Читать книгу Каменная пациентка - Эрин Келли - Страница 17

Грязно-бурые листья кружатся на фоне белого неба и отскакивают от моего лобового стекла. Вдоль обочин голые кусты боярышника ощетинились шипами, поджидая любителей погулять в любую погоду. Осень возвращается в Саффолк. К тем из нас, кто живет здесь круглый год.

– Просто напомни мне, – говорит мама слишком ясным тоном, который приберегает для прикрытия своих пробелов в памяти. – Где мы опять были сегодня утром? – Вопрос важен для нее. Это самые душераздирающие моменты: когда она знает, что она не знает.

Душераздирающие, потому что данная стадия тоже пройдет, и это будет означать потерю последнего, что от нее осталось.

– Мы были в больнице, в Ипсвиче, – отвечаю я.

– На работе? – Это скачок в сторону: когда мы были в амбулаторной гериатрии этим утром, она не помнила, что работала там.

– Нет, для твоего осмотра.

– О, конечно, – говорит мама так преувеличенно беспечно, что я понимаю – она не вспомнила. Сохранилась ли какая-то часть ее, которая знает, что эта больница – причина, по которой я существую на свете? Мортен Ларкаст был норвежским неврологом, приехавшим на конференцию и пригласившим симпатичную молодую медсестру выпить с ним в его последний вечер в Ипсвиче. К тому времени, когда я узнала его имя, он был женат и имел детей; к тому времени, когда я узнала его адрес – он уже умер. Я посматриваю на маму в зеркало и замечаю легкую, свободную улыбку на ее лице. Воздух машины как будто дрожит от всех разговоров, которые у нас теперь никогда не состоятся. Почему она не желала никаких отношений с моим отцом или с отцом Колетты? Почему была слишком гордой, чтобы просить их поддержки? Не думаю, что у нее имелись какие-то особенные правила воспитания, в которые не мог бы вмешиваться мужчина. Полагаю, меня должно радовать, что мама никогда не упоминала о моем отце за все время, пока болеет. Я каждый день с беспокойством думаю о собственной старости, о времени, когда моя забота и контроль исчезнут, и представляю, как бормочу что-то, пока Хонор отвлекает меня, подмешивая в йогурт лекарства. Даже сама мысль о том, чтобы стать обузой для своей дочери, выворачивает мне кишки.

Вместо разговоров я запихиваю компакт-диск с «Тем, Что Я Зову Настоящей Музыкой 90-х» в плеер, и пускай «Boyzone» несет нас к дому.

Колетта ожидает нас у дверей. Она привела в порядок свои волосы, пока нас не было дома. Теперь у них мягкий красно-коричневый оттенок и филировка на кончиках.

Я говорю ей, что мне нравится ее прическа, затем оповещаю о том, что сказал врач утром, и складываю свежие рецепты в коробочку для медицинских записей.

– Останешься попить кофе? – спрашивает Колетта, наполняя чайник.

– Пощади, мне хочется провести остаток дня в одиночестве. – Я желаю барахтаться в своем странном настроении, валяться на диване, глядя «Хорошую жену» по телевизору, и сжевать целое колесо сыра «Бри» с целым пакетом крекеров.

– Обними меня. Я тебя люблю.

Я закрываю за собой входную дверь. Как только дважды квакает разблокированный замок машины, в моей сумке вибрирует телефон.

– Вы оказались правы. – Хелен Гринлоу сразу переходит к делу. Я сажусь на водительское сиденье и закрываю за собой дверь. Мне не требуется выяснять, насчет чего я права.

– Как он это сделал?

– Он подошел ко мне, когда я шла вдоль Миллбэнка. Полагаю, из моей инициативы «Десять тысяч шагов каждый день» известно, что я хожу от Пимлико пешком. Это всплывает и в интервью, и в соцсетях, и так далее.

Я делаю мысленную отметку: «Пимлико». На одну остановку дальше по линии «Виктория» от любимого Хонор Воксхолла. Гринлоу жила там, пока Робин являлся членом парламента, в трехэтажном оштукатуренном особняке «супер-премиум-класса» на площади Святого Георгия, и продала дом после его смерти – я проверяла. Это уже кое-что.

– В каком он был настроении? Вы сказали ему, что я с вами встречалась? – Мое сердце замирает, пока я жду ответа. Гринлоу колеблется с ответом, или это моя паранойя играет со мной дурную шутку?

– Нет. Все произошло очень формально и быстро, весь обмен репликами длился секунды. Он представился, сказал, чего хочет, пояснил, что ему нужны наличные, и назначил мне встречу.

Мое замершее было сердце снова бьется, в два раза чаще. К моей ярости примешивается нечто вроде восхищения: я не думала, что в Джессе есть такое; настойчивый поиск, поездка в Лондон… В его глубинах таится что-то большое и темное. Я недооценила это в нем – то, что он чувствовал ко мне, то, как тяжело воспринял мое «предательство», то, насколько серьезно он меня пугает.

– Ясно. – Я не уверена, что знаю, как мне поступить с этой информацией. – Ну, спасибо, что сообщили.

– Нет, я не закончила. Мне нужно, чтобы вы сделали кое-что для меня. – В ее фразе нет вопроса или просьбы. Я словно получаю приказ от начальника. – Ему нужны наличные, естественно. Получение денег не проблема, но доставка – другое дело. Он не желает возвращаться в Лондон – не хочет, чтобы передача происходила где-то рядом с камерами слежения. Поэтому он попросил меня передать их на каком-то участке восточного направления шоссе А12. – Когда Гринлоу описывает место встречи, я сразу понимаю, где это. Когда-то там находилась маленькая старомодная бензозаправка, но теперь от нее остались только кучи щебня и бетонные обрубки столбов в тех местах, где были насосы; заметные, только если вы знаете, куда смотреть. Случайные дальнобойщики иногда парковались там, чтобы поспать. Ее снесли несколько лет назад, а на противоположной стороне новой дороги построили гараж «Бритиш Петролеум» и продуктовый магазин «Маркс и Спенсер». – Я не могу идти одна. – Это констатация факта, а не выражение страха.

– Джесс не жестокий, – говорю я, и только потом осознаю, что боюсь оставаться с ним наедине.

– На самом деле это скорее практическая причина, – поспешно уточняет Хелен. – У меня катаракта, и я не могу водить машину, а эту тайную встречу я, естественно, не хочу афишировать. Не могу себе позволить, чтобы в подобное место меня вез водитель такси.

Несколько секунд я обдумываю то, о чем она меня просит. Если я не помогу, все это сделает ее уязвимой для разоблачения, а значит, подвергнет риску и меня. Она явно принимает мое молчание за признак того, что я собираюсь с духом, прежде чем отказать.

– Я и сама не больше вашего хотела, чтобы открылись эти шлюзы глупости, но раз уж они открылись, вы тоже должны действовать в целях самосохранения, – убеждает Хелен.

Ну да, она эксперт в этом.

– Марианна.

Впервые за все время карьеры мне хочется настоятельно порекомендовать кому-то обращаться ко мне только «доктор Теккерей», но я прикусываю язык.

– Я здесь, я думаю, дайте мне секунду. – Я не могу скрыть мольбу в голосе; зная, что это паника, а не вызов, Хелен позволяет мне подумать. Я делаю глубокий вдох. – Я не буду выходить из машины, – говорю я. – Не хочу, чтобы он видел меня с вами.