Читать книгу Когда сбываются мечты - Эстель Альенде - Страница 4

Габриэля разбудил телефонный звонок. Он попытался понять, который час. Традиционно все пытаются разглядеть стрелки на циферблате, если звонок раздается среди ночи. Неужели в такой момент нужна точность? Зачем, интересно? Чтобы отругать наглеца, нарушившего твой покой с точным указанием времени, когда он это сделал? Об этом всем Габриэль не подумал, но, отчаявшись понять, сколько времени, нащупал мобильный и ответил:

– Сейчас ночь, и я сплю. Это автоответчик. А ты зачем звонишь? – громким шепотом спросил он невидимого собеседника и посмотрел на Мину, спавшую рядом. Чтобы не разбудить ее, включать свет Габриэль не стал.

– Габ, привет, извини, а где ты спишь?

Отличный вопрос даже для середины ночи и даже для старинного друга. Габриэль узнал энергичный голос Фила Трентера, с которым вместе учился в университете.

– Я сплю в постели, – проговорил Крамер, постепенно просыпаясь.

– Я догадался. Я не спрашиваю в чьей, я спрашиваю, где ты? Где сейчас ночь? В Англии? В Италии? Где-то в Азии? В Сан-Франциско сейчас десять утра, а ты спишь?

– Я в Индии, – пояснил Габ, – здесь международная конференция по Тадж-Махалу, я прилетел сюда на три дня. Завтра мы возвращаемся.

– Мы? – на какое-то мгновение в голосе Фила промелькнула насмешка, но сразу же исчезла, и его тон снова стал деловым. – Ладно, извини, не буду злоупотреблять. Потом все расскажешь. Мне очень надо с тобой встретиться.

Обычно вежливый и немного застенчивый Фил в этот раз отбросил стеснение и сразу сообщил о цели своего звонка. Обычно все деловые люди так поступают, но только не господин Трентер. Такая прямота была ему совсем не свойственна. Габриэль подшучивал, что английские корни по отцовской линии очень часто заставляли Фила звучать немного холодно, не проявляя лишних, да и вообще каких-либо эмоций, кроме сдержанного дружелюбия. Прежде чем рассказать о себе, Фил задавал дежурные вопросы о новостях, настроении, событиях в жизни собеседника и терпеливо выслушивал его. И только когда второй конец телефонного провода умолкал, он рассказывал, смущаясь, что отвлекает своими проблемами, о себе. Поэтому услышав причину звонка друга уже на первой минуте разговора, Габриэль открыл глаза и сел на кровати. Наверное, в жизни Фила Трентера произошло что-то из ряда вон.

– Как срочно? Фил, у тебя что-то случилось? С отцом все в порядке? – обеспокоенно спросил он.

Хотя они и были добрыми друзьями, Фил и Габ встречались нечасто, потому что оба были чрезвычайно заняты: работали по двенадцать часов в сутки, много путешествовали, раскапывали исторические залежи и выискивали сенсации.

Они действительно были очень близки. Эти два молодых человека познакомились почти двадцать лет назад в первый день учебы в университете. Посмотрев на них, очень трудно представить себе, что могло бы связывать двух столь непохожих друг на друга людей. Габриэль Крамер был высоким, худощавым и широкоплечим, потому что с детства занимался плаванием. Его длинные ноги, накачанные многочасовыми тренировками в бассейне и многокилометровыми поездками на велосипеде, были всегда обуты в модельные кожаные туфли. Фил Трентер, рост которого по его собственным измерениям составлял всего лишь сто шестьдесят девять сантиметров, никогда особо не заботился о собственной внешности: его одежда была удобной, но не кричаще модной. Он не носил дорогих костюмов, в которых щеголял Крамер, подчеркивая неоспоримые достоинства своей фигуры. Фил, напротив, предпочитал менее броские мешковатые пиджаки, твидовые или замшевые, уютные кашемировые свитера, брюки или джинсы. Такая одежда не давала шанса рассмотреть его как следует, поэтому нельзя было с уверенностью говорить о его телосложении. Его глаза цвета дождливого серого неба были холодными и грустными, как ноябрьский день в Лондоне, в то время как внимательные темно-карие глаза Габриэля всегда излучали оптимизм и уверенность.

Заводя отношения с Филом, Габриэль поначалу преследовал самые меркантильные цели. Он был человеком проницательным и разглядел в своем неказистом сокурснике примерного ученика и будущего талантливого архитектора. Учеба давалась Габриэлю легко, но ему совсем не хотелось ворошить пыльные архивы, всматриваться вглубь веков. Он быстро схватывал и запоминал информацию, но у него не хватало усидчивости, чтобы довести работу, какой-нибудь чертеж или эскиз, до совершенства. Именно поэтому он подумал, что приятель-ботаник сможет помочь ему получать хорошие оценки, при этом не сильно усердствуя.

Сразу же роли в их тандеме разделились: Фил отвечал за научные изыскания, а Габ был специалистом по связям с общественностью. Открытая улыбка Крамера всегда помогала ему легко находить общий язык с людьми: с преподавателями, другими студентами. Он сразу стал капитаном университетской команды по плаванию, посещал вечеринки. Разумеется, он имел успех у всех хорошеньких сокурсниц. Те же девушки, кто не мог похвастаться модельной внешностью, украдкой вздыхали, когда им доводилось видеть подтянутого и хорошо одетого симпатягу Крамера, ловить его остроты, краснеть от его случайного взгляда.

У Фила была совсем другая история. Будучи человеком тихим и замкнутым, он предпочитал часами просиживать в библиотеке, готовясь к докладу или стоять у чертежной доски, выполняя сложный эскиз. Собранному и дотошному Филу это не составляло труда, он был привычен к такой работе – ведь стать архитектором он мечтал с детства.

Он был старшим ребенком в семье архитектора Майкла Трентера. Двое его младших братьев-близнецов и сестра были детьми отца от второго брака, так как мать Фила покинула этот мир, когда ее сыну было чуть больше года. Отец долго горевал, но печаль в его сердце смогла растопить яркая метиска Ниоба, которую отец встретил в одной из галерей Венеции. Ниоба очень гордилась своим происхождением из древнего рода римских патрициев: ее далекий предок заседал в Сенате во времена Цицерона. Ниоба занималась историей искусств, и отец Фила, сам не веря своему счастью, встретил не только весьма привлекательную двадцативосьмилетнюю особу с оливковой кожей и темными, почти черными глазами, но и родственную душу, воспринимавшую красоту окружающего мира с таким же благоговением, как и он сам. Но счастье отца не распространялось на Фила. Вскоре после свадьбы у молодоженов родились близнецы, и на десятилетнего мальчика у всех теперь не хватало ни времени, ни внимания, ни любви.

Фил стал довольствоваться обществом самого себя, развлекаясь рассматриванием книг по истории живописи и архитектуры. Сначала его внимание было приковано к репродукциям картин и изображенияем различных зданий. С годами его стал интересовать и текст, который сопровождал иллюстрации. Пятнадцатилетний мальчик уже не только читал, но и сам старался анализировать картины, подмечая приемы, характерные для того или иного художника. Закрывшись в своей комнате, он рассуждал о стилях архитектуры не хуже, чем это делали его отец или мачеха. Но им он не считал нужным демонстрировать ни свои познания, ни умение ясно и четко излагать мысли. И на то были причины.

Отец Фила был почитателем таланта Антонио Гауди. Архитектура испанца, жившего на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, пленяла его изысканностью форм. Майкл Трентер, как и многие другие профессионалы и знатоки архитектуры, считали здания, спроектированные и построенные Гауди, идеальным воплощением естественности про помощи строительных материалов. Гений Антонио, творивший легко и безгранично свободно, не давал покоя Трентеру-старшему. Он всеми силами души желал создать шедевр, который мог бы сравниться оригинальностью решений с проектами Гауди. Но волей всевышнего он не был наделен столь ярким талантом и продолжал работать, проектируя здания в графстве Девоншир на юго-западе Англии. Когда его старший сын показал ему свои рисунки, в которых была точность пропорций и изящество линий, Майкл Трентер лишь посмеялся над мальчиком, сказав, что слава Гауди ему даже не должна сниться. Он подметил, что рисунки, в общем, недурны, но Филу не стоит тратить время на черчение и рисование, а неплохо бы подналечь на химию и биологию, чтобы стать хорошим врачом. Да-да, именно успешным врачом, имеющим собственную практику на лондонской Харли-стрит, хотел видеть его отец.

Этот разговор Фил запомнил на всю жизнь. В тот момент для себя он точно решил, что пойдет по стопам родителя и станет архитектором. Своими успехами он заставит отца, растворившегося в заботах о молодой жене и их общих детях, обратить на него внимание и признать его талант. Возможно, ему удастся оказаться достойным соперником знаменитому Гауди. Или, на крайний случай, его, как и испанца, переедет трамвай. Так он шутил, рассказывая о своем детстве Габриэлю.

Он больше никогда не обсуждал с отцом свою будущую карьеру до того самого момента, когда, окончив частную школу для мальчиков, он отправил свои документы в Институт изящных искусств в Мадриде.

После окончания института, получив диплом, Габриэль никогда не занимался проектированием зданий. Архитектура, которую они с Филом изучали в университете, не так его интересовала, как общение с людьми. Поэтому, будучи специалистом в области искусствоведения, он участвовал в открытиях вернисажей и выставок по всему миру. К нему за советом и оценкой обращались музеи всего мира, а также частные коллекционеры, продавцы и покупатели средневековых шедевров. Обширные связи и известность проложили ему дорогу на телевидение, где один из центральных каналов предложил ему вести передачи о загадочных страницах мировой истории искусств. Его друг Трентер наоборот трудился, не покладая рук. Днями напролет стоя у чертежной доски, он мечтал о славе Гауди.

– Пока ничего не случилось, но я хочу, чтобы свершилось чудо, – голос Фила вернул Габриэля из студенческих лет в настоящее время. Несмотря на необычность самой фразы, Фил произнес ее абсолютно серьезно. По его голосу Габриэль понял, что тот заметно нервничает. Когда взрослый мужчина мечтает о чуде, это означает, что он потерял всякую надежду изменить реальность своими руками. Что именно его друг считает чудом, было пока неясно. Однако Крамер был уверен, что тот действительно прилагает все усилия, чтобы это произошло.

– Ты предлагаешь мне роль волшебника? – уточнил он.

– Вроде того, – голос Фила смягчился, – Габ, я предлагаю тебе быть Гудвином и вложить немного ума и храбрости в мю голову. Я знаю, что тебе это по силам. Я через день лечу в Барселону, пробуду там несколько дней. Ты сможешь присоединиться ко мне?

Поездка в Испанию в ближайшее время не входила в планы Крамера. Хотя февраль даже на севере Испании был теплым, он не любил без особой необходимости ездить в Европу зимой.

– Даже не знаю, – задумчиво сказал он. – А зачем ты едешь в Барселону? У тебя там заказчик?

– И да, и нет, – неуверенно протянул Фил. – Ладно, тогда встретимся в Бостоне, если ты там задержишься. Я снова буду здесь дней через десять, максимум – через две недели. Может быть, все это и не так важно, и вполне можно подождать…

Габриэль молчал, ожидая продолжения.

– Да, дружище, не велика проблема, я сам разберусь. Извини за беспокойство, я же разбудил тебя, но я не знал, что ты на другом конце света, – Фил опять превратился в себя самого, торопливого, подчас неуверенного в себе, но невероятно вдохновлявшегося какой-нибудь идей и не разбиравшего дороги в погоне за идеалом.

– Я верю в тебя, Филипп. Признаться, ты меня заинтриговал, но я не буду лезть к тебе в душу, – сказал Крамер. – Если все-таки надумаешь раскрыть свои тайны, звони. Или по скайпу давай поговорим.

– Простой разговор ничем не поможет. Лучше, чтобы ты был там, в Барселоне, чтобы ты это видел своими глазами, – снова оправдываясь, быстро проговорил Фил. – Но если ты не можешь, я справлюсь сам. Еще раз извини, что разбудил. Будем на связи.

Закончив разговор, Габриэль потер глаза, все-таки рассмотрел циферблат, было около трех часов утра, и снова лег. Дыхание Мины было ровным и спокойным. Почувствовав его близость, она повернулась во сне и положила голову на его плечо. Габриэлю не спалось, он вспомнил, как много значила Барселона для Фила, ведь это город Антонио Гауди, человека, указавшего Трентеру-младшему путь в профессию.

Всем известно, что об Антонио Гауди существуют только два мнения: одни считают его гением, другие – притворщиком и психом, мир поделен пополам. Фил Трентер не поддерживал ни одну из этих точек зрения, для него испанец был коллегой со сварливым характером, вот и все. Единственное, что было непонятно педантичному Филу, как Гауди мог совершенствовать проект в процессе постройки. Он постоянно что-то нарушал, ругался с заказчиками и с властями. Он сам говорил о себе, что может перебороть все, кроме своего несносного характера. Чем больше Фил интересовался творчеством Гауди, тем меньше Габриэль понимал его одержимость. Временами он побаивался, что Фил лишится рассудка, если будет продолжать следовать канонам гения, сознательно избегающего в своих постройках прямых линий. Он пытался урезонить друга, увлеченного далеким кумиром. Но Фил, сродни Гауди, видел свою жизнь только в служении музе архитектуры, и его больше ничего не интересовало. Трентер никогда не был женат, он говорил, что у него просто нет времени на женщин. Габриэль считал, что его друг кривит душой, отрицая важность общения с прекрасным полом, и старательно вытаскивал друга на вечеринки, чтобы познакомить с какой-нибудь милой барышней. Но Фил всеми силами упорствовал и предпочитал уединение и занятие любимым делом развлечениям и выпивке.

– Дружище, ты рискуешь закончить жизнь также как и великий Антонио, – несчастным безумцем у подножия своего детища, – говорил Крамер.

– Если бы мне удалось построить что-нибудь хотя бы наполовину столь блистательное, как Саграда Фамилия, – отвечал ему Трентер, – я бы, не задумываясь, простился с жизнью.

– Ну, нет, так не пойдет, давай мыслить позитивнее, – отмахивался Габ. – Представим, что ты строишь много всего значимого и выдающегося, ты окружен милыми женщинами, обласкан вниманием властей, не обделен деньгами на строительство. Такая перспектива твоей жизни мне нравится гораздо больше, чем бесславная смерть под колесами трамвая.

– Зато похороны были бы пышными и многолюдными, – мрачно заметил Фил.

– Знаешь, я думаю, что Бог дал Гауди вдохновение и силы, чтобы строить Саграда Фамилия более сорока лет, и он же забрал его жизнь, когда в нем стала угасать вера в себя и в дело всей жизни. Ты не должен терять вкус к жизни, мы же еще так молоды, – Крамер похлопал друга по плечу.

– Да, ты прав, – сказав это, Фил замолчал.

Сейчас, в середине ночи, вспоминая тот разговор, Габриэль забеспокоился, почему его друг опять едет в Барселону, что он задумал. Габриэлю вдруг пришло в голову, что Гауди, будто безжалостный вампир, потихоньку забирает из Фила душу и силы, чтобы возродиться спустя столетие. Конечно, это совсем неправдоподобная история, но все же какая-то странная связь между этими двумя одержимыми архитекторами существует. Может быть, это Фил… От этой мысли Габриэлю стало не по себе. «Завтра позвоню ему и все разузнаю», – пообещал он себе и уснул.