Читать книгу Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Цымбал - Страница 32

Андрей Арсеньевич готовился к репетициям «Гамлета» и решения о запуске в кинопроизводство совершенно не ожидал. У него был сценарий «Светлый ветер», написанный с Фридрихом Горенштейном для режиссера Валерия Ахадова по мотивам романа «Ариэль» классика советской фантастики Александра Беляева. Это мистическая история о летающем человеке. Действие там в основном происходило в монастыре и на фронте, а летающий человек был католическим монахом и никак не укладывался в представления редакторов Госкино о магистральном пути развития советского киноискусства. Летающий монах вряд ли мог считаться достижением кино развитого социализма. Сценарий был категорически отвергнут. Некоторые его мысли и мотивы впоследствии нашли свое отражение в «Сталкере».

Столь же непроходимой оказалась и «Гофманиана». Говорить в Госкино СССР о постановке отвергнутых сценариев было бесполезно – отменять запрет там бы не стали. Позже Тарковский безуспешно предлагал «Гофманиану» Элему Климову.

Возникла очень неприятная ситуация: Госкино готово дать Тарковскому работу, но у него нет сценария. Идея фильма «Гамлет» была отклонена, поскольку в прокате еще шел снятый двенадцать лет назад фильм Козинцева. Не вызвали начальственного энтузиазма предложенные Андреем Арсеньевичем идеи фильмов «Смерть Ивана Ильича» по рассказу Льва Толстого и «Уход Толстого» по Бунину. Об «Идиоте», как было сказано в сентябре прошлого года, не могло быть и речи.

^* Анатолий Степанов 259: После «Зеркала» поначалу все планы Тарковского строились вокруг экранизации «Идиота». Я знал по редакционным разговорам, что он хочет экранизировать Достоевского. К тому времени в объединении Алова и Наумова, где Андрей снимал «Солярис» и «Зеркало», отношения у него испортились. Тарковский не хотел иметь дело с Наумовым, ибо считал, что это слишком опасно: «Наумов человек необязательный и коварный». Поэтому он (Тарковский. – Е. Ц.) пришел в наше объединение, которое возглавлял Лео Оскарович Арнштам.

По решению главного редактора «Мосфильма» Леонида Николаевича Нехорошева все дела по «Идиоту» из главной редакции были переданы в наше объединение. Тарковский никакой видимой активности в связи с новой своей работой не проявлял. Он даже не приходил на студию. Все хлопоты по договору он поручил Ларисе. Она выбивала авансы, а потом, когда в положенный срок ничего не было написано, весь процесс закрытия и списания сценария также шел через нее. Она подписывала за Андрея все документы. Мы заплатили ему 25% за первый вариант, 15% за второй вариант и еще 10% за третий. Таким образом, Тарковскому были выплачены 50% стоимости сценария, который так никто и не увидел. По всем законам Андрей обязан был возвращать аванс или предъявить сценарий, писать который он так и не собрался.

Чтобы как-то выбраться из этой ситуации, Леонидом Николаевичем Нехорошевым был написан некий вариант сценария «Идиот». Со стороны «Мосфильма» и нашего объединения это была чистая благотворительность. Главным благодетелем семейства Тарковских стал Леонид Николаевич Нехорошев. Он же помог мне, как главному редактору объединения, все это оформить чисто технически. Так произошло с «Идиотом», о котором Андрей много говорил, но для постановки которого ничего не сделал.

«Некий вариант сценария „Идиот“», написанный Леонидом Нехорошевым, потребовал серьезной работы. Рисковавший своей карьерой и репутацией главный редактор «Мосфильма», один из ближайших друзей режиссера, потратил немало времени и сил, чтобы написать труд, хотя бы по объему соответствовавший сценарию двухсерийного фильма, то есть 120–130 страниц текста. По стилю и содержанию он должен был соответствовать уровню предыдущих сценариев Тарковского и не вызвать подозрений у редакторов Госкино СССР. Впрочем, финал истории с «Идиотом» был уже после «Сталкера».

Тарковский понимал: нужно срочно начинать работу над новым фильмом. Если он этого не сделает, у чиновников от кино и идеологии будет оправдание на годы вперед: «Мы ему предлагали работать, а он оказался не готов». И Тарковский предложил сценарий «Машина желаний». Редакторы «Мосфильма» и Госкино прочитали сценарий и немного успокоились – это было нечто совсем иное, чем они ожидали, не похожее на то, чего они опасались. Действие происходило в неназываемой западной стране.

Сценарий носил «обличительный» по отношению к Западу характер и не предвещал неприятностей. В нем присутствовали типичные штампы советской идеологии: «реакционная военщина», могущественный «военно-промышленный комплекс», «классовое расслоение общества» со всеми вытекающими последствиями: «неравенством, обездоленностью, потерянными жизненными перспективами». Алчные корпорации, готовые платить бешеные деньги за предметы, оставленные в Зоне. Они конкурировали между собой, не стесняясь в выборе средств расправы с конкурентами. Гремели взрывы, трещали автоматные очереди, полиция приезжала подбирать трупы и даже не пыталась искать виновных.

Явно не социалистическое государство изолировало Зону, дабы избежать выноса оттуда таинственных и опасных вещей и внеземных технологий. Особенно всполошились власти, когда стал распространяться слух о находящемся в Зоне Золотом Шаре, якобы исполняющем желания. Были предприняты строжайшие меры, исключающие возможность проникновения. Но если что-то запрещается, всегда найдутся люди, которые нарушат этот запрет. За деньги или просто из непреодолимого желания. Авантюристов, которые пробирались в запретную Зону и приносили оттуда внеземные артефакты, называли сталкерами.

Ни о каком реальном «обличительстве» братья Стругацкие и не думали. Они поместили события в условный «Западный мир», чтобы иметь возможность сказать о проблемах, о которых применительно к миру социализма говорить в принципе не позволялось. Кроме того, они искренне хотели сделать это кино интересным, захватывающим, увлекательным, в надежде привлечь максимальное количество зрителей. Сценаристы тогда еще не знали, что Тарковский любое упоминание о «массовом зрителе» воспринимал враждебно и нетерпимо.

«Массовый зритель» был для него символом дурного вкуса и бессмысленной развлекательности. Для такого зрителя Андрей Арсеньевич делать ничего не хотел. Тарковский даже «Амаркорд» Феллини упрекал в потакании низменным вкусам публики. Да и главный герой «Машины желаний» – волевой, упорный, активный, напоминающий персонажей западных фильмов – интуитивно его не устраивал. Пока он этого не осознавал, хотя некоторое внутреннее раздражение все же имело место. Но другого готового сценария не было, а Тарковскому нужно было срочно снимать.

Марианна Чугунова: Давайте точно восстановим обстоятельства начала работы над «Сталкером». Андрей Арсеньевич запустился с этим сценарием, на тот момент чужим для него. Запустился поспешно, внезапно, без предварительной тщательной подготовки260.

Фильм этот не был для Тарковского желанным, выстраданным и необходимым. Он не жил этим сценарием годы и месяцы, не продумывал его заранее, как это было с его предыдущими фильмами. Через полтора года, в августе 1977 года, в разгар скандала с увольнением Александра Боима и Георгия Рерберга Тарковский подтвердит это, открыто заявив на худсовете «Мосфильма»: «Я не могу свою жизнь посвятить картине, которая является для меня проходной»261.

В марте 1976 года Тарковский решил уйти из ЭТО. Работа в нем потеряла для него смысл, ибо заработать там большие деньги стало невозможно. К этому моменту долги Тарковского достигли 10 000 рублей. Это была колоссальная по тем временам сумма. Самым большим был долг Марианне Сергеевне Чугуновой, незаменимой и почти святой в своем отношении к Андрею Арсеньевичу. Маша продала дачу, принадлежавшую ее дедушке-академику, и отдала деньги Тарковскому. Он сказал, что берет их взаймы и отдаст при первой возможности. Маша ответила: «Отдадите, когда сможете», хотя понимала, что такой момент может не наступить никогда. Учитывая среднюю занятость режиссера в предыдущие годы, сроки возврата долга могли занять до пятнадцати лет. Тарковский вернул деньги, получив постановочное вознаграждение за «Сталкер». До этого он не получал суммы, которой хватило бы на выплату долга. Но были и долги другим людям.

Киевский оператор Александр Антипенко сообщил Андрею Арсеньевичу, что режиссер Сергей Параджанов, посаженный в тюрьму по состряпанному обвинению, написал прошение о помиловании, и, возможно, через два месяца его выпустят. Тарковский засомневался в добрых намерениях советской власти и стал опасаться за судьбу уважаемого им кинорежиссера, подозревая, что это умышленная провокация, специально подстроенная, чтобы усложнить судьбу сидящего в лагере Параджанова262.

Ермаш, узнав о письме Тарковского к Президиуму XXV съезда, слегка перетрусил. Он стал делать извинительные жесты, демонстрировать Тарковскому фальшивую заинтересованность в постановке «Идиота» и озабоченность, чтоб Андрей Арсеньевич непременно снимал на современной аппаратуре. Тарковский, выслушав слова о добром отношении к нему, не очень в них поверил.

Когда министр кинематографии потребовал третью заявку на «Идиота» и сценарий по Стругацким, Тарковский понял, что это чревато дальнейшими проволочками, и пригрозил пожаловаться в Политбюро ЦК КПСС. Андрей Арсеньевич пошел ва-банк, понимая, что Ермаш его теперь опасается.

В эти дни Тарковский в пух и прах разнес заявку на «Идиота» своего соавтора по «Зеркалу» Александра Мишарина. Он квалифицировал ее как «бредовую, которую никому нельзя показывать», так как она может явиться лишь «свидетельством его пьянства»263. Он все строже относится к соавтору и еще недавно совсем не чуждому ему самому времяпровождению. Тарковский поручил Марианне Чугуновой передать Мишарину его требование написать что-нибудь приемлемое.

Девятнадцатого марта произошла история в духе любимых Андреем Арсеньевичем метафизических приключений и странных случаев. Он ехал в машине совершенно незнакомого человека и вдруг узнал в нем мальчишку из деревни Тучково, где он жил летом 1936 года. Загадочный выплеск его зрительной памяти спустя сорок лет привел Андрея Арсеньевича в хорошее настроение, подтвердив ему его необычные способности.

Двадцать второго марта Тарковскому в театр во время репетиции позвонил Ермаш. Он прочитал сценарий о Гофмане и одобрил его публикацию, внеся лишь две поправки: не надо писать, что без пунша Гофман не мог творить, и не нужно говорить о непознаваемости мира. Он сообщил также, что согласовал с Сурковым публикацию «Гофманианы» в «Искусстве кино».

Не знаю, что заставило министра лично звонить режиссеру, с которым у него столь сложные отношения. Скорее всего, это был демонстративный жест в ответ на демарши Тарковского. И одновременно «отмазка» для высших сфер: «Смотрите, мы хоть и не рекомендовали к производству сценарий Тарковского, но считаем выдающимся его произведением и даже печатаем в журнале». Ермаш внес малозначительные поправки в текст, чтобы его звонок не выглядел прямым желанием обрадовать режиссера. И все же разговор насчет публикации сценария, который министр не понял, в журнале, который тогда редко печатал сценарии, свидетельствует, что Тарковскому решено сделать некоторые послабления. Тарковский готовит «Гофманиану» к публикации.