Читать книгу Отчий дом - Евгений Чириков - Страница 13

– Так вот, господа, повторяю, что я терроризм этот начисто отвергаю… Я предлагаю идти в Царствие Божие другим путем, народным путем… Не красное знамя, а хоругви с нерукотворным Ликом Спасителя! И все христиане всех сословий должны перед сим знаменем преклониться… И преклонятся! Вся правда Божия в Евангелии Христовом нам дана и пути ко Граду Незримому указаны…

– Ну, так за чем дело стало? Идите в монастырь! – выкрикнул Дмитрий.

– Позвольте-с, не перебивайте!.. Так вот и говорю я: у нас революция должна быть Божественная… И будет когда-нибудь! Ни капли крови человеческой не должно быть пролито.

– А как же быть с атеистами? – снова задорно выкрикнул Дмитрий.

– А много ли их у нас? Горсточка! Отвести им особый край, остров какой-нибудь. Вроде чумных.

– Кормить, поить и прочее там. Живите без Бога и варитесь в своем соку! Всех черт раздерет. Друг дружку осатанеют! Напрасно смеетесь!

– Над собой смеетесь!.. – послышался тихий голос Гриши из угла.

– А не будет это поднятие хоругви вместо красного знамени тоже бунтом против существующего законопорядка? – искусил Павел Николаевич.

– Когда во имя правды Божией весь народ пойдет с хоругвями, с кем же идти царю, помазаннику Божьему? С народом пойдет. А если слуги царские не пойдут за царем, не они ли окажутся революционерами, восставшими против правды Божией!

– Ну а если царь откажется идти?

– Значит, он откажется от власти Божией, коей правит народом. Убитый революционерами царь-освободитель не пошел ли против всех министров и помещиков, не желавших и мешавших ему раскрепостить народ?

– Ну, и что же дальше? Как вы будете строить свой рай?

– Один план: возлюби Господа и возлюби ближнего, как самого себя! Вон убитый царь начертал: «Правда и милость да царствует в судах». А надо сделать, чтобы правда и милость везде пребывала!

– Да, все это великолепно, но как это сделать?

– Вот этим именно вопросом я и занимаюсь теперь. Изучаю все революции, разные утопии, религии, секты.

Павел Николаевич улыбнулся:

– Ну а как же с нами, помещиками?

– Помилуйте! Образованные и просвещенные люди с совестью сами поймут, что надо за народом пойти и во имя правды от излишка земли отказаться. Ну а которые не пожелают, пожалуйте к атеистам, на остров! Образованные люди и крестьянству нужны… Тут главный вопрос в земле…

– Вот то-то и есть!

– А вопрос этот легко разрешить, если по совести… Да если весь народ по десяти целковых с души внесет, так… Сколько это? (Елевферий быстро перемножил.) Один биллион двести миллионов рублей капиталу образуется. А сколько помещиков? По статистике 130 000, да из них больше половины в долгу казне, рады будут 50 процентов стоимости получить. Получай по полтине за рубль! На всех хватит, да еще и останется… Я в чем не согласен со Львом Толстым: конечно, Царствие Божие в нашей душе сперва должно водвориться, но этому делу помочь надо… Надо по всей Руси, в один день и час знамена Христовы, хоругви поднять. Повинуйтеся и покоряйтеся, яко с нами Бог! Вот и выйдет Божия революция…

Павел Николаевич не без удивления и интереса слушал этого фантазера из духовного ведомства. Порою он задавал ему щекотливые вопросы, которые, казалось, должны были поставить в тупик фантазера. Но, к изумлению Павла Николаевича, тот на все такие вопросы находил самое неожиданное и простое разрешение, правда, тоже наивное, но вполне логичное.

– Вы говорите, – хоругви… А вот татары, башкиры, киргизы, евреи и прочие инородцы?

– Да много ли их? Опять горсточка! Поймут, что им выгодно, и не будут препятствовать…

– Боюсь, что вы придете не туда, куда думаете, Елевферий Митрофанович.

– Господь милостив. В душе у всех живет этот Град Незримый, у всех племен и народов. Я думаю, что если бы народу не мешали, а помогли, так он живо нашел бы пути и средства. Народ правду-то сердцем чует. Беда в том, что интеллигенция с путей сбилась, вразброд идет. Народ под благовест, а интеллигенция под музыку бесовскую. Будто бы с виду и в одну сторону идут, а дороги-то разные: одна – от Бога, другая – от дьявола, одна от любви христианской, а другая – от ненависти и мщения. Народ – за Христом, а интеллигенция – за Иудой!

– Ну, это уже слишком! – злобно крикнул Дмитрий и вышел, сердито хлопнув дверью.

За ним, сорвавшись с места, ушел на цыпочках Саша Ульянов. Владимир остался. Он жадно вслушивался, щуря свои калмыцкие глазки, и улыбочка подергивала его губы.

– Все духовенство должно подняться, а не Стенька Разин! – крикнул вдогонку уходящим Елевферий.

– Ну, я совершенно не представляю себе в такой роли наше духовенство, – тихо произнес Павел Николаевич. – Церковь в роли государственного строителя – дело прошлое, историческое…

– Какой же иной путь вы предложите? – спросил Елевферий.

– Просвещение!

– А разве революционеры – темные, а не просвещенные люди? Все больше из студентов да курсисток выходят. Все, значит, гимназию либо реальное окончили. А кто за Христом пошел? Рыбаки неграмотные! Вот и землей революционеры народ подманивают, а он не идет, не верит им…

– Ну, значит, не стоит и бояться их? – спросил Павел Николаевич…

– Позвольте! Дороги-то все-таки в одну сторону идут. Сбить, сманить на свою дорогу они стараются. А вода по капле и камень точит…

Тут к столу подошел весь взъерошенный от напряженных дум Григорий и сказал, склонясь к Елевферию:

– Объясни брату свою схему!

– Хорошо. Это наглядно пояснит дело… Вот потрудитесь, Павел Николаевич, посмотреть! Присядьте поближе!

Елевферий начертил на бумаге две пересекающиеся под острым углом прямые линии и обозначил точку их скрещения буквой «3».

– Земля! – пояснил он и пометил буквами «ИС» и «НГ». Получился такой геометрический чертеж.

Потом Елевферий стал пояснять его:

– Здесь буквой «И» обозначена интеллигенция, она идет к букве «С», то есть к социализму. Буква «Н» обозначает народ, который идет к букве «Г», то есть ко Граду Незримому или Царствию Божиему на земле. Как видите, обе дороги сперва идут в одну сторону и все сближаются, пока не скрестятся и не сольются в точке «З». Вот здесь и кроется обман и опасность: у мужика тут – земля, а у революционеров – «Земля и воля»! Поняли? Народ через землю намерен по своей линии идти – ко Граду Божьему, а интеллигенция через ту же землю намерена тащить народ в царство социализма. Вот тут и сидит хитрая механика-то! Как сойдутся дороги-то в точке «З» – большой соблазн у народа будет за друзей и праведников принять волков в овечьей шкуре! Значит, надо сего перекрестка либо миновать, либо прийти туда раньше революционеров, предупредить их! Торопиться надо, Павел Николаевич: дороги-то все сближаются, точка-то опасная недалеко уж… Се жених грядет во полунощи, и блажен раб, иже обрящет его бдяща, как сказано в писаниях…

– Схема остроумная и убедительная, но она открывает давно уже открытую Америку, – сказал Павел Николаевич. – Дальновидные государственные люди давно указывают на необходимость коренной земельной реформы. К сожалению, таких дальнозорких у нас мало и слушать их наши чиновные мудрецы не хотят… Вместо земельной реформы и увеличения наделов увеличивают количество урядников, губернаторскую власть и даруют земских начальников, полагая, что вместе с этим на русской земле водворится мир и в русских человецах – благоволение…

– Один в поле – не воин! – добавил Павел Николаевич после паузы и, вздохнувши, тихо вышел из флигеля.

Не спалось в эту ночь Павлу Николаевичу. Странно! Ничего нового простоватый Елевферий не сказал ему, но геометрическая схема произвела на него впечатление. До сих пор Павел Николаевич привык и в специальной литературе, и в докладах ученых специалистов видеть правду о земле в сотне скорлупок из затейливых цифр, статистических выкладок, туманных фраз, уснащенных различными терминами и иностранными словами, вообще так замаскированной, что никаких страхов не рождалось; а теперь, в этом схематическом оголении, эта правда вдруг взбудоражила всю душу такой острой тревогой, словно она подкарауливала вот тут где-то, в темном дворе с его закоулочками, дворовыми жилыми постройками…

– Кто тут ходит? – испуганно вскрикнул Павел Николаевич, вздрогнув всем телом и душой.

– Мы эта, караулим…

– Что же ты бродишь?..

– Караул держим…

– Ты обходи усадьбу, а… нас никто не украдет…

Никита вздохнул и пошел в темень. Застукала его колотушка, сдваиваясь эхом в ночной тишине, и поплыла все дальше и дальше…

Вся ночь, темная и молчаливая, казалась какой-то подозрительной. Ветерок донес осторожные голоса, мужской и женский. Около сеновала! Не вздумали бы там курить. Павел Николаевич тихо пошел на голоса и наткнулся на любовное свидание отставного корнета Замураева с коровницей Палашей. Павел Николаевич страшно озлобился: одни гости рассуждают и строят проекты отобрания земли у помещиков, а в их числе и от них, Кудышевых, другие развращают дворовых девок. Вот этот лоботряс мотал-мотал отцовское достояние, а когда мотать стало нечего, вышел в отставку и готовится к поступлению в земские начальники, будет опекать народ и убеждать его, что дело не в количестве надела, а в его интенсивной обработке, не в бедности, а в лености и пьянстве крестьян, не в темноте и невежестве, а в том, что слишком рано народу дана «воля»…

Коровница шмыгнула в темноту, а корнет остался и закурил папиросу.

– Ты что тут делаешь, будущий земский начальник?

– Не спится, Павел Николаевич… Прогуливаюсь.

Павел Николаевич помолчал, потом посоветовал:

– Вот что, ваше высокородие: нельзя ли, говоря словами Грибоедова, попросить тебя выбрать для таких прогулок подальше переулок! Здесь живут порядочные люди… И потом, пожалуйста, поосторожнее с папиросами! Сено принадлежит к материалам легковоспламеняющимся.

Повернулся и пошел прочь.

На другой день Анна Михайловна прогнала Палашку:

– Развратная баба!