Читать книгу Бегущая навстречу. 32 лета, наполненных счастьем - Эва Чех - Страница 3

Знаете что такое скука? Это когда мама все время пытается всучить тебе соску, кормит кашей из ложки, и беззастенчиво сюсюкается с тобой. Когда взрослые изображают все эти «утипути» и «агуагу» – нет ничего смехотворнее и комичнее. Но когда ты – ребенок, это еще и унизительно. Никто не хотел со мной считаться. Когда мне хотелось в туалет, приходилось рвать глотку, что доставляло не только неудобство, но к тому же частенько побаливало после таких рулад горло. Я помню это лето, мое первое лето в жизни: этот зной и эту сплошную безнадегу. Так, наверное, кажется всем детям. Ведь мало кто знает о том, что чувство собственного достоинства – не приобретенное, а врожденное качество. А если знают, то тогда они все просто издеваются!

Мама нянчилась со мной все время, в то время как мне хотелось, чтобы она предоставила меня самому себе. У меня была куча игрушек, а если надоедало, я всегда мог потягать дедушку за нос.

Мои тогдашние будни – это будни обычного младенца, вот только я всегда осознавал кто я, и чего хочу. Мне не нравилось то, чем меня кормили, а если не нравилось – значит, я это без стеснения демонстрировал. Хотите знать, что я чувствовал? Я испытывал стыд, когда мать оголяла грудь! Это было просто невыносимо! Смотреть, как она раздевается.

Когда я пошел – это случилось ровно в 1 год и 1 месяц, все дружно зааплодировали! Моя бабушка сказала что-то вроде «Мужик растет», а дядя даже попросил дать ему «пять». Я не знал, почему такое рядовое событие вызывает столько восторга, но мне понравилось почувствовать себя звездой этого «шоу» под названием «моя жизнь».

Именно в тот день я впервые увидел Машу. Тогда она не произвела на меня особого впечатления. Она была чуть старше меня, ей было около 1,5 лет, и все мне говорили: «Видишь, какая Маша умница», «Смотри, как Маша кушает», «Маша молодец, она не выплевывает соску». Мне это все не нравилось, поэтому я ударил Машу, за что получил добротный нагоняй от родителей.

Все первые 4 года моей жизни прошли в полном отсутствии понимания, что происходит. Нет, вот я понимал, что меня зовут Мишка, что мне пора в садик, а потом я пойду в школу, но мир казался каким-то сплошным хаосом. Когда мне исполнилось пять, я слегка запоздало пошел в детский сад, где и обнаружил, что тяжело ладил с девушками. Девушкам было от 3-х до 6-ти, и мне постоянно приходилось перебарывать раздражение внутри, чтобы не надавать им по первое число. К тому же, там были тетки, которые все время норовили залезть мне в рот своими толстыми пальцами. Эти попытки я пресекал сразу.

Вообще у меня была репутация enfant terrible, что мне очень не нравилось и казалось несправедливым. Ведь я никогда не хотел доставлять никому хлопоты, я просто пытался отстаивать свое право на минимальный комфорт. Кстати Маша ходила со мной в тот же садик, a я, без зазрения совести, продолжал ее поколачивать. Уже позже я услышал, как нянечка говорит моей маме: «Он совершенно не умеет вести себя с девочками». И это тоже было несправедливо, хотя я мог признать, что это правда.

Даже в детском саду я находил развлечения на свой вкус. Например, когда мы с Машей играли в песочнице, я просил ее снять кепку и отдать мне, и насыпал в нее песок. Так мы играли. Когда за ней приходил папа, он всегда почему-то очень добродушно улыбался, когда видел, как спешно мы пытаемся привести ее кепку в порядок.

В школу мы тоже пошли с Машей. Несмотря на то, что Маша была старше почти на полгода, в один класс. Наши родители были близкими друзьями, и к тому же соседями. Школа была в двух кварталах от дома, и там оказалось, что я вправду не умею вести с девочками. Мы постоянно дрались. На этот момент, Машу я уже оставил в покое, в конце концов, я был рад, что у меня есть свой человек в этом замке «Монте—Кристо». Девчонки испытывали ко мне взаимные чувства, я им явно не нравился. Они дразнили меня «кузнечиком», за мою долговязость и худенькие тонкие ножки. Я тогда еще подумал, что девочки – самые несносные существа на Земле.

Но Маша была другой. Я был чрезвычайно благодарен, что она вот уже столько лет терпит меня, я не только перестал с ней драться, я еще и стал ее защищать. У Маши во втором классе случилась любовь. Костя из класса «Б» чем-то запал ей в душу, и она даже перестала со мной ходить домой. Но он ей быстро надоел, и, он, чтобы отомстить ей, собирал мальчиков из своего класса на переменах возле нашей аудитории. В ее сторону летели насмешки и издевки. Тогда я впервые не на шутку разозлился. Я не стал долго ждать развития ситуация, потому что видел, как Маше стыдно, и переговорил с ним по-мужски. Насколько это возможно в 3-м классе. Костя отстал, но я сказал Маше, чтобы она больше не влюблялась. «В крайнем случае, – сказал я ей – если ты захочешь влюбиться, может влюбиться в меня, я-то уж точно тебя не обижу».

В старших классах школы, я стал замечать, что Маша очень популярна у одноклассников. Это вызвало укол ревности – я ведь ее считал «своей» Машей. Я стал видеть в ней не только друга, но и объект восхищения. О влюбленности дело не шло, но мне очень нравилось, как смотрели на меня наши одноклассники, когда я с деловым видом ждал у шкафчика, пока она одевалась после уроков. Я не был влюблен в Машу, но у меня начали закрадываться в голову неприятные мысли. Я все думал, что она уже взрослая, может влюбиться. А мне не хотелось потерять друга и к тому же, она была такой красивой, что я бы ее никому не отдал. По крайней мере, не захотел бы отдавать. У Маши были удивительные голубые глаза такого светлого, светлого голубого цвета.…Иной раз посмотришь девочке в глаза, а они синие как озеро, или зеленые как море – а у нее прямо еле подернуты голубизной. Они казались прозрачными и одновременно бездонными. Я много думал о том, кто мы приходимся с Машей друг другу, и смог бы я рассчитывать на что-то большее, захоти я чего-то кроме дружбы.

Но нам с Машей было так хорошо, что портить эту дружбу мыслями о совместных романтических приключениях было попросту глупо. Мы всегда делали вместе уроки, ездили на велосипедах на озеро в парк, с самого раннего детства мы много проводили вместе время летом, т.к. наши родители часто ездили в Одессу «на две семьи». А еще мы с Машей каждый год ездили в летний детский лагерь. Вообще мне стоило больших усилий, переживать те моменты, когда Маша кем-то увлекалась, потому что в эти минуты я начинал так отчаянно злиться, что даже срывался на ней. Я лично не влюблялся вообще, потому что свое мнение насчет девочек не изменил. Единственной девочкой, с которой я проводил время – была Маша.

Мы закончили школу, и встал вопрос об институте. Маша сказала, что нам нужно серьезно поговорить. Она позвала меня на улицу, мы уселись на скамейке, Маша зачем-то притащила учебник по математике для студентов вузов. Я пока не знал, куда она хочет поступать, но был уверен, что мы пойдем в институт вместе, как обычно.

Маша погладила меня по руке и спросила, решил ли я, куда буду поступать. Я напрягся. Мы не очень-то были и щедры друг с другом на нежности. У меня в голове пронеслось несколько вариантов, которые мы рассматривали с мамой. Это был Одесский «Политех», Харьковский Авиационный Институт и наша Кировоградская Академия Права.