Читать книгу Правила покупки волшебных вещей - Эстер Кун - Страница 4

После уроков я бесцельно слонялся по школьному двору вместе с Леоном и вдруг увидел свою маму, стоящую у ворот. Что ей здесь понадобилось? Мне уже не семь лет, я прекрасно могу сам добраться до дома на трамвае.

С тех пор как мы переехали в Восточный квартал, дорога домой была такой лёгкой, что я справился бы с ней даже в детском саду. Маме абсолютно незачем забирать меня из школы. Неловко было ещё и потому, что она припарковалась под знаком «Парковка запрещена».

– Эй, Леон. Здесь моя мама. Не хочешь поехать с нами? – спросил я приятеля, потому что как раз в тот момент увидел Паука, выходящего из соседнего здания, и услышал в голове его голос: «Пожалуйста, верните мне свою работу с подписью родителей». Я должен срочно придумать, как получить подпись мамы, не показывая ей контрольную. Попутчик был хорошей тактикой. По крайней мере, пока Леон в машине, она не станет задавать мучительные вопросы о школе и у меня будет немного времени на размышление.

– Спасибо, но меня подвозит Ханна, – сказал Леон, и я заметил его старшую сестру, которая как раз въехала за ним на школьный двор. В серебряном шлеме, с короткими розовыми волосами и на розовом мотороллере, она выглядела словно праздничная хлопушка.

– Может, рубанём в компьютер? Можешь заглянуть ко мне сегодня вечером? – ещё успел спросить я, пока Леон торопливо садился на мотороллер.

– Привет, мелкий, – равнодушно поздоровалась со мной Ханна, будто совершенно не замечая Паука, с мрачной миной бросившегося к ней. Она была уже в одиннадцатом классе и точно знала, что проезд по школьному двору строго запрещён.

– Ну что? Ты придёшь? – спросил я ещё раз.

– Прости, может, в выходные? Вся неделя загружена. Ну, ты знаешь. Футбол, художка, плавание, ну и репетитор. – Он быстро натянул второй шлем, и мопед с треском укатил со двора.

Увидев это, Паук сменил направление движения и теперь, размахивая руками, шёл к моей маме, его тонкие волосы развевались на ветру. Своими длинными худыми ногами и долговязой фигурой он сейчас действительно напоминал паука. Надеюсь, он собирался указать ей на неправильную парковку, а не поведать о моих школьных успехах.

Нет, ну серьёзно!

Амфибии и саламандры.

Я же пытался запомнить подробности. Вечером перед контрольной я всё хорошенько прочитал. Клянусь. Но за ночь все данные каким-то образом стёрлись с жёсткого диска моего мозга. Понять не могу, как так вышло!

В панике я бросился вперёд, чтобы предотвратить худшее. Но мама и Паук уже разговаривали. Я видел, как шевелятся их губы, и пытался понять по их движениям, о чём идёт речь. Но это было невозможно.

– Как я уже сказал, – услышал я ворчание Паука, подбежав к ним ближе, – это пожарный въезд. Здесь нельзя парковаться.

– Конечно-конечно. Я поняла, – кивнула мама. – Я сейчас же уеду. – И она улыбнулась своей самой прекрасной сияющей улыбкой.

Герр Вебер, пожелав ей хорошего дня, повернулся на каблуках и важно пошёл прочь.

– До скорого! – крикнула мама ему вслед, как если бы они были лучшими друзьями.

Сказал ли он что-нибудь о моих оценках? За секунду до того, как я подошёл? Я присмотрелся к её взгляду, но она не выглядела сердитой. К счастью.

Но тут я заметил другую проблему.

Вся машина была забита коробками и мешками. Свободными оставались только два передних места. Леон бы в любом случае не поместился.

– Удивился, что я приехала? – спросила мама. – Я подумала, что заберу тебя сегодня и мы вместе вывезем все старые вещи.

Неделю назад мы перебрались в Восточный квартал. За два дня до прибытия грузовика, который должен перевезти наши вещи, мы упаковали их в бесчисленные ящики, и в доме царил хаос.

– Я взяла отгул на сегодня и перебрала вещи, – она смущённо улыбнулась. – Ничего не говори. Я знаю, что было бы разумнее сделать это до переезда.

Я почуял неладное:

– А что там такое?

– Моя одежда и твой старый хлам, который действительно пора выбросить.

Это звучало плохо, очень плохо.

– Что за хлам? – спросил я недоверчиво.

– Ну… Я подумала, мы могли бы осчастливить других. Поэтому я хотела привезти вещи в Союз защиты детей, а они потом подарят всё это нуждающимся малышам, которые уж точно порадуются новому мягкому другу.

– Ты о чём, мам?

Поколебавшись, она открыла багажник и пробормотала что-то из разряда «Ты ведь всё равно уже слишком взрослый для всего этого».

И вот что я увидел: две переполненные бельевые корзины со всеми плюшевыми друзьями моего детства. На меня грустно глядели овечка Лулу и кальмар Йотти. Пристально смотрел глаз тигрёнка Тимура. Посреди плюшевой горы я обнаружил ещё панцирь черепахи Йоланды и единственный розовый рог Фрица.

Но моё сердце разбил укоризненный взгляд другой мягкой игрушки.

Ушастик!

Она решила отдать Ушастика. Вот это уж ни за что! Ушастик был не просто каким-то серо-белым зайцем – он был моим лучшим другом, моим защитником, моим товарищем. Мы каждый вечер засыпали вместе: я обнимал его и прижимал к сердцу.

– Ушастик никуда не едет, и все остальные тоже! – крикнул я. Я так разозлился, что только сейчас заметил, что за нами с интересом наблюдают. В двух метрах от нас стояла Филина и как загипнотизированная смотрела на гору мягких игрушек. Сегодня она надела полосатую жёлто-фиолетовую шапку, из-под которой торчали две шерстяные красно-коричневые косички, и подходящий шарф, который был длиннее джинсовой юбки. Его бахрома болталась вокруг голых коленок.

Я тут же отбросил Ушастика, как будто у него была смертельная заячья чума, и закрыл багажник. Мне стало очень неловко.

– Поехали, – прошипел я маме и сел в машину, не глядя на Филину. Только когда мы уже тронулись с места, я рискнул взглянуть в боковое зеркало и увидел, что она всё ещё стоит, будто пригвождённая к месту, и смотрит нам вслед.

Вот тогда всё и началось. Но понял я это гораздо позже.

В тот момент я был просто в ярости. Я не знал, что больше вывело меня из себя: что мама хотела отдать Ушастика и других моих товарищей – или что Филина наблюдала за этой сценой. Если она кому-нибудь расскажет, мне останется просто пропустить итоговый тест, сразу купить себе чёрную одежду и присоединиться к печальным таксолухам. Потому что при любом раскладе я стану посмешищем для всей школы. Навсегда.

– Как дела в школе? Было что-нибудь интересное? – спросила мама, когда мы проезжали мимо сада с цветущими розами. В отчаянии я взмолился о вдохновении и тут заметил среди белых и красных розовых кустов своего отца. Это была странная картина. Он сидел совсем один на парковой скамейке и ел гигантский сэндвич из багета.

– Там папа! – крикнул я.

– Где? – мама быстро посмотрела в ту сторону, но мы уже проехали мимо.

– Вон там. В саду.

– Папа в парке? Посреди дня? У него нет на это времени. Он же теперь начальник, – при этом она слегка хихикнула, из чего я заключил, что ей отец вообще-то совсем не кажется похожим на начальника. По крайней мере, дома. Хотя я был на сто процентов уверен, что это был он, спорить я не хотел.

– Наверное, ты права, – промямлил я и был рад, что на этом школа была забыта. Сейчас я просто хотел домой – но, вместо того чтобы повернуть налево, мама перестроилась и поехала прямо.

– И куда ты едешь?

Она показала большим пальцем на барахло, сложенное сзади.

– Там есть что-нибудь ещё, о чём я должен знать? – Я испугался за свою коллекцию Лего.

– В основном одежда. Я хочу, чтобы её раздали бездомным. Но не переживай. Там почти все вещи мои. Иногда нужно просто избавиться от балласта, чтобы пойти по новому пути.

Я не понял ни слова. Идти по новому пути, сдав одежду? Иногда взрослые такие странные.

– У тебя ещё есть шанс передумать, – сказала мама, когда мы переехали через мост. – Сейчас мы поедем мимо Союза защиты детей. Он как раз по пути. Мы можем ненадолго остановиться. – Она всё ещё хотела сдать мои игрушки и пыталась меня переубедить. – Ты сможешь сделать перестановку в своей комнате. Сделать её молодёжной. С крутыми постерами и прочим.

– Молодёжной? – переспросил я и незаметно почесал правую руку. Она адски чесалась.

– Тебе двенадцать. Поверь мне, очень скоро всё изменится. Когда появятся первые прыщи, это будет значить, что меняется гормональный фон. Тогда всё и начнётся.

О чём это она?

– Начнётся что?

– Ну, половое созревание. По крайней мере, об этом говорит прыщик у тебя на носу.

– Прыщик?!

Я тут же потрогал нос пальцем. Там был холмик. Я нервно опустил козырёк над лобовым стеклом и открыл зеркальце. Действительно. На кончике моего носа красовался жёлтый гнойник. О боже!

– Это нормально для подростка. Сальные железы закупориваются, и при размножении пропионовых бактерий возникают воспалительные папулы и гнойные пустулы.

– Мама. Прекрати. – Я терпеть не могу, когда она включает профессора и жонглирует сложными словами.

– Но это так. Совершенно нормальные биологические процессы. Ты становишься мужчиной.

С ума сойти, как она иногда умеет действовать на нервы! Я бы с удовольствием заткнул уши.

– Итак, позади нас офис Союза защиты детей. Решайся. Что с мягкими игрушками? Ты уже несколько лет не играешь с ними.

Я совсем запутался. Может, она права и я действительно уже слишком взрослый? Неужели стать подростком и обустроить себе молодёжную комнату значит избавиться от любимых игрушек? И что это вообще такое – молодёжная комната? Звучит так, будто мы вернулись в восьмидесятые.

– Я с ними больше не играю, это правда, – сказал я настолько спокойно и хладнокровно, насколько это было возможно. – Но в нашем доме сейчас достаточно места.

Мама тяжело вздохнула:

– Как хочешь. Тогда они отправятся в подвал.

В подвал?!

Я представил грустные глаза Ушастика, сидящего в одиночестве в темноте. Но это всё равно лучше, чем отдать его.

Поэтому я неуверенно согласился:

– Ладно.

Было кое-что, о чём я не сказал, но довольно отчётливо почувствовал: я любил каждую мягкую игрушку всё так же сильно, как и в тот день, когда её получил. И никакому прыщику на носу этого не изменить!