Читать книгу Когда умру, я стану снегом - Есения Светлая - Страница 6

От лекарств отказаться проще простого. Только и нужно всего лишь пить таблетки с чуть бо́льшим интервалом. Все равно ночами толком не спит. А председателя она видела, сказал, что снарядит машину только через месяц. Все, что можно взять без рецепта, привезет. А вот ежегодного приезда фельдшера из района ждать до марта. Тогда он, перед закрытием дорог, непременно наведается, осмотрит каждого жителя, выпишет кому нужно лекарств и уедет до осени. А если кому помереть приспичит, так врач в этом не помощник. Помирай тихо, спокойно, а соседи схоронят, коли больше некому.

В целом организм выдерживал, и, если не упиваться своим горем, боли наведывались не так часто. Собаку она все-таки завела. После того, как на окраине обнаружили следы медведя-шатуна. Умереть в теплой постели в обрывках своих воспоминаний или быть задранной обезумевшим животным, – все же второе ее несказанно пугало.

Все тот же председатель притащил откуда-то пегую собачонку, помесь овчарки с дворнягой, с неуклюжими ногами и узкой щенячьей головой. Лаяла она задорно, и это главное. Будет голосить, значит нечего на улицу высовываться.

Назвала Моськой, как у Крылова.

В первый же день у новой воспитанницы был пир. Отдала ей все остатки замороженной гречки. Глаза б ее не видели, зато псине понравилось.

Жизнь не стояла на месте. И даже здесь, в глуши, события находили себе место. Бабка Фрося занемогла, неделю лежала с температурой, что стало большой проблемой. Уже к обеду первого дня невыдоенная Мурка истошно мычала в сарае. И как к ней подступиться? Пришлось снова звать на помощь председателя.

Иван Егорович сам не смог из-за неотложных дел, но отправил к Людмиле своего вроде бы родственника.

Когда пришел рыжий, несуразный, долговязый мужик, она даже немного испугалась. Какой из него помощник? Да он головой потолки ей пробьёт, да Моську, отчаянно лаявшую, без голоса оставит. Но Рыжий со знанием дела взял сухое чистое ведро с лавки, усмехаясь, окинул жилище цепким взглядом и вышел из дома. Пришел уже через полчаса с полным ведром молока.

– Ты это, женщина, собаку не корми. Я ей первого, перегоревшего молока в чашку нацедил. Сытая она. Вечером приду. Молоток-то есть? Не знаешь? Ладно корова, а куры от сквозняка померзнут, захохлятся, занедужат. А молоко процеди, да лучше скисать поставь сразу. Творогу наделаешь. Невкусное оно сегодня. Больное.

Рыжий оборвал речь на полуслове и вышел, теребя тугой ворот зеленовато-коричневой дубленки. Жарко, наверное, в доме. А пройти она ему не предлагала. Не к чему.

Рыжий пришел вечером, снова подоил Мурку, помог надергать большим поржавевшим крюком сена из стога, починил дверь в землянку, поправил загон порося. И всё без единого слова. Ей, собственно, тоже говорить ни о чём не хотелось.

Пройти в дом снова не пригласила, лишь сунула в руки мужика тряпичную сумку с банкой сметаны и кружочком сливочного масла. Неизвестно еще, когда бабка Фрося поправится. А помощь этого долговязого точно нужна.

Сама поужинала хлебом и парным молоком, таблетки пить на ночь не стала. Половина из них успокоительные, но, как оказалось, от них никакого толку. Что-то делать все-таки надо. Возможно, напроситься с председателем в район? А там пойти в больницу, встать на учет, сдать эти чертовы анализы, показать свою старую карту. Взять рецепт.

Почему-то боли она теперь боялась больше всего. Не смерти, а именно боли. Хотя признаться самой себе, никогда не понимала, как можно боль терпеть. Прижавшись к теплому креслу и укутавшись в перекошенное и растянутое шерстяное одеяло, она снова стала смотреть на вальс мелких снежинок за окном. Днем пушинки были огромными, сейчас обмельчали, стали как мошки и серебрились в лунном свете. Наверное, будет мороз.