Читать книгу Проблемы поликультур и полиязычий в гуманитарном образовании - Евгений Алексеевич Соколков - Страница 4

Глобализация – это крайне противоречивый, происходящий во всемирном масштабе процесс, пронизывающий все аспекты и сферы общественной жизни. Однако его сущность и содержание трактуются в научной литературе весьма по-разному, а значимость оценивается с диаметрально противоположных позиций. Одни авторы пишут о глобализации как об однозначно прогрессивном феномене, раскрывающем всем людям невиданные перспективы и блага, а другие, наоборот, видят в нем величайшую угрозу для человечества, чреватую апокалипсической катастрофой [1; 6; 17; 75; 78; 91; 92; 140; 147; 150; 156; 167; 212; 238; 300].

По мнению Т. Фридмана, «глобализация – это неизбежная интеграция рынков, государств-наций и технологических методов, интеграция в такой степени, какая не наблюдалась никогда ранее, – интеграция, позволяющая отдельным людям, корпорациям и государствам-нациям устанавливать связи по всему миру, на любом расстоянии, быстрее, надежнее и дешевле, чем когда-либо [340, с. 74]. В таком же духе высказываются Г. Глисон, М.Д. Интриллигейтор, А. Володин и Г. Широков, понимающие под глобализацией переход к сообществу без границ как огромное увеличение масштабов мировой торговли и других процессов международного обмена в условиях все более открытой, интегрированной, не признающей границ мировой экономики. Подчеркивая, что речь идет не только о традиционной внешней торговле товарами и услугами, но и о валютных потоках, движении капитала, обмене технологиями, информацией и идеями, перемещении людей [147; 91].

Указанные авторы пишут в основном о технической и технологической сторонах глобализации, о невиданных новых возможностях общения, открываемых научно-техническим прогрессом и информационной революцией, не касаясь ее негативных сторон. Другие исследователи сосредоточивают главное внимание на противоречивых социальных последствиях этого процесса. Так, В.М. Колонтай показывает, что использование научно-технических достижений сопровождается игнорированием сложившихся национальных сообществ, многих социальных, культурно-цивилизационных и природно-экологических императивов [167, с. 25–35]. Международный крупный бизнес начинает отрицать само понятие «национального» как определяющего и контролирующего фактора хозяйственной деятельности. Демократический принцип контроля и участия народных масс в принятии политических и экономических решений, который российские либералы поднимали на щит, когда захватывали власть, теперь отбрасывается ими как досадная помеха. «Один из главных процессов глобализации – процесс перераспределения финансовых потоков, налоговых платежей, как в национальном, так и в транснациональном масштабе – закладывает предпосылки для социального и политического неравенства, провоцирует международные конфликты» [212, с. 57].

«Постиндустриальное общество», согласно Дэниелу Беллу, отличается тем, что в нем главным объектом человеческой деятельности становится информация (ее получение, переработка, передача, распространение, управление информационными потоками). А развитие информационных технологий ведет к созданию сети информационных каналов, охватывающих всю нашу планету. Уже индустриальное общество не может существовать без движения вовне. А постиндустриальное общество с его погоней за новизной и невиданными темпами роста потребностей в ресурсах и рынках сбыта – тем более. Для него и вся Земля оказывается тесной. Космос – его цель. Глобализация есть и следствие развития постиндустриального общества, и условие, без которого его развитие было бы невозможно. Глобализация необходима человечеству, ибо без нее невозможно справиться с проблемами, возникающими вследствие развития постиндустриального общества. Исторической эпохе разрозненного существования народов и стран приходит конец [156, с. 49–50].

Понятием «глобализм» принято обозначать специфику человеческого бытия в конце XX – начале XXI века на планете Земля. Хотя объективное содержание, отмечает А.С. Панарин [239], этого наимоднейшего слова либерально-прогрессистской мысли поразительно банально. Еще в XIX столетии ученые писали о едином мировом пространстве, создаваемом рыночной цивилизацией товарообмена. «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка, – отмечали Маркс и Энгельс, – сделала производство и потребление всех стран космополитическим. …Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни всех цивилизованных наций, – отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворяющихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» [213, с. 428].

Появление механического ткацкого станка в Англии обернулось разорением миллионов ткачей в Индии. Американская буржуазная революция обернулась войной за независимость, в которой против Англии выступили также Франция, Испания, Голландия и косвенно Россия. Однако эти события в конце XVIII века стимулировали французскую революцию, идеи которой, в свою очередь, стали подрывать основы восточных монархий и вдохновляли декабристов в России. Как бы ни поражала наше воображение современная информационная революция, к сути понятия «глобализация» современная эпоха, по мнению А.С. Панарина, мало что добавила – только несколько количественных параметров: небывалую скорость общения и расширение его диапазона. Новации глобализма глубже всего сказались на культурных, нравственных и политических устоях обществ, выражая «позиции последовательного отстранения от всех местных интересов, норм и традиций». Если в эпоху формирования великих европейских наций феодальному местничеству противостояло единое суперэтническое пространство государства-нации, то теперь само это государство третируется как носитель тормозящего прогресс местничества [238, с. 5–6].

Думается, А.С. Панарин, совершенно верно отмечая «радикальные изменения в социально-политической стороне глобализма, недооценивает глубину породившего их переворота в его технико-экономической основе, начавшегося в конце 70-х годов. Реактивная авиация и космическая техника сблизили все континенты, а мощь общего числа компьютеров удваивалась каждые 18 месяцев, что существенно изменило весь деловой мир. Так, британский концерн „Юнилевер“, 500 компаний которого находятся в 75 странах мира, или базирующийся в США „Эксон“, 75% доходов которого получаются не в США, могут быть названы национальными компаниями лишь условно. В заграничных филиалах на рубеже тысячелетий создавались товары стоимостью 5 трлн долларов. Различия между взаимозависимостью национальных экономик в прошлом и экономикой глобализированной качественные» [237, с. 45].

В результате распада советского блока в холодной войне Америка выступила в роли победителя, диктующего миру свою волю, свои законы. Достаточно вспомнить ее агрессию против Югославии и Ирака. «Впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между европейскими государствами, но и самой могущественной державой мира», – с глубоким удовлетворением констатирует З. Бжезинский [34, с. 11]. Утверждение монополярного мира создало массу новых проблем для всех стран, в числе которых не последнее место занимает вероломное отступление победителя от принципов, обеспечивших ему широкую поддержку. Когда существовала равная им по силе держава, США апеллировали к принципам национального суверенитета, демократии, плюрализма и полицентризма, равноправного участия всех стран в решении мировых проблем. Теперь они демонстрируют пещерный принцип силы, беззастенчиво попирают слабых, откровенно заявляют о своих претензиях на мировое господство, объявляют зоной своих национальных интересов все постсоветское пространство, включая Украину, Белоруссию, Среднюю Азию и Кавказ.

Глобализм – своего рода новая форма империализма. Со времен падения Берлинской стены минуло почти 20 лет, но люди не стали жить лучше. Новая концепция мира заключается в том, что не будет никаких наций. А что дальше? Что тогда вера, что есть идея? Полагать, что рынок является тем самым чудесным инструментом, который урегулирует все отношения людей и народов? Это наивно и опасно, это обман. Речь идет о финансовом наднациональном объединении. Действуют мощные транснациональные силы, проводящие политику глобализации. Их цели, чем бы они ни прикрывались – борьбой с терроризмом, насаждением демократии, – банальны: получить в свою собственность природные ресурсы той или иной страны. Если для этого требуется уничтожить страну как целостное (например, Югославию), сильное государство, то почему бы и нет?

Серьезные экономисты говорят, что для переходного периода от коммунистического режима к рыночной экономике нужно 20–30 лет. Однако финансовые наднациональные объединения не могут так долго ждать. Глобальные компании хотят разрушить национальную инфраструктуру в короткие сроки, чтобы потом скупить все как можно дешевле: и природные богатства, и рабочую силу. По сути это та же оккупация, завуалированная под цивилизационные методы. Они сделали все, чтобы раздробить Югославию на маленькие островки – сюда проникнуть легче, чем в большую страну. Крах был инициирован извне. Югославию искусственно демонтировали. Так сложилось, что именно нынешние правители мира, используя идеи национализма, решили навязать новую историю. Хорватия уже этнически почти очищена, Словения тоже. Единственная страна, в которой соседствуют представители различных наций, – это Сербия. Западный мир очень прост: прибыль для него – прежде всего, а все рассуждения о морали и демократии зачастую – обыкновенная болтовня. С Россией сейчас происходит то же самое, что и с Югославией. То, что было опробовано на Югославии, теперь успешно применяется к России. Все силы брошены на Россию, являющуюся источником русской цивилизации. Стратегия американского глобализма в области культуры заключается в том, чтобы буквально всем явлениям жизни и культуры придать товарную, а значит, отчуждаемую форму меновой стоимости. Все, что не имеет товарного статуса и признанной меновой стоимости, объявляется пережитками традиционализма.

Во всякой здоровой культуре приоритетными выступают испытанные коллективные ценности: родной язык, священная земля предков, национальные интересы, гражданский и воинский долг. Ценностями высшего порядка всегда признавались честь, достоинство, совесть, любовь, вдохновение, истина, красота. Международная экономическая власть с болезненной ревностью относится ко всем непродаваемым и неотчуждаемым ценностям. Там, где есть люди, которых нельзя купить, эта власть чувствует себя ограниченной и неполной, ожидая неприятных сюрпризов. «Пока на местах существуют неотчуждаемые ценности, глобальная власть невозможна. Только вовлечение этих ценностей во всемирный оборот купли-продажи обеспечивает тем, кто сосредоточил в своих руках мировые финансы, действительную власть над миром [238, с. 130–133].

Однако финансовая власть только тогда всемогуща, когда опирается, во-первых, на превосходящую вооруженную силу, а, во-вторых, на господство в духовной, идеологической и культурной сферах – иначе говоря, на духовную глобализацию [197, с. 286]. В современных условиях это достигается прежде всего господством в СМИ и, следовательно, в области слова, т.е. языка. «Для создания мира, фактически контролируемого из одного центра, необходимы, как минимум, две предпосылки: языковое общение и религиозная совместимость. …Гегемония или просто главенство США требует утверждения всемирной роли английского языка» [324, с. 190]. Так как широкое распространение в российском обществе английского в качестве языка общения весьма проблематично, то для духовного порабощения народа властители обязательно внедряют «новояз» по-Джорджу Оруэллу, и именно с него («В начале было Слово») началась геополитическая катастрофа России.

Например, в современной России вместо обращения «товарищ» вводят «господин», разрушение страны и геноцид народа называют «трансформацией» и «реформами», разворовывание общенародного достояния – «приватизацией», элементарную перепродажу товаров с целью наживы, т.е. спекуляцию, которую даже Г. Форд считал видом воровства, – «бизнесом», ликвидацию прав на бесплатное образование, медицинскую помощь и жилье – «гуманизмом», лишение ветеранов и инвалидов льгот – «монетизацией», лишение основной массы народа возможности влиять на властные решения – «демократией», фактическую легализацию пропаганды насилия, аморализма и апологию предателей Родины в СМИ, проституции, гомосексуализма и прочих половых извращений – «либерализацией» ит.п.

Не трудно заметить, что большинство терминов российского «новояза» – это заимствования из иностранных языков, в основном из английского, на котором говорят американские глобализаторы и который претендует на роль мирового языка. Неслучайно в западноевропейских странах, успевших после Второй мировой войны довольно предметно познакомиться с негативными сторонами «американизма», гораздо активнее, чем в России, ширится антиглобалистское движение. Причем все больше людей начинают понимать, что внедрение англицизмов (особенно в американских вариациях) в родную речь служит одним из главных путей глобализации – языковым империализмом, представляющим угрозу национальной безопасности. Во Франции даже принят закон Тубона о защите государственного языка. Вице-президент Петровской академии наук и искусств, профессор А.И. Субетто вполне обоснованно ставит вопрос о необходимости принятия аналогичного закона в нашей стране. «Нужна, – пишет он, – специальная федеральная программа по сохранению и развитию словесности, без которой немыслима ни одна программа по гуманизации и гуманитаризации российской школы» [301, с. 444–455].

Поскольку широкое распространение английского языка в современном мире – объективная реальность, постольку необходимо ее всестороннее философское осмысление. Английский язык по числу разговаривающих на нем занимает второе место после китайского языка. Английский язык фактически является наиболее распространенным языком международного общения. На нем публикуется основная часть научной литературы. Если даже исходить из утверждения, что это язык глобализаторов – потенциальных «недоброжелателей» России, то тем важнее его хорошо знать. Кроме того, английский язык – язык Шекспира, Киплинга, Лондона, Дж. Остин, Байрона и многих других классиков мировой литературы. Его изучение, как и любых других неродных, в частности иностранных языков, способствует культурному росту, увеличению духовного богатства личности и более глубокому пониманию богатств и красоты родного языка. Основательное владение иностранными языками может способствовать как отчуждению от собственных национальных ценностей, так и более полной самоидентификации с ними, росту национального самосознания, патриотизма, освоению родной культуры.

Принципиальное значение для понимания содержательной и функциональной сущности культуры в широком контексте в субстанциональном плане приобретают следующие позиции.

Материальная и духовная культура составляет основу социокультурного пространства, которое отражается в сознании человека с помощью искусственных стимулов-средств (знаково-символическое сознание). К приоритетным факторам (источникам) сознательной деятельности, направленной на освоение и преобразование информационного пространства невербального и вербального поведения личности, отнесем наиболее значимые: внешний, предметный и духовный мир; социокультурную среду; духовно-нравственный мир индивида.

Внешний, предметный и духовный мир: природные, социальные и духовные явления отражаются в сознании в виде конкретно-чувственных и понятийных образов, культурных концептов. Их отображение в сознании есть их копии (или символы), несущие в себе информацию о них, об их внешней стороне или их сущности. Такого рода информация является результатом взаимодействия человека с наличной ситуацией, обеспечивающей его постоянный непосредственный контакт с нею.

Социокультурная среда: общие понятия, этические, эстетические установки, социальные идеалы, правовые нормы, накопленные обществом знания. Сюда относятся средства, способы, формы познавательной деятельности. Часть норм и запретов социокультурного характера транслируется в индивидуальное сознание, становясь частью этого сознания. Индивидуальное сознание способно подниматься благодаря этому над непосредственно данной ситуацией на уровень общественного ее сознания и осмысления, так как индивид обладает способностью смотреть на мир глазами общества. Следовательно, культура – это, прежде всего, совокупность результатов совместной деятельности людей по созданию материальных и духовных ценностей. При этом сложные структурные взаимосвязи трансформирующихся сознаний, сплавы наук и дисциплин – тенденция к спроецированному внутреннему мирозданию, утверждающему уникальную значимость каждой отдельной личности.

Культура, выступая как исторически концентрированный опыт, предоставляет через образование каждому человеку возможность превратить этот опыт в личностный смысл, являясь противоречивым единством культуры как целостности и личностной культуры. Каждая личность выступает как носитель личностной культуры, т.е. культурного богатства личности. Личностная культура отличается от всего накопленного богатства культуры, в частности, тем, что всегда несет в себе представление об условиях, средствах и целях, мотивах и потребностях, характерных именно для данной личности, именно в данный момент и в данном обществе. Отсюда возникает необходимость постоянной коммуникации, перехода друг в друга культуры общества и личностной культуры [201]. Но культура – это не только вещи, но и технические и технико-эстетические изображения в виде планов, карт, схем, картин, музыки, книг, рукописей и т.п. Она хранится в знаках, знаково-символических структурах. Таким образом, семиотическая представленность культуры соединяет в единое целое знаковое представление материальной и духовной культуры. Существуют понятия формы культуры и культурной деятельности, т.е. текущей деятельности на основе культуры. Различие форм культуры связано с видами культуры – личная, коллективная и общественная. Личная культура – культура отдельного человека, хранимая в знаниях и навыках, в вещах и знаково-символических структурах. Культура общества объективирована в вещах и знаках и является общедоступной. Культура коллектива известна каждому его члену и воплощается частично в искусстве труда, в знаниях и навыках отдельных людей, составляющих коллектив. Язык и культура составляют единство. Взаимодействуют и языки, так как «человек воспитывается в культурной среде, незаметно вбирая в себя не только современность, но и прошлое своих предков» [170, с. 81]. Человек живет также и в полиязыковом пространстве общества. Всякая языковая система есть общественно-исторический продукт, в котором находит отражение история народа, его культура, система отношений, традиций, фольклора и этноса. Языки (вербальные, невербальные), являясь фактом культуры, есть важное средство человеческого общения в передаче культурного опыта. К искусственным стимулам-средствам относят язык, различные формы нумерации исчисления, мнемотехнические приспособления, алгебраическую символику, произведения искусства, письмо, диаграммы, карты, чертежи, условные знаки и др.

Однако слова, означавшие базисные понятия жизни древних людей, различимы даже сегодня. Признается, что звуковые соотношения между языками разных основ – славянским, латинским и другими – обнаруживаются в словах, отображающих самые основные, коренные понятия человеческой деятельности и среды обитания человека. Это слова, относящиеся к миру «живого»: богам, человеку, животным. Это названия растений, деревьев и культурных злаков, слова для обозначения явлений природы, слова из области хозяйственной деятельности, материального быта, ремесел, транспорта и т.д.

В неопределенный момент до нашей эры группы представителей первичного индоевропейского племени начали расселение по Европе. Это было также переселением культуры и языка. Развитие деятельности развивает и язык, соответственно, требует общения с соседними племенами и народами. Начинается обратный процесс объединения, интеграции языков. В уже сложившиеся национальные языки приходят иноязычные слова или создаются так называемые кальки, точные воспроизведения этих иностранных слов на своем языке.

При этом человек как бы погружен в триаду «язык-речь-общение», где прежде всего через выбор языка общения и самовыражения он приходит к культуре. В свою очередь речевая культура личности является творческим трамплином для самосовершенствования, для ее самореализации. Речевая культура – составная часть культуры народа, связанная с использованием языка. Она включает в себя сам язык сего национальной спецификой, сего социальными и функциональными разновидностями, различиями в формах воплощения в речи (устная и письменная). Речевая культура – это также совокупность общезначимых для данного народа речевых произведений, система речевых событий и речевых жанров, обычаи и правила общения, присущее данному народу соотношение вербальных и невербальных (лингвистических и экстралингвистических) компонентов общения, способы сохранения и передачи языковых традиций. Каждый народ имеет свою речевую культуру и «…если мы обращаем внимание на манеру человека себя держать, его походку, его поведение, на его лицо и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека – гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры» [198, с. 80].

Особый тип взаимодействия языков связан с культурными контактами между народами и их языками. Для нашего времени, шире – для «нового времени», характерно формирование больших культурно-исторических общностей, включающих широкий круг этносов и языков. Это тоже своего рода «языковые союзы», которые не исключают ссор между участниками союза, и войн, и конкуренции, борьбы за ведущую роль, но эти поверхностные отношения не препятствуют глубокому взаимодействию культур и языков, а сами предстают как частный случай взаимодействия [210; 225; 231; 352; 354; 384].

Культурная практика посредством коммуникаций осуществляется в определенных границах, очерчивающих ареал. Ареал – реальная форма языкового существования. В зависимости от уровня развития языковое существование претерпевает качественные изменения. Как варианты транскультурного общения языки делятся на лингва-франка, койнэ и пиджинизированные языки [211; 240; 283; 313; 352; 371; 372; 373; 374; 381].

Лингва-франка – особый упрощенный язык в Средиземноморье ХII – ХVI веков, который возник во время крестовых походов. Лексика включала итальянские, французские, греческие, арабские и турецкие слова. Грамматика напоминала вульгарную латынь. Это искусственный, торговый язык, создавать литературные произведения на нем невозможно. Общающиеся между собой на лингва-франка «коммуницировали», а не разговаривали. Часто они были равнодушными и даже враждебными друг к другу, их объединял по преимуществу коммерческий интерес. Современный вариант – технический английский.

Койнэ представлял собой утонченный, необычайно гибкий аттический диалект древнегреческого языка, возникший в период расцвета афинской демократии. С армиями эллинистических монархов он распространился от Индии до Галлии. Заведомо враждебные грекам индийские брахманы и карфагеняне изъяснялись на койнэ. Эта форма греческого языка, будучи порождением высокой культуры, сама служила транслятором межкультурных контактов; нравы смягчались, ксенофобия угасала. Под влиянием койнэ латинская речь стала проводником культуры у варварских племен Европы.

Пиджин-языками называют предельно упрощенные формы английского языка в Океании, это компромисс между языками совершенно противоположных и разноуровневых культур.

Таким образом, в любом языке наличествуют как минимум три формы языкового существования: лингва франка (к которой часто приближается официальная, «протокольная» речь без образов и сложных ассоциаций); пиджинизация (жаргоны, сленги), особенно заметная в среде маргиналов и молодежных квазисообществах; койнэ как стимулятор изысканных, сложных, интеллектуальных форм выражения языка-акцептора. Подобную роль по отношению к русскому языку в середине ХVIII – начале ХIХ века играл французский. Что делать! Повторяю вновь: Доныне дамская любовь / Не изъяснялася по-русски. / Доныне гордый наш язык / К почтовой прозе не привык (А.С. Пушкин).

Сравнительное изучение цивилизаций относительно всего времени существования человека доказывает их фактическое сосредоточение на одном отрезке (примерно 3500–2000 лет до нашей эры). За это время прошло полный цикл развития множество языков. Некоторые, в прошлом языки транскультурного общения и так называемые общеимперские языки в реликтовом состоянии, существуют и в наше время (ассирийский, потомок арамейского; санскрит; латинский). Полилингвистичность эпохи Средневековья отличалась большим разнообразием, чем в период гегемонии на Востоке империи Хань, а на Западе – Римской империи (I–II вв. н.э.). Мировые религии придают особый статус латинскому, арабскому языку и санскриту. Технологические сдвиги раннего Средневековья (возможность получения дешевого железа в больших количествах) привели к размыванию границ урбанизированных центров и ойкумены варваров. С конца ХVII века французский язык становится международным средством общения западноевропейской аристократии. Английский и немецкий языки получают широкое распространение благодаря сдвигам в технологии, приведшей к бурной индустриализации Великобритании, США и Германии в ХIХ веке.

Подобно тому, как в культуре каждого народа есть общечеловеческое, так и в семантике каждого языка есть отражение общего, универсального компонента культур и своеобразия культуры конкретного народа. Универсальный семантический компонент обусловлен единством видения мира людьми разных стран и культур. Это проявляется на разных уровнях семантической организации языка. В любых культурах говорящие нуждаются в различении субъекта и объекта действия, предмета и признака, тех или иных временных и пространственных отношений. Межкультурное сходство самих процессов языкового общения проявляется в том, что все языки различают говорящего (и слушающего) и неучастника общения (в этом назначение категории лица), вопросы и утверждения; всюду в сообщение вплетаются модальные или эмоциональные оценки того, о чем идет речь, или самой речи [140; 156; 157;163; 184; 185; 194; 196; 202; 203; 205; 215].

Современная полиязыковая ситуация в условиях разных культурных практик может быть представлена совокупностью факторов, воздействующих как на личность, так и на общество в целом, на взаимоотношения между государствами, и, следовательно, уже сейчас создающих определенную среду, в которой возможно апробировать концептуальные подходы решения тех или иных проблем – социально-политического, психологического, нравственного, экономического и образовательного порядка [133; 158; 160].

Активность информационных процессов столь высока, что заставляет подчинить себе традиционные элементы культуры и изменяет традиционную систему культурной коммуникации. Расширяется «псевдокультурное» поле общения, где диалог осуществляется по принципу познания наиболее доступных, совпадающих или почти совпадающих смысловых структур [130; 150; 192; 207; 222; 223; 225; 356; 380; 381; 382; 384].

Такая демонстративная характеристика языковой обстановки в мире, как полиязычие (к примеру, многообразие языков индоевропейской семьи, наличие диалектов практически во всех странах, существование книжного и разговорного, литературного и простонародного подъязыков, сленга, многообразие жестов и мимики) сосуществует с идеей создания единого языка общения между людьми разных стран. Идея формирования единого духовно-нравственного, интеллектуального и информационно-образовательного пространства на основе всеобщего языка не лишена смысла.

Итальянец Диего Марани, долгое время работавший переводчиком, заметил необычную деталь. Во время застолий разноязыкий переводческий люд выбирал для разговоров не какой-то один язык, а интернациональную смесь. Марани установил, что каждый «среднеобразованный» европеец имеет в запасе сотни общеупотребительных слов и выражений из основных европейских языков. Если из памяти вылетел английский вариант сочетания «ай эм» («я есть»), его заменяют французским – «же суи», итальянским – «ио соно», немецким – «их бин». Марани в шутку назвал такую разговорную смесь «европанто». Шутка имела глубокие последствия. «Европанто» распространился по Европе со скоростью эпидемии. А некоторые европейские газеты, в том числе и в консервативной Швейцарии, ввели у себя отдельные рубрики на этом языке. Не исключено, что «европанто» в ближайшем будущем затмит собой языки общемирового употребления – английский и французский.

Не менее значимым фактором следует признать тенденцию к использованию нескольких основных «рабочих» языков (английский, немецкий, французский или итальянский/испанский, японский, китайский/корейский) в ходе совместных научно-исследовательских, образовательных и деловых проектов. При этом все интенсивнее прослеживается ориентация на преобладание одного из них, а именно английского. Даже самый беглый взгляд на современную языковую обстановку в России позволяет отметить ее демонстративную характеристику – интернационализацию за счет многочисленных заимствований из европейских языков, прежде всего английского. На английском языке можно найти множество специальных, научных и повседневных газет и журналов, по-английски дублируются многие уличные объявления, рекламные щиты и торговые точки, в основном в расчете на посещающих Россию иностранцев и из престижно-имиджевых соображений.

Средства массовой информации – радио и телевидение – также интенсивно приобщают россиян вольно и невольно к иной языковой культуре (примером могут служить радиостанция «Европа плюс», рекламные ролики, специализированные программы на английском языке CNN, художественные фильмы ит. д.).

Исследование феномена языковой культуры современного информационного общества показывает, что в наше время повседневной речевой коммуникации русский литературный язык испытывает, с одной стороны, серьезное давление ненормированной речевой стихии; с другой стороны, отмечается наплыв иноязычной лексики («полиязыковая экспансия»), преимущественно англо-американского происхождения, неумеренное использование такого рода слов главным образом из сферы финансов, торговли, шоу-бизнеса, спорта, политики чаще всего в текстах СМИ и рекламы. Существенные изменения происходят и в деятельности звучащих средств массовой информации, вектор их развития значительно либерализирован, снизилась ответственность за выпускаемый в эфир информационный продукт. Отсюда – лавина ошибок, стилистических, синтаксических и прочих.

Язык таков, каким является общество, на нем говорящее. Оно изменилось. Во многом – под влиянием средств массовой информации, интенсивно использующих все блага высоких технологий (Интернет, мобильная связь, телефон и т.д.). Здесь уместным будет предположить, что зеркало состояния русского языка – зеркало коммуникативной возможности языка и речи средств массовой информации. Язык существует в языковой форме говорящих индивидов, а речь – в звуковой или письменной форме. По мнению Л.Д. Реймана, тот факт, что среди наших современников много безграмотных людей, очевиден. Человек, который постоянно пересыпает свою речь иностранными словами или нецензурными выражениями, канцелярскими оборотами или словами-паразитами, засоряет именно свою речь, делает ее неприятной или невразумительной, но язык здесь ни при чем. Язык – явление социальное, а не индивидуальное. Сегодня именно звучащие средства массовой информации, особенно электронные, создают «благодатную» почву для неуважительного отношения к русскому языку. В политику, во власть, в СМИ пришли новые люди, которые по-новому устанавливают планку нормативов (литературности) использования выразительных, языковых средств. Очевидно, единственным способом соблюдения баланса между необходимым и допустимым в условиях действия обоих факторов остается целенаправленная работа по «формированию» нового уровня феномена языкового, а значит, и национального сознания и самосознания тех, кто выступает в телепрограммах и в радиоэфире.

Однако нельзя умолчать о том, что под знаком неосознанного протеста против жестко предписываемых нормой правил словоупотребления и построения речи произошло снятие запретов на использование в средствах массовых коммуникаций стилистически сниженных, эстетически безобразных слов и выражений. Насыщение публичной речи вульгарными выражениями превратилось в признак доверительного общения, языковая раскованность приблизилась к языковой распущенности. Многие журналисты, комментаторы и ведущие, пришедшие на смену профессиональным дикторам, слишком смело «обогащают» русский язык новой лексикой и фразеологией, произношением, ударением и интонацией.

Стремление к тому, чтобы русская речь в средствах массовой информации приближалась к образцу, – главный вектор позитивного развития СМИ. При решении оперативных задач повышения культуры русской речи возникает необходимость стимулировать работу специалистов по развертыванию языковой критики с целью анализа текущей языковой жизни общества, условий языкового взаимодействия личности и социума, языка средств массовой информации. На радио и телевидении целесообразно организовывать консультационные службы, в задачи которых входила бы языковая подготовка журналистов, выходящих в эфир. Следует также создавать условия, при которых ведущие и комментаторы были бы заинтересованы в повышении индивидуальной речевой культуры и научились бы строго следить за собственной речью в теле– и радиоэфире. Развитие СМИ в ХХ веке и особенно во второй его половине сделало их главным каналом распространения социальной информации в обществе. Во второй половине века центр тяжести потоков социальной информации все более смещался в область электронных СМИ. По данным исследований, в последние десятилетия до 80% массовой социальной информации потребители получают по каналам радио– и телевещания и лишь 20% – через печатные периодические издания. В Российской Федерации смещению интереса потребителя в сторону электронных СМИ способствовало и присущее только нашей стране явление – резкое подорожание периодической печати. Электронные СМИ на рубеже веков получили возможность во всех возрастных слоях миллионных масс людей формировать языковое сознание, словарный запас языка и языковые нормы.