Читать книгу Малиновый холм, или Дом страха - Эва Франц - Страница 5

Очень трудно отдыхать, когда тебе велено отдыхать. Но я попыталась.

Сняв ботинки, я легла на кровать. Она оказалась довольно жёсткой, а простыни так накрахмалены, что напоминали газетную бумагу. Я закрыла глаза и постаралась думать о чём-то другом, а не о своих домашних.

Иногда, когда мне становится скучно, я придумываю романтические истории, которые никогда в жизни не решусь записать: а вдруг кто-то другой их прочтёт? Я тогда просто умру от стыда, не сходя с места.

Однажды я увидела в витрине антикварной лавки картину. На ней были изображены рыцарь и девушка, которые стояли совсем рядом и собирались поцеловаться. Он был высокий и статный, с тёмными волосами до плеч. А золотые вьющиеся волосы девушки ниспадали до талии. Закрыв глаза, она подняла лицо вверх, а рыцарь склонился над ней, и у меня даже защекотало в животе, когда я увидела эту картину. Она провисела в витрине несколько недель, и я придумывала массу поводов, чтобы пройти мимо. Я старалась пойти одна, потому что Улле или Эдит стали бы смеяться, если бы я захотела остановиться и посмотреть на картину. Само собой, всё это было ещё до того, как я заболела.

А однажды картина исчезла, и на её месте появилось скучное полотно с цветами в вазе. Наверное, какой-нибудь богач купил рыцаря и девушку, чтобы повесить у себя дома. И всё же я была рада, что мне удалось увидеть ту картину столько раз – рыцарь и девушка крепко отпечатались у меня в памяти. Когда мне требовалось сочинить романтическую историю, я просто представляла их и начинала придумывать.

Должно быть, в конце концов я всё же задремала, потому что испугалась до жути, когда двери палаты распахнулись и с важным видом вошла сестра Эмерентия, а за ней ещё две медсестры. Одна катила перед собой тележку, другая несла в руках какую-то сложенную ткань. Сестры Петронеллы среди них не было, и обе, казалось, боялись сестру Эмерентию не меньше, чем я.

– Вставайте, – скомандовала мне старшая медсестра.

Я послушно выбралась из постели.

– Раздевайтесь, пришло время вечернего туалета.

Это было ужасно. Я долго возилась с пуговицами на кофте, и всё получалось ещё медленнее оттого, что сестра Эмерентия с сердитым видом смотрела на меня. В конце концов я встала рядом с кроватью в одном нижнем белье.

Не все дети в нашем дворе носят пояс с чулками, но мы с сёстрами носим. И всё очень чистое, матушка об этом заботится. Но трудно не заметить, что моё бельё залатано во многих местах. Ведь оно уже было ношеное, когда досталось Эдит, а потом и она его ещё немного потрепала, прежде чем передать мне. Пожалуй, когда оно перейдёт к Эллен, там уже будет больше швов и заплат, чем ткани. Я стояла вся красная от стыда – к такому я совсем не была готова.

Две сестры шагнули вперёд и принялись тереть мне ноги и руки влажными тряпками. Они так старались, что у меня покраснела кожа.

– Вши? – спросила сестра Эмерентия. В её устах это слово прозвучало как щелчок кнута.

Я почувствовала себя оскорблённой. Да, я из бедной семьи, но наша матушка каждую неделю тщательно расчёсывает всех детей мелким гребнем. Улле это так не нравилось, что он совсем состриг волосы, а за ним то же самое тут же захотели сделать Ларс и Эрик. Теперь все трое ходят почти лысые.

Потом медсёстры захотели, чтобы я сняла и бельё тоже и надела чистое. Мне было очень неловко раздеваться совсем догола перед тремя незнакомыми женщинами. В бане другое дело – там все раздетые. Но, наверное, в санаториях всегда так.

Голой мне не пришлось простоять и нескольких секунд – мне тут же дали белую накрахмаленную ночную рубашку, такую же жёсткую, как и простыни. И на этом вечерний туалет, похоже, закончился.

Снаружи начало темнеть. Одна сестра подкатила тележку и приподняла круглую крышку, под которой оказались тарелка овсяной каши, два больших куска хлеба с маслом и анчоусом и стакан молока. Только теперь я поняла, что ужасно проголодалась. Столько съестного сразу я не видела с Рождества, когда мы ходили в церковь получать пакеты с едой.

– Я буду есть здесь, в палате? – осторожно спросила я.

– Да, а чего вы ожидали? – хмыкнула сестра Эмерентия. – Столик у окна в Биржевом клубе?

Вовсе нет. Хотя я и надеялась выйти куда-то, посмотреть на санаторий. Но я не произнесла ни звука и, сев перед тележкой, начала есть. Каша оказалась горячей и сытной, молоко – густым и сладким.

– Завтра вы встретитесь с доктором Хагманом, – сказала сестра Эмерентия. – Нужно будет чётко отвечать на его вопросы и не баловаться.

Почему все так уверены, что я буду баловаться? Я всегда была воспитанной и осторожной. А теперь я к тому же так слаба, что вряд ли смогла бы что-нибудь устроить, даже если бы захотела.

– Да, сестра Эмерентия, – ответила я таким ровным голосом, каким смогла. Не хотела показывать ей, до чего она меня пугает. Так всегда бывает с людьми, которых я боюсь. Я становлюсь очень бодрой и самоуверенной, но только снаружи.

– Хорошо, тогда доедайте кашу и ложитесь. Сестра Ингеборг заберёт тарелку позже.

– Да, сестра Эмерентия, – одновременно произнесли мы с медсестрой, которую звали Ингеборг. Получилось так смешно, что мне захотелось рассмеяться, но я не посмела.

Благослови тебя Господь, Улле, за то, что ты дал мне «Робинзона Крузо»! Без него и не знаю, как бы пережила свой первый вечер в «Малиновом холме». После того как сестра Ингеборг увезла тележку с пустой тарелкой и пожелала мне спокойной ночи, предполагалось, что я лягу спать. Но сон не шёл – я поспала в машине и перед ужином. Чахотка у меня или нет, а всё же спать бесконечно я не могу.

Но сейчас у меня был «Робинзон Крузо», который составил мне компанию. Закутавшись в кофту, которую связала для меня матушка, я успела прочесть несколько глав, прежде чем в палате стало настолько темно, что я уже не различала букв. Рядом с кроватью на стене висела электрическая лампа, но я не знала, можно ли мне её включать.

Отложив книгу, я стала смотреть на небо за окном. Стоял ясный осенний вечер, звёзды усыпали всё небо. Из-за верхушек сосен как раз выбиралась луна. И опять очень тихо, так тихо!

Внутри у меня поселилось странное чувство: казалось, здесь что-то не так. Наверное, я совсем не гожусь для санатория – лежу среди всей этой белизны в новой кофте тридцати разных цветов и нарушаю тишину своим кашлем. Этим самым свежим воздухом я тоже не успела подышать… Но теперь я, по крайней мере, ощутила усталость.