Читать книгу Последние вожди СССР - Евгений Додолев - Страница 4

Егор Кузьмич. Сочетание этого имени и отчества позволяет безошибочно узнать человека, портрет которого не нуждается в дополнительных эпитетах. Егор Кузьмич – он и есть Егор Кузьмич. Ни с кем не спутаешь… Имея принципиальное согласие на интервью, встречи с Лигачевым тем не менее, мне пришлось ожидать довольно долго. Наконец, через бывшего помощника Романа Романова была назначена дата аудиенции. За час до оговоренного времени мне позвонил уже сам Егор Кузьмич и, извинившись, сказал, что встретиться в этот день не сможет, поскольку неожиданно заболел гриппом. Лигачев болел ровно до 17 марта, дня проведения полуподпольного VI съезда народных депутатов СССР. Я видел, как в то утро с помощью блиц-интервью он отбивался от наседавших журналистов в холле гостиницы "Москва", а затем в ставшем знаменитым поселке Вороново.

Почувствовав себя задетым, если не сказать обманутым, я решил, что договариваться по новой сам больше не буду. Но назавтра позвонил Егор Кузьмич сам и сказал, что готов к беседе. Мое предложение приехать к нему домой вежливо отвел под благовидным предлогом, сказав, что ему даже удобнее встретиться в редакции.

Пока я ждал гостя, коллега вспомнил, как в редакции "Советской культуры" все стояли на ушах перед приездом туда Лигачева в бытность работы Егора Кузьмича секретарем ЦК КПСС по идеологии. Забавно было слушать, как белили в округе бордюры и красили в небесные тона урны… Неужели это было возможно всего несколько лет назад? Коллега, не успев закончить рассказ, вдруг замолк на полуслове, тупо уставившись куда-то за мое плечо. Я невольно оглянулся и увидел Егора Кузьмича собственной персоной. В какой-то непритязательной курточке, с шапкой в руках… Первое, что мелькнуло в голове: "Слышал ли Лигачев, о чем мы тут говорили?"

Пауза затягивалась. Почему-то некстати всплыла в памяти моя первая попытка взять интервью у Егора Кузьмича в декабре 1989 года на II съезде народных депутатов СССР, когда приходилось проталкиваться сквозь широкие спины и острые локти…

Все еще шалея от неожиданности и комичности ситуации, я не придумал ничего лучшего, как, поздоровавшись, ляпнуть банально-нейтральное:

– Как вам живется?

– Не будет преувеличением, если я скажу, что живу, как большинство нашего народа. Получаю 500 рублей пенсии плюс добавка еще 65 рублей, павловская или как там ее называют? Квартира очень хорошая, дачи никакой у меня нет, машины нет. Пользуюсь общественным транспортом.

– Дачи не было или отобрали?

– Государственную я сдал еще будучи членом Политбюро в 89-м, а личной никогда не имел. Кстати, в последнее время я уже не пользовался и спецсамолетами. В Швецию летал обычным рейсом Аэрофлота. Так же, как и потом в Тюмень, в Белгород… И машина служебная у меня в ту пору была самая обычная, ездил на "Волге".

– С кем вы живете?

– С женой. У нас трехкомнатная квартира. Одна из комнат – рабочий кабинет. Других кабинетов нет, так как ни в каких "фондах" не состою.

– Живете в том самом знаменитом доме на улице Косыгина?

– Да-да, в нем.

– У вас есть домработница?

– Нет. Хозяйством, кухней занимается супруга, Зинаида Ивановна, она на пенсии. Правда, ей пока сумму не установили, хлопочет… Понимаете, когда я был секретарем обкома, а затем членом Политбюро, мы считали, что просить у государства пенсию для жены неудобно. Теперь, когда жизнь стала сложнее, пришлось и ей оформлять. Сын у меня профессор, доктор физико-математических наук. Жена его преподаватель, кандидат наук. Внук студент. Они живут отдельно от нас. Вот и вся моя подноготная, никаких припрятанных от народа миллионов, тайных льгот и привилегий.

– Егор Кузьмич, я не ослышался: вы ездите на общественном транспорте?

– Все так. К вам я добрался на метро. Люди меня узнают, подходят. Говорят: чего же вы таким неудобным, запущенным в Москве транспортом ездите? А я что, как все. Метро люблю со студенческих довоенных лет. Скорость, быстрота… Так что никакой персональной или разгонной машины у меня нет.

– Извините, что я все о деньгах да о деньгах. Согласитесь, лучше у вас узнать, чем слухами пользоваться. Проясните ситуацию с вашей недавней поездкой в Америку.

– Я не взял у государства ни одного инвалютного рубля. Доллары для пребывания в Америке я заработал себе сам, выступая в университетах и научных центрах США. И платили мне не по 25 тысяч, как некоторым, а по 500-700 долларов. Хватило на текущие расходы. Ну и, конечно, сувениры и вещи какие-то привез. Имел интересные встречи, беседы. Вообще общался с разными категориями американцев – студентами, аспирантами, учеными, конгрессменами, бизнесменами, журналистами. Я не сам туда поехал, меня пригласили. Главным организатором выступал профессор Стивен Коэн, автор известной книги о Бухарине. Почему я согласился? До меня тропу в Америку проторили сотни "демократов", они пели одну и ту же песню, поливали нашу историю, наш строй. А людей со взглядами, как у меня, не знали. Поэтому я поставил перед собой две задачи: своими глазами посмотреть Америку, где я впервые, и второе – донести мнение моих единомышленников о происходящем в нашей стране и в мире. Должен сказать, что залы везде были переполнены, встречи продолжались по три часа. Вопросы сыпались без конца. Никаких провокаций не заметил, хотя и говорил часто непривычные для аудитории вещи.

– После этой поездки не появилось желание и в других странах отстаивать свои взгляды?

– Знаете, у меня очень много сил и времени заняла книга, которая в апреле выходит в свет. Отдельные ее отрывки напечатаны тиражом около 35 миллионов экземпляров.

– Авторские вы уже получили?

– Когда был членом Политбюро, все гонорары от публикаций отправлял в партийную кассу. Это приличные деньги. Сейчас другое положение. От гонорара из газет и журналов я отказался. Должны заплатить за два отрывка, изданных брошюрами, и, естественно, за всю книгу. Но на миллионы в любом случае я не рассчитываю.

– Запад интерес к рукописи проявил?

– Да. Предполагаю, что в сентябре-октябре книга выйдет в США и в других странах.

– А на какую реакцию вы рассчитываете у нас?

– Книга называется "Загадка Горбачева". В ней написано о том, что происходило в стране, в руководстве, начиная с 85-го года и в предшествующие годы, и что произошло… Впервые публикуются мои записки в Политбюро, где я писал о той опасности, которая надвигалась на страну и привела к развалу государства и экономики. Фактически мои обращения были скрыты от членов ЦК, от актива партии. Вот такая была демократия! Горбачев порою говорил одно, а делал другое.

Думаю, что книга вызовет интерес. Далек от мысли, что все пройдет под аплодисменты. Наверняка кто-то попытается оспаривать сказанное мной. Но пусть оппоненты опровергнут мои слова фактами и данными. А эмоции – не аргумент.

– Не сомневаюсь, что эта тема уже навязла вам в зубах, но что делать, если для миллионов людей Лигачев ассоциируется в первую очередь с антиалкогольной кампанией…

– Я разъяснял: считаю ту политику правильной, но не все методы и средства для ее проведения оказались пригодные. Хотя результаты ведь положительные имели место. Резко сократилась преступность, увеличилась продолжительность жизни, снизилась детская смертность, повысилась рождаемость. Много было хороших и добрых писем от народа в адрес руководства страны, начавшего антиалкогольную кампанию. Особенно от женщин. Потому что, как говорят, сколько мужьями выпито водки, столько детьми и женами пролито слез. Не я являлся инициатором всей кампании, разработчиком документов и указов, но я активно проводил эту политику. Мне казалось, что каждый нормальный человек может прожить без регулярного, частого принятия спиртного. Лично мне ничто человеческое не чуждо, я готов, если есть возможность, выпить с вами хоть сейчас, например, такого хорошего грузинского вина, как "Киндзмараули" или "Хванчкара"…

Нам показалось, что с алкоголизмом можно быстро справиться. Лозунг "За полную трезвость!" я считаю явной своей ошибкой. Было забегание вперед. Но вместо того, чтобы как-то откорректировать эту работу, критически осмыслить, ее признали неверной и снова принялись латать дыры в госбюджете с помощью безудержного производства алкогольных напитков. По этой части перекрыты все прежние уровни. Вновь появилась в достатке "бормотуха". И сегодня мы имеем то, что имеем: пьянство опять процветает. Но если мы не хотим окончательно деградировать, нам придется вернуться к борьбе с зеленым змием. Кстати говоря, обществу не удастся справиться с преступностью, хотя бы остановить ее рост и потому, что это сейчас не увязано с искоренением пьянства.

– То, что вы сперва угодили в опалу, а затем и попросту были выкинуты из активной политической жизни, лишены возможности руководить, вершить чужие судьбы, не отпугнуло ваших друзей?

– У меня их стало еще больше! Та борьба, которая велась в течение нескольких лет против меня, попытки оклеветать, дискредитировать перед обществом и народом только сплотили моих союзников. Вот даже сейчас шел к вам, меня остановил молодой мужчина, военный, и сказал, что разделяет мои взгляды, что идея социализма жива.

– Из числа руководства страны у вас были друзья?

– Я пришел в Политбюро в зрелом возрасте, когда новых друзей не заводят. Если говорить о тех, с кем я больше всего общался, так это Зайков, Лукьянов, Чебриков, Никонов, Рыжков, Строев, Воротников, Власов, Долгих…

– А сейчас?..

– Видимся очень редко, на мероприятиях, как говорят. А так, чтобы домами…

– Телефон у вас часто звонит?

– Часа не проходит. Звонков много.

– Возвращаясь к вашим ошибкам прошлого, хочу спросить: если бы у вас была возможность что-то изменить, какие ходы вы сделали бы иначе?

– Без тактических просчетов не обошлось, но стратегический курс я выбрал верно: общественные преобразования в рамках советской системы. Я ведь не за себя боролся, а за идею, за партию коммунистов. Меня многие поддерживали тогда, поддерживают и теперь.

– Какой у вас партстаж?

– Давайте вместе сосчитаем. С 43-го года. Около полувека. Я ведь остался коммунистом. Убежден, что запрет КПСС – большая политическая ошибка. Как можно говорить о развитии демократии, если главная сила, начавшая перестройку, запрещена? С моей точки зрения, это и антиконституционно, и незаконно. Я верю, что придет то время, когда запрет на деятельность компартии будет отменен.

С устранения КПСС, кстати, и начался развал страны. Была бы партия, это сделать было бы невозможно. Если кто-то из руководителей участвовал в событиях 19-21 августа, надо и решать вопрос о них, но связывать это с КПСС, с миллионами коммунистов нет никаких оснований. Этим просто воспользовались реакционные силы. Партия сейчас возрождается, создано немало организаций коммунистической и социалистической направленности, в том числе среди молодежи. С некоторыми из них я связан. Там нет места политическим карьеристам. Сейчас задача – организационно объединить усилия этих партий и групп, чтобы сплоченными рядами бороться за восстановление целостности нашего государства, подлинного, обновленного социализма.

– Но, согласитесь, при нынешнем российском руководстве возрождение компартии вряд ли возможно.

– Им не все подвластно. В стране появляются новые силы. Мы их видим. Они все делают легально, законно.

– Раз речь зашла о правителях России, уместно спросить о Ельцине. В том вашем крылатом "Борис, ты не прав!" не раскаиваетесь?

– Я был одним из тех, кто открыл Ельцину дорогу в Москву, в ЦК, потом в МГК. Сейчас мы стоим на разных платформах. С чего мне раскаиваться, если я вижу, что Борис Николаевич и сейчас не прав, его команда всеми силами пытается втянуть потрясенную Россию в новую общественную формацию? Прежде всего на это нацелена так называемая экономическая реформа. Уверен, что на этом пути нас ждет поражение. У людей нет стимулов хорошо работать. Спад производства таков, что уже сейчас мы оказались откинутыми по многим позициям на 15-20 лет. В 1985-90 годы были достигнуты самые высокие урожайность полей и продуктивность ферм. Мы подошли вплотную к обеспечению населения по сходным ценам хлебобулочными изделиями, молочными продуктами, яйцом, мясом птицы. Сейчас, за два последних года правления господ демократов душевое потребление ценных продуктов питания сократилось на одну треть. Сколько же сил понадобится на восстановление? Это первое. И второе: реформа переложила все тяготы на плечи трудящихся. Таких свирепых, варварских методов реформирования еще не было за все годы Советской власти. Идет обнищание народа. Или, может, вам хорошо живется? Я близок к людям, на собственной шкуре ощущаю все тяготы. Это не путь реформирования общества. Та реформа хороша, которая предполагает не только разрушение, но и прежде всего созидание. Пока преуспели лишь в первом.

– Очевидно, вы и к Михаилу Сергеевичу не питаете теплых чувств?

– Безусловно. Особенно после того, как он покинул партию, перешел на позиции социал-демократизма и ревизионизма. До сих пор в моих ушах звучат его слова о том, что за 70 лет у нас не было ни одного даром прожитого дня, что все наши завоевания – результат марксизма-ленинизма в действии… А сегодня речи, будто строй имели прогнивший, что строилось все на насилии, из-под палки… Понимаете, не умею я так перестраиваться, как они! Наверное, это мой серьезный недостаток. Я могу менять взгляды, но не принципы.

– Когда вы виделись с Михаилом Сергеевичем?

– Давно. В 90-м, после моей отставки, еще встречались на заседаниях, совещаниях, а потом – все. Знаю, что и с другими он так же поступает. У Горбачева есть немало положительных качеств, но нет такого, как чувство товарищества. Любимый мною Гоголь замечательно сказал: "Нет уз святее товарищества". У Михаила Сергеевича постоянных товарищей нет. Многих он просто вычеркивает из своей жизни.

– А ведь генсеком Горбачев стал с вашей помощью?

– Что значит с моей? Я просто активно и сознательно содействовал этому.

– И в том, чтобы на решающее заседание ПБ не успели Щербицкий с Кунаевым?

– Это все слухи. Пленум мы действительно собрали очень оперативно, нельзя же было оставлять страну без руководителя.

– Кто работал вместе с Горбачевым в ночь перед голосованием?

– Чебриков и я. Мы возглавляли работу по созыву Политбюро, пленума и похоронам Черненко.

– Это я и хотел услышать. То, кто был провожатым Михаила Сергеевича в Кремль…

– Кстати, о Кремле. Вы помните, когда впервые попали туда?

– В 1949 году, шел ХI съезд комсомола. А второй раз – после смерти Сталина, когда открыли Кремль, был у Булганина по вопросу создания в Новосибирске первой в Сибири консерватории.

– А став секретарем ЦК?

– Постоянное мое место работы находилось на Старой площади, и в Кремль я шел либо на съезды, либо на совещания, любо на заседания Политбюро. Правда, однажды вместе с семьей я осуществил несколько экскурсий по Кремлю. Обычные маршруты – квартира Владимира Ильича Ленина, Оружейная палата, Алмазный фонд…

– Вы сказали, что ходили в Кремль со Старой площади. Есть подземный тоннель?

– Не знаю, не пользовался им никогда. Обычно, если никуда не спешил, я просто шел по улице. А так – машиной.

– Что, и хода под стеной в Мавзолей нет?

– Откуда? В Мавзолей мы попадали через башню… Сенатскую, кажется? Кстати говоря, все эти домыслы… Нет никакого подогрева на трибуне Мавзолея, не было и буфета внутри.

– Ваш последний визит в Кремль?

– В декабре, на заседание Верховного Совета Союза. С той поры не был, необходимость не возникала.

– Но если понадобится, по депутатскому мандату пропустят?

– По-видимому, надо заказывать пропуск… А вообще с Кремлем у меня многое связано. И съезды, и пленумы, и сессии. Там я награды получал, познакомился с замечательными людьми.

– Вы помните только хорошее?

– У меня нет плохих воспоминаний, связанных с Кремлем. И те схватки, которые происходили на съездах народных депутатов, сессиях Верховного Совета, были политической борьбой – с моей стороны честной, открытой. Это, конечно, отнимало много эмоциональных, интеллектуальных, физических сил, отвлекало от работы. Что ж, такова судьба политического деятеля.

Я не считаю себя проигравшим. Не собираюсь и сейчас уходить в кусты.

Пошел проводить Егора Кузьмича до метро. Все как-то не верилось, казалось, вот-вот вынырнет из-за угла черная "Волга". Нет, зашли в вестибюль, Лигачев встал в хвост очереди за жетонами, затем прошел через турникеты и слился с людьми, спускавшимися по эскалатору. Это был Егор Кузьмич?

PS

Реплика насчет «фондов» – камешек в горбачевский огород. Поминаемую книгу о нем Лигачев издал-таки в 1992 году (издательство «Интербук»). В предисловии, озаглавленном «От производителя» написано: «Перестройка, начавшись с великих народных надежд, закончилась для нашей страны драматически, а для ее лидера Горбачева – бесславно. Правда, на Западе прозвучало немало восторгов по адресу бывшего Президента СССР. Но при сопоставлении с весьма угрюмым отношением к Горбачеву со стороны соотечественников заграничные восторги лишь подчеркивают противоречия его политики: она была обращена лицом к Западу, но оказалась повернутой спиной к высшим интересам Отечества… Почему же цели, столь полезные для Родины и для всего мира, оказались извращенными? Как и на каком этапе перестройки это произошло? Какие методы использовали "архитекторы" и "прорабы" для отхода от первоначального курса? Как случилось, что народ, в том числе рабочий класс, крестьянство, интеллигенция, оказались выключенными из процесса решения судьбы Отечества, своей судьбы? И, наконец, какова во всем этом роль самого Горбачева?.. Размышления в связи с этим, мое понимание событий последних лет изложены в книге. Иметь дело с новейшей историей, писать по горячим, еще не остывшим следам общественной жизни, когда "многое перевернулось, но еще не улеглось", всегда трудно. Понятно, что политические процессы, корнями уходящие в 70-е и 80-е годы, еще не закончены, пребывают в стадии развития, ждут своего разрешения. Я рассказываю, как все было в действительности – и на Старой площади в ЦК, и в Кремле, и вне их. Книга построена на фактах и документах, многие из которых обнародованы впервые… Меня могут упрекнуть в том, что поздно отдаю на суд народа свои размышления о большом обмане, состоявшемся вместо социалистической перестройки. Такие упреки я обязан принять, однако лишь частично. И дело вовсе не в объективных трудностях, препятствовавших обнародованию моих взглядов на извращения перестройки, хотя таких трудностей было предостаточно, в том числе – и с публикацией этой книги. Но главное в другом: с уходом Горбачева наша переломная эпоха еще не завершилась. Впереди ждет нас еще много событий, исход которых будет зависеть от того, насколько полно народ разберется в сути происшедшего и происходящего».

Жил Кузьмич там же, на улице Косыгина, недалеко от туристической площадки, где я летом 2011 года его видел. В этом четырехэтажном здании было шесть квартир (по две на этаже, четырехкомнатные апартаменты с двумя санузлами, первый этаж отведен был под охрану), там и президент СССР проживал, и министр обороны. Потом весь первый этаж прикупил Игорь Крутой. Горбачев вспоминал: «Когда я был президентом, на Косыгина, где я жил, – кстати, и Язов там был, и Лигачев там жил, и еще кто-то, – я спрашивал, что находится рядом с квартирой, и мне говорили: «Это коммуникации, которые нужны» и так далее. Что же оказалось, когда я перестал быть президентом. Меня пригласила охрана, мои ребята: «Михаил Сергеевич, вот те самые коммуникации». – «А что это?» Вытаскивают как сети из моря, вот, знаешь, с рыбой, подслушивающие аппараты по всей квартире президента».

А в 2010 году композитор Крутой, «убив ценой» выкупил и это горбачевское жилье (утверждается, что только ремонт – с камнями, драгметаллами и авторской мебелью – обошелся народному артисту Украины в десять миллионов долларов). Теперь Игорь Яковлевич соседствует с Егором Кузьмичом. А тот существует на депутатскую пенсию в 20 тысяч рублей. Гонорары за книги и статьи в России по-прежнему жертвует в фонд КПРФ. Ну а за издания зарубежные гонорар опять же, как и 20 лет назад, тратит на себя. Супруга умерла в 1997 году. Живет Лигачев все так же с единственным сыном, Александром Егоровичем, профессором Центра естественнонаучных исследований Института общей физики им. А. М. Прохорова РАН. Правнука назвали Егором.

Сейчас трудно поверить, но когда-то вот это – «Егор Кузьмич» – было в медийке заклинанием просто. Мой товарищ Андрей «Лукич» Лукьянов подорвался на этом. Ныне он ресторатор, а в ту пору был журиком. И подался в шоу-биз. Интересно, может ли, скажем, дефицит колбасы стать источником вдохновения для лиры поэта, музыканта, чтобы совершилось таинство творчества – родилась песня? Лукич, создавший группу «Окно» был уверен, что может. Ну, а как же доброе, вечное? А ничего страшного, пусть песня сиюминутна, но пусть она бьет, не в бровь, а в глаз. Как газетная передовица… И нет большей радости для этих музыкантов, когда тема песни отмирает, значит, сделан еще один шаг или шажок к светлому будущему, значит, не зря испытывали музыканты муки творчества…

Я в период сотрудничества с легендарной программой Гостелерадио СССР «Взгляд» написал в журнале ЦК КПСС «Смена»: «И все бы, слава Богу, но одолевают сомнения: уж больно много сейчас смеленьких разоблачителей, отважненьких героев, не конъюнктура ли все это?.. А где же они раньше были? Лукьянов и группа «Окно» отвечают: «Я не спекулирую на теме, я не спекулирую на боли, я просто не хочу быть с теми, кто спокоен, уверен, доволен» – вот кредо группы. А долго ли можно творить в этом ключе? Музыканты считают, что, конечно, нет: «С наступлением коммунизма группа прекратит свое существование». А возникла она совсем недавно – в порывах прошлогодних ветров (т.е. в 1988 – Е.Д.). И вот меньше чем за год сумела вклиниться в плотные ряды групп последнего поколения. Но музыканты из «Окна» немолоды: основной костяк старые рокеры: Михаил Соколов (ударник) начинал еще с «Машиной времени» и «Удачным приобретением»; Юрий Иванов (гитара) работал со «Скоморохами»; Владимир Окольздаев сотрудничал с «Цветами»… Из молодых, но очень «подающих», отметим Георгия Малышевского (бас-гитара). Не последнюю роль играет и директор группы Эдуард Львов. Ну, а виновник торжества (ибо по его инициативе возник этот коллектив) Андрей Лукьянов дебютировал на сцене только в 1988 году, хотя раньше много работал с рокерами как поэт. Его перу принадлежат тексты практически всего первого альбома «Альфы» Сергея Сарычева. Помните, «Я сделан из такого вещества…», «Шторм», «Театр»?.. Писал стихи для Преснякова, Глызина, группы «Араке», а в прошлом году вместе с Владимиром Кузьминым удостоился звания лауреата Всесоюзного конкурса «Песня-88» с боевиком «Капитан»… Но вот вдруг запел – и не может остановиться. Хотя глагол «запел» плохо отражает суть творчества Андрея Лукьянова, скорее заговорил, задекламировал, заплясал… Да и вообще трудно сказать, что за музыку играет «Окно». Да и музыка ли это? Наверное, «Окно» где-то в нейтральных водах между жанрами… Скажем, шлягер группы «Иван Ильич – участник перестройки» вобрал в себя и элементы площадного театра, и деревенских частушек, и балагана, и сатирических куплетов. Отсюда, думается, и успех…

Публицистичность песен «Окна» налицо, и, видимо, ее истоки нужно искать, помимо всего прочего, еще и в том, что Андрей Лукьянов шесть лет проработал в «Советской культуре» журналистом… Но вот захотел уйти в рокеры во имя свободы самовыражения, потому что «…нет над тобой ни зав. отделом, ни ответственного секретаря, ни редактора с замами, которые все правят, правят, правят. А тут песня льется свободной рекой».

К чему я вспомнил о проекте «Окно»? К Лигачеву, ессно. После того как Лукич выступил со своим музыкальным номером у нас в эфире, разгорелся нелепый скандал. В Кремле кто-то решил, что «Иван Ильич» = «Егор Кузьмич» и узрел крамолу в припеве «Иван Ильич – участник перестройки: он перестроил дачу под Москвой». Ничего подобного не подразумевалось, но многолетняя практика употребления «эжопова языка» сподвигла бдительных ЦК-цензоров на репрессии. Вот ведь была тогда обстановка, «в поле такого напряга любое устройство сгорает на раз» (© БГ).

Помню, в одном из выпусков того же «Взгляда» рассказал в студии, что в старину сезон пахоты вычисляли с помощью стариковских задниц: выносили деда в поле, сажали голыми ягодицами на почву и он ставил диагноз – пора или нет. Поскольку Лигачева за неделю до этого выпуска «Взгляда» «двинули» на сельское хозяйство, я получил пиздюлей от начальства по самой полной программе. Не то что «обидеть», но даже намекнуть на Лигачева было опасно, можно было схлопотать тотальный запрет на профессию. При этом свобода слова практиковалась, конечно же: в останкинских буфетах и коридорах открыто хихикали: «А у Егора Кузьмича морда просит кирпича».

***

Концептуальный текст, характерный для того крайне политизированного периода нашей истории. Но! «Новый Взгляд» старорежимные читатели упрекали, что мы интервьюировали разноотраслевых социально-значимых персон по одним и тем же стандартам, что певцов, что политиков, скатываясь, мол, под плинтус пресловутой «светской хроники». Попытаюсь объяснить вещи, на мой взгляд, очевидные. Стараясь не сбиться на менторский тон. Светская хроника издавна является не очень изящным выражением естественного интереса рядовых членов социума к своим маститым лидерам. Подразумевается, что человек, упоминаемый в светской хронике, известен большинству читателей/зрителей. И лишь поэтому интересно ознакомиться с интригующими обстоятельствами его личной жизни. Ибо единственное (ну, почти единственное), что может роднить прославленную кинозвезду со скромной дояркой из далекого колхоза «Победный лапоть» это, например, тот факт, что обеих лупят мужья. Адюльтеры, семейные драмы, громкие ссоры и нежные примирения. Это то, что встречается в жизни каждого. И ведь именно это дает благостную радость отождествления. Дает возможность посочувствовать звезде. Или позлорадствовать. То есть получить удовольствие не только от размеренного потребления «культуры», но и от легкой как смог возможности оценивать знаменитого представителя некой элиты.

Человек, выставляющий себя (и плоды своей деятельности) на всеобщее обозрение (будь то спортсмен, актер, журналист или политический деятель) теряет, конечно же, всякое право на Тайну Своей Биографии. Как только приобретает славу, известность, популярность и тем самым становится интересен. Всякие возражения против самого жанра светской хроники нелепы по сути своей. Если именитый актер не желает, чтобы жалкие шелкоперы пописывали о его любовных похождениях, он может чрезвычайно просто решить эту проблему. Либо завязать с амурными похождениями. Либо… Встать к станку завода «Красный тракторист». О нем забудут через год-два. Ведь широким массам не интересны амурные интриги какого-нибудь слесаря Феофанова и он не рискует попасть даже на страницы заводской многотиражки (в качестве удалого Дон-Жуана, во всяком случае… разве что как передовик или, наоборот прогульщик). Хотеть быть на виду, но лишь своей парадной стороной (т.е. громкими творческими успехами) или добрыми делами (благотворительность, туда-сюда) невозможно! По той простой, словно Колумбово яйцо, причине, что личность (тем более узнаваемо-популярная) интересна именно как явление природное, в (неприглядном порой) комплексе со своими бытовыми, повседневными проявлениями. Поэтому и по сей день интересуются, кстати, неоднозначной личностью А.В.Моцарта. Что вызывает, кстати же, весьма противоречивые (зачастую раздраженные) отклики и нервные, словно минное поле, споры на ускользающую тему: не опускает ли, мол, его гений тот, допустим, факт, что он был более чем примитивным (в быту) человеком, ужасающе далеким от грациозных интеллектуальных высот. Да, Моцарт не блистал «культуркой», хотя и наделен был уникальным даром свыше. Талант не спасает его обладателя от липкой пошлости, досадной тупости и прочих недостатков. А «парадный» образ Личности, как правило, пугающе схематичен. И, что еще хуже, неинтересен.

Словом, про звезду (эстрады, ТВ, политики, etc.) любопытно знать все мелочи, чтобы иметь уютную возможность по-домашнему сравнить ее, звезду-то, с собой, соседом по лестничной клетке… И, возможно вздохнуть с аппетитным облегчением: у тебя самого жизнь складывается вовсе неплохо. Против светской хроники как жанра в основном выступают пострадавшие знаменитости или совинтеллигенты в первом поколении. Последние запальчиво утверждают, что их, де, Грязь не интересует. Забывая о том, что именно из грязи (т.е. повседневных межличностных коммуникативных удач и неудач, аффективных контактов одной особи с другими) и состоит эмоциональная основа бытия. Скромный человек, которому неприятно внимание чужих, никогда не станет ни актером, ни телерепортером, ни общественным деятелем. Он будет тихо жить своей размеренной жизнью. Само честолюбивое желание удивить мир, покорить его уже подставляет под критику!

Ведь существование критики как таковой тоже не вполне правомерно. Почему спортивный комментатор, не умеющий ставить рекорды, словоохотливо судит о качестве выступлений звезд большого спорта? Казалось бы, не умеешь играть сам, не суди других. «Не судите, да не судимы будете». Однако критика (как жанр) процветает. И светская хроника дружно появляется в ведущих изданиях. Зачастую с рекордным (кстати!) числом ошибок. Примером и того и другого является тиражный чемпион нашей прессы еженедельник «Аргументы и факты», где, как заметила одна моя родственница, аргументы отсутствуют, а с фактами так просто засада! Единственное требование, которое, по-моему, должно предъявляться к «бульвару» – это фотографическая точность фактов. Стилистика же может быть самой разной. Так фотография может сделать человека сногсшибательным красавцем, а может – мерзким уродом. Важно чтобы одного не сняли вместо другого. Напомню скандал в западной прессе, когда после ГКЧП-заварухи, ряд французских журналов опубликовал портреты писателя Бакланова, спутав его с героем этой книги, шефом отечественного ВПК. А попавшим в придирчивый объектив светской хроники можно посоветовать лишь еще раз перечитать концовку «Ревизора». Гоголь очень хороший писатель. Для тех, кто забыл, напомню: чтение вслух письма Хлестакова позабавило всех и всем досадило. Все хихикают и радостно обрывают телефоны, «обсуждая насколько прекрасен наш круг», пока дело не дошло до них и ярятся лишь только всплывает какой-нибудь хмельной визит в казино, не ведая, что кое-какие социально значимые мужчины уже высказались по этому поводу. По мнению Ларошфуко (La Rochefoucauld) «истинно порядочный человек никогда не чувствует себя уязвленным». А на вопрос «Какова печать достигнутой свободы» Ницше (Nietzsche) отвечает: «Не стыдиться больше самого себя». Надеюсь, мысль номер один понятна будет всем. Нельзя и рыбку съесть и на шарабане покататься.