Читать книгу Борозда - Ерофим Сысоев - Страница 5

Говорили там что-то, говорили, а потом вдруг экстренное сообщение: сомов, мол, больше не ловить, а то иначе месяц шахты. Что якобы ученые разузнали: эти сомы – существа разумные и иероглифов знают побольше иного китайца, так что их теперь, мол, не трогать, пока не возникнет ясность, а впадины все накрепко огородить. Ну, нам-то чего? У нас и так они все почти уже загорожены – кому охота впотемках в воду свалиться сому на ужин? А китайцы, видно, про разум сомов еще раньше невесть откуда прослышали, я давно заметил, что они впадины эти теперь особым китайским крюком стороною обходят – видно, конкуренции от сомов опасаются. Еще бы, раньше они тут по иероглифам спецы были непревзойденные, а теперь, значит, сомы им таки нос утерли, желтой активной расе.

У меня, как я новость услышал, прям даже в желудке заныло – сколько мы сомов этих на первых порах, когда только впадины появляться стали, выловили и съели! И клевали они, несмотря на свой разум, на обычную консервную банку: привяжешь жестянку на тонкий стальной тросик, швырнешь подальше во впадину, и готово – чуть только минуточку подожди и, глядишь, вода уже забурлила, а тросик у тебя из рук прямо как трактором рвать начинает… Уж мы их и жарили, и с зеленикой мариновали – а тут посмотри-ка: иероглифы они, видишь ли, знают! Такое разумное животное и есть-то неаппетитно…

И вот надо же, совпало: как про сомов объявили, так тут же пошли фляки. Их днем-то не очень видно, они от света хоронятся, но я их и так чувствую, телом то есть. У нас и многие тут так: двух слов, бывает, связать не может житель – а телом чувствует – хоть тебе фляков, хоть, к примеру, где зеленика обильно растет, а некоторые даже китайцев чувствуют: вот идет такой, бывает, вроде как ни в чем не бывало, и вдруг встанет на месте и начинает почесываться да поёживаться. Это значит китайцы на бусике к себе на смену поехали. Ну или еще всякое люди чувствуют, а про жеребят и девочек я уж молчу – это у нас каждый второй поёживается теперь, если они рядом. В общем, смотреть порой на нас грустно, как мы чешемся – кто на девочек, кто на зеленику.

Ночью, когда фляки идут-мигрируют, порою бывает даже тревожно. С закваской что-то у них на скотобазе время от времени происходит, какие-то мутации: коровьи рубцы, желудки то есть, вроде как типа оживают, сбиваются в колонны и начинают мигрировать. Как один тут у нас говорил, помню: «Кругом такая скотобаза, что некуда сесть». И что имел в виду? А ведь не спросишь теперь его – распылили в прошлом году.

Флякам, если идешь куда-то, на пути даже не попадайся: прут как танки, всего тебя слизью перемажут и ноги отдавят. А если, не приведи что, споткнешься, так прямо по тебе вся колонна и протопает – хотя какой тут топот: идут тихо, переваливаются себе с боку на бок, и никто не знает ни куда идут, ни зачем. Инстинкт у них, очевидно. Ведь вот сподобило до какого времени дожить – мало нам сомов в ямах, так теперь еще желудки коровьи по ночам сами собой разгуливают, как раньше жабы и ежи: все вдруг разом подхватятся – и марш-марш, двинулись…

Мужики наши, кто в запретки ходит и вообще ночами шатается, все про фляков конечно знают. А домашний народ их побаивается – сидят, бывает, бабы у выгона и кудахчут: дескать ой, фляки опять мигрируют… Ну твое ли это дело, домашняя ты женщина, в личную жизнь фляков мешаться?! Она тебя трогает как-то? Или задевает?.. Вот так всегда у нас – народ без конца лезет не в свое дело. Я бы, пожалуй, даже норму некоторым слегка увеличил, чтобы времени меньше свободного было, вот так. А в управе если кто на следующий день оказывается – к нему вопросы: мол, не видел ли вечером странные объекты малого размера, перемещающиеся своим ходом наподобие колонны. Да кто признается, даже если и видел? – дураков-то нету…

Я переключил связь на запись и пошел себе умываться в одном исподнем, ну, в найке то есть. Не люблю, когда день со своими событиями вот так на тебя с утра обрушивается, без подготовки. Мало ли что у меня утром? – может процессы какие в мозгу, или еще что-то. Или может я, не чистивши зубы, уже на утку накинулся квашеную, браконьерскую. А тут связь.

И только вот это я подумал, как утки захотелось мне страсть как, даже скулы заныли. А что? Развлечений у нас немного – вон выгон, да ямы теперь с сомами, – так что ж удивительного, что хочется себя как-то побаловать? Это всё дело житейское, понятное. У кирасиров вон хоть кенгуру их имеются, аномалия природная, заели там уже всё подряд, как у нас сомы. И хоть оно у них от управы, охота то есть эта на кенгуру, – но всё равно интересно: дают колотушки особые, норму указывают, типа как за динаму засчитывается. Кенгуру, конечно, лягаются, и мужики, которых сразу не убило, лежат в поле долго, пока не помрут. Помогать им не приветствуется. Куда? Народу и так полно, зачем еще раненые? А и тут тоже управа придумала гуманный порядок: если возьмешь такого к себе и выходишь – тогда тебе премия: полгода можно динаму не крутить без штрафа. Хотя тоже когда как: ежели раненый после ранения остается колченогим или еще как-нибудь покалеченным – премия тогда меньше, в управе на это таблица имеется специальная: сколько за ногу калечную положено, сколько за руку. Клоновая водичка, которой в шахте пользуют, этим раненым никак не подходит. Во-первых там сразу резать надо, а во-вторых – чтоб стерильно. А какое в поле стерильно? – микроб на микробе! Да и вообще всё это кирасиров только касается, нашим туда примазываться не дозволяется.

Короче, спустился я в погреб, погрыз-пососал утятины и снова поднялся наверх – сообщение свое слушать, что мне по связи доставили.

Сообщение было совсем коротеньким: девочка велела набрать управу когда у меня будет время.

Та-а-ак, думаю. Не договорила наверное что-то про Книгу. Или про уток моих пронюхали. И тут же снова вспомнил, что и пронюхивать уже нечего, если я не только за утками, но и за речку таскался. Речка у нас, кстати сказать, без названия – все так и зовут ее Речка. Может, она и есть Кама? Кто ее знает?

Девочка соединилась сразу и даже вышла на экран.

– Здравствуйте, гражданин Степаныч, – начала она бодро и как бы по-заученному. – Мы всесторонне изучили ваши обстоятельства и считаем возможным сделать вам настоящее предложение, от которого вы не сможете отказаться.

– Приятно слышать… – отвечаю для вежливости.

– Специальный ящик для ваших записей вам уже доставлен…

– Так точно, – перебиваю я снова. Девочка на дисплее даже поморщилась.

– Ввиду вашей склонности к записям вам вменяется в обязанность ведение таковых записей перманентно, то есть ежедневно и в значительном объеме, в связи с чем ваша норма выработки энергии снижается вдвое.

– Благодарим за доверие… – мычу я, еще не очень понимая, куда клонит управа. Но уже чую подвох и засаду.

– Это на первое время… – терпеливо поясняет девочка, дав мне договорить. – В дальнейшем, если ваши записи будут вполне соответствовать нашим пожеланиям, норма будет заменена вам писчей работой. Свои записи вы будете ежедневно вкладывать в ящик. Сбоку на нем имеется соответствующая прорезь.

– А если он… – опять тяну я. – А если он переполнится?

– Он не переполнится, – строго отвечает девочка. – Это не ваша забота. Писать ваши собственные мысли не надо. Будете писать о других: кто-где-когда… вы поняли? Никаких уток. Никаких речек. К гусарам и кирасирам ни ногой.

Хмурится девочка на экране, видимо недовольна…

– Три дня вам на то чтобы освоиться. Потом будут приняты меры – если не справитесь…

И всё, потух экран, и вместе с ним девочка.

Через пару минут после связи я отдышался, и тут меня вдруг как прорвало – к столу кинулся, схватил что под руку попалось и принялся мысли свои записывать…

Строчил, строчил – как типа в бреду в каком-то… а потом чувствую: вроде как отпустило. Сижу у стола, глазами мигаю и думаю себе этак неторопливо: что ж ты творишь, когда тебе только что четко сказали, о чем писать надо и о чем не надо.

А потом думаю себе: а кто ж нас проверит? Мысли свои для себя, а что там другие говорят-делают – про это в ящик. Ну что тут такого? Не то чтоб динама эта, ну норма то есть, так уж сильно меня напрягала – нет, слава Земле. Но располовинить ее – это конечно большое подспорье для хозяйства, тут и вычислять нечего. А про уток они всё равно теперь знают…

Пописáв еще немного по инерции, спустился я в погреб и спрятал записи в новое потайное место – дыр и щелей в фундаменте у меня тут сколько угодно. Спрятал всё – и даже настроение у меня улучшилось. Ну, то есть не то чтобы улучшилось, а как бы воздух сменился: стал свежим и острым, как на охоте. А что? Не только ямы или китайцы эти с таинственными раскопками, а вот и на нашей улице праздник. И не зря мне, наверно, коня выделили…

В таком вот благостном самоощущении я, накинув кое-что поверх исподнего, отправился с конем на выгон.

7. Красняки

Со вторника пленка прозрачная, на две недели. Это потому что в нашей местности праздник: разрешена охота на красняков. Охотимся кто чем попало, но вообще-то в управе для праздника выдают резину – ну, чтобы охотились. Красняков можно жарить, а можно сдавать в управу. Мы с гусарами соревнуемся, кто больше набьет. Мужики все радостные, возбужденные – с неба солнышко в полную силу, в общем лепота. Приятно всё же, когда власти к народу с заботой и уважением. А кирасирцам, кстати, охота на красняков как раз таки запрещена, то есть из-за кенгуру – а то у них и так полно удовольствия: животные крупные, бегаешь себе с колотушкой, и вовсе не факт, что ты кенгуру завалишь, а не он тебя – так что адреналина полные штаны, не то что с красняками: палишь себе в них камешками или мелким железным мусором – и всё. Но с кенгуру, похоже, лавочка скоро закроется: кирасировцы молодцы, кенгуру плодиться не успевают, так те их основательно устраняют. Кенгуру остались от старых мясных ферм, сбежали с них то есть, а потом одичали и расплодились, пока власти у нас клонов осваивали. Ну да ничего, скоро опять наведется порядок: кирасировцы парни зубастые, им пальца в рот не клади. Они еще и к нам успевают на красняков, если уже смеркается и охрана чем-нибудь экстренным занята, типа в яму с сомами кто-то свалился или что-то еще необычное. Мы их конечно пускаем – соседи всё ж таки – и никогда охране не жалуемся. А они нас в отместку на кенгуру приглашают, но из наших никто не ходит: опасно, опыта у нас маловато с этим зверем.

Женские граждане наши хоть кенгуру и боятся, но как бы одновременно им сочувствуют и с кирасировскими мужчинами не здороваются. Но что тут сделаешь? – прыгучие эти твари действительно всех задрали: плодятся, нападают на мелкий скот, дерутся ногами. А что? Власти в своем праве, они нас же и защищают от дикой природы. Опять же кирасировцы на кенгуру пар выпустят и меньше один другого увечат, тут своего рода вселенская доброта и гармония: выживает умнейший.

Вчера приходил ко мне один кирасировец. Просился к ночи со мной на красняков, на закате. Когда солнце садится, целиться прямо одно удовольствие: краски контрастные, тут уж не промажешь, если конечно руки не трясутся. Кирасировца зовут Потапом. Теперь имена в центре дают всё больше старинные, не то что раньше – всё Денис да Денис. А в активной службе мы вообще все под номерами, там уж не до имен. Я, например, как курс ученья прошел, всё потом на подлодке плавал, вообще на воздух не выходил. Держал без конца какой-то кран с паром, чтобы пар из него не вышел. Так десять лет и проездил по морю – точнее, под водой, наверх-то мы всего, наверно, раз пять за всё время всплывали. А потом тридцать пять как стукнуло – всё: врачи анализы взяли и говорят: иди гуляй, типа по месту происхождения, динаму там будешь крутить. Вот папаша мой обрадовался, Михайло, когда я со службы явился! И за утками со мной ночью, и на кенгуру к кирасирам, везде, короче. Жаль, недолго только пожил родитель. Но это уж у кого какая судьба, как говорится. И гены.

С тех пор, как везде массово установили динамы, учиться уже никто не учится. Раньше был стимул – выучился ты, к примеру, на садовника, и вот тебе за ту же работу чуть ли не вдвое жалования, женскими гражданами можешь как хочешь командовать – куда им яблоки, например, тащить, а куда не тащить. Или на охранника можно было экзамен сдать, это вообще потом была сплошная лафа.

Но прогресс не остановить! Нас ведь теперь вообще не трогают, даже как генный материал. Дети плодятся в центре из генных запасников, а к нам на жительство присылают уже почти взрослых – лет по двенадцать-тринадцать. Это те, что в пробирках в центре выросли, а толку из них ни в чем не получилось. Теперь им или яблоки растить, или динаму крутить, или коренья да зеленику собирать на сдачу. В управе недавно машину поставили, она и для корней, и для зеленики, и для яблок. Принес что-то – она тебе всё взвесит, проверит, качество там какое или что, и железным голосом говорит тебе, сколько у тебя киловатт за это прибавилось. Теперь у нас всё в киловаттах, вот оно как! А старого приемщика нашего, который яблоки и сырье принимал, сперва к кирасирам забрали на зомбирование, а потом снова на место вернули – крутит теперь динаму вместе со всеми как подорванный.

Охота, конечно, разок поглядеть, как зомбируют, – ну или еще там чего… Теперь вот от девочки этой и ящика с прорезью откроются мне какие-небось лазейки. А то что всё за утками да за утками? Я и не ходил бы уже туда, скучно… ну так и тут сидеть с динамой скучно. Опять же у реки риск. Благородное дело, как это у нас называется.

Вот за реку бы я, конечно, еще бы разочек сходил. Что там еще за девочки водятся в тумане… но это мы, вероятно, скоро и так выясним. Вызовет наша-то девочка на инструктаж – да всё и расскажет… Ну а я тогда к кирасирам как-нибудь тайком слазаю. Страсть охота посмотреть на зомбирование, как там они это делают. Кирасирцы, кстати, сами ничего про это толком не знают, такая у них там понаставлена охрана. Но ничего! Проскользнем… А может пропуск мне какой за новую службу выпишут. Это конечно тоже хорошо бы…

Против секса прививку делают в детстве. Противоположный пол нам, стало быть, до фонаря. Не то чтобы секс запрещался, он просто никому не нужен. Нет, были протесты, и к чести властей бунтарей никто не наказывал, их просто лечили, если они не очень уж сопротивлялись. Вообще от прививки можно отказаться: родители дают обязательство, сдают за два месяца трудодни – и пожалуйте: ребенок растет «секси», себе самому на гóре.

Приходит юность, и секси начинает озираться – с кем бы, дескать, ему слиться с тайной целью воспроизводства. Типа инстинкты проснулись. А сливаться вокруг никто не желает. Непросто это нынче – без прививки-то. Они, секси эти, когда взрослеют, сбиваются постепенно в комунны и живут там, вдали ото всех, как зачумленные, – сливаются да динаму крутят. А что? Нам это до лампочки, пусть себе живут как звери, нам-то что за дело. В транспорте такого случайно встретишь – так от него за версту сексом воняет. Запах порока! В общем гадость, скотство.

Но это вообще всё издержки, так сказать переходная фаза. Если кто-то из женских граждан желает заняться материнским трудом – а за него норму на динаму втрое снижают, – тот идет в управу и заполняет особую бумажку. Потом такого гражданина с месяц проверяют, берут кровь на анализ – а еще через месяц из центра приходит специальная мутная бутылочка с клейкой жидкостью. В больнице гражданину ее вставляют куда надо – и всё. С этого момента будущему материнскому работнику лафа: сидит себе он такой женский гражданин на лавочке целыми днями и жмурится на солнце, как кот. Динаму крутить поначалу совсем не приходится, поскольку надо беречься. И так жмурится он три месяца. Потом, по разнарядке, снова немножко начинает динаму крутить, но обязан еще гулять себе где хочет из-за свежего воздуха: у выгона или даже по кромке леса, но там уже с осторожностью, из-за кенгуру. Эти запах материнских гражданок чуют особенно остро, и чуть что – тут же кидаются на них из леса с большой охотой. Гражданок поэтому к лесу водят группой в сопровождении трехпалого с шахты – так оно против кенгуру гораздо безопаснее.

***

Сегодня опять наткнулся в потемках на колонну фляков. Ну, думаю, держитесь, сейчас я за вами прослежу. А уже комендантский час пробило, тревожно мне слегка, даже несмотря на мой новый статус девочкиного информанта.

Иду, короче, за желудками этими потихоньку – и чую впереди как бы прохладу. Впадина рядом, откуда еще прохладе-то быть. И точно! Только она впереди оказалась, как от колонны фляков тут же отделился ручеек – и прямиком к воде. Как же у нас тут разумно всё стало устроено, слава Науке! Вот ведь как-то надрессировали эти желудки клонированные, чтобы они самоходом ко впадинам топали сомам на угощение. То-то уже у нас пару случаев было, что кто-то по недогляду в воду свалился и живым назад вылез, не тронули сомы. Так вот оно как! Они теперь у нас сытые, если по полночи желудками этими питаются со скотобазы. Вернусь – напишу девочке Каме донесение.

Прошелся я с колонной впотьмах еще с полчасика – и всё то же: чуть яма, и часть фляков, как крысы на дудочку, тут же отправляются к воде. Так что феномен таинственного питания сомов теперь нами вполне изучен.

Домой вернулся поздно, до донесения так и не добрался. Ну ничего, утром напишу. Слава Прогрессу!

8. Опять фляки

Фамилия у всех наших либо Уланер, либо Улановский, то есть по месту жительства, как и положено. Я, стало быть, полным именем зовусь Трофим Степанович Уланер.

Кирасировских всех зовут по фамилии Кирасирович, а гусарских – Гусарчик. В общем, просто, понятно, да и путаницы никакой.

Доел почти уток своих с утра. Надо снова к речке будет сходить. Заел завтрак яблочным клоном и уселся за донесение.

Вообще с клонами у химиков очень даже отлично всё получилось: производство стерильное, мясо и фрукты-овощи – всё какое хочешь, ухода за клонами, считай, никакого, всё в этих сундуках производится, в общем красота. Поговаривают, что бабам – ну, то есть женским гражданам – скоро всю их личную скотину запретят. А что? Одна зараза от нее. Они и сейчас-то животину эту свою скорей от скуки разводят. Резать ее на мясо запрещается, так что сдают ее, когда зажиреет, в управу на генпродукты. Приходит фургон с клетками – и тю-тю, поехала личная скотина на химфабрику. Бабки воют, животные мычат, обхохочешься! Прямо как в каменном веке.

Степаныч – д. Каме

Донесение №1

Замечено, что живые по виду существа со скотобазы, они же клонированные желудки, они же фляки, в темное время суток своим ходом направляются колоннами к имеющим место впадинам с водой неясного происхождения, населенным сомами (рыба), и там самопроизвольно, небольшими порциями, то есть группами, отделившись от основной колонны, погружаются прямиком в воду, где, очевидно, поступают в пропитание сомам (рыбам). Так ли это на самом деле, то есть поедают ли сомы фляков или отказываются от внезапного питания, выяснить не удалось ввиду наставшей темноты.

Конец донесения. Степаныч.

Я перечитал написанное и даже пошевелил плечами от удовольствия: вот ведь как! Кратко, четко и всё по делу, ни словечка лишнего. Как и положено в донесении.

Девочкина машинка с прорезью сама собой втянула листок, как только я поднес его к щели. Машинка из неясного металла угольного цвета вся искрилась, освещенная ласковым утренним солнышком.

Говорят, что уголь скоро перестанет соединяться с водородом – якобы испортили нам уголь незваные инопланетные чудовища. Еще, мол, лет тридцать – и всё: начнется какой-то там полураспад, изотопы какие-то. Ну, то есть до этого еще вроде как далеко, но с нового года, говорят, начнут делать прививки, чтобы полураспад этот как-то там прекратить. А я и не знал, что у нас уголь внутри! Легко жить, когда есть ученые люди. Всё, можно сказать, во имя человека и одновременно для его же блага… Хорошо!

И тут включилась связь.

«Степаныча просят без промедления зайти в управу», – проговорил незнакомый механический голос, и техника снова затихла.

Я накинул найк, наскоро завел коня за забор на выгоне и скорым шагом отправился к управе.

Староста терся у входа, переступая с ноги на ногу, и лица на нем не было вовсе. Я незамеченным прошмыгнул мимо и, постучавшись, просунул голову в кабинет девочки.

– Проходите, Степаныч. Присаживайтесь. Как вы, однако, быстро… это хорошо. Это славно.

Начало не предвещало ничего хорошего.

– Так вот, Степаныч… Я тут полистала ваши акты… Вас, как из них следует, в свое время списали с подлодки. Какая же всё-таки этому была причина? – И Кама уставилась на меня строгим взглядом.

– Причина?..

Я ума не мог приложить, какую мне выбрать линию.

– Вот тут, в ваших актах… – продолжала она, – …стоит, что вы подвержены.

Я покрутил головой.

– Так что? Подвержены?

«Совсем прижали…» – мелькнуло в голове.

– Подвержен… – едва слышно выдавил я.

– Оттого и утки… – то ли спросила, то ли отметила Кама.

– Оттого… – горестно согласился я.

– Надо исправляться, – бодро проговорила девочка и потерла под столом кроссовку о кроссовку, как это делают лапками мухи.

– А вот, извиняюсь… – начал я, чтобы как-то перевести стрелку. – Вот вы говорили про речку и что вас сюда на время перевели. Кто перевёл?

– Много будете знать, Степаныч, скоро состаритесь. И под распыление как раз попадете. Хотите?

– Да бог с вами!

– «Бог» говорить нельзя, вы это прекрасно знаете. Что же это такое, вы своими нарушениями уже чуть ли не на год шахты заработали. Утки… да за речку плавали, да записи ведете неположенные – я уж про речь вашу не говорю. Откуда, кстати, знания грамоты? Кто научил?

– Так я…

– Ах да! Вы же были в центре!

«Отлично, – думаю, она еще и не помнит ни черта, Кама эта в мокрых кроссовках. Так она и про поручения свои забудет, а потом я же кругом виноват выйду…»

Тут дверь тихонечко приоткрылась, и в нее просунулась голова старосты.

Батюшки! Таким я его еще никогда не видел: жалкий, на лбу испарина, сам чуть не трясется.

– Вызывали?

Говорит с порога, а сам за дверь держится, как будто слабость у него в ногах.

– Да, – отвечает девочка. – Проходите.

И ко мне:

– Идите теперь, Степаныч. Разговор наш окончен. Пока окончен. Не прощаюсь с вами. Подумайте обо всём на досуге… И да… про фляков принято. Полезное донесение.

Я прямо пулей наружу вылетел. «На досуге…» Вот шуточки теперь какие! Какой тут досуг, когда у меня динама стоит трое суток не кручена со всеми этими обстоятельствами. «На досуге…» Задание заданием, да неясно, что еще из всего этого выйдет.

Короче, как до дома добрался, так сразу за дело и принялся. На динаме, кто не знает, сверху два такие некрупных окошечка, типа как очки или у бинокля – чтоб глазами прикладываться. Раньше, старики говорят, можно было пальцем отметиться, но наши хитрецы скоро повадились кожу на пальцах себе резать и ею злоупотреблять. А что? Кожа всё равно новая отрастала, а преступлений и махинаций развелось тогда видимо-невидимо, не успевали преступников этих распылять, такой звон стоял везде в учреждениях.

А сейчас к окулярам приложишься – и тотчас же умная машина тебя узнаёт и по имени приветствует: дескать, здрасьте, почтенный Степаныч, хорошее дело задумали, благодарим заранее за труд на укрепление нашего общего взаимного блага и порядка. Ну и начинаешь крутить.

Сперва, когда машины эти только появились, некоторые наши пытались химичить – в окошки глянут, а крутить вместо себя подставляют тех, кто покрепче да поглупее, и им за это подарочек какой или еще чего. Но видимо не только в глазах у динамы дело – она и по рукам тебя узнаёт.

Технике, конечно, еще есть куда развиваться, как и науке – даже девочка Кама, как я вижу, читает не все мысли, а уж старосту нашего обдурить и вообще пара пустяков. Подумаешь, например, про краснику, а он такой спрашивает: «У тебя что, норма по динаме не накручена?». Ну то есть вообще в мысль не попадает, как какой-то дефективный. И лицо еще при этом делает участливое. Надо, кстати, донесение про старосту написать – нейтральное такое, чтобы девочка чего не подумала: только факты – дескать, не на месте товарищ, не по шапке ему эта должность.

Вообще, работать на Каму и стучать на соседей оказывается совсем не просто. Во-первых, соседи не делают почти ничего предосудительного – по крайней мере явно. А во-вторых, очень трудно вот так разом сделаться матерым шпионом и без конца выведывать что надо и что не надо. Я даже вдруг подумал, не отказаться ли мне от моей новой миссии, но потом рассудил, раз донесение про фляков принято, то и надо продолжать в том же духе, то есть писать о субъектах местной флоры и фауны – тогда и проверить меня будет труднее, и от соседей не нужно ждать пакостей.

Но донесение про старосту всё же быстренько накатал и тут же отправил.

9. Немного истории

Помимо динамы, есть у граждан в нашей округе еще одна обязанность: каждый должен играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Раз в год в праздник весны у всех экзамен. На экзамен пьесу дают за пять дней, всем одну и ту же – ну, и потом смотрят, кто за пять дней как в мастерстве продвинулся. Если не стараешься, то норму на динаму повышают. Но не на много – так что некоторые не то что круглый год, но и перед экзаменом спустя рукава занимаются, типа лучше динаму потом покрутить, чем эти ноты. Кстати, про таких, наверно, тоже стоит написать донесение…

А еще с недавних пор раз в неделю в управе «движка». Идём туда все, на всякий случай: неясно пока, чего будет, если много движки пропустишь, как бы беды не нажить. Движку раньше называли «муви», а потом вышел приказ о дифференциальной культуре. Теперь кто «муви» вслух скажет, тому неделя шахты или две недели динамы лишней крутить – штраф, значит. Заботятся о нас, чтобы была культура…

Слово «кот» тоже долго было запрещенным. У меня кота в доме нет, я больше люблю уток, но вообще у нас кто хорошо содержит котов, получает призы. За пять котов дают раз в год закваску для зеленики пять бидонов, а за десять – то же число контейнеров с яблочным клоном. Это, понятное дело, большое подспорье в хозяйстве. Ну, а у кого кот убежит от скучной жизни, тому – понятное дело – штраф. Это у нас всегда запросто – только подставляй спину.

Так вот: еще недавно коты были запрещенными животными, даже упоминание о них каралось как предосудительное, то есть два дня шахты можно было схлопотать «за кота» запросто. Это вообще старая история. Раньше коты были везде, чуть ли не в каждом доме, ну то есть как и сейчас, но потом они как-то сговорились между собой условными знаками и в один прекрасный день подняли восстание, чтобы захватить склады с клонированной рыбой и всем завладеть.

Я это время не застал, как раз плавал тогда под водой на подлодке, но очевидцы рассказывают, что было реально страшно: коты шли по всем улицам и переулкам лавой, урча так, что тряслись на деревьях листья и лопались в окнах стекла, и рвали в клочья тех, кто осмелился им противостоять.

Вначале накрыло Гусар-Удэ. Гусары у нас и вообще-то на голову слегка долбанутые, а тут они так перепугались, что всё как есть побросали и подались в леса, и котам достался не только рыбный склад, но и пакгауз с куриной печенкой, тоже клонированной. Теперь уже коты двинулись в леса, таща за собой коробки с печеночным паштетом. Старики тогда еще недоумевали, как коты в лесах будут открывать запаянные жестянки. Но оказалось, что у них везде были свои лазутчики из наших, то есть двуногих – ну, тех, короче, кто тоже подвергся действию кошачьей токсоплазмы, – вот они-то и открывали котам их запасы по мере потребности, а взамен получали ласки и мурлыканье.

Восстание продолжалось четырнадцать лет, и потребовались большие усилия ученых из центра, пока везде не понаставили особых кошачьих пугалок, вызывающих у животных телесные расстройства наподобие щекотки. Коты теперь валялись на каждом углу на спинах, перекатываясь туда и сюда, и только что не хихикали. Ни о какой революционной деятельности в таком состоянии, конечно, не могло быть и речи.

А потом ученые доказали, что в восстании виноваты не коты, а поразившая их токсоплазма, небольшая молекула вроде пылинки, которая и деформировала, как это называется, их социальное поведение. Токсоплазму быстрехонько побили специальным полем, которое у нас пускают над запретками, и всё вскоре вернулось на круги своя.

Если говорить о долбанутых гусарах, позволивших в свое время повстанцам-котам прорваться к пакгаузам, то нельзя не упомянуть и кирасирцев с их народным эпосом, которым они давно уже достали всю округу. Стоит собеседнику в разговоре с кирасирцем хоть на минуточку замолкнуть, как тот тут же оседлывает своего кирасирского конька, заводя рассказ о доблестях предка всех кирасирцев, именем Мофа Кифович, напоившего, если верить эпосу, до семидесяти своих односельчан собственной мочой. Тогда как раз случилась великая засуха, водопроводы пересохли – и тут появился Мофа. А что? Раньше люди вообще были не чета нынешним. Может, и вправду была такая история с мочой – ведь кирасировцы вон не вымерли, а живут себе таки, поживают. Вот только на мозги их моча героя оказала несколько пагубное действие не в лучшую сторону – они у них теперь как бы слегка размягченные и для серьезной умственной работы непригодны. Но ничего – у нас в лесах и без мозгов прекрасно прожить можно: крути динаму себе и в ус можешь не дуть, слава науке!

Земную ось у нас давно исправили, чтобы наклона не было, и климат теперь везде ровный, не то что раньше. А то старики рассказывают, что в наших краях даже снег был, зимой по крайней мере. Теперь зимы нет и снега нету – за снегом неделю надо на север ехать или в гору взбираться, где уже тебе ни грибов, ни ягод, одна зеленика растет себе до самого снега, под облаками почти – вот какая стойкая ягодка!

Выправляли ось долго, лет двадцать: поставили на самом севере какие-то башни и начали исправлять. Климат тогда, как деды говорят, реально испортился: начались ураганы, смерчи, на небе сумрак и всё такое. Но ученые свое дело знают туго: не успели еще подрасти вчерашние пацаны-новородки, как всё стало приходить в норму. Зеленика, короче, дает у нас в год три урожая, вот теперь как! Некоторые уже слышать не могут об этой зеленике, не то что ею питаться. А еще кролям стало с ровной осью раздолье – они теперь круглый год плодятся, а ростом стали чуть не с собаку. Крольчатина в зеленичном соусе – это по-прежнему хорошо и полезно, хотя и не приветствуется. А что? Кто зеленикой питается, того лесные клопы не кусают, они такого стороной обходят.

Синику наши не очень жалуют. Ягода сытная и доступная, но уж больно слюни текут от нее, иной раз видишь: идет человек с бугра, за синикой ходил стало быть, – а грудь у него как есть вся в слюнях, аж до колен течет, и главное долго потом эта неприятность, до самого вечера, так что по синику стараются люди поутру выходить, чтобы хоть к ночи слюни унять, а то мокрый потом весь во сне, вся подушка или что там еще, где спишь…

Красника – она, в общем-то, как и запрещенный горох: в ней тоже теперь этот коварный стронций, от которого у народа, несмотря на прививку от секса, появляются дурные мысли. Гражданки жиночьей стати, как это раньше называлось, наевшись запретной коварной красники, начинают посылать сигналы. Кенгуру от этого буквально сатанеют.

А еще помимо музыки обязателен спорт. Каждый выбирает себе любимый вид спорта по списку в управе, но в основном народ предпочитает «спиди-грин» – это когда едят зеленику на скорость. И коты теперь, считай, у каждого. У кого нет кота, того считают человеком подозрительным, негодным. «Без кота и жизнь не та», – вот как говорят в управе. Безкотным, которые упорствуют, повышают норму на динаму, а совсем злостных распыляют: если кот у них, например, заболел или умер, не говоря уж о каких-нибудь там жестокостях. Некоторые у нас раньше было огого какие жестокие, но их всех уже почти распылили.

Степаныч – д. Каме

Донесение №4

Рассказывают, что в лесах, примыкающих к Кирасир-Удэ, в изобилии проявляют себя зверьки куницы, причем местным жителям пока что попадались исключительно особи женского пола, то есть сучки, узнать которых легко по слегка вытаращенному взгляду и небрежной шерсти. Кирасирцы (имен не знаю ввиду шапочности знакомства, или, точнее, незнакомства) – так вот, кирасирцы утверждают, что куницы эти в массе своей весьма распущены, думают только об «этом самом» и в отношении выбора партнеров для своих целей непривередливы до неразборчивости – не гнушаются ни кролями, ни придомовыми котами, ни другими какими-либо объектами мелкого выращивания из окрестной фауны.

Конец донесения. Степаныч.

10. На шахте

«Степаныча просят незамедлительно явиться в управу», – проговорила связь и стихла. Я едва только успел проглотить пару кусков паштета из печенки. Слово «вкусно» у нас, кстати, тоже запрещено – как когда-то «коты». Ну что такое вкусно? Живем ведь не для удовольствия, а по долгу Природе, взаймы то есть – какое уж тут вкусно? уж хоть бы как-то за эволюцией хотя бы поспевать, не до разносолов. Ну, то есть если не считать уток и красники, естественно. Некоторые, которым всё надоело – зеленика, или клонированный яблочный мусс, или, к примеру, староста, – могут в принципе самораспылиться. Для этого надо всего-то сходить за старостой, а будочка для распыления у нас стоит на окраине, недалеко от последнего дома. По указанию из центра самораспыляющийся берет с собой в будку и своего кота, чтобы животное потом не скучало без хозяина. Но желающего распылиться обычно отговаривают, и тогда он идет в дикие, за забор. Типа как сменить обстановку.

У каждого у нас чип в удобном месте – где смыкаются бедро и седалище. На чипе – личные данные и текущий ИСЗ, чтобы всё сразу было понятно. ИСЗ – это индекс социальной значимости. Разрешаются также нашивки с цифрой ИСЗ. Женским гражданам, то есть бабам по-нашему, за хороших детей ИСЗ повышают, данные о таких регулярно приходят из центра. А тем, кого предупредили о распылении, нашивку носить даже полагается, это у них такая обязанность – в назидание, как это говорится, окружающим.

А дикие это вот что: кому динаму крутить неохота и в шахту за это нежелательно – те могут подать заявку на десоциализацию. Сдаешь в управе специальную бумажку со своим кодом и метками, в центре ее быстренько рассматривают и – пожалте за забор! Там тебе полная и неограниченная свобода: хочешь – краснику ешь хоть заешься, хочешь – с бешеными куницами дружи, а хочешь – кенгуру-вампиров приручай, за забором этого добра тоже навалом. За это, кстати, бонус засчитывается, если потом к нам, конформистам, назад соберешься, свободой насытившись. Десоциализацию дают сразу на пять лет – меньше нельзя. И через четыре года можешь там у забора в специальное окошко сунуть палец и кнопку нажать – дескать, хочу назад. Ну, вот как раз годик тебе и будет на раздумье – что, может, тебе с куницами и кенгуру там покажется веселее. Кстати, возвращаются редко, совсем немногие: видно, имеется всё же прелесть в дикой природе. Ну… это дело личное. Мне так, к примеру, и моих вылазок за утками вполне хватает, слава Прогрессу.

Кирасировские рассказывают, что уже нашли куницам полезное применение: ловят их, то есть тех, у которых уже завелись детки, доят – и сбивают из куньего молока масло наподобие коровьего, только меньше объемом. Сам я не пробовал, но мужики говорят, что масло вкусное: остренькое. Надо будет мне тоже спросить. Попробую, может, уток на нём жарить. А так, в общем, дело плохо: плодятся куницы из-за своей страстной неразборчивости буквально как грибы – кирасировские жалуются, что в лесах уже типа завелись куничники, это места такие, как гетто, туда чужим лучше не соваться. И везде сплошь куницы – развалившись, говорят кирасиры, в грязных лужах на дороге. Блох, значит, пытаются топить. А блохи не очень-то желают топиться… в общем, тихий ужас… пора властям уже что-то сделать: ученых, что ли, позвать.

В кабинете у Камы всё было по-прежнему – всё, кроме выражения ее лица.

– Садитесь, Степаныч, – проговорила она с каким-то особым нажимом.

Я уселся в кресло и обратился в слух.

– В целом… – Кама поводила ладошкой в воздухе, как бы отображая сомнение. – …В целом вы, конечно, молодец, Степаныч. Почерк хороший…

Я слегка откинулся в кресле.

– А о шахте подумайте, – тут же продолжила она. – Вам это позволит по-новому взглянуть на вещи. И кстати… давно уже хотела вас спросить: что это за странное сокращение у вас в донесениях? Что это за «д. Кама»?

– Э-ээ… – забеспокоился я. – «Д.» – это девочка. Неправильно?

– Неправильно, Степаныч. Конечно неправильно. Уж если вы желаете обращаться по протоколу, официально, то сокращайте «в.п.»

– Вэ-пэ?

– «Ваше Полноводие», Степаныч! Уж могли бы как-то и сами догадаться, всё же не бином Ньютона. Или вас тогда по ошибке в центр отправили, в вашем, как это говорится, детстве?

Я скорбно заморгал глазами, изображая смирение.

– А вообще я вами не очень довольна, Степаныч. Мы, естественно, проверяем ваши донесения. И у меня ощущение, что вы как-то уж очень сгущаете краски, попросту говоря врёте не по чину. Что это за куницы со странностями? Ну сознайтесь: ведь про куниц вы конечно выдумали?

– Мамой клянусь… – тихонько пробормотал я, уныло ковыряя адидасом пол под стулом.

– Всё это здорово пахнет шахтой, Степаныч. Вы меня понимаете? Конечно, у выдумок ваших найдутся причины или, в аспекте личностном, даже мотивы, но мне кажется, что вы не вполне улавливаете правила нашей игры. Нашей с вами игры…

Как домой добрался – не помню. Полез в тайник, достал гороху и съел сразу пригоршню. Нервы вообще стали ни к черту с этим девочкиным заданием. На подлодке и то веселее плавалось.

Заснул, скособочась, тут же в подвале. Проснулся – всё тело болит. Пошел наверх, в дом, уселся к окошку и принялся думать о нашей несчастной жизни.

Дикие, кто динаму ненавидит, живут, как уже говорил, за забором. Забор этот у них устроен чуть ли не до небес, но некоторые всё же перелетают: делают себе шары надувные из шкур – и через забор. Нашего человека ведь ничем не угомонишь – ни стронцием, ни полем никаким, ни кенгуру-вампирами, спаси Прогресс. А то еще новое явление природы гусаровцы отмечают: якобы у них завелся там в ручейках везде какой-то ложный упырь, причем видят его только по пятницам, когда темнеть начинает, с первой звездой. Гусары вообще люди странные – поговаривают, что у них другое поле и из-за него началась замутация. В гости мы друг к другу не ходим, не приветствуется это властями, да и что ходить, если, чуть задержишься – и как раз попадешь под комендантский час. Так что, чем они живут у себя, мы не знаем. А кирасирцы давно уже все замутированные, просто говорить у нас об этом не принято.

Кстати и кенгуру вампирят не всегда, а только на растущую луну, это давно подмечено. Если луна, к примеру, в другой фазе, ходи себе сколько угодно по кенгуриным местам – вреда тебе от них никакого не будет.

Или вот демократия… У нас – запрещенное слово, так называемая «древнегреческая ересь». А почему, спрашивается? Непонятно.

С этими речками… Ну, Кама. А что, Медведица и Белая что ли тоже девочки теперь? Ну и где они тогда? Где шляются? И где их приданные им властями жеребята? Вот жизнь у нас настала! Только успевай голову поворачивать.

Или красника. Почему вот, во имя Космоса, краснику ни-ни, нельзя – а зеленику можно? Это от натуры так заведено или управа почему-то решила? Вон кенгуру-вампиры жрут краснику за обе щеки, просто обжираются ею, когда ничего другого для них не найдется, – и скачут себе везде хоть бы что: наглые, дерзкие, а морды – те аж лоснятся от крепкого здоровья. Непонятно…