Читать книгу В поисках Города Богов - Эрнст Мулдашев - Страница 4

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне почему-то грустно. Очень грустно. Я помню, что тогда, 22 августа 1999 года, когда мы – тибетская экспедиция по поискам Города Богов – прибыли в столицу Непала Катманду, прямо в аэропорту на меня тоже нахлынуло чувство грусти. Это чувство было столь явным, что я не мог не обратить на него внимания.

– Почему мне так грустно? – думал я, стаскивая рюкзаки с багажной вертушки.

Побранившись с атакующей толпой страждущих таксистов, мы тогда загрузились в два обшарпанных автомобиля и, понимая, что нас, белых людей, надувают в цене как минимум вдвое, добрались до центра города. Там мы нашли гостиницу с символичным названием «Пирамида» и разместились в ней.

Чувство тревоги не проходило. Выбрав удобный момент, я отлучился, сел на какие-то грязные ступеньки, закурил и углубился в свои мысли. Вокруг ходили низкорослые и сухощавые непальцы, иногда в толпе мелькали крупные колыхающиеся торсы европейцев или американцев. На меня, никто не обращал внимания, а нищих, настырно требующих милостыню, пока не было.

В этот момент я поймал себя на мысли, что грусть мне была приятна; она не напоминала тоску, леденящую душу, а была розовой и как бы мерцающей. В душе что-то происходило. Моя душа хотела чего-то недоступного мне. Чего? Я не знал.

– Может быть, грусть вызвана тем, что нам так и не удастся найти в ущельях Тибета легендарный Город Богов? – задал я сам себе вопрос, копаясь в душе.

Однако, как ученый, я понимал, что сопоставление фактов, проведенное в предэкспедиционный период, говорило о том, что мы на верном пути и должны найти Город Богов. Помотав головой, я отвлекся от чувств и еще раз перебрал в мыслях все факты, говорящие о том, что Город Богов должен действительно существовать на Тибете в районе священной горы Кайлас.

– А ведь найдем Город Богов! Найдем! А там – Вара, где был заново клонирован человек, то есть… мы с вами. Может быть, мы найдем дверь, ведущую в подземелья Вары! А, может быть, мы увидим признаки Шамбалы, центром которой на Земле, по всем расчетам, должен быть Город Богов! – утвердительно говорил я самому себе шепотом.

Я поймал себя на мысли, что грусть была мне приятна

Я нелепо приставил палец к виску, изображая умного человека, для солидности повертел глазами и… вдруг понял, что причина моей грусти многогранна. Эти многочисленные грани стали вертеться в голове, вызывая сумбур, но постепенно одна из граней засветилась ярче других и вполне четко проявилась в сознании. Я осознал, что мы, видимо, и в самом деле попадем в объятья Шамбалы, будем видеть ее творения, встретимся с чем-то совершенно необычным, но… мы не будем иметь возможности общаться с людьми Шамбалы. Многоликие люди Шамбалы будут оставаться невидимыми для нас. Они будут читать наши мысли и будут, возможно, сопровождать и направлять нас. Но они никогда не войдут с нами в контакт, потому что они – Лучшие из Лучших, а мы – всего лишь стремящиеся к Знаниям и Богу рядовые люди. Тем не менее, они будут уважать наши устремления, поскольку все совершенство Шамбалы было достигнуто за счет стремления к прогрессу. Они, многоликие люди Шамбалы, наверное, вспомнят свою трагичную историю, когда от апокалипсиса к апокалипсису отбирались лучшие люди человеческих рас, чтобы создать общество, где доминирует понятие Чистая Душа. Им, добрым и ласковым людям Шамбалы, очевидно, будет немного грустно от того, что платой за их совершенство явились миллиарды беспутных и не осознавших Бога человеческих жизней, исчезнувших с лица Земли-матушки во время апокалипсисов. Но такова воля божья, такова цена Чистой Души. И нам от этого тоже грустно, по-человечески грустно.

Передо мной, сидящим на ступеньках на одной из улиц Катманду, заколыхалось что-то грузное и большое. Я поднял голову. Колоссального размера мужчина со стеклянными глазами на непроницаемом лице горделиво усаживался на тележку велорикши. Тележка прогнулась под его весом, колеса скрипнули. Щуплый с жилистыми ногами непалец подобострастно улыбался. «Гоу (поехали)», – резко сказал толстяк.

– Интересно, влюблялся ли этот человек когда-нибудь? – подумал я невзначай. – А если влюблялся, то от всей ли души?

Многоликие люди Шамбалы будут оставаться невидимыми для нас

Я стал думать о том, как редко мы, обычные люди, делаем что-либо от всей души: работаем, любим, страдаем… Чаще всего, мы играем, подменяя натуральную жизнь игрой в жизнь. И мы, члены тибетской экспедиции, пропитанные духом банального человеческого бытия и волей-неволей привыкшие «играть в жизнь», будем, наверное, там, в объятьях Шамбалы, чувствовать себя неуютно, поскольку у нас не будет хватать душевной чистоты, определенной Богом как главный критерий человеческого прогресса. Мы, начитавшись восточной эзотерической литературы, будем, конечно же, понимать умом значимость и благородство слов «чистая душа» или «любовь», но вряд ли сможем прочувствовать их всей душой. Нам для этого не будет хватать искренности, которую мы так привыкли утаивать внутри себя. Невольно и неосознанно мы будем корить себя за нашу эволюционную неполноценность, нам станет генетически грустно, но еще грустнее будет осознавать себя пока еще неразумными детьми перед лицом Великой Шамбалы.

Э. М.: Читая эти сроки, я поймал себя на мысли, что тогда, около 15 лет назад, люди были еще «куда ни шло». А сейчас, когда подняла голову недоученная менеджерская молодежь, бесовство стало чуть ли не нормой жизни. Например, вот только недавно, в январе 2015 года, в Москве устроили поджог общественной библиотеки Российской Академии наук, где хранились книги, начиная с XVII века. И сделали это только ради того, чтобы на этом месте построить торговый центр.

Продолжая сидеть на ступеньках, я вспомнил Николая Рериха. Этот великий путешественник стремился найти и познать Шамбалу. Никто не знает – нашел он ее или нет. Об этом он умолчал. Но я почему-то думаю, что Рерих сознательно не описал в своих книгах что-то очень важное, значимое и таинственное. Почему? Смутное время двадцатых годов двадцатого века не позволило сделать это. Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний, благородная грусть.

В этот момент я каким-то подспудным чувством осознавал, что и нам (если экспедиционным поискам будет сопутствовать удача) придется о чем-то умолчать, что-то недоговорить, с грустью уповая на неразумность публичного освещения некоторых технологий Шамбалы, основанных на понятиях «Сила Духа» и «Чистая Душа». Мир пока еще слишком злой. Тогда, перед началом экспедиции, в Катманду, я не знал, что вскоре буду держать в руках карту-схему Города Богов, и что эта карта-схема может привести к открытию технологий по созданию новых жизненных форм на Земле, а слово «матрица» будет пульсировать в моей голове.

Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний

А тогда, когда я продолжал сидеть на грязных ступеньках, мне было всего лишь грустно.

– Сэр, ай эм хангри (сэр, я голоден), – раздался голос нищего.

Грязная исхудалая рука ткнула меня в бок.

– Наверное, ты в предыдущей жизни так в чем-то нагадил или так жировал, что в этой жизни получаешь наказание, – подумал я про нищего, протягивая ему непальскую рупию.

Нищий, даже не сказав «сэнк-ю», снова ткнул меня рукой в бок, требуя еще денег. Я встал со ступенек, понимая, что сидеть и размышлять мне больше не удастся. Нищий схватил меня за майку. Я отшатнулся.

Уходя, я невольно оглянулся, – нищий с ненавистью смотрел мне вслед. От этого взгляда мне стало еще грустнее.

Начало работы над этой книгой совпало с церемонией открытия нового здания нашего Всероссийского центра глазной и пластической хирургии. До этого мы ютились в такой тесноте, что какой-либо министр, лежащий в коридоре или наличие палат «унисекс» казались нормальным явлением. А знаменитая Тамара Горбачева, у которой я впервые в мире произвел трансплантацию глаза, и которая пролежала в единственной двухместной палате около года, получила прозвище «интердевочка», поскольку мы, от безысходности, подселяли к ней то одного, то другого иностранного больного, независимо от пола.

Здание, построенное по инициативе Президента Башкирии Муртазы Рахимова, получилось очень красивым. Один из наших арабских больных, похожий на Бен-Ладена, побывав в новом здании центра, сказал, что оно больше похоже на президент-отель, чем на больницу. Я тоже, в последние месяцы превратившись во вполне приличного прораба и научившись ругаться со строителями матом, с восхищением глядел на произведение уфимских зодчих.

Церемония открытия нового здания Всероссийского центра глазной и пластической хирургии

Сагит Муслимов и Валентина Матвиенко в танце

Церемония открытия, на которую приехали заместитель Председателя Правительства России Валентина Матвиенко, заместитель министра здравоохранения России Татьяна Стуколова и целый ряд других высокопоставленных лиц, получилась очень торжественной. А в конце, когда вся делегация выходила на улицу, духовой оркестр заиграл вальс «… в городском саду играет духовой оркестр…». Профессор Сагит Муслимов, хорошо танцующий вальс, подбежал и пригласил на танец Валентину Матвиенко. Они хорошо смотрелись. Вслед за ними вся площадь перед центром, заполненная людьми, начала кружиться в вальсе. Я пригласил на танец Татьяну Стуколову и, хоть и очень старался, по-моему, оттоптал ей ноги. Далее, по ходу продолжавшегося празднества я везде встречал Сагита Муслимова, рассказывающего о своем нервном напряжении во время танца с самой Валентиной Матвиенко.

Впоследствии я тихонько ушел из банкетного зала, поднялся в свой новый шикарный кабинет, прошел в дальнюю комнату и разжег там камин, испачкав свой выходной белый пиджак. Я сидел и смотрел на огонь, механически отвечая на вопросы собирающихся к огню людей – операционной сестры Светы, завхоза Олега, директора Юрия Ильича Кийко, дизайнера Юли и других. А глубинные основные мысли как бы затянулись в огонь и колыхались там вместе с пламенем. Внешне я был счастлив, но то глубинное, что затянулось в огонь, грустило, сильно грустило. Оно, мое глубинное внутреннее «Я», было недовольно. Оно не злилось, нет, оно тихим шепотом подсказывало мне, что шикарное здание, шикарный кабинет и вообще имидж известного состоявшегося человека – не мое, не родное. Оно, мое внутреннее «Я», чувствовало себя уютно и хорошо не среди дорогой мебели, а там, в огне костра, подобие которого я сделал у себя в кабинете в виде камина.

Э. М.: В дальнейшем мы на федеральные деньги построили еще два корпуса Всероссийского центра глазной и пластической хирургии, один из них – в форме огромного глаза. Но Муртаза Рахимов был первым, кто протянул нам руку помощи.

Подошел мой друг Юрий Иванович Васильев и тоже подсел к огню. Продолжая механически отвечать на вопросы и механически поднимая рюмку с водкой, я стал копаться в самом себе и вдруг явно ощутил звенящее одиночество. Парадокс! Ведь много искренних друзей! Но это чувство одиночества шло изнутри, из подсознания, из моего внутреннего «Я».

Юрий Иванович Васильев у камина

Я совсем близко придвинулся к огню, поджаривая свой выходной пиджак и как бы стараясь войти в контакт со своими внутренними ощущениями. Постепенно я понял, что доселе мне в той или иной степени удавалось жить в балансе со своим внутренним «Я». Я все время прислушивался к интуиции, которая, как известно, идет от Бога. Жизнь колотила меня по полной программе, не давая возможности впустить в душу грех праздности или грех зазнайства. А сейчас возникли все условия для того, чтобы два этих вездесущих греха могли незаметно прокрасться в душу; ведь наступило время пожинать лавры.

Э. М.: Я вынужден признаться Вам, дорогой читатель, что и сейчас, через 15 лет, во мне сидит страх перед «почиванием на лаврах», ставший чуть ли не навязчивой идеей. Ну уж лучше так, чем задрать нос кверху.

Я отодвинулся от огня. Мне стало страшно от близости омерзительного понятия «пожинать лавры». Потом я снова посмотрел на огонь и ощутил в нем что-то близкое и дорогое. Я понял, что я сделал очень правильно, построив в кабинете камин. Огонь маленького камина будет сжигать тлетворные мысли беспутного приземленного бытия. Я буду часто смотреть на огонь, очень часто. А в кабинете моем будет пахнуть костром.

Я прекрасно осознавал, что люди будут стараться проводить со мной время в этом шикарном кабинете с камином, будут просить, чтобы я им рассказывал про далекие путешествия, и будут обижаться, когда я буду намекать на то, что мне пора работать. Они, люди, будут как бы ненароком подталкивать меня к краю пропасти, туда, где находится праздность. А поскольку я буду сопротивляться, желая выкроить больше времени для работы, люди будут думать, что я зазнался. И от этого мне станет еще грустнее, а чувство одиночества так и останется обостренным. А возможно, я буду грустить всю оставшуюся жизнь.

Понимая все это, я, конечно же, с особым усердием буду создавать себе всевозможные трудности, отправляясь в сложные походы, в любое свободное время и в любую погоду ночуя в палатке, организуя все новые и новые экспедиции, раззадоривая людей на новые исследования. Я понимаю, что делать надо так, чтобы не допустить «пожинания лавров». А также я понимаю, что надо оставаться, как говорит мой друг Венер Гафаров, дитем Природы, не уставая любоваться рассветом или закатом, ощущая удовольствие от моросящего дождя и относясь с уважением к прыгающей лягушке.

Люди, мне кажется, плохо понимают, что такое любовь. Они больше всего любят деньги и лишь немного любят других людей. Именно наблюдая это, и не имея сил бороться с этим, мне становится грустно. Ведь грусть есть неразделенная любовь, а вернее любовь, которая в силу определенных обстоятельств не может быть реализованной. Может быть, в великой и загадочной Шамбале нет грусти, может быть там любовь всегда реализована, хотя…, наверное, многоликие люди Шамбалы грустят о нас, из другого измерения поглядывая на наши лоснящиеся лица.

Я и в самом деле сейчас могу кое-что сказать о Шамбале, ведь мы и в самом деле побывали в ее невидимых объятиях. Сейчас, дорогой читатель, Вы перелистнете следующую пару страниц и сразу окунетесь в 1999 год, когда в Непале и Тибете начали разворачиваться события, которые привели нас к Городу Богов – надземной части легендарной Шамбалы.

А сейчас, дорогой читатель, позвольте мне представить членов экспедиции. Кроме меня, это были С. Селиверстов, Р. Юсупов и Р. Мирхайдаров.

Сергей Анатольевич Селиверстов – душа экспедиции, романтик, человек, который никогда не боится высказать любую, даже самую сказочную мысль. Главная его особенность – с ним всегда легко.

Рафаэль Гаязович Юсупов – критик экспедиции, эрудит, человек, который всегда возвращает к реалиям бытия. Главная его особенность – невероятное сочетание романтического восприятия жизни с закостенелостью маститого ученого.

Равиль Шамилевич Мирхайдаров – мотор экспедиции, человек, способный день и ночь работать, причем, работать толково. Главная его особенность – выслушать, десять раз подумать и только потом сказать.

Сергей Анатольевич Селиверстов

Рафаэль Гаязович Юсупов

Равиль Шамилевич Мирхайдаров

А еще я прошу у Вас, дорогой читатель, прощения за то, что иногда у меня по ходу книги будут проскакивать грустные нотки. Это, конечно же, неоправданно, так как экспедиция закончилась успехом. Но такое уж у меня душевное состояние. Зато все будет искренне.