Читать книгу Мёртвое сердце. Том 3. Чёрное солнце - Этель Рефар - Страница 2

Межреальность, Замок Долгой Ночи

…И пролилась кровь первого Бога, и упала она в море…

Высокая фигура со скрытым ехидно улыбающейся маской лицом возникла из ниоткуда под вечно ночным небом, которое раскинулось над царством Ламии. Сюда стекались обречённые души тех, кто стал жертвой вампира в смертном мире. Те, кого светлые боги сочли бы грешниками, пропадали в ненасытном чреве самой богини. Те же, кто вёл праведную жизнь, становились слугами Ламии, а она сама наслаждалась и питалась их душевными страданиями от того, чем им приходилось здесь заниматься.

…И родилась из багрянопенных волн дева, белая как молоко с губами красными как гранат…

Звёзды над головой сверкали так ярко, а небо было столь прозрачным, что можно разглядеть далёкие туманности и жемчужные спирали галактик. Пришедший незваным бог прикрыл глаза и запрокинул голову, сняв с лица маску. Кожу тут же похолодил налетевший с запада приятный ветерок. Слух уловил мягкий шелест высокой по пояс травы, серебряной как в эльфийских землях, куда без дозволения нет хода смертным. Бог провёл пальцами по пушистым метёлкам и вспоминал как когда-то они здесь гуляли одни. Без свидетелей, без чужих глаз, абсолютно свободные, юные и счастливые на заре времён. И только ей одной, Ламии, он открыл своё настоящее имя и лицо.

…Открыла она глаза свои, рубиново-алые, и почернело небо, и погасло солнце, залилась кровью луна. И родились в этот час волки, чудовищные звери, вечно голодные, вечно алчущие, верные слуги её. Но некого им было гнать и некого пожирать, лишь друг друга, ибо не пробудились ещё эльфы, не проснулись люди…

Бог посмотрел на очертания замка, возвышающегося вдали. Над ним висел багряный серп луны, а в фонтанах била алая кровь из рек, стекающихся сюда со всего мира от каждой жертвы войны, вероломного убийства и, конечно, от тех, кто пал от клыков и когтей ночных хищников. Исполинское сооружение выглядело заброшенным, и несколько тысячелетий это и правда было так. Но теперь в высоких стрельчатых окнах снова мерцал зловещий свет, а души, пусть и их было немного, снова скорбными тенями потянулись по заросшим дорожками к мрачному входу туда, откуда им уже никогда не вернуться. Те, кто оказался здесь, не мог уже надеяться на перерождение. Кровавая Мать была неумолима, ненасытна и сурова с теми, кто к ней пришёл. Не жаловала Ламия ни людей, ни эльфов, ни многих богов и лишь редкие из них наносили ей визит по доброй воле.

Вот и сейчас Многоликий был один из тех, кто пришёл сюда сам, а не по зову или нужде. Впрочем, некоторые вопросы к прекрасной и ужасной богине у него были…

…Ступила она на землю, и где шла она, там увядало всё, что росло. И бежали следом за ней волки, летели коршуны, каркали вороны, что появились, когда она смахнула брызги с одежд сначала одной рукой, потом другой. Увидела Ламия чудесные зелёные земли, узрела там тех, кто ждал своего часа пробуждения, с того мига родилась в мире зависть и более никогда не покидала его. Посчитала она несправедливым, что не её народ первым придёт в смертный мир, тогда как она была первой из богов, кто обрёл плоть и вышел в реальность из своих высоких чертогов…

У ворот в замок стояли статуи Ламии. Одна из них – Мать с ребёнком на руках, а у её ног стоят, подняв головы, ещё шестеро детей, мальчики и девочки. Истинные дети Ламии, первые вампиры, рождённые ей так же, как смертные жёны рождают детей. В их жадно открытые рты льётся алая кровь. Сейчас это тонкие струйки, но когда-то это были настоящие водопады, бившие из одного источника – камня в сердце статуи. Свободная рука богини нависла над головами юных вампиров, желая уберечь от гнева других богов. Вторая же статуя Ламии была воплощённой войной, ибо война и горе её второе имя. Меч и копьё держала она в руках, у ног её три волка, на плече ворон, на другом коршун – все в ожидании битвы и добычи.

Многоликий стоял здесь как песчинка, настолько был мал по сравнению с изваяниями. Он усмехнулся. Ламия любила устрашать и впечатлять, часто всё вместе. Дикая и неистовая она носилась среди погибающих в битвах воинов, пила их предсмертные крики, она присутствовала на кровавых жертвоприношениях в свою честь, блаженно прикрывая глаза от удовольствия. Она лично карала и миловала своих детей и слуг, а с последователями из рода эльфов или людей была неумолима. Этим и чем-то большим Многоликий когда-то был очарован ей. Даже сейчас, спустя тысячи лет, его сердце ещё помнило отголоски былого чувства, хоть за эти времена у него были тысячи женщин среди смертных, эльфиек, богинь… Но ни одна, ни одна из них не могла вынести жар его первозданного огня, пить его не сгорая.