Читать книгу Праздник смерти - Евгений Андреевич Сысоев - Страница 2

17 апреля. Сегодня я решил вести дневник. Мне нужно с кем-то делиться своими мыслями. Пускай это будут белоснежные листы моего блокнота, который уже более полугода пылится в моем письменном столе. Сегодня случился еще один приступ, очередной. Они стали повторяться все чаще. Последний был около двух недель назад. Я снова потерял память. Не знаю, сколько времени я был в забытьи. По моим подсчетам, часов шесть. Последнее, что я помнил – сидел перед телевизором и смотрел хоккей. Все. Что было дальше – я не знаю. Пришел в себя уже в ванной комнате, лежа в теплой воде. Рядом стояла начатая бутылка виски и пустой стакан. Я никогда не пил алкоголь, и в доме не держал. Не знаю, откуда он взялся, но, как минимум, стакан я точно выпил. Из моего рта пахло содержимым этой бутылки, но пьяным я не был. Голова не кружилась, не болела, движения были четкими и уверенными, не тошнило, и даже в желудке не было неприятной горечи. Ни одного из тех признаков, почему всю свою жизнь я не употребляю алкоголь. Когда я вышел из ванной, то немедленно обследовал дом, но, как и прежде, все было на своих местах, обувь осталась такой же чистой, одежда аккуратно сложенной. Думаю, что завтра навещу своего врача и расскажу о своей проблеме.

19 апреля. Сегодня ровно пятнадцать лет, как не стало моего отца. Несчастный случай. Водитель грузовика не справился с управлением на скользкой от дождя дороге, и его машину занесло. В тот момент на автобусной остановке находился только мой отец. Ждал свой шестьдесят шестой маршрут, чтобы добраться до дома после тяжелого трудового дня. Мне тогда было двадцать, этот день я запомнил очень хорошо и буду вспоминать о нем до конца жизни. С утра я побывал на его могиле, принес свежих цветов и немного поболтал с его надгробным камнем. К сожалению, мне никто не ответил, как и в прежние четырнадцать лет. Вчера я, как и запланировал, посетил врача. Он взял все необходимые анализы и сделал томографию головного мозга. Все показатели были в норме. Он не смог мне дать объяснений по поводу моих провалов в памяти. Мне это жутко не нравилось. Если выберусь, то на следующей неделе непременно доеду до окружной клиники. Может быть там мне смогут дать хоть какие-то внятные ответы по поводу характера моего заболевания. Здоровый человек не обладает такими симптомами, поэтому я смело причислил себя в ряды заболевших. Не больных, пока заболевших…

23 апреля. Снова приступ. Сегодня я пришел в чувства около семи вечера. Потерял же себя примерно в одиннадцать утра. На руках моих были какие-то царапины, от кистей до локтя. И длинный шрам от лба до губ. Все они были неглубокие, но ужасно болезненные. Они чесались и зудели. Я их немедленно обработал и перевязал, к завтрашнему дню боль должна утихнуть. Никаких синяков или еще каких-нибудь увечий на моем теле не было. Одежда тоже была в идеальном состоянии. Два дня назад я все-таки добрался до клиники. В огромном двенадцатиэтажном здании, переполненном людьми в белых халатах, ответа относительно моего недуга мне тоже не дали. Все как один утверждали одно и то же: «У вас все показатели в норме». Я просто потерял напрасно свое время.

1 мая. Ужасно болит голова уже четвертый день. Никакие таблетки не помогают. Я не могу спать, не могу есть, не могу совершить ни одно движение, чтобы не отозвалось дикой пронзающей насквозь мою голову болью. Мне тяжело писать. Если смогу, то продолжу завтра.

3 мая. Вчера я пропал. Я снова потерялся в реальности. Самое ужасное, что я не спал все это время. Когда пришел в себя, возле своей кровати обнаружил три бутылки со спиртным странного происхождения, две из которых были пусты. Боль в голове, мучившая меня почти неделю, исчезла с моим утренним пробуждением. Я снова пошел в клинику. Сдал анализы, но даже намека на содержание алкоголя в крови найдено не было. Томография снова показала отличные результаты. Терапевт настаивал на том, что я абсолютно здоровый человек. Это привело меня в ярость. Я твердил, что не могу вспомнить целые часы из своей жизни, что во время этих провалов происходят вещи, которым объяснения найти не могу. Но на все это мне лишь посоветовали обратиться к психиатру. Громко хлопнув дверью, я поклялся больше никогда в жизни не переступать порог этого отвратительного заведения.

7 мая. С последнего случая провалов больше не случалось. Я начал понемногу возвращаться к обычной жизни, даже написал еще одну картину. Пейзаж. Их я особенно люблю. На ней был огромный старый собор на холме, внизу которого открывался прекрасный вид на лес, поле с белоснежными цветами и реку. И только узенькая извилистая тропинка связывала его с остальным миром. Никогда раньше не писал соборов, но тогда в голове возникла именно такая картина, которую захотелось тут же запечатлить. Возможно, удастся ее в скором времени удачно продать. Я знаю одного любителя живописи в таком стиле, может быть, он и заинтересуется ей. Посмотрим.

10 мая. Проклятье! Провалы снова начались. Не успел я обрадоваться, что попрощался с ними навсегда, как они снова мной овладели. В этот раз никаких бутылок я не обнаружил у себя дома. Только черное пятно в памяти. И опять эта жуткая головная боль. И голоса. Я начал слышать голоса. Их было много, все разговаривали разным тембром и интонацией. К сожалению или к счастью, но я не мог разобрать ни слова из того, что все они мне нашептывали. Мне это уже надоело. Я в отчаянии. Самое страшное, что никто мне не может помочь. Я боюсь, что все это сведет меня с ума.

12 мая. Голоса никак не уходят из моей головы. Даже сейчас, когда пишу. Днем и ночью они меня преследуют, я постоянно слышу чьи-то шаги за спиной. Мне жутко и страшно. Кажется, что еще немного, и превращусь в какого-нибудь зверя, который вот-вот вырвется из клетки и вмиг окажется на свободе. Я не могу больше так жить. Мне кажется, что я очень близок, чтобы переступить порог дозволенного. Я близок к самоубийству. Эти мысли не оставляли меня прошедшим днем ни на минуту. Мне страшно.

13 мая. Симптомы все те же. Я почти не сплю. Сегодня я был у психиатра. Этот молодой идиот в огромных черных очках с толстыми линзами сказал, что у меня синдром Кандинского-Клерамбо, на что я ему ответил, чтобы он шел к черту со своими умными заученными словами из модных книжек. Он обиделся и прогнал меня из своего кабинета. И вот я остался снова один на один со своей больной головой. Я ничего не ел со вчерашнего утра. Моим завтраком сегодня была кружка молока и пара пряников. Мне даже больно смотреть на свет в окне. А суицидальные мысли становятся все навязчивее с каждой минутой. Правда, если и решусь на это, то непременно оставлю пару строк в своем дневнике.

14 мая. Сегодня утром в мою дверь громко постучали. Я долго не поднимался с кровати. Вначале мне казалось, что этот стук живет всего лишь в моей голове. Но со временем он становился все реальнее и четче. На пороге стоял тот самый коллекционер, о котором я упоминал здесь ранее. Он поздоровался, вежливо протянул мне свою руку и сказал, что приехал по звонку, который я ему сделал, якобы у меня для него есть что-то интересное. Я долго напрягал остатки своей памяти, но так и не смог вспомнить момент, когда разговаривал с ним по телефону. Да и не важно. Он долго всматривался в мою последнюю картину и, наконец, сказал, что она великолепна и готов тут же ее купить. Мы быстро сошлись на цене, и он поспешил удалиться из моего дома. Этих денег мне хватит, чтобы платить по счетам еще месяца три.

15 мая. Боль не утихает. Не знаю, оставит она меня уже когда-нибудь или нет. Все препараты, которые только можно было приобрести в аптеке без рецепта врача, я купил и испробовал. Ничто не доставляло мне утешения и покоя. К обеду снова раздались звуки, похожие на вчерашние. Я открыл дверь и увидел коллекционера. Я испугался, что в моей картине он нашел какой-то изъян. Но нет. Он повторил свой визит, чтобы сделать заказ. Он просил меня написать еще одну картину, только захотел, чтобы собор был освещен светом полной луны. И расположение его должно быть не совсем привычное – он должен стоять в центре старого христианского кладбища. Мне эта идея показалась настолько дурной, что я старался отказаться. Коллекционер купил меня. Он предложил мне серьезную сумму, и я сдался. Этих денег мне хватит чтобы навсегда оставить этот город и купить приличный домик на берегу моря. Единственное, что меня немного напрягало, – это то, что был поставлен четкий срок – ровно один месяц. Это означает, что 15 июня я должен буду непременно предоставить ему готовую картину. Я переживаю за сроки. Мне сейчас много что мешает сосредоточиться на работе. Но черт с ним! Выбор сделан. Я попробую.

16 мая. Сегодня я весь день экспериментировал с будущей картиной, даже успел испортить три холста, но ничего хорошего из этого не вышло. Голова продолжала жутко болеть. Единственное – голоса, звучащие в ней, бесследно пропали. Ближе к вечеру я понял, что так дело не пойдет. Взял обычный альбомный лист и карандашом быстро сделал эскиз. Так оказалось гораздо проще. Все встало на свои места. Теперь я четко представлял детальное расположение на холсте каждого элемента. Завтра начну работу заново.

18 мая. Я снова пропал на сутки. Поутру меня ждала уже обычная после таких моментов картина – пустые бутылки из-под алкоголя. Меня радовало только то, что боль в голове меня оставила. Обследовав свою мастерскую, я нашел несколько смятых холстов в своей корзине для мусора. На них были какие-то кляксы, размытые штрихи и линии. Ничего из жизни они мне не напомнили. Даже на минуту показалось, что это была вовсе и не моя работа. Но я заметил небольшую мазню от масла на рукаве своей рубашки и понял, что все-таки это моих рук дело. Понять бы еще, откуда постоянно берутся эти бутылки с алкоголем. Всегда один и тот же напиток. Я обследовал близлежащие магазины со спиртным, но ни в одном из них подобного не было. Я прекратил поиски и продолжил работу дома. Мрачная луна удалась просто великолепно. Даже изобразил где-то вдалеке, за горизонтом, макушки деревьев и принялся к детальному написанию собора. Почти наполовину он уже был готов. Но я посчитал, что на сегодня этого будет достаточно. Мои глаза уже стали красными и начали обильно слезиться из-за длительного напряжения. Завершу его завтра.

19 мая. Сегодня я бездельничал весь день. Ничего не делал, просто не хотелось, не было настроения для работы. Валялся в кровати, смотрел телевизор, приготовил свежую утку и отправился на прогулку, когда на улице уже начало темнеть. Просто ходил по городу и вглядывался в лица прохожих. У всех разные эмоции. У большинства же – скучные и уставшие гримасы. Некоторые же, наоборот, стремились жить, и их глаза переполнены ярким живительным огнем. Недалеко от кладбища мне повстречался бездомный. Он попросил меня кусочек хлеба, на что я протянул ему руку с мелочью, что лежала в кармане. Он вежливо поблагодарил меня и сказал, что будет молить бога, чтобы тот даровал мне вечную жизнь. Мне стало немного неловко, что я его оставил в прежнем одиночестве. Не знаю, зачем, но я свернул в ворота кладбища и пошел по узкой тропинке, разглядывая фотографии на надгробных камнях. Я впервые в жизни заметил, что слишком много там было детских лиц. Мне было не по себе. Внутри появился какой-то странный холод, и дрожь побежала по всему телу. За спиной послышались шаги. Я обернулся, но там никого не было. Мне это не понравилось. Я развернулся и заторопился покинуть это место. Шаги в такт со мной продолжали ускоряться. Настал момент, когда я побежал. Кто-то невидимый, не отставая, преследовал меня до самых ворот. Он упорно не хотел, чтобы я рыскал по его владениям в такой час. И я вернулся домой. Только когда я выпил горячего кофе, дрожь прекратилась. Завтра обязательно нужно будет продолжить работу над картиной.

20 мая. День прошел очень плодотворно. Я полностью завершил работу над собором и отчасти изобразил весь ужас ночного города мертвых. Да, наверное, вчерашняя вечерняя прогулка по городу была необходима мне именно для этого, чтобы внутри что-то щелкнуло, и я с необычайной реальностью смог передать всю «красоту» этого страшного места. Мне безумно нравилась моя работа, то, что вырисовывается на этом безжизненно мертвом холсте. Это, безусловно, будет моя лучшая работа в жизни. Продолжим завтра.

21 мая. Все получилось. Кладбище выглядело просто идеально. Может быть, даже лучше, чем оно было на самом деле. Ни одного лишнего штриха. Прекрасное сочетание света и тени. Просто волшебство. Прежде я никогда не думал, что смогу достичь такого высокого уровня в своем ремесле. Дело оставалось за малым – на переднем плане изобразить низкую кирпичную стену и посередине вход в виде арки. Я писал сегодня весь день, даже не отвлекался на прием пищи, существовал исключительно за счет кофе. Как не странно, я забыл про свои недуги, которые мучили меня в последнее время, доставляя мучения и страхи. Они просто исчезли в одно мгновение. Когда? Я уже не вспомню, настолько нравилась мне нормальная жизнь, к которой я начал постепенно привыкать и заново приспосабливаться. Думаю, что через пару дней закончу картину и займусь продажей этого дома. Я уже представлял себя в новом уютном месте, что когда я буду просыпаться по утрам, то вместо шума дороги из окна буду слышать шум морской волны, которая будет набирать силу и разбиваться о пологий берег. А почему бы не написать картину с домом моей мечты? Так и поступлю… как только закончу эту.

24 мая. Эти два дня чувствовал себя неважно. Перемены погоды дали о себе знать. Мое настроение изменилось. Не хотелось даже делать пометки в своем дневнике. Но тем не менее меня это не остановило. Кое-как я дописал картину. Теперь все было на своих местах. Каждая деталь была доведена до совершенства. Теперь я спокоен и завтра могу звонить коллекционеру, чтобы тот приезжал за выполненной работой. Хотя по срокам у меня было в запасе еще дней двадцать. Уверен, что он будет приятно удивлен. Быть может, что даже увеличит сумму гонорара за столь быстрый результат. Не буду себя пока тешить пустыми надеждами, посмотрим, что будет завтра.

25 мая. Я хотел связаться с клиентом, но мне ответила его домработница. Оказывается, что он уехал по срочным делам и вернется не раньше, чем через неделю. Вот невезение! Все готово, а он даже и не подозревает об этом. Ну что ж? Остается только ждать. Я долго бродил по дому с целью найти себе занятие. Хотел было пойти погулять по улицам города, но дождь испортил мои планы. Не хотелось разгуливать насквозь промокшим. Оставалось только смотреть телевизор или почитать книгу. Предпочтение я отдал второму варианту, хотя ранее никогда не любил читать подолгу.

28 мая. Самый длительный мой провал. На двое суток я остался в беспамятстве. На полу, рядом с кроватью, валялось четыре или пять бутылок. Пьяным себя я, как и прежде, не ощущал. Головная боль снова поселилась в голове, ее разрывало на тысячу мелких частей. Кое-как поднявшись, я пошел в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Но там обнаружил неприятную картину: в корзине для грязного белья валялась перепачканная глиной одежда, в которой я обычно отправляюсь гулять по городу. Джинсы почти по колено были в земле. На ботинках тоже присутствовал приличный слой чернозема. Где я был в эти дни? Что делал? Где нашел такую грязь, чтобы так испортить свою одежду? Ни на один из вопросов ответа у меня не было. А боль становилась все острее и острее. Я разделся, переступил одной ногой край ванны и, поскользнувшись, ударился головой о кафель. Когда пришел в себя, был уже вечер. На затылке и на полу остались следы запекшейся крови. Я просто потерял сознание от удара. Душ я все-таки принял. Прохладная вода немного меня взбодрила, даже показалось, что боль ослабла. Накинув чистый халат, пошел в мастерскую. Там рядом с моей работой валялась еще одна пустая бутылка. Меня это уже начинало жутко злить. Я поднял ее и швырнул куда-то в коридор. Она со звонким грохотом разлетелась вдребезги. Сил убираться у меня сегодня уже не осталось. Я повернулся и направился в другую комнату, но в дверях меня что-то задержало. Я бросил взгляд на холст и заметил, что там было что-то не так. Я подошел, но не мог ничего понять, пока не увидел, что на картине возникло дополнение. На одном из безымянных надгробных камней появились имя и фамилия с датой смерти. Я точно помнил, что все они были пусты. Это было не в моих правилах изобретать такие тонкости. Я просто раскрасил их серым монотонным цветом. Теперь же на одном из них появились надписи. «Элеонора Траст 27.05.2009». Зачем я сделал это? Что за имя? Почему именно эта дата? Голова болит все сильнее и сильнее. Я уже с трудом пишу эти строки. Отправляюсь в кровать и попытаюсь хоть немного поспать.

29 мая. Провал повторился. Я снова ничего не помню. Опять пустая бутылка и еще одно новое имя на моей картине. Рядом с подписанным камнем появилась свежая надпись: «Элиза Марф 29.05.2009». Сегодняшнее число. Я не мог понять, как возможно выпить целую бутылку виски и так аккуратно вывести на картине надпись. Меня это начало всерьез тревожить. Я не знал, где искать ответы на все это. А боль в голове продолжала досаждать, не давая прогнать себя ни на минуту. У меня снова начали периодически возникать мысли о суициде. Я старался указать им выход из своей головы, но как только начинал всматриваться в эти имена, они снова селились по своим обычным местам. Я не знаю, что делать дальше.

5 июня. Провалы повторяются каждый день. Боль, разрывая на части, не дает мне писать. Одно и то же каждый день. Я прихожу в себя лишь только под вечер. Не знаю, как я держусь. Пью только кофе и ничего не ем. Мой холодильник уже давно пустой. А пакет с мусором доверху забит пустыми бутылками. Я уже неделю не выхожу из дома, не моюсь, не бреюсь. Силы постепенно покидают меня. Мне уже не хочется жить. Просто уже все это надоело. На моей картине появилось еще семь новых имен. С каждым днем они прибавляются. Это какое-то безумие, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня был тот день, когда коллекционер должен возвратиться из своей поездки. Я позвонил ему и договорился о встрече. Завтра он должен быть у меня. Завтра я избавлюсь от этой картины. У меня уже нет сомнений, что она проклята. Скоро все это прекратится.

6 июня. Коллекционер был у меня уже в десять утра. Я еще спал, но быстро пришел в себя от настойчивых стуков в мою дверь. Он очень обрадовался, когда я представил ему свою работу. Он вглядывался в нее минут пять, которые мне показались длинными часами, а затем сказал, что заберет картину, когда она будет окончена. Меня это возмутило, и я ответил, что выполнил работу до конца. На что он жестко повторил, что картина еще не закончена и у меня есть еще девять дней, чтобы доделать начатое. Он вернется, как и было оговорено ранее, пятнадцатого июня. Вежливо попрощался и в спешке покинул наш город. Я никак не мог понять и долго искал, что в ней могло быть не так. Но найти ничего не удавалось.

13 июня. Провалы продолжаются каждый день. Все тот же сценарий. Пустая бутылка и новое имя на холсте. Из всех камней остался только один, на котором не было надписи. И остается ровно один день до сдачи картины. Теперь я точно знаю, что имел в виду коллекционер, когда говорил, что картина еще не окончена. Еще не на всех камнях были имена. Но скоро это закончится. Осталось всего лишь одно. Нужно пережить последний провал, и я смогу вернуться в нормальную жизнь, когда полностью избавлюсь от картины. Ответов на все это я больше не ищу, это бессмысленно. Почти месяц живу в этом аду, пропитанном страхом и невыносимой болью. Скоро все закончится.

15 июня. Я проспал до полудня. Встав, тут же направился в мастерскую, чтобы убедиться, что последнее имя появилось на последнем могильном камне. Я вошел и застыл. За холстом сидел коллекционер и что-то поправлял кистью на моей работе. Он сказал, что я забыл нарисовать тропинку, ведущую от ворот кладбища к собору. Я удивился и хотел оправдаться, ответив, что думал, будто он имеет ввиду совсем другое, а именно – безымянные камни на могилах. Он подтвердил, что и это тоже. Когда я подошел к картине поближе, чтобы посмотреть чье имя было там, то замер от ужаса. Там было мое имя. «Макс Банди 15.06.2009». Я открыл рот от изумления, но страх сковал все мое тело, и я не смог произнести ни слова. А коллекционер злобно хохотал мне в лицо, а когда прекратил, то откуда-то достал тубус, открыл его и показал мне свои картины. На каждой из них был я. И я на них кого-то лишал жизни. Новая картина – новый сюжет, новое имя. Все они совпадали с именами на моем холсте. Но последняя из его работ была особенной. На ней были только мы с ним. Я стоял во весь рост, и из моего тела, словно отделяясь от меня, вылезал он – коллекционер. Он жил во мне. И когда память меня оставляла – это означало, что я давал жизнь ему. В моем теле жили два человека, а вернее сказать – два чудовища.

Он аккуратно все свернул и убрал обратно в тубус. Мою картину он взял в руку и неторопливо зашагал к двери. Напоследок он остановился, обернулся, достал из внутреннего кармана своего пиджака бутылку и какую-то таблетку, сказав, что я знаю, что с этим делать, и поставил на стол, рядом с дневником. Дверь захлопнулась, и я остался наедине с самим собой. Сейчас я сижу с налитым стаканом виски и этим маленьким круглым спасением. Спасением от этого проклятья, что я ощущал на себе больше месяца. Да, он был прав. Я знаю, что с этим делать. Сейчас я налью полный стакан, возьму в рот таблетку и запью ее страстно обжигающим виски. И все это прекратится. Навсегда…