Читать книгу Волчьи ворота - Евгений Башкарев - Страница 10

Сегодня Саша Балык в школу не пошел, поэтому время провел отлично. Рано утром он сделал все обыденные приготовления, чтобы у мамы и папы не осталось сомнений, куда он идет, и выскочил во двор. Саша зашагал по улице, немного торопясь, из-за чего полупустой портфель стал подпрыгивать, а его содержимое – тарахтеть, но вскоре он перестал торопиться, ибо родители не вышли смотреть ему вслед, и он принадлежал себе самому, как самый отчаянный беспризорник.

Через два проулка он повернул направо и оказался вблизи бывшего машиностроительного завода «Молот». Он прошел в глухой, затененный кустами и деревьями лаз и вынырнул среди гаражей и сараев, где ветхость, грязь и пустота нарушались единственным ярким пятном с надписью «АВТОСЕРВИС».

Ворота автосервиса были открыты, из ворот торчал кузов пикапа, под которым, точно дополнительная подставка, топорщилась огромная выхлопная труба. Играла музыка, не имеющая ничего общего ни с машинами, ни с гаражами. Откуда-то раздавалось громыхание инструментов. Все это произвело на Сашу неизгладимое впечатление, и он окончательно убедился, что его приятель Миша Ефремов не пошутил и действительно достал ключи от машины, чтобы прокатиться с ним до поселка Верхнебаканского через цементный карьер и Атакайские водоемы. Путешествие казалось столь значимым не только потому, что они направлялись в горы, где дороги были, как чертовы петли. Главной изюминкой на торте был сам Ефрем, который в недавнем прошлом умудрился попасть под статью о лишении водительских прав, при этом их не имея. Просто Ефрему было семнадцать и никакой автошколы он не заканчивал. Зато он практиковал навык со средних классов школы, и Балык, не единожды катавшийся с ним в горах, бесконечно доверял ему.

Саша услышал, как завелся двигатель «Тойоты-Тундры» и устремился к гаражу, как пес на запах сдобных булок.

– Ефрем! – заорал он, не доходя до ворот.

Двигатель взревел так, что зашатались крыши соседних гаражей.

Балык поспешил предупредить приятеля, что если он продолжит давить на газ, то его родители могут среагировать на такой рев, как на взрыв.

– В прошлый раз, когда твой пьяный батя прогревал тачку, мой папаня хотел вызывать МЧС, – сообщил Балык то, что Ефрем и сам знал без него. – Он думал, что в одном из гаражей начали взрываться газовые баллоны.

Ефрем ухмыльнулся. Рев пятилитрового двигателя с неотлаженной газовыпускной системой доставлял ему удовольствие. По лицу семнадцатилетнего парня расползлась довольная гримаса, и, если бы не утро, отложившее на нем свой отпечаток, Балык подумал бы, что Ефрем под кайфом. Ефрем был одним из немногих, кто имел связи с ребятами, через которых можно достать травку, но, к сожалению, за неимением денег часто он это не делал. По этой причине Саша Балык до сих пор не знал, как пахнет марихуана, хотя синий «Винстон» в свои двенадцать освоил, как горшок в семь месяцев.

– Не переживай, бро, – протянул заспанный Ефрем. – Все будет норм.

Он зевнул, потер правый висок и мотнул головой:

– Я сейчас отъеду. А ты закрой ворота.

Балык кивнул.

Грязная «тойота» на восемнадцатидюймовых колесах выкатилась из гаража, и от вибрации ее двигателя на холостом ходу у Саши задрожали ноги. Впрочем, не один Саша поймал это странное ощущение, исходящее от пятилитрового двигателя. Когда вибрация стала отражаться на стенках гаражей и сараев, под колесами «Тундры» зашевелился даже гравий, а пробившиеся в нем сорняки стали гнуться к земле и сохнуть, точно изнывая от солнца.

«Вот это аппарат!» – восхитился Балык и подумал, что свою будущую жизнь хочет провести не в холеной трехэтажке и не на заводе в ста метрах от гаражей. Он хотел поселиться в этой громкой, страшной машине. От одного вида ее ржавых боков, царапин и вмятин сердце Саши сжималось, а когда Ефрем нажимал на газ и из выхлопной трубы валил черный дым, на его лице появлялась ухмылка.

Балык придавил ворота кирпичом и запрыгнул в кабину. Приключение начиналось, и он трепетал от нетерпения, в то время как его приятель вел себя, будто собирался в магазин. «Тойота» вырулила с гаражной территории и промчалась мимо школы, точно ураган сквозь лес. На железнодорожном переезде Ефрему пришлось остановить машину из-за поезда. Он сделал это с большой неохотой, едва не свернув шлагбаум с петель.

– Хреновы идиоты! – выругался Ефрем, махая на приближающийся поезд.

Нос «тойоты» уперся в шлагбаум, и ему пришлось немного отъехать назад, чтобы дать преграждающей балке подняться обратно после прохода поезда. Балык заметил, что у него вспотели ладони.

– Я их рот, Вася… – проворчал Ефрем, плавно нажимая на педаль газа, отчего сиденье под Сашей вздрогнуло, точно хотело слететь.

– Мы поедем, как в прошлый раз? – спросил он.

Ефрем ухмыльнулся.

– Конечно, бро, – пробормотал парень, по всем параметрам напоминающий молодого армейца. – Можешь поспать пока. Я разбужу тебя, когда начнется крутотень.

Не успел Балык моргнуть, как асфальтобетонная дорога сменилась грунтовой, а потом начался настоящий горный бурелом. «Тойота» уверенно справлялась с ухабами, кузов машины швыряло, как лодку в океане, в салоне поднялась пыль, и Балык в который раз поймал себя на мысли, что перед любой поездкой с Ефремом ему надо пить таблетки от укачивания, диареи и недержания мочи. Все это нахлынуло на него так некстати, что он был готов попросить приятеля остановиться, и только зыбкий интерес и уважение к горам оставили его с закрытым ртом терпеть все сопровождающие дорогу трудности.

Пока продолжался подъем и лес ровным строем восставал по обе стороны дороги, Балык ерзал на сиденье, придерживая живот и изредка прикрывая глаза от картины хмурого неба над пиком бесконечной горы. Просека вела куда-то вверх, Ефрем давил на педаль, двигатель ревел, по салону гуляла пыль. Происходило еще много чего, что совершенно не смущало водителя, но омрачало самочувствие его пассажира.

Дорога почти не виляла. Изрытая камнепадами полоса поднималась вверх, как стрела. Не было ей конца и края, и сам лес не знал, заканчивается ли она вообще. Лишь кривизна подъема изредка менялась, из-за чего машина пробуксовывала, перекидываясь через очередной валун, падала в колею и снова задирала нос. Ефрем подруливал, помогая внедорожнику справляться с каменными ступенями, и от этого кузов раскачивало так сильно, что задний мост скрипел и грозился рано или поздно оторваться от рамы.

Незадолго до того, как подъем в гору закончился, Саша не выдержал и, высунув голову из окна, стравил остатки завтрака прямо на дверцу «тойоты». Ефрем краем глаза заприметил что-то неладное, прибавил газу, потому как увидел просвет, и дорога перестала мотать машину из стороны в сторону.

– Тебе плохо, бро? – спросил он младшего товарища. – Может, остановимся и подышим воздухом? Здесь отличный горный воздух, мать его!

Утершись рукавом школьной рубахи, Саша показал Ефрему, что чувствует себя хорошо и готов трястись хоть до бесконечности, лишь бы не покидать пределы этой сумасшедшей тачки.

– Ты только дай знак, бро, – предупредил Ефрем.

Дорога повернула направо, и каменистые колдобины сменились глинистым грунтом. Ефрем прибавил газу.

– Я тоже не люблю тот участок пути, – сказал он, перекрикивая двигатель. – Но что поделаешь? Другой дороги нет. Хотя отец говорил мне, что есть какой-то проезд на технологическую трассу цементного завода. Он знает. Или знал, – Ефрем засомневался.

– Надо это выяснить, – скомкано проговорил Саша Балык. – У тебя есть вода?

Ефрем протянул ему бутылку минеральной воды. Саша осушил ее наполовину, рыгнул и поблагодарил. Нос «тойоты» нырнул в овраг, но уже через мгновение задрался так, что челюсти Саши щелкнули. Задний бампер задел грунт, послышался характерный звук, который тут же отразился на лице Ефрема.

– Надо было взять левее, – упрекнул он себя. – Если колея глубокая, всегда надо брать левее.

Саша плохо разбирался в маневрах внедорожников, но свой совет дал:

– Ты, главное, не спеши, Ефрем. Мой батя все время спешит: на трассе по сплошным обгоняет, пешеходов на зебрах не пропускает, иногда даже на красный свет гонит. И к чему это привело?

– К тому, что твоего батю лишили прав в прошлом году.

– Вот! – поставил точку Балык. – А все из-за спешки. Мы успеем, Ефрем. У нас полно времени.

Ефрем ухмыльнулся, выруливая на относительно ровную дорогу. Теперь они гнали вдоль хребта, и лес стоял только по левой стороне.

– Ты с собой запасные трусы прихватил? – строго спросил Ефрем.

– Нет, – ответил Балык. – Ты не предупреждал, что мы будем купаться.

– А мы и не будем купаться, – хмыкнул Сашин приятель. Его брови вдруг изогнулись, и Балык испытал легкое чувство тревоги. Теперь пот выступил у него в подмышках, и школьная рубаха уже не смотрелась такой чистой, выглаженной и свежей, какой была утром.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что мы сегодня прокатимся от души, – Ефрем оскалил зубы.

Балык проглотил ком, заплутавший в его горле. По рукам пробежали мурашки и тут же исчезли, потому что Саша сказал себе: «Нет! Он не под кайфом! Если бы он был под кайфом, я бы заметил».

– Ты когда-нибудь катался на тачке от души, бро? – спросил Ефрем, искоса глядя на товарища.

– Никогда, – отрезал Балык. – У меня и тачки нет. Есть отцовская «пятерка», но он не разрешает мне садиться за руль.

– Это большая ошибка, – осудил Ефрем. – Но мы ее исправим.

«Как это понимать?» – хотел спросить Балык, но тут Ефрем рявкнул:

– Мы же ее исправим? – и впился в него взглядом, как змея, завороженная дудкой. Кончик носа семнадцатилетнего парня подрагивал.

«Почему Ефрем выглядит, как под кайфом, когда он не под кайфом? – недоумевал Саша Балык. – Как бы не вышло, что он все-таки под кайфом».

Ефрем ждал ответа и не смотрел на дорогу. Обе щеки его трепыхались, как полотна паруса, нос раздувался, глаза метали искры. Было заметно, что Ефрем и в себе и не в себе одновременно. Балык уже собирался дать ответ, как вдруг, будто чувствуя почву ногами, водитель вильнул вправо, объезжая массивный камень, потом влево, едва не зацепив дерево. Колеса угодили в грязь и тут же вырвались из маленького болота, а потом Ефрем вошел в такую дугу, что ремень безопасности впился в грудь Саши, а его портфель, оставленный на заднем сидении, вылетел в открытое окно и устремился с горы под вопли самого Саши, рев двигателя и шорох колес «тойоты».

– Тормози! – завопил Балык. – Тормози! Мой портфель! Батя меня убьет!

Ефрем завершил вираж и остановил машину на вершине. Балык выпутался из-под ремня безопасности и погнал вниз со склона, подножье которого заканчивалось так далеко внизу, что выпущенные из-под колес камни еще не долетели до его конца. Но Саше повезло: портфель угодил в кусты хвойных растений и гнаться за ним далеко не пришлось. Когда Балык вернулся к машине, Ефрем покуривал сигаретку и наблюдал за тем, как по другую сторону холма на изрытом участке горы работают два грейдера. Чуть дальше от них стояли КамАЗ и экскаватор.

Саша вернул портфель на заднее сиденье и прикрыл окна. Теперь если портфель и вылетит из машины, то только со стеклом, а такого Ефрем точно никогда не допустит. Какой бы ни была дорога, он отвечал за целостность машины перед своим отцом. Сейчас Ефрем, обремененный только тем, чтобы вовремя выпускать дым изо рта, следил за погрузочно-разгрузочными работами экскаватора. Саша пристроился рядом и, не в силах передать своего изумления при виде горного карьера, только вздыхал и качал головой. Конечная точка маршрута, как он считал, была достигнута и в полной мере насытила его жажду новшеств. Второй такой точкой должны были стать Атакайские водоемы, где можно провести время лучше, чем на холме, вглядываясь в очертания тяжелой горной техники. Саше хватило двух минут, чтобы окончательно насладиться зрелищем и заскучать.

Ефрем молчал. Небо над ними хмурилось. Вскоре карьер надоел и ему.

– Поехали на озеро, бро. Я обещал тебе покататься на озере, верно?

– Да, Ефрем! – Саша заторопился в машину.

Не прошло и минуты, как «тойота» летела с холма вниз по ухабистой дороге, немногим уступающей предыдущему подъему. Снова в кабине загуляла пыль, и Саша почувствовал в горле ком. Он прикрыл глаза, и ему представилось, что они несутся вниз по бесконечной лестнице и каждая ступень отдается у него голове, как удар кулаком. А стоило колесам скользнуть на ровный участок, как ему чудилось, будто они летят по воздуху, и его тут же клонило в сон до следующей ступени. Вскоре спуск закончился. Балык открыл глаза и увидел, что они едут сквозь густой лес по глубокой колее. Он приоткрыл окно в попытке хлебнуть свежего воздуха, но тут же закрыл его, так как ветки деревьев стали хлестать его по лицу.

– Ефрем, ты бы мог ехать помедленнее? – попросил Балык, чувствуя муки внутри своего живота.

Приятель сбавил газ.

– Боишься?

Неожиданно в памяти Саши проскользнул вопрос: «Ты прихватил с собой запасные трусы?» «Еще чего! – подумал Саша. – Боюсь? Я?»

– Я ничего не боюсь! – огрызнулся Саша. – Если ты думаешь, что напугаешь меня этой дорогой, то ты дурак, Ефрем. Дай мне лучше сигарету! Хотя не надо. Я сам возьму.

Он открыл бардачок, но ничего, кроме бумаг, тряпок и мусора, в нем не нашел.

– Спрятал?

Ефрем вытащил из нагрудного кармана пачку «Бонда». Не успела пачка явиться, как Саша держал ее в своих руках, выбирая, какую из сигарет ему выкурить. Все сигареты были одинаковыми, как и в любой другой пачке, но он выбирал себе такую, чтобы хоть чем-то отличалась.

– Самое главное в нашем деле – не навонять, – пробормотал Ефрем себе под нос.

Саша выбрал сигарету, установил ее между зубов, как делал отец, и поднес огонек. Чтобы втянуть в себя дым, ему пришлось напрячь губы. Отец губы не напрягал и делал все зубами. Саша пока что этому не научился, но каждую вторую затяжку пробовал осилить так, как видел у отца.

– А с чего это мы должны навонять? – спросил он, наслаждаясь горечью, но еще больше – тем, что он держит сигарету.

– Был у меня один кандидат, – припомнил Ефрем. – Поехали мы с ним в Кириловку, а оттуда решили прокатиться вдоль железнодорожных путей. Там есть дорога. Она гладенькая, как яйцо, но кое-где есть прогибы и холмы. И когда мы начали нырять, знаешь, что сделал этот гад?

Саша задумался, но сигарета вытеснила из его головы последние мысли.

– Даже не представляю, Ефрем, – ответил мальчик, отчаянно пытаясь втянуть дым через зубы.

– Он обдристал мне сиденье, – спокойно сказал приятель. – Причем сделал это так тихо, будто и не сделал вовсе.

– Это косяк с его стороны, – заметил Саша Балык. Пусть втянуть дым через зубы у него так и не получилось, зато с сигаретой он чувствовал себя смелее, выше и сильнее. – Я бы за такое клипанул. Ты ему клипанул?

– Конечно, клипанул, бро! – хмыкнул Ефрем. – Я остановил машину, вытащил его на травку и клипанул.

– А что дальше было?

Ефрем не ответил. Саша заприметил подвох и повторил:

– Дальше что было, Ефрем?

– Дальше, бро… Дальше я оставил его в лесу, а сам уехал.

– И он даже не отчистил сиденье?

– Конечно, отчистил! Разве сиденье под тобой не чистое?

Балык поперхнулся и следующие несколько минут пытался унять злостный кашель, перебивший тошноту и всякое желание говорить. Когда кашель стал хриплым, Ефрем протянул ему бутылку с водой:

– Отпей, бро. Только не так, как в прошлый раз.

Балык сделал маленький глоток. Потом другой. Пелена слез ушла с его глаз. Он вытер нос и вдруг завертелся:

– Где моя сигарета, Ефрем?

– Откуда мне знать, – приятель вывернул руль, и они выскочили на более широкую дорогу.

– Черт, похоже, я уронил ее.

– Хоть бы ты уронил ее себе за шиворот! – проворчал Ефрем и резко затормозил.

– По крайней мере, я не надристал в салоне твоей тачки! – бросил ему Балык. – Это всего лишь сигарета, и, скорее всего, она уже потухла.

Ефрем смерил его взглядом. В салоне так сильно пахло пылью, что невозможно было определить, горит ли что-то или нет.

Балык открыл окно со своей стороны, Ефрем – со своей. Вскоре салон «тойоты» проветрился от всего сущего, в том числе и от дыма.

– Вот видишь, – подытожил Саша. – Я же говорил, что она потухла. Если бы она не потухла…

– Что за дырка на твоей рубахе? – перебил его Ефрем.

На лице Саши появилось волнение.

– Какая дырка? – осторожно спросил он и опустил глаза.

От мысли, что он прожег школьную рубаху сигаретой, у него затряслись руки.

– А говоришь, что ничего не боишься, – хмыкнул Ефрем. – Запомни, бро: для меня эта тачка важна, как яйца для мужика. Мой папик знает ее, как свои пять пальцев, и, если он найдет на ней царапинку или трещинку, мне снесут голову так же, как и тебе, если твой папик унюхает запах табака от рубахи или найдет на ней прожжённое пятно. Заруби это у себя на носу!

Балык выслушал тираду приятеля и предпочел не злить Ефрема. Тот был хорошим парнем, хоть и баловался коноплей. Он редко ругался, редко шутил, но в целом относился к нему гораздо лучше других приятелей из старших классов, с кем Саша был вынужден водиться, чтобы поддерживать авторитет. Поэтому мальчик решил принять удар на себя, согласиться с критикой и перевести беседу в более дружеское русло.

– Извини, Ефрем. Я просто закашлялся, – сказал он и почесал затылок. – Больше не буду.

– Все в порядке, бро. В следующий раз будь осторожнее, – приятель выпустил сцепление, и они продолжили путь по разбитой дождем дороге.

Лес тем временем темнел. Кроны деревьев нависали так низко, что казалось, будто наступает вечер. Дорога петляла. Глубина колеи то увеличивалась, образуя болото, то уменьшалась, и они боролись с жуткой пробуксовкой, раскидывая в разные стороны комья грязи. Саша Балык ждал появления водоемов. Сердце подсказывало ему, что они уже близко. Во всяком случае, дорога утопала в грязи все больше и больше, и машину заносило даже при небольшом крене или повороте. Молчание в кабине затянулось, и Балык решил спросить:

– Долго еще?

– До куда? – переадресовал вопрос Ефрем.

– До озер, – уточнил Саша.

– Вообще-то это не озера, – Ефрем покрутил пальцем. – Атакайские водоемы – это водохранилища. Один кореш рассказывал, что на их месте раньше была деревня.

– Ничего себе! И ее смыло?

– Говорят, что так.

– А жители?

– Их тоже смыло, – вздохнул Ефрем. – Всех до единого.

– А дальше что?

– Дальше водой покрыло большой участок земли и образовалось водохранилище.

– Водохранилище, – повторил Саша. – Не могу понять разницы. Зачем озеро называть водохранилищем, когда и так понятно, что там хранится вода?

– Подрастешь – узнаешь, – сказал Ефрем. – Я тебе не ходячая энциклопедия. Я пацан. А пацан только говорит или делает, но никогда не объясняет. Усек?

Саша посмотрел на приятеля, не узнавая его.

– Что-то с тобой сегодня не то, Ефрем.

– Почему?

– Какой-то ты… – он запнулся в поисках нужного слова. – Всклокоченный. Всполошенный. Озлобленный. Вопросы мне странные задаешь. Ты что-то задумал?

Ефрем поиграл по рулю подушечками пальцев.

– Я бы на твоем месте молча поглядывал в окно, – сказал он резким тоном.

Они проехали еще около километра, и по правую сторону дороги появился первый водоем. Берега были окутаны высокой травой. Лес плавно расступался, и там, где деревья не мешали обзору, можно было увидеть спокойное, недвижимое зеркало воды. Балык, прежде не питавший к природе никаких чувств, вдруг встрепенулся и захотел вобрать в себя хотя бы часть красоты этих мест. Но Ефрем не остановил машину, и тогда Саша решил, что первый Атакайский водоем не входит в программу их посещения. Скоро появится второй водоем и там-то Ефрем точно остановится, они покурят, и этого момента хватит на остаток месяца для историй в школе.

Лес снова стал густеть, гладь воды исчезла, дорога устремилась вниз. Еще около пяти минут Саша просидел в ожидании чуда. Когда появился второй водоем, он решил дерзнуть. Все-таки смелость по отношению к старшим приятелям проявлялась в нем не только с сигаретой в зубах.

– Стой! – гаркнул он, и машину тряхнуло, словно они налетели на камень.

Ефрем оправился от испуга и сказал:

– Еще раз так сделаешь – выкину в окно.

– Ты обещал остановить! – потребовал Саша.

– Обещал – значит, остановлю, – проворчал приятель.

Они съехали с дороги в размытую дождем канаву и остановились. Саша выпрыгнул из машины прямо в грязь и, ничуть не смущенный тем, что набрал в туфли болотной жижи, поспешил к берегу водоема. Ефрем тоже вышел из машины, но лишь для того, чтобы выкурить сигаретку и снова сесть за руль. На берегу Атакайского водохранилища Саша простоял больше пяти минут. Сумрак и желтеющая листва на деревьях немного подпортили впечатляющую картину, но он все равно уловил могучий дух природы, коим веяло от воды и леса. Вода была непрозрачной. Берега пологие. Пахло тиной и плесенью. Лес пребывал в подозрительном унынии.

Саша почувствовал, как по его плечам ползут пауки. Он подумал, что если сейчас прыгнет в озеро, то очутится где-то в другом мире. В хорошем мире, где нет учителей, отца-пьяницы и придурков-старшеклассников. Он даже слегка уловил его запах. Этот мир так и тянул его к себе, предлагая сделать лишь один шаг. Но Саша боялся. Огромное пространство перед ним не шевелилось, будто водоем поглотил глубокий штиль. Мальчик глядел на это, и ему не хотелось ни курить, ни говорить. Он застыл и всматривался в картину безмолвия, как в икону, от которой точно получит спасение.

– Завязывай, бро, – просигналил Ефрем. – Надо ехать. У нас впереди еще одно дело.

Если бы Саша знал истинную причину того, почему Ефрем так легко согласился его покатать, то ни за что не сел бы в машину. Он чувствовал, как что-то затевается, но едва ли его фантазии хватило на такой призрачный план, подготовленный его приятелем. Уже через полчаса они ехали по трассе А-146, и, проезжая мимо поселка Верхнебаканского, в том месте, где два цементных завода возвышаются по обе стороны дороги, Ефрем сказал:

– Ты сегодня будешь свидетелем грандиозного события.

Саша Балык, уверенный в том, что уже стал свидетелем удивительного зрелища в виде Атакайских водоемов, опешил.

– Не понял, – сказал он и мельком глянул на карман Ефрема, где покоились сигареты. Когда Ефрем говорил загадками, ему очень хотелось получить поддержку в виде двух-трех затяжек, но после того, что случилось по дороге на водоемы, Саша не решился просить сигареты.

– Чего ты не понял? – переспросил Ефрем. – Того, что сегодня случится великое событие?

Балык промолчал, но от него не укрылось, что самоуверенный Ефрем немного нервничал.

– Вообще ничего не понял, – признался Саша.

Ефрем потянул носом. Его пальцы отбивали чечетку на руле, глаза без устали смотрели на дорогу. Они проехали светофор и начали взбираться на перевал.

– Мы тут… поспорили с одним корешем, – наконец вымолвил он. Слова давались ему с большим трудом. – Поспорили, кто быстрее спустится с перевала.

Ледяные пальцы коснулись Сашиного загривка. Мальчик невольно вздрогнул и побледнел.

– Путь небольшой, – продолжил Ефрем с тем же надрывом. – От поста ДПС до развилки на Раевку. Мой кореш на «девяносто девятой» преодолел этот путь за три минуты. Он гнал сто тридцать километров в час, а время засекал… ты должен его знать, Костя Сапета. Он учится в вашей школе, в одиннадцатом классе. Ему все доверяют, и тут подвоха быть не должно. Он преодолел эту дистанцию и заявил, будто я не смогу проехать быстрее.

Ефрем стал покусывать нижнюю губу. Пост ДПС приближался, по плечам Саши побежали мелкие мурашки.

– Для меня это был вызов, понимаешь? Он оскорбил меня. Этот слизняк, первый раз севший за руль полгода назад, сказал, что водит машину лучше меня, при моих подругах и корешах, которые тут же подняли меня на смех.

Ефрем покачал головой. На перевал взбирались КамАЗы с зерном, из-за чего скорость транспортного потока снизилась до минимума. Перед постом ДПС образовалась пробка.

– Они подняли меня на смех, – Ефрем укусил губу до крови, и его руки на руле задергались, как шланги. – Но я докажу им, кто из нас лучший. И ты будешь тому свидетелем.

Саша промокнул пот со лба.

– Отличная новость, Ефрем, – пролепетал он. – А ты бы мог взять в свидетели кого-нибудь другого?

– Нет, бро, – честно ответил приятель. – Сапета отказался. Сказал, что ему хватило одного раза. Я просил Вову Богданова, но он тоже отказался. Брат Саня вообще начал меня отговаривать, и мы из-за этого поругались. А сам я устал от борьбы с соблазном доказать, что я лучший.

Ефрем вобрал полную грудь воздуха.

– У меня аж сердце болит от этого. Колет и колет, чуть ли не разрывается, когда я вспоминаю, как он хвастался перед моими подругами, а мне нечего было ответить… Ух, этот урод получит у меня! Сегодня же получит!

Пробка растаяла сразу за КамАЗом, не сумевшим забраться на перевал и перегородившим одну из полос движения.

– Бли-и-ин, – Саша закачался на сиденье. – Значит, они все отказались, поэтому ты решил взять меня? И даже не предупредил…

– Извини, бро. Просто я подумал, что ты, возможно, тоже бы отказался.

– Конечно, отказался бы! – вспыхнул Балык. На его щеках появились бурые пятна.

– Но ты сказал мне, что ничего не боишься.

– Я ничего не боюсь! – проголосил Саша. – Ничего и никого! Но я бы предпочел перенести твой рекорд на более поздний срок! Когда и я буду готов. А не только ты.

Ефрем заерзал. Руль заблестел от пота его рук.

– Сказать по правде, я тоже не особо готов. Мне нужно лететь с перевала со скоростью сто сорок километров в час, и это при том, что всякий раз, когда мы здесь ездили, за рулем был отец.

Мороз пробежал по коже Саши от услышанного откровения. Дурное предчувствие охватило его, как волна сырого воздуха.

– Что? – пискнул он. – Ты никогда не ездил здесь за рулем?!

– Никогда, бро. И тем сыкотней мне от этой мысли, потому что я в себе не уверен.

– Так какого черта ты собираешься что-то вытворять, мать твою?! – выругался Балык. – Ты же угробишь нас обоих! А ну, немедленно выпусти меня! Езжай один, если тебе так угодно, а меня оставь на обочине! Дойду до Гайдука пешком.

– Успокойся, Балык, – Ефрем потрепал его по загривку.

– Не собираюсь я успокаиваться! – верещал Саша. – Мой батя называет этот перевал «кузней Дьявола»! Здесь уже погибли тысячи людей и еще тысячи ждет та же участь. И мы в том числе. Ефрем, если ты собираешься гнаться за смертью, то без меня!

Балык вздыбился. Грудь, уже в подростковом возрасте имеющая спортивные очертания, выдалась вперед. Его больше не удерживал ни ремень безопасности, ни собственные эмоции, коих он никогда не стыдился.

– Санек, – протянул Ефрем. Они подобрались вплотную к посту ДПС. Отсюда машины начинали разгоняться, потому что впереди были две свободные полосы для движения и никаких заторов из-за груженых КамАЗов. – Без тебя мой рекорд не имеет смысла. Мне нужен не только свидетель. Мне нужен человек, способный засечь время начала и конца маршрута. По-братски, Балык, не подводи. Умоляю тебя, – голос Ефрема менялся по мере того, как близилась стартовая линия.

По мнению Саши, она начиналась там, откуда склон перевала начинал прогибаться и открывать умопомрачительный вид на долину.

– Ефрем, ты идешь на страшный риск, – проговорил Балык, и носки его туфель уперлись в пол, точно притормаживая.

– Все будет хорошо, – заверил приятель, пребывая в таком волнении, что у него пересыхало горло и он был вынужден постоянно глотать. Руки его тряслись, сердце рвалось наружу, и ничто не помогало ему избавиться от предстартовой лихорадки, потому что пик перевала был слишком близок.

Балык, впервые с тех пор, как мать перестала силком тянуть его на воскресные службы, вспомнил о Боге и проговорил:

– Господи, помоги нам! – он сложил ладони и уже был готов прочитать придуманную на ходу молитву, но тут Ефрем пихнул его в бок и протянул секундомер:

– Засеки, бро. Осталось чуть-чуть.

Трясущимися пальцами Саша Балык нащупал кнопку.

Перед верхней точкой перевала Ефрем приостановился и спросил:

– Ты готов?

– Готов, – пропищал Саша, прикрывая глаза.

Он знал, что сейчас ему предстоит нечто похуже велогонок, но если они выживут, то историй хватит не на один месяц, а до окончания школы. Позади них раздался оглушительный клаксон. Тягач «вольво» наседал на кузов «тойоты», и водитель грузовика, удерживая машины от удара, крикнул что-то через открытое окно. Ефрем встрепенулся. Саша распахнул глаза и увидел спуск с перевала. Живот его тут же скрутило, но звуковой сигнал напирающего грузовика избавил его от желания закричать.

– Вперед! – скомандовал Ефрем, и машина с пробуксовкой сорвалась с места.

Чуть больше двух минут ужаса длились, как восемь часов каторги. Сашу то вжимало в сиденье, то выталкивало вбок, то бросало на приборную панель. Как он ни держался за ручку над дверью, как ни сковывал его ремень безопасности, силы тяготения и инерции не оставляли его в покое. Уже после нескольких перестроений с одной полосы движения на другую он чувствовал себя разбитым и обезвоженным, точно перешел пустыню. Что все это время происходило с Ефремом, он не знал. Глаза его уперлись в дорогу, и по мере того, как один изгиб менял другой, Саша либо вскрикивал, либо замирал, и лицо его то белело, то алело в зависимости от того, сколько времени он проводил без дыхания. Никогда прежде он не вспоминал Бога так часто, равно как и никогда прежде он не ездил по трассе так лихо.

Дорога была гладкой, как струна, из-за туч выглянуло солнце, ветер стих, и вроде бы Ефрему удавалось держать высокую скорость и лавировать в потоке, но было одно «но», с чем Сашин приятель сражался, как с врагом, и из-за чего сам Саша изредка прикрывал глаза, дабы не лишиться чувств до того, как секундомер нужно будет остановить. Камнем преткновения грозились стать другие участники движения: КамАЗы, занявшие всю правую полосу, и легковой транспорт, растянувшийся по левой. До поры до времени Ефрем удачно обходил помехи, перемещаясь то в один, то в другой ряд. Где-то на середине спуска он чуть не зацепил старую «шестерку», обгоняющую КамАЗ. Габаритная «тойота» пронеслась мимо, чиркнув по бамперу грузовой машины, и устремилась в свободное пространство, на котором Ефрем разогнался до сумасшедшей скорости в сто пятьдесят километров в час.

Саше казалось, что они летят и колеса внедорожника уже не сцепляются с асфальтом. Рекорд был налицо, и он уже не сомневался, что время, установленное предшественником Ефрема, они улучшат на треть, но за километр от Волчьих ворот их встретил затор, где тягачи, обгоняя друг друга, перекрыли обе полосы. Ефрем сжал руль и стал притормаживать. Саша увидел, как стрелка спидометра повалилась вниз. Тягачи поравнялись на предпоследнем изгибе дороги, и не было ни единого шанса обогнать их…

Неожиданно Ефрем выкрутил руль влево, пересек две сплошные линии и оказался на встречной полосе. Стрелка спидометра взлетела вверх. Ускорение оказалось столь взрывным, что Сашу откинуло на сиденье и секундомер чуть не вылетел у него из рук. Пыль поднялась с приборной панели и устлала лобовое стекло.

Несколько машин промелькнули мимо них, испуганно прижавшись к обочине. Послышались звуки клаксонов и крики водителей. За ревом двигателя Саша ничего не разобрал, но ему было ясно, что никто из участников движения не был доволен тем, что вытворяет Ефрем. Даже тягачи вдруг стали сторониться их и прижались друг к другу, как коровы к забору. Они поравнялись с грузовиками за секунду. Еще секунда ушла, чтобы их обойти, и когда Ефрем уже готовился уйти на свою полосу, на встречной появился «Соболь», водитель которого не обладал ни внимательностью, ни реакцией.

Саша увидел обезумевшие глаза, вряд ли принявшие «тойоту» за реальный объект. Заметно опоздав, «Соболь» взвизгнул тормозами и стал поворачиваться боком. Ефрем тоже нажал на тормоза и выкрутил руль, пытаясь проскочить в небольшой зазор между «Соболем» и тягачом. Раздался удар, похожий на хруст сухого дерева, и все перед Сашей завертелось, как самая быстрая карусель, какую он когда-либо видел в жизни. Его сознания коснулись страшные звуки. Что-то хрустело, что-то чавкало, что-то скрежетало и рвалось. Но слышал он их недолго. Последнее, что легло в его память, был запах серы. А потом все слилось, и в его голову больше никто не стучался.

Что-то звякнуло рядом с ним, словно монетка ударилась об асфальт. Тонкий раздражающий звук заставил Сашу проснуться. Мальчик открыл глаза. Он ничего не чувствовал, кроме того же запаха серы, зато хорошо видел свое окружение. Язык его не шевелился и запал так глубоко в горло, что Саша не мог вдохнуть. Руки и ноги онемели, и он не мог повернуть голову, чтобы проверить, на месте ли они вообще.

Впрочем, это было не самое худшее.

Боковым зрением Саша заметил странный объект, по габаритам напоминавший мелкое животное вроде собаки или лисы. Точнее рассмотреть он не мог из-за лобового стекла: после удара оно покрылось мелкими трещинами и утеряло прозрачность.

Саша напряг глазные яблоки, насколько позволяли силы, и попытался рассмотреть объект, не внушающий ему никого доверия. Со стороны водительского сидения стекло провалилось внутрь, образовав дыру с рваными краями. Саша заметил, что в дыру попадает предмет, похожий на рыболовную снасть. Неимоверным усилием он повернул голову влево и понял, что тонкий звук, выдернувший его из царства теней, исходил от крючка, который «объект» закидывал в салон разбитого автомобиля. Крючок стукался о приборную панель, отскакивал и исчезал в окне. Действие сопровождалось усердным кряхтением, вследствие чего Саша решил, что на капоте сидит поросенок.

Но кто закидывал крючок?

И тут, словно услышав его мысли, объект приблизился к окну и заглянул в салон.

Кровь застыла в жилах двенадцатилетнего мальчика при виде уродливого существа, успевшего не только бросить на него презрительный взгляд, но и осмеять им.

На существе была шляпа болотного цвета с широкими полями и высоким цилиндром, из-под которой торчал клок седых волос. Он частично прикрывал сморщенный лоб, а частично поддерживал шляпу, ибо, если бы его не было, цилиндр сел бы гораздо глубже и, вероятно, закрыл бы большую часть лица. Под густыми бровями горели два выпученных глаза. Нижние веки отекли и обвисли, придавая физиономии выражение злорадства и едкости. Широкий нос, совершенно не соответствующий пропорциям лица, топорщился, точно сук из дерева, и, когда существо втягивало воздух, можно было услышать клокотание и похрапывание.

Ехидная улыбка, с коей урод заглянул в проломленную часть окна, хорошенько встряхнула Сашу, и, пока мальчик соображал, что же увидел на самом деле, его кошмар успел скрыться и продолжить свое таинственное действие. Снова зазвенел крючок, только теперь он летел гораздо дальше. Звуки приобрели другой характер, и вскоре Саша стал слышать стоны. Очевидные, неразборчивые, но повторяющиеся каждый раз, когда крючок залетал в салон. Однажды крючок зацепился за что-то и нить натянулась. За стеклом послышалась возня. Урод затоптался на капоте, закряхтел, заскользил и вдруг обрушил оставшуюся часть стекла прямо в салон автомобиля.

Саша мог поклясться, что такой ужасный облик Господь никогда бы не дал человеку. Его мог нарисовать художник, пребывая в жутком бреду, или вытесать из камня скульптор, начитавшийся ужасов. Но никак не Господь. «Господь нас любит», – надеялся Саша.

На капоте сидел карлик. Обозленный за проваленную попытку, он схватился за нить и дернул так резко, что короткие ножки в высоких затертых сапогах не удержали его и опрокинули, как фарфоровую вазу. Но карлик тут же вскочил и, не обращая внимания на разбитое стекло и мальчика, со страхом взирающего на его действия, продолжил тянуть.

И тут Саша увидел совершенно необъяснимое.

Крючок угодил в Ефрема, но, вместо того чтобы стянуть с него футболку, зацепился за нечто незримое, но настолько сильное, что тело приятеля выгнулось радугой. Слабый свет стал пробиваться сквозь грудь Ефрема. Глаза его распахнулись, точно провожая в последний путь то, что всю жизнь принадлежало ему. С отчаянием Сашин приятель наблюдал за происходящим, будто желая вмешаться, но не имея на то никакой возможности.

Карлик потянул за нить и выдернул из Ефрема небольшой шар, горящий притягательным белым светом. Шар послушно проследовал по направлению нити, пока не очутился в черной сумке, где тут же померк, как задутая свеча. Карлик вытер использованный крючок и повернулся к Саше.

Мальчик взбрыкнул. Это было самое яростное движение его беспомощного тела, с тех пор как мир перестал вращаться перед ним. Стон сорвался с губ, когда он увидел, что карлик целится в него крючком. Он бы с радостью перекрестился, если бы его руки двигались, а если бы двигались ноги, незамедлительно выскочил бы из машины и побежал куда глаза глядят. Но Саша был парализован, только его веки хлопали и от страха по щекам катились слезы.

Тем временем карлик ухитрился раскрутить нить так, что Саша перестал ее видеть. Крючок сверкал в сумраке, нить преобразилась, и мальчик вздрогнул, когда что-то колкое воткнулось в его лоб и прицепилось, точно присоска к гладкому стеклу. Саша почувствовал, как лишается дыхания и тяжелеет, словно опускаясь на дно. Тело его свернулось улиткой, и, пусть боли он не ощущал, в его голове возникло убеждение, что из него что-то вытягивают.

«Нет!» – затрясся мальчик. Из его горла вырвался жалобный стон, и ветер тут же сдул его, как ветхий мусор.

Карлик потянул за нить. Саша услышал треск от натяжения. Сознание его помутнело. Дышать стало тяжелее. Он на мгновение почувствовал свои конечности, и ему показалось, что он достиг дна, на которое его опускали, и вот уже поднимается вверх, только не в телесной оболочке, а в виде пузыря…

Когда он открыл глаза, на месте уродливого карлика брезжил яркий электрический свет. Кто-то сказал:

– Очнулся!

Саша заморгал. Свет покинул один его глаз и переместился в другой.

– Точно очнулся!

Раздались восторженные крики.

– Быстрее! Носилки!

Саша вдохнул и почувствовал страшную боль во всем теле.

– В машину его. Быстрее!

Небо закачалось, и на фоне серых туч он увидел людей. Его стали куда-то перетаскивать, отчего боль взорвалась, и Саша онемевшими губами произнес:

– А-п-п-а…

– Еще бы! – ответил кто-то из перетаскивающих. – На тебе живого места нет. Все переломано.

– Не говори так! – шикнул кто-то со стороны.

Саша распознал женский голос.

– Ничего у тебя не переломано, мальчик. Дядя шутит. Ты целехонький, как огурчик. Только немного поцарапанный. Сейчас мы доставим тебя в больничку, там царапинки залечат и пойдешь домой.

– Домой он обязательно пойдет, – пробурчал мужской голос. – Только на своих ли двоих? А в больницу доставим, тут уж несомненно.

Третий голос добавил:

– Прямиком на операционный стол.

– Закройте рты! – пригрозила женщина.

Над Сашей появилась крыша.

– Таня, вколи ему что-нибудь, чтоб не отключился, – сказал тот голос, что пророчил Саше операционный стол.

Потом мужские образы исчезли из видения Саши. Послышались хлопки дверей, и они тронулись.