Читать книгу Вешние воды - Эрнест Миллер Хемингуэй, Эрнест Хемингуэй - Страница 6

Где это он? Бредя в ночи сквозь вьюгу, Скриппс заплутал. Он собирался в Чикаго после той ужасной ночи, когда обнаружил, что его дом уже вовсе не дом. Почему Люси ушла? Что сталось с Лузи? Он, Скриппс, не знал. Не то чтобы его это волновало. Теперь все это осталось позади. Ничего этого больше не существовало. По колено в снегу он стоял перед железнодорожным вокзалом. На здании вокзала большими буквами было написано:

«ПЕТОСКИ»

Он видел груду оленьих туш, привезенных охотниками с Верхнего Полуострова Мичигана, они лежали, сваленные в кучу, мертвые и задубевшие и наполовину засыпанные снегом, на вокзальном перроне. Скриппс еще раз прочел надпись. Неужели это Петоски?

Внутри вокзала, за задвижным окошком, сидел человек, что-то выстукивавший рукой. Он посмотрел на Скриппса. Может, это телеграфист? Что-то подсказало Скриппсу, что так и есть.

Он выступил из сугроба и приблизился к окошку. Человек за окошком деловито работал телеграфным ключом.

– Вы телеграфист? – спросил Скриппс.

– Да, сэр, – ответил человек. – Я телеграфист.

– Как замечательно!

Телеграфист подозрительно уставился на него. Впрочем, какое ему дело до этого человека?

– Трудно быть телеграфистом? – спросил Скриппс. Он хотел прямо спросить, действительно ли это Петоски. Но он был плохо знаком с этой великой северной частью Америки, поэтому старался быть вежливым.

Телеграфист посмотрел на него с любопытством.

– Скажите, – спросил он, – вы гомосексуалист?

– Нет, – ответил Скриппс. – Я не знаю, что значит быть гомосексуалистом.

– Ну, – сказал телеграфист, – а зачем вы носите с собой птицу?

– Птицу? – переспросил Скриппс. – Какую птицу?

– Ту птицу, которая торчит у вас из-за пазухи.

Скриппс растерялся. Что за парень этот телеграфист? Какие люди идут в телеграфисты? Может, они такие же, как композиторы? Может, такие же, как художники? Может, такие, как писатели? Может, они такие же, как рекламщики, которые сочиняют рекламные объявления в наших общенациональных еженедельниках? Или они – как европейцы, изнуренные и опустошенные войной, оставившие позади свои лучшие годы? Можно ли рассказать этому телеграфисту всю свою историю? Поймет ли он?

– Я шел домой, – начал он. – Миновал манселонскую среднюю школу…

– Я знаю одну девушку в Манселоне, – сказал телеграфист. – Может, вы ее тоже знаете. Этель Энрайт.

Продолжать было бессмысленно. Надо сокращать рассказ. Надо сообщить только самое главное. Кроме того, было зверски холодно. Холодно было стоять на продуваемом ветром вокзальном перроне. Что-то подсказывало ему, что продолжать бессмысленно. Скриппс перевел взгляд на оленей, лежавших один на другом, задубевших и холодных. Может, среди них тоже были любовники. Одни были самцами, другие самками. У самцов есть рога. По ним их можно отличить. С котами сложней. Во Франции холостят котов и не холостят коней. Франция была далеко.

– От меня ушла жена, – внезапно сказал Скриппс.

– Неудивительно, если вы слоняетесь с чертовой птицей, торчащей из-за пазухи, – сказал телеграфист.

– Что это за город? – спросил Скриппс. Короткий миг духовной близости, который возник было между ними, рассеялся. В сущности, он никогда на самом деле и не возникал. Но мог бы. Теперь бесполезно. Бесполезно пытаться поймать то, что ушло. Что сплыло.

– Петоски, – ответил телеграфист.

– Благодарю вас, – сказал Скриппс. Он повернулся и направился в притихший пустынный северный город. К счастью, у него в кармане лежало четыреста пятьдесят долларов. Он продал рассказ Джорджу Хорасу Лоримеру как раз перед тем, как отправиться со своей старухой в питейное путешествие. Зачем он вообще ушел? И что все это значит, в конце концов?

Навстречу ему по улице шли два индейца. Они посмотрели на него, но выражение их лиц не изменилось. Их лица остались непроницаемы. Они направлялись в парикмахерскую Маккарти.