Читать книгу Планы бытия - Евгений Биктимиркин - Страница 4

Белый свет, нежность, мягкость и невесомость облаков. Слабый, едва заметный ветерок и тёплое одеяльце из более лёгкого воздуха. Это первое, что он ощутил при пробуждении. И было это таким, не нуждающимся в словах, таким очевидным, словно так было и будет всегда и везде. Хотелось только слегка повернуться и укутаться потеплее и уютнее. Но нет, – это была просто больница, и он лежал на обычной медицинской кушетке.

Когда Софрон, нехотя, открыл глаза, он увидел лишь размытые светлые пятна. Слух выдавал такие же размытые, бестолковые и кривые звуки. Ничто не тревожило его блаженный покой. Кроме здоровенной штуковины на шее. Он потрогал её, постучал – очень жёсткая – по идее, спать в ней неудобно. Захотелось повернуться, но боль намекнула, что не стоит.

Подняться удалось довольно легко, и, усевшись и оперевшись руками в лежанку, Софрон стал ощущать происходящее. Глазки сами закрылись, а губки растеклись от приятной истомы. Вскоре голова закружилась, и пришлось открыть глаза. Всё вокруг плыло и искажалось: стены, койки с незнакомыми телами, тумбочки, окно – всё искривлялось и словно дышало, возвращаясь в прежние места. Софрон старался растянуть эти чувства как можно дольше, но голова была, словно набита ватой, в горле пересохло и захотелось в туалет. Когда мужик позади застонал, и показалось, что койки ездят, он принял решение пройтись во имя спасения.

На выходе из палаты он потерял равновесие и чуть не упал. И вдруг нахлынуло другое ощущение: всё происходящее замедлилось, грани вещей расползались, словно серые полупрозрачные змеи. Врач, проходящий мимо, тоже ни с того ни с сего стал падать. Удержаться за стойку с инструментами, нагруженными на неё, он не смог, и всё рухнуло с адским грохотом. Слух барахлил, так что неприятных ощущений Софрон не испытал. Он хотел было помочь упавшему бедняге, но тот встал своими силами. Жалкое зрелище: словно пьяные, едва держатся, чтоб опять не поскользнуться на ровном сухом месте; тщатся помочь друг другу, а мужичок, сидящий на диванчике в сторонке – невольный наблюдатель, смотрит таким же безучастным взглядом на всё это безумие. Раньше Софрон бы усмехнулся, но сейчас у него была явная цель – добраться до туалета любой ценой.

Добравшись, он тут же принялся справлять нужду в первую попавшуюся раковину. От этого поглаживания словно шёлком и внутренних ласк Софрон невольно закатил глаза, и на какое-то время ушёл из реальности. Он поразился тому, что тело делает хорошо само себе.

Вскоре зашёл врач постарше, который, видимо, услышав грохот, решил посмотреть, что творится. Он посмотрел на происходящее непотребство и вышел. Через минуту он зашёл вновь и увидел уже, как Софрон, извернувшись словно змея, корчась и терпя боль, пьёт воду из-под крана. Он вновь вышел на минутку.

– Ионов? – спросил врач, начинающий свой седой этап жизни.

– Вы мне? – не понял С..

– Да. Вы Ионов Софрон Васильевич?

– Видимо… да. Что-то знакомое… – Что-то и в правду завертелось в его голове, но оставалось неуловимым и затуманенным, витающим и близко и, одновременно, вдалеке. Для простоты он решил согласиться.

– Не гнитесь так больше, – начал вопрошающий с важным беспристрастным видом. – И в женский туалет не ходите, пожалуйста, больше…

Софрон резко дёрнул головой, не понимая, как можно распознать, и не понимая, как на санузлы вообще может распространяться монополия. Разумеется, таких умных слов он ещё не знал. Но он помнил слово «обладание».

– А где я вообще?

– Не помните, как… – начал мудрый врач, и тут же осёкся.

От С. не ускользнул задумчивый взгляд врача, – он захотел узнать больше. И ему это удалось. Мыслеобразы и метасообщения в голове врача подсказали, что он, Софрон Васильевич Ионов, тридцати четырёх лет отроду, покончил с собой, повесившись. Врач не боялся, он именно не хотел говорить об этом сейчас. Он вообще не о чём говорить особо не хотел, а то, о чём хотел, стеснялся спросить.

– Что это за штука? – спросил без злобы, даже со снисходительной улыбкой, Софрон, постучав по пластмассе на горле.

– Это корсет. У Вас повреждён позвоночник, придётся поносить его некоторое время…

– Как долго? – перебил его С.

Тот стал долго думать, и Софрон понял, что около десяти дней.

– Спасибо. И спасибо, что помогаете. Я это ценю, – искренне сказал Софрон, не дожидаясь ответа.

– Вы ничего не помните? – вдруг спросил седой низкорослый эскулап с некоторой озабоченностью.

– Смотря что я должен помнить… – Софрон не понимал: как дышать, как пить, как ходить в туалет, как разговаривать, даже имя с какими-то, видимо, важными словами знал, – что ещё нужно?

Врач призадумался, провёл взглядом диагональ от пола до стены, и сказал:

– Я Вас направлю на осмотр в другое учреждение. И сообщу Вашему брату, что Вы пришли в сознание. Отдыхайте. – Врач завершил речь и ушёл.

«О Боже, брат! – пролетело у Софрона в голове. – Я решил уйти из жизни, видимо, без его одобрения. Я подвёл его. Нужно извиниться. Кстати, а его-то как зовут?».

«А-а, неважно, пойду опять на облака», – быстро переменился Софрон в настроении. Теперь, когда тело освободилось от обузы и жажды, жизнь вновь виделась светлой и прекрасной.

Занавески всё ещё едва подрагивали на невидимых волнах. Пахло спиртом, нашатырём, грязным бельём и много ещё чем неразличимым. Все запахи были примерно одинаково слабые, и Софрону хотелось угадать каждый, но пока у него не получалось.

На диванчике всё ещё сидел мужичок и смотрел в окно с надеждой. За столом сидела девушка в белом халате и что-то без конца писала – «наверное, писательница», – подумал Софрон. Кроме них во всём длиннющем коридоре никого. И было так тихо и так легко, что ему хотелось раствориться в этой тишине и плыть и лететь куда-нибудь, где нет ни времени, ни пространства, а есть только Божественный Свет.

С улыбкой опьянённого, раскачивая руками в такт шагам, он, с этой башней вместо головы, доковылял до своей палаты и вновь улёгся спать. И даже нельзя было понять, что приносило больше наслаждения – лежать или ходить.

Вновь удалось проспать несколько часов. «Потрясающе! Я так долго спал! – удивился Софрон. – Потрясающе! Темно за окном!» – восхитился он. В самом деле, когда он вышел в коридор, чтобы удостовериться, что ему не показалось, улыбка растеклась и надолго не сходила с лица.

«Даже смотреть в окно не надо – и так чувствуется – задумался С., усевшись на свободный кожаный изодранный бордовый диванчик. – Мы можем чувствовать Тьму и Свет. Вдуматься только!» – произнёс он вслух с очарованной мордашкой.

После этого он, проголодавшийся, прошёлся от конца до конца коридора своего этажа в задумчивости, вновь пытаясь прочувствовать как можно больше.

Вот пришло время уколов. Он сам не заметил, как народ столпился у процедурного кабинета. Злая сексуальная медсестра в фиолетовом халате заставила бедного, ничего не понимающего первого попавшегося мужика штаны приспустить прямо в коридоре при всех. «Медсёстры», – теперь он вспомнил, как их зовут. «Медсёстры и медбратья – как это мило». Она больно залепила бедняге шприц в задницу. Жертве показалось даже сначала, что он ей нравится. Софрон слышал довольно прямые и громкие отрывистые мысли, ясно дающие понять, что её хотят многие. И их можно было понять: высокая, с Софрона ростом, может чуть пониже, хотя роста ей добавляли босоножки на высокой платформе. Быстро двигается, уверенно и деловито. Волосы русые и прямые, фигуру тщательно скрывало монашеское одеяние, но по меняющимся очертаниям и на мгновения образовывающимся складкам Софрон хорошо её представлял. Кожа светлая, но не слишком. Носик с немного излишней округлостью на кончике. Ладошки узкие, пальчики тонкие, ими ей и приходилось трогать грязные жирные волосатые мужские задницы.

Софрон услышал, что фиолетовую сегодня ударил пьяный пациент, и поэтому она захотела сорваться на ком-нибудь. Но это ничего не меняло – животная сущность всегда несёт в себе что-то сексуальное. Однако потом кто-то из мужиков, увидевших это, усмехнулся, прокомментировав унижение жертвы.

В голове у Софрона помутнело, время словно замедлилось, стало тепло внутри, но холодно снаружи, всё затряслось, склянки в процедурной попадали и разбились. Уборщица в другом конце коридора поскользнулась на луже и ударилась головой о кафель, сломав швабру. Кто-то закрыл уши, кого-то вырвало сквозь ладонь, которой он прикрыл рот. Всё это время, куда бы ни смотрел Софрон, видел лишь движущиеся тени. Теперь это были уже не полумеханические змеи из звеньев без глаз. Они столь быстро менялись формами и были столь прозрачны, что С. не успевал ни на чём сосредоточить взор. Он захотел остановить всё и всмотрелся в непонятный ему предмет в стене. Буквально через пару секунд мужик рядом с ним начал снижаться, теряя сознание, и лёг на ближайшую скамейку.