговорить.

Кэти кивнула и села на свое место, хотя какая-то мышца в ноге так тряслась, что девочке стоило огромного труда усидеть спокойно.

– Ты хочешь тренироваться?

– Да. – Кэти почувствовала странное желание продолжить, завалить его обещаниями того, что она будет хранить секрет, станет хорошим бойцом, никогда не сделает ничего во вред Городу.

– Я знаю, – сказал Тир, заставив Кэти подпрыгнуть. – Именно поэтому-то тебя и выбрали. Вся суть тут не в боевых приемах и ножах, Кэти. Все тренировки в мире не стоят ничего без доверия. Я наблюдал за тобой годами. У тебя есть дар, и это заметно всем. Ты можешь отличать поддельное от настоящего. Городу нужен такой человек, ведь я не всегда буду здесь.

Кэти уставилась на него с изумлением. Она никогда особо не задумывалась о возрасте Тира, хотя иногда она лениво гадала о других взрослых в Городе. Тиру должно быть не меньше пятидесяти, но это была просто цифра; возраста у него не было, казалось, он был вечен. Но трудно было не понять этот тон.

– Вы больны, сэр.

– Нет. – Тир улыбнулся. – Меня хватит еще на долгие годы, Кэти. Просто я хочу подстраховаться. И поэтому вот.

Сунув руку под шерстяной свитер, Тир вытащил крошечный мешочек, завязанный у горловины полоской оленьей кожи. Кэти никогда раньше не замечала этого мешочка, и теперь с интересом смотрела, как Тир развязывает его и вытряхивает содержимое на ладонь: сверкающий, ярко-синий драгоценный камень – сапфир, подумала Кэти – в чьих гранях плескалось заходящее солнце. У многих людей в городе были драгоценности, которые они захватили с собой при Переходе, но Кэти никогда не видела камней такого размера. Тир протянул ей камень, однако долгое мгновение она могла лишь глазеть на него.

– Давай, возьми его.

Она взяла камень и почувствовала, что он теплый. Может, дело было в том, что Тир носил его у груди, но Кэти не могла избавиться от странной идеи, что этот камень по-своему живой, и даже почти дышит.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, Кэти. И будь осторожна, это важное обещание, не из тех, которые можно раздавать направо и налево. Камень, что ты держишь в руках, может заставить пожалеть о произнесенной при нем лжи.

Кэти стиснула камень в кулаке, и почувствовала, как тот нагревает ее ладонь, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Она подняла глаза и увидела ужасную картину: слеза, сбегающая по щеке Тира, не могла появиться в том мире, который был ей хорошо знаком.

– Обещай мне, Кэти. Обещай всегда делать то, что лучше для этого Города.

Кэти облегченно расслабила плечи, потому что это пообещать было совсем не трудно. Но на лице Тира читалось такое горе, что она заставила себя говорить медленно и торжественно, будто бы взвешивая каждое слово.

– Я клянусь делать то, что лучше для Города. – Она замолкла, но, поскольку этих слов ей показалось недостаточно, тут же продолжила: – Если кто-нибудь когда-нибудь попытается навредить Городу, я остановлю их. Я просто… Я убью их.

Тир удивленно поднял брови.

– Свирепый зверь. Так сказала твоя мать. Но давай больше не будем об убийствах, хорошо? – Он протянул руку, и Кэти опустила сапфир в его ладонь. – Я надеюсь, до насилия не дойдет. Предполагалось, что на этой земле не будет убийств.

– Сэр, могу я задать вопрос?

– Конечно.

Кэти собрала всю свою храбрость.

– У вас иногда бывают видения. Все так говорят.

– Да.

– Если Городу грозит опасность, то от кого? Разве вы не знаете?

Тир покачал головой.

– Мои видения часто похожи на тени событий, Кэти. Может, никакой опасности и нет.

– Но вы в это не верите.

– Нет. Даже если я вижу всего лишь тени событий, то эти видения обычно правдивы. – Он поднял сапфир, позволяя ему отразить последние лучи заходящего солнца. – Этот камень – могущественная вещь, но и у него есть предел возможностей. Он не работает по приказу. Я могу его использовать, но не могу контролировать.

– Откуда он у вас? Из старого мира?

– И да, и нет.

Кэти в недоумении уставилась на него.

– Когда-нибудь, возможно, я расскажу тебе эту историю, Кэти. Ну а пока просто помни, что ты дала мне обещание. Важное обещание. Тренировки начнутся на следующей неделе, но до тех пор я попрошу тебя не обсуждать это ни с кем, даже с твоими товарищами. Мы сами еще не со всеми договорились.

– Я могу говорить об этом с мамой?

– Конечно. Но больше ни с кем.

Она замялась, желая спросить о Роу и о том, почему не взяли его. Роу, определенно, был самым умным подростком в городе, за исключением, возможно Джонатана Тира… но тетя Мэдди упоминала Джонатана, припомнила Кэти. Он был всего на год старше Кэти, но на три класса обогнал ее в школе, и вообще, держался слишком отстраненно для сверстника. Джонатан ни разу не присоединился к родителям, когда те приходили к ним на обед, и, хотя они были близкими соседями, Кэти встречала его крайне редко. Он был пугающе умен; поговаривали, что даже несмотря на то, что он перескочил несколько классов, по математике для него пришлось разрабатывать специальную программу, какие-то расчеты, которые никто, кроме него, не смог бы понять. Но друзей у него не было, и в школе он считался кем-то вроде изгоя. Никто не дразнил его, потому что он был сыном Уильяма Тира, но он держался особняком, выбиваясь из среды сверстников. Определенно, Роу был бы менее странным выбором.

– Кэти?

Она обернулась и увидела, что Тир смотрит на нее с сочувственной улыбкой, словно он разглядел ее замешательство. Камень в футляре уже скрылся под его свитером, но Кэти едва обратила на это внимание. Намного больше ее заинтересовали глаза Тира, которые оказались вовсе не серыми, и даже не светло-серыми, а яркими, словно бы сияющими своим собственным светом, почти серебряными в лучах уходящего солнца.

– Не нужно меня больше бояться, – попросил ее Тир. – Хорошо?

Кэти кивнула и не смогла удержаться от ответной улыбки. Она вспомнила обо всех своих язвительных мыслях о Тире и его почитателях, и внезапно почувствовала стыд. Он был хорошим человеком, изначально хорошим; на мгновение Кэти ощутила это так сильно, словно их внезапно связала одна нить, и она наконец-то поняла, почему мама последовала за ним через океан.

«Он лишь хочет лучшего для всех, – подумала она. – За всеми шепотками и идолопоклонничеством как-то потерялась эта простая истина. Жаль, что я не могу сказать Роу».

– Спасибо тебе, – сказал Тир, и до конца жизни Кэти не могла забыть этот момент: высокий мужчина, улыбающийся ей, склон холма и река, бегущая внизу, и кроваво-серебристый диск солнца, повисший над ними. Тогда она не улыбнулась в ответ, каким-то седьмым чувством ощутив, что это нарушит торжественность момента, пусть только в ее воспоминаниях, а не на самом деле.

– Пожалуй, нам пора в дом.

Она шла рядом с ним, слушая, как шелестит под их ногами тонкая, колючая трава, но мысли ее были далеко. Тир был прав; такое необходимо держать в тайне. Боевые приемы и оружие… это все настолько выбивалось из общих правил Города, что Кэти даже представить себе не могла, что случится, узнай кто-нибудь об этом. Вирджиния, Уоррен, Лир Уильямс, Гэвин Мерфи, Джесс Олкотт, Джонатан Тир, она сама и еще несколько. Но не Роу.

«Почему нет? – гадала она, искоса поглядывая на длинные ноги Тира, и его ботинки из плотной шерсти. – Что он знает такого, чего не знаю я?»

Мама ждала их, прислонившись к стене рядом с кухонной дверью и спрятав руки за спину.

– Готово, – обратился Тир к маме, положив ей руку на плечо. – Определенно, свирепый зверь, Дори. Вся в мать.

Он вошел в дом, и Кэти посмотрела на мать, не зная, что за этим последует. Мама была женщиной непредсказуемой; она могла на удивление разумно относиться к ошибкам Кэти, и в то же время какая-нибудь ерунда могла вывести ее из себя. Мама улыбалась, но взгляд ее был настороженным.

– Ты никогда в жизни не хранила секретов, Кейтлин Райс, особенно таких важных, как этот.

– Я знаю. – Секунду Кэти боролась с собой, но в итоге все-таки выпалила: – Мам, Роу такой умный! Почему его тоже не взяли?

– Ааа, – Мама прислонилась к стене, и Кэти заметила, что она пытается подобрать слова. – Роу… непредсказуемый мальчик.

– Что это значит?

– Ничего. Идем в дом, пора накрывать на стол.

Кэти молча пошла за матерью, все еще размышляя над ее словами. У Роу были неприятные стороны, и она об этом знала; ему нравилось запутывать людей. Но ничего злонамеренного в этом не было, ничего, над чем бы они не могли посмеяться позже. Она хотела бы разозлиться из-за Роу, но, почему-то, ощущала лишь грусть. Только ей удалось разглядеть истинную ценность Роу, и отчасти ей это нравилось; словно они хранили этот секрет вдвоем. Но в данный момент она пожертвовала бы этим тщательно оберегаемым чувством обособленности, чтобы заставить остальной Город узнать Роу, разглядеть его таланты. И кстати, как она собирается скрывать от него все это? Тренировки будут занимать много времени. Как же она сможет помешать Роу все выяснить?

«Тир позаботится об этом».

Эта мысль возникла где-то глубоко внутри, в ее тревожно-взрослой части, и Кэти ясно понимала, что она правильная. Тир наверняка позаботится об этом. Здесь хранилась уже не одна тайна; Кэти чувствовала, как волны секретов расходятся от нее кругами, ширясь и колебля обманчиво-спокойную поверхность этого озера под названием Город. Она вспомнила об огромном сапфире, и содрогнулась. Она пообещала защищать Город, и верила в это обещание, но другая ее сторона, та, что устала заботиться о других, та, что хотела думать лишь о себе, протестовала.

«Я справлюсь и с тем, и с другим», – решительно подумала она, но это была отчаянная решимость, словно глубоко внутри она уже знала, что такая двойственность была неправильной, и что однажды ей все равно придется сделать выбор.

* * *

Келси пришла в сознание и поняла, что находится в кромешной тьме.

Тень ее тюремщика замаячила неподалеку, заставив ее напрячься, но секунду спустя она заметила, что его голова склонилась на грудь и покачивается в такт движениям повозки. Он спал. Небо над ними было глубокого фиолетового цвета; Келси поняла, что сейчас раннее утро, но следов рассвета еще не было заметно.

«Я видела».

Над повозкой разлился свет. Келси подняла голову и увидела фонарь, проплывающий прямо над ней. В тот же момент она осознала, что дерганная езда по ухабам и камням, к которой она успела привыкнуть, сменилась легким скольжением. Они снова ехали по ровной дороге. Ночной воздух был свеж, и Келси накинула полы своего плаща на плечи. Вот проплыл над головой очередной фонарь, свет которого породил мириады теней, разукрасивших дно повозки. Ей нужно было подняться, сесть и попытаться определить, где она находится, но вместо этого она, словно заледенев, лежала на дне повозки.

– Я видела, – выдохнула она, словно слова делали увиденное реальностью. – Я видела.

Под влиянием порыва она положила руку на грудь, но сапфиров там, естественно, не оказалось. Их не было уже давно, но все же стоило Келси закрыть глаза, все эти картины всплывали перед ее мысленным взором: Город, лес, Кадделл и где-то вдалеке Алмонт. Как это было возможно? Даже мир Лили никогда не был столь чист.

«Она не Лили».

Нет. Это была другая девочка, ребенок, росший в Тирлинге, задолго до того, как королевство получило это имя. Ее матерью была Дориан Райс, которая однажды свалилась на задний двор к Лили Мэйхью с пулей в животе. Этой девочкой была Кэти Райс. Годы после Перехода, этот пейзаж, четырнадцатилетний Джонатан Тир. Мысли об этом заставляла сердце Келси болеть, ведь она знала, что через пять или шесть лет Джонатана Тира убьют, а утопия Уильяма Тира погрязнет в хаосе.

«Так мало времени. Как же все могло так быстро развалиться?»

У этой загадки не было ответа, если только Келси не вернется в прошлое и не найдет его сама. Но она на собственном горьком опыте убедилась, что эти маленькие прогулки в прошлое могут ужасно дорого ей обойтись.

«Непохоже, чтобы у тебя прямо сейчас были другие занятия».

Келси устало улыбнулась этой мысли, своим прагматизмом напомнившей ей о Булаве. Она практически ничего не могла, находясь в этой повозке. Кавалерия еще вчера пересекла границу и спустилась с Аргосского перевала, оставив основную часть мортийской армии далеко позади. Келси не знала, осталась ли Красная Королева со своей армией или двинулась вперед под покровом ночи. Она уставилась в небо, только начинающее менять цвет с темно-фиолетового на синий, и на секунду на нее нахлынула такая тоска по своей земле, что, казалось, слезы вот-вот хлынут ручьем. Она оставила Тирлинг в руках Булавы, и это ее утешало. Но она не могла избавиться от мысли, что ее королевство оказалось в ужасной опасности.

Над ее головой проплыл очередной фонарь, покачивающийся на утреннем ветерке. Даже эта мелочь, многое говорившая о порядках мортийцев, уязвляла Келси. Фонари зажигают ночью и гасят по утрам, а иначе это просто перевод масла. Кто приходит сюда, на пустую дорогу, чтобы следить за всеми этими фонарями? Келси снова с тоской вспомнила о своих потерянных сапфирах, ведь в этих фонарях заключался очередной ценный урок: страх подстегивает исполнительность.

«Не потеряны».

Эти слова заставили Келси вздрогнуть от удивления, ведь голос, произнесший их в ее голове, безусловно принадлежал Лили. Правда, сапфиры не были безвозвратно утеряны, но они хранились у Красной Королевы; с таким же успехом они могли бы быть и на луне. Они не подчинялись Красной Королеве, но Келси они не подчинились тоже.

«Почему она не может их использовать? – Голос Лили раздавался словно издалека, похороненный в ее воспоминаниях, и все же Келси различила в нем нетерпение. – Думай, Келси. Почему она не может их использовать?»

Келси думала, но ответ не приходил. Роу Финн упоминал что-то о крови Тиров; она так старалась вспомнить, что именно, что у нее разболелась голова. В Красной Королеве тоже текла кровь Тиров, говорил Финн, но у Келси она была сильнее. Она отдала сапфиры, так почему она по-прежнему может видеть прошлое? Она внезапно вспомнила сон, увиденный неделю назад: Переход, корабли и темное небо с ярким провалом на горизонте. Уильям Тир открыл дверь сквозь время, и Келси, проделывала то же самое, проколупав щель и заглядывая в прошлое. Может ли быть, что щель осталась открытой, даже после того, как сапфиры были потеряны? Если тот Переход, что ей приснился, был настоящим, это идеально совпадает с ее последним видением: Мэдди Фримен, сестра Лили, повзрослевшая, но живая и здравствующая.

Чем скорее Келси выберется из повозки, тем лучше. Во время фуг она себя не контролировала; об этом говорили и Булава, и Пен. Она перевернулась на спину, чувствуя, как щепки впиваются в ее плащ. Если бы только она могла дотянуться до них, до Уильяма и Джонатана Тиров, предупредить их о том, какие бури ждут их в будущем, изменить историю вместо того, чтобы наблюдать за ее развитием… Над ее головой промелькнул череп.

Келси вскочила, прижав ладонь ко рту, чтобы подавить вскрик, и увидела, что на самом деле череп был насажен на пику, торчащую между двух фонарей. На челюсти все еще виднелись ошметки плоти. Глазницы были покрыты коркой крови, давно уже засохшей и почерневшей. Она потеряла череп из виду, когда свет фонаря растаял позади них, но затем появился следующий фонарь, а вскоре и следующий череп. Этот был очень стар; ветер и время сгладили челюстные и носовые кости.

Ну, по крайней мере, теперь на один неотвеченный вопрос стало меньше. Она была на Пиковом холме.

Келси, как могла тихо встала в повозке, придерживая цепи, чтобы их звон не разбудил ее тюремщика. Теперь рассвет становился все заметнее, горизонт на востоке окрасился розовым, но землю повсюду укрывала тьма. Всюду, кроме их дороги, огражденной фонарями и пиками. Они взбирались на покатый склон, но вдалеке Келси могла видеть, как дорога резко сворачивает к гигантскому ограждению: стене, высокой и хорошо укрепленной, словно чудовищных размеров вал чернеющей на фоне предрассветного неба. Над стеной виднелись силуэты различных зданий, а над ними возвышалось впечатляющее сооружение, усеянное шипами и проемами, в которых Келси узнала бойницы.

«Демин», – поняла она, чувствуя, как страх узлом скручивает внутренности. Когда-то он звался Эванстоуном и был столицей Новой Европы, городом на плато, который переселенцы возвели кирпичик за кирпичиком. Теперь же он стал местом из самых жутких кошмаров.

Келси села на пол повозки, не сводя глаз с зашевелившегося неподалеку тюремщика, и завернулась в плащ. Она пыталась призвать свое мужество, но, похоже, этот колодец иссяк. Сейчас она совершала свой собственный Переход, но он ничуть не походил на путешествие Уильяма Тира. Ей предстояло путешествие в царство тьмы.

* * *

Королева поняла, что все плохо, едва Дукарте вошел в двери. Она уже несколько дней ждала этого доклада, пытаясь проявлять терпение – хоть это и шло в разрез с ее натурой – и понимая, что Дукарте потребуется время, чтобы оценить ситуацию. Ведь она позволила ему отступить от границы только две недели назад. После столкновения с девчонкой, от Дукарте как от главнокомандующего не было никакой пользы – похоже, он едва держал себя в руках. Его пугали громкие звуки, и порой Королеве приходилось звать его дважды, а то и трижды, прежде чем он обращал внимание. Она надеялась, что возвращение к своим прежним обязанностям, к той должности, которую он сам для себя создал, поможет ему собраться. Но как только Дукарте вошел в тронный зал, она увидела, что ничего не изменилось. Более того, казалось, ему становится только хуже. Что бы не сотворила с ним девчонка, это было проделано мастерски… и, скорее всего, навсегда. А без Дукарте позиция Королевы была еще более шаткой, чем прежде.

Она столкнулась с восстанием. Несмотря на все предосторожности, информация о том, что она уехала из страны, дошла до мятежников, и их лидер Левье взял Ситэ Марше в осаду. Никто из идиотов-переростков, которым она доверила командование, не приложил ни малейшего усилия, чтобы остановить Левье или хотя бы раскрыть его личность. Ее армия наконец-то вернулась из Тирлинга, но все происходило слишком медленно, медленнее даже, чем двигалось наступление, и в этом Королева чуяла дух предательства. Прежде чем покинуть ставку армии, она дала заместителю Дукарте, генералу Вайну, четкий приказ вешать на ближайшем суку любого, кого поймают на грабеже в Тирлинге. Но генерал Вайн не был способен как следует устрашить армию. Только страх перед самой Королевой держал ее солдат в узде, но она чувствовала, что и он слабеет. Ее полковники и генералы были ей верны, ведь они знали, что им возместят упущенную добычу сразу по возвращении. Но вот остальная армия… проклятье, сейчас Дукарте ей был просто необходим! Как он мог позволить себе расклеиться, когда она нуждалась в нем сильнее всего?

Но Королева не позволила ни тени этой злобы отразиться на лице. Даже Дукарте, работающий в полсилы, напомнила она себе, был многим лучше, чем большинство ее приближенных. За ним шли два лейтенанта, которые знали достаточно для того, чтобы занимать место за его спиной и сохранять спокойствие, опустив глаза в пол.

– Какие новости, Бенин?

Дукарте отшвырнул свой плащ и рухнул в ближайшее кресло. Еще один тревожный знак. Прежде Дукарте не любил сидеть; теперь же, казалось, он постоянно ищет, на что бы опереться.

– Сите Марше в огне, Ваше Величество. На прошлой неделе толпа ворвалась на склады Короны и разграбила их подчистую: провиант, стекло, сталь и оружие. Солдаты, которые должны были охранять склады, исчезли. Майор Живен тоже исчез, а кроме него ни у кого нет полномочий, чтобы мобилизовать городскую стражу.

– У меня есть.

– Конечно, Ваше Величество. Я не имел в виду…

– Отправьте туда стражу и верните мою собственность.

– Это может оказаться не так-то просто, Ваше Величество. Мы поймали несколько человек с кусками стекла и стали, но не больше одного или двух на человека. Этот ублюдочный мятежник, Левье, уже раздал все товары по всему городу. Провиант, наверняка, уже съеден, а чтобы вернуть остальное, нам придется арестовать половину населения.

– Он украл это все, чтобы просто раздать?

– Видимо так, Ваше Величество.

Внешне Королева осталась спокойна, но внутри ее просто трясло от ярости. Будто недостаточно того, что она потратила целое состояние на вторжение, не принесшее ей ровным счетом ничего. Теперь еще и дома ее ждет все это!

– Когда вы найдете Живена, я хочу, чтобы его повесили на стенах Ситэ-Марше.

– Да, Ваше Величество. – Дукарте на секунду замялся, но все же спросил: – Его голову?

– Целиком! – рявкнула Королева. – Всего целиком, Бенин! Живьем! Когда до него доберутся вороны, мы посмотрим, какой из него мятежник!

– Да, Ваше Величество, – тупо ответил Дукарте, и Королева едва подавила острое желание вскочить с трона и отвесить ему оплеуху. Однажды, около двадцати лет назад, Дукарте привез из Калле предателя и снял с него кожу живьем, медленно и методично, не отвлекаясь на вопли жертвы, кромсая ножом плоть, как скульптор кромсает глину. Старому Дукарте не потребовались бы никакие объяснения. Старый Дукарте понял бы все сам. Королева сделала глубокий вдох, чувствуя, как все внутри переворачивается.

– А что в Демине?

– В данный момент в Демине, похоже, довольно спокойно, Ваше Величество. Но, могу поспорить, это ненадолго.

– Почему?

– Я отправил несколько своих людей в деревни, Ваше Величество, чтобы оценить вероятность восстания рабов. Они не нашли причин для беспокойства с этой стороны.

Королева кивнула. Наказания для беглых рабов были достаточно жестокими, чтобы отбить охоту предпринимать подобные попытки.

– Но?

– Наблюдается странное переселение, Ваше Величество. Деревни Гляс-Вер заброшены. Люди хватают свои пожитки и те ценности, что могут унести, и уходят на юг. Многие из них уже добрались до Ситэ-Марше.

– Почему?

– У меня там слишком мало людей для проведения полноценного расследования, Ваше Величество. Все, что им удалось узнать, это сплетни, что ходят среди беженцев. В Фэрвитче есть старинное предание… – Дукарте прервался и кашлянул. – О существе, которое, по слухам, охотится в горах и предгорьях в поисках юных жертв…

– Сирота, – прошептала Королева.

– Ваше Величество?

– Ничего. Я знаю это предание, Бенин; оно даже старше меня. Что изменилось?

– Есть сообщения, Ваше Величество, о деревнях, опустошенных не одним, а целой армией таких тварей. Мой человек в Девин Копс нашел лишь кровь и кости в опустевших домах. Подобное наблюдалось еще в восьми деревнях. Двое из моих людей пропали, не появляясь на месте сбора вот уже более недели.

– Этому есть какое-нибудь другое объяснение? – спросила Королева. Но голос ее был глух, потому что она знала ответ на этот вопрос. Темное существо вышло на охоту. Она могла бы так и сказать Дукарте, но тогда он бы попросил все объяснить, а она не знала, как.

Однажды, давным-давно маленькая напуганная девочка сбежала из деревни в Гляс-Вер. И ей пришлось искать убежища на севере. Но в деревнях Гляс-Вер помощи она не нашла, лишь брань и побои, которых было так много, что она предпочла им голодную смерть в горах. Она уже готова была умереть, но как-то ночью увидела отблеск пламени…

– Повторюсь, у меня не хватает людей, чтобы допросить всех, кто упоминал о существе, но готов поклясться вам, Ваше Величество, они верят в то, что говорят. Нечто собирает кровавую жатву на севере, и, если оно продолжит двигаться на юг, скоро вся страна соберется у нашего порога в поисках убежища.

Королева откинулась на троне, чувствуя, как виски разрывает болезненная пульсация. Две недели тому назад она проснулась от кошмара, самого ужасного за всю ее жизнь, в котором темное существо, не призрак, а реальное и больше не привязанное к огню, гонялось за ней по коридорам ее замка, ставшим огромным, будто новый мир…

«Свободен», – поняла она. Назови его хоть темным существом, хоть Сиротой – а эти несчастные загнанные крестьяне из Фэрвитча определенно должны были дать ему имя, назвать причину, по которой их дети исчезали без следа – все равно он был теперь на свободе… и, может быть, уже направлялся сюда. Впрочем, могут ли тут быть сомнения?

Эви!

Голос звенел в ее голове, но Королева проигнорировала его, с печалью разглядывая своего самого давнего и верного последователя. Дукарте сидел сгорбившись, упершись скрещенными руками в колени и уставившись в землю. Ему еще не было и шестидесяти, но он казался стариком, измученным и разбитым. Прежний генерал Дукарте, глава Службы Внутренней Безопасности, чье имя приводило в трепет всех жителей ее королевства, погиб, и Королева скорбела о нем. Тот Дукарте подавил мятеж в Калле, помог Королеве взять Мортмин в ежовые рукавицы. Но теперь он был сломлен, и Королева только сейчас со всей ясностью поняла, что отправлять Дукарте в Тирлинг было самой ужасной ошибкой из всех, что она когда-либо допускала. Без него ее совсем некому было прикрыть, в том числе и от ее собственной армии.

«А были ли другие? – задумалась она, и эта мысль заметалась в ее голове, словно испуганная мышь. – Другие ошибки? И сколько всего ошибок я допустила?»

– Что вы планируете предпринять, Ваше Величество?

Королева побарабанила пальцами по подлокотнику трона, а затем спросила как можно небрежнее: – Где девчонка?

Выражение лица Дукарте не изменилось, но он заметно побледнел и словно еще больше постарел. Королеву тоже не радовали мысли о девчонке; воспоминания о той сцене в палатке были ужасны, настолько ужасны, что она постаралась спрятать их как можно глубже. Девчонка теперь знала так много – Эви! – так много из того, что Королева надеялась унести с собой в могилу.

– Ее привезли вчера, Ваше Величество. Она в подземелье, под надежной охраной.

Но говоря это, Дукарте не смог сдержать гримасы.

– Я хочу, чтобы ее очень хорошо охраняли.

– Вы опасаетесь побега, Ваше Величество?

– Конечно, нет. Скорее, что она умрет в плену. У твоих людей не самая лучшая репутация, Бенин. Эта девчонка нужна мне живой.

– Ее имя – клич, объединяющий мятежников. Не лучше ли просто ее казнить?

Королева впечатала кулак в подлокотник трона и с удовольствием отметила, что генерал содрогнулся.

– Ты меня слышал, Бенин?

– Да, Ваше Величество. Живой, я понял.

Но Королева ему больше не доверяла. Может ли Дукарте пойти против нее? Ничья верность больше не казалась ей бесспорной. Она с грустью вспомнила о Берилле, своем старом камергере, который пошел бы ради нее даже в огонь. Но Берилл был мертв, а вместо него у Королевы теперь была Джульетта, которая все время с кем-то шепталась. Даже сейчас Жули облокотилась на стенку и самозабвенно строила глазки одному из дворцовых охранников. Другие фрейлины Королевы разбрелись по залу, едва ли помня о своих обязанностях.

– Что еще?

– Армия, Ваше Величество, – решился Дукарте, кинув тяжелый взгляд на двух мужчин за своей спиной. – Есть проблема. Многие солдаты отказались расходиться по домам после роспуска войск. Огромные группы солдат проводят собрания, которые считают тайными. Докладывают о распространении пьянства и драк по всему Демину, а за их последствия, вроде сломанной мебели и изнасилованных женщин, люди винят вас.

Королева улыбнулась, и спросила с каплей яда в голосе:

– Ну, и почему ты ничего не предпринимаешь по этому поводу, Бенин?

– У меня больше нет влияния на моих людей, – с трудом признал Дукарте. – Они не хотят больше слушать банальности о чести и патриотизме. Им нужна их доля добычи, всем, от генералов до пехоты. Или денежная компенсация.

Королева кивнула, понимая, однако, что Дукарте просит невозможного. Она всегда сама следила за своей казной и знала сколько в ней денег, вплоть до монеты. Конечно, были и запасы, но поступления денег значительно сократились после прекращения поставок из Тирлинга. В казне определенно не хватило бы средств, чтобы выплатить всем недовольным вознаграждение, хотя бы отдаленно соответствующее тому, что они надеялись захватить в Тирлинге. В общем, Королева решила выплатить всем понемногу в любом случае; такой жест опустошит казну, но иногда жесты имеют очень большое значение. Королева уже несколько раз шла на подобный риск, и он всегда окупался.

Но одна мысль никак не давала ей покоя. В конце концов, она ведь тоже ничего не получила. Оба сапфира Тира, что прятались у нее под платьем, были обычными безделушками. Вся мощь, вся непобедимость, которую она надеялась получить, вторгнувшись в Тирлинг, в результате обернулась пустышкой, теперь болтавшейся у нее на груди. Вернувшись во Дворец, она перепробовала все, все известные ей заклинания, но камни не отзывались. Это сводило ее с ума. В ней текла кровь Тира – по крайней мере, так сказало темное существо – а значит, они должны подчиняться ее воле. Куда исчезла вся их сила?

Дукарте все еще ждал ее решения, но у Королевы его не было. Ее солдаты вели себя как дети. Она вознаградила высшее командование, и довольно щедро. Как они решили распорядиться этими деньгами, не ее дело.

– Это моя армия, – наконец произнесла она. – Они служат мне. Если они забыли об этом, я могу напомнить.

– Страхом их надолго не успокоишь, Ваше Величество.

– Увидишь, Бенин.

Дукарте хотел было возразить, и она это видела, но после секундного раздумья просто смирился и снова сгорбился, признавая поражение. И возможно в сотый раз, Королева подумала, что же такого сделала с ним эта проклятая девчонка. Сама она даже не догадывалась о том, что этот мужчина способен испытывать страх, а теперь он, казалось, весь состоял из этого страха.

– Что-нибудь еще?

– Еще одна тревожная новость. Мои люди всегда наблюдают за тайными сходками солдат. Два дня назад в одном из заброшенных домов в южной части города собралась группа из десяти лейтенантов.

– И?

– Они встретились с двумя священниками.

– Тирийскими священниками?

– Да, Ваше Величество. Мы не смогли узнать, кто был вторым, но главным оказался отец Райан, который стал правой рукой святого отца, когда брата Мэттью казнили.

С губ Королевы сорвалось рычание. Приспешники тирийского святого отца были такими же ненадежными, как прогнившая веревка, и договор между ними и Королевой завис в воздухе. Святой отец не смог убить девчонку, а Королева вывела войска из Тирлинга. Она не собиралась больше их вводить; пусть сапфиры и казались безжизненными, но она давала клятву на них, и не рискнула бы нарушить ее ради проверки. Но ей следовало догадаться о том, что этот двуличный ублюдок из Арвата будет искать другие пути достижения своей цели. Ей ужасно захотелось ощутить, как пальцы сжимаются на его горле.

– Суть встречи? – требовательно спросила она.

– Пока неизвестна, Ваше Величество. У меня в пыточной двое из этих лейтенантов, но они пока молчат.

– Заставь их говорить немедленно.

– Конечно, Ваше Величество.

Но в словах Дукарте чувствовалась неуверенность, и Королеве легко удалось прочитать невысказанную им мысль: не так-то просто помешать людям строить заговоры.

Эви!

– Господи Иисусе, заткнись уже! – шепнула она.

– Ваше Величество?

– Ничего.

Королева потерла виски, желая, чтобы голос в голове смолк. Девчонка неплохо потрудилась над Дукарте, но досталось не только ему. Королева, которая была уверена в том, что давным-давно прикончила Эвелин Рейли, внезапно обнаружила, что в ее голове живут неупокоенные тени воспоминаний. Ей нужен был покой, время, чтобы сесть и все обдумать, чтобы решить, что делать дальше. А еще чай и горячая ванна. Ответы найдутся, а если и нет, то она хотя бы вздремнет, чтобы немного успокоить тот сумбур, что царит у нее в голове последние дни. Она была так уверена, что тирийские сапфиры излечат ее бессонницу, но, само собой, им и это оказалось не под силу. И теперь каждый день приходилось наверстывать те часы сна, которых ей так не хватало ночью…

Вдруг раздался тихий лязг стали. Движимая древним инстинктом, Королева спрыгнула с трона и тут же скатилась под прикрытие помоста, приземлившись на корточки. Что-то ударилось в спинку ее трона, но она в этот момент уже пряталась за одним из огромных столбов, подпирающих помост с обеих сторон. Ее мозг фиксировал происходящее короткими вспышками. Дукарте, сцепившийся с одним из своих лейтенантов; нож, лежащий у подножия лестницы; другой лейтенант, крадущийся к столбу с мечом в руках.

«Покушение», – поняла Королева, почти оглушенная этой мыслью. Игра была стара как мир, но никто давно уже не осмеливался играть в нее здесь. Она прижалась к гладкой, округлой поверхности столба, позволяя мозгу работать максимально быстро. В армии зрело недовольство, это да, но само по себе недовольство никогда бы не толкнуло их на столь отчаянный шаг. Они почему-то решили, что теперь она уязвима. Может, подумали, что она не тронула Тирлинг, потому что слишком ослабла? Недопустимо. Может ли Дукарте быть в этом замешан? Вряд ли, решила она; скорее, Дукарте был их второй целью. Его никто не любил, даже его собственные солдаты.

Она чувствовала, как приближается к ней второй убийца, как быстро, словно у кролика, стучит его сердце с другой стороны столба. Ей ничего не стоило убить его, но два лейтенанта вряд ли могли устроить этот заговор без поддержки; поэтому хотя бы одного из них нужно было оставить в живых. Из центра зала донесся хрип полузадушенного человека. Она хотела надеяться, что это не Дукарте, но была вынуждена признать, что и такого нельзя исключать. Убийца уже огибал столб, приближаясь к ней с левой стороны, и Королева напряглась, приготовившись схватить его за руку, держащую меч. Но тут что-то врезалось в столб с такой силой, что Королева почувствовала удар даже сквозь десять футов камня. Меч нападавшего упал прямо ей под ноги.

– Ваше Величество? Вы в порядке?

Слова были произнесены с отчетливым тирийским акцентом. Королева выглянула из-за столба и увидела одну из своих фрейлин, новенькую, которую привела Джульетта, когда умерла Мина. Вспомнить ее имя Королеве не удалось. Двигаясь вдоль столба, она обнаружила, что новенькая прижала лейтенанта к столбу, уткнув лицом в камень и приставив нож к горлу. Это не могло не впечатлить Королеву. Пусть крепкая и мускулистая – все королевские фрейлины имели подобное телосложение – девчонка была намного меньше нападавшего. И все же она удерживала его.

Состояние тронного зала говорило о многом. Джульетта замерла без движения, так же, как и остальные фрейлины. Капитан королевской стражи, Гислен, вытаскивал Дукарте из-под тела врага, и даже отсюда Королева могла разглядеть, как наливаются чернотой уродливые синяки на горле ее генерала. Напавший на Дукарте лейтенант был мертв, заколот ножом в спину. Большая часть личной гвардии Королевы по-прежнему стояла вдоль стен, напряженно следя за каждым ее движением. Никто из них даже не шевельнулся.

«Господи Боже! – подумала Королева. – Моя собственная стража!»

Она повернулась к новой фрейлине.

– Как тебя зовут?

– Эмили, Ваше Величество.

– Бенин! Ты в состоянии позаботиться о пленнике?

– Я в порядке! – выплюнул Дукарте, почти рыча. – Он напал исподтишка.

Королева поджала губы. Никто прежде не мог застать Дукарте врасплох. Она посмотрела на новенькую, Эмили, оценивающим взглядом: видна тирийская порода – высокий рост, светлые волосы, крепкие жилистые руки. Хорошенькая, но не красавица; лицо ее имело те простоватые черты, что всегда ассоциировались у Королевы с тирийской беднотой.

– Ты прибыла с поставкой, – заметила королева.

– Да, Ваше Величество, – подтвердила девушка на смеси тирийского и ломаного мортийского. – Фрейлиной меня взяли в том месяце только.

Фрейлина, которая толком не знает мортийского! Должно быть, Джульетта была в отчаянном положении. И все же, учитывая события последних минут, Королева не могла упрекнуть ее за плохой выбор. Конечно, она справилась бы с убийцами и сама, но дело ведь не в этом. Из всех находящихся в зале, лишь двое пытались что-то предпринять: Гислен и рабыня. Слуг с отличным мортийским было много, а вот верность в последние дни встречалась все реже. Как жаль, что девчонка была из тирийцев!

– Передай его генералу Дукарте, – велела она Эмили. – Бенин! Мне нужны имена!

– Да, Ваше Величество, – ответил Дукарте, с трудом поднимаясь на ноги. Новенькая передала пленника генералу, а Королева в это время пристально разглядывала Джульетту, которая изо всех сил пыталась спрятать беспокойство. Говорило ли это о ее вине, Королева не знала. Казалось, теперь предательство окружает ее повсюду. Все походило на старую тирийскую легенду об одиноком тиране, который сидел в своем укрепленном замке под такой надежной охраной, что не мог его покинуть. Дукарте предупреждал ее, что отступление армии породит серьезные проблемы, и теперь она поняла, что он знал своих солдат намного лучше, чем она. Она должна была прислушаться. Когда Дукарте повел пленника к выходу, Королева вынуждена была признать неприятную правду: этот жалкий человечек был для нее самым близким к тому, кого можно назвать другом. В одиночку ни один из них долго не протянет.

– Бенин!

Он обернулся.

– Ваше Величество?

Королева сделала глубокий вдох, словно была вынуждена выталкивать каждое слово из горла. Просить о помощи… для нее это было самым трудным, самым ужасным. Но других вариантов не осталось.

– Теперь остались только мы с тобой, Бенин. Понимаешь?

Дукарте кивнул, скривившись, и Королеву внезапно настигло озарение: она была ему так же неприятна, как и он – ей. Над этим стоило подумать, но позже, когда минует этот кризис, когда ей наконец-то удастся нормально выспаться ночью.

– Ступайте.

Дукарте ушел, подталкивая перед собой пленного лейтенанта. Возможно, что из этого пленника не удастся ничего выжать; недовольная армия была богатым полем для вербовки, но умный заговорщик никогда ничего не скажет убийце, а ее неуловимый противник, этот Левье, определенно не был глупцом. Королева снова устроилась на троне, разглядывая скопище предателей у его подножия: стража, фрейлины, солдаты, придворные, не меньше тридцати человек, каждый из которых что-то против нее замышляет. Джульетта начала руководить уборкой тел с пола, но ее взгляд, полный страха, то и дело останавливался на Королеве.

Королева нашла глазами новенькую, которая опять стояла у стены, вместе с прочими фрейлинами. Нужно будет покопаться в прошлом девчонки и выяснить, где обычная тирийская крестьянка так выучилась владеть ножом. Но это потом; сейчас хватало более важных проблем. Целые деревни исчезали, люди бежали из Гляс-Вер. Королева больше не командовала армией, только шайкой головорезов. Сирота или темное существо, под каким бы именем он ни скрывался, был все ближе, и она не знала способа его остановить. Новенькая могла бы быть полезной, но она о ней ничего не знала, а Королева больше всего ненавидела именно неопределенность. Она почувствовала внезапное желание закричать, швырнуть что-нибудь, как-нибудь заставить этих людей перестать глазеть на нее в ожидании очередной ошибки.

– Эмили, так? – обратилась она к рабыне.

– Да, Ваше Величество.

Королева задержала на ней изучающий взгляд. Она не могла доверять никому, пришла к ней мысль, но возможно тирийская рабыня – это выбор получше многих других. По большому счету, тирийцы, прибывшие с поставкой, не хранили верность своему королевству; скорее, испытывали неприкрытую ненависть. Конечно, было рискованно давать тирийской рабыне доступ к королеве Тирлинга, но эта рабыня хотя бы действовала, черт побери… и это уже было больше, чем Королева могла сказать о любом в этом зале, включая собственную стражу. Тут она снова с тоской вспомнила Берилла и то время, когда верность можно было встретить, не выбирая из двух зол меньшее.

– Ты больше не фрейлина, – заявила ей Королева. – У тебя будет особое задание. Ступай в мои подземелья. Я хочу получить полный отчет о состоянии тирийской королевы. Где она, в каких условиях содержится. Узнай, обращалась ли она с какими-нибудь просьбами к своим тюремщикам.

Девчонка кивнула, бросив торжествующий взгляд на Джульетту, потемневшую лицом. Между ними нет особой любви; хороший знак.

– И найди себе учителя мортийского. Учись быстро. Я не хочу слышать от тебя ни слова на тирийском.

Еще один хороший знак: у Эмили не нашлось ни возражений, ни вопросов. Она молча кивнула и вышла.

Королева снова уселась на трон, но тут оказалось, что, сидя здесь, она может лишь разглядывать свежее пятно крови на полу. Волнения и мятежи. Ни один правитель не сможет долго их подавлять, даже силой. Левье и темное существо… на секунду мелькнула мысль, могут ли они действовать вместе. Но нет, темное существо никогда не опустится до того, чтобы действовать с кем-то. Даже она сама, считавшая себя его партнером, оказалась лишь пешкой в его игре. Темное существо дождется, пока она ослабеет, пока мятеж, бушующий по всему Мортмину, достигнет пика, а затем придет за ней.

«Я могла бы сбежать», – подумала Королева, но эта идея была не самой лучшей. Ее одинаково ненавидели и в Калле, и в Кадаре. Оставался север, где ее ждало темное существо, и запад, худший вариант из всех. Если тирийцы доберутся до нее, они разорвут ее на клочки, наслаждаясь каждым криком. И даже если бы ей удалось сбежать, забиться в какую-нибудь темную дыру или дальний угол, что бы это была за жизнь для нее, привыкшей повелевать королевствами?

Эви! Иди сюда!

– Нет, – шепнула она. Задолго до того, как Тирлинг прислал свою первую поставку, она сама была рабыней, и теперь пути назад не было. Уж лучше умереть. Она вспомнила свой повторяющийся кошмар, преследующий ее вот уже много месяцев: последний полет, девчонка, пламя и человек в сером у них за спиной. «Ты сбежишь», – сказало ей когда-то темное существо, и, возможно, она все-таки сделает это, но в самом конце, когда ей будет нечего терять. Она вздернула подбородок, оглядев предателей, набившихся в приемную.

– Следующий.