Читать книгу НЕучебник журналистики - Евгений Додолев - Страница 16

В аэропорту имени тов. Шарля Андре Жозеф Мари де Голля как-то встретил знакомую телевизионщицу, с которой работал в «МК» в конце 80-х. Пошли вмазаться кофеином в ожидании наших рейсов. Слово за слово речь зашла о местном писателе, который хотя и отчасти «этнический грузин», но пишет (и пишет замечательно) на русском и Россию не забывает. Журналистка, являясь давней поклонницей литературного дара Акунина, считает, что тот оказался втянут в митинговые экзерсисы «по семейным обстоятельствам», поскольку, говорит, писатель & «этнический нехохол» Сергей Пархоменко женаты на родных сестрах.

Не знаю, не знаю. Мне-то кажется, что все игры с японским, в котором сочетание иероглифов «акунин» означает «сильный и властолюбивый злодей», – это от Лукавого; известно, что изначально псевдоним знаменитого япониста звучал как Б. Акунин (= Бакунин). Смею предположить, что Григорий Шалвович Чхартишвили (aka Борис Акунин, Анна Борисова и Анатолий Брусникин) в своих общественных порывах вполне искренен, поскольку понимает, что «так дальше жить нельзя» (© Станислав Говорухин), а «как дальше можно жить» – не знает.

Просто все писатели привыкли к манипуляции своими персонажами и не всегда отчетливо представляют себе, что такое «жить» и что есть жизнь. Никто из них. Даже те, кто, подобно Диме Быкову, активны в гудящей блогосфере, которая представляет собой чистилище, отделяющее ад кроваво-мясного бытия от виртуальных миров типографского рая. Выдуманные миры + нарисованные люди не зачастую тождественны реалиям. Отсюда непонятки.

И я напомнил своей собеседнице о другом мастере слагать слова во фразы, который в ровно таком же революционном контексте тридцатилетней давности вершил осторожные вояжи из аэропорта Шарль де Голль в Шереметьево, чтобы в конце концов погрузиться в политику по горло. «Этнический хохол» Эдуард Вениаминович Савенко (aka Эдик Лимонов) двинул в революцию осознанно, и я очень хорошо помню, как ему помогали (не только Юлиан Семенов, но и другие почитатели таланта).

Думаю, что ни Акунин, ни Быков, ни другие писатели, активно (и, добавлю, закономерно) оппонирующие нынешней власти, не готовы по-настоящему заниматься политикой, забыв про свое ремесло; они, само собой, недовольны сегодняшним раскладом и хотят как лучше, однако забывают уроки истории. Будучи инженерами душ человеческих, мастера пера не понимают, что такое по сути «глобальный проект», идеализируя природу двуногого и – это самое существенное – отказываясь учитывать геополитические аспекты. По мне эта наивность имманентна русским писателям вообще, кем бы они там не были «этнически».

Спорили мы с моей коллегой грамм триста, чашек пять.

Мы разошлись в оценках. Но кое-что привели к общему знаменателю. Писатели, участвующие в политической движухе, ревниво относятся к собратьям своим по этой самой движухе. Быков хмурится, слыша овации Акунину, последний, уверен, не может не видеть пропасть, отделяющую его творчество от того воистину прекрасного, что производит Дмитрий Львович (по мне, только одна лишь басня про стрекозу и муравья значимей, чем тома грамотного развлекательного чтива). Ну да ладно.

Возвращаясь к теме ревности. Никто из митинговавших литераторов не жаловал того же Лимонова. А тот, в свою очередь, как-то писал о самом известном советском писателе-диссиденте: «Самое сильное обвинение Солженицыну исходит от него самого: „Бодался теленок с дубом“. Отличный портрет комбинатора и манипулятора. Солженицын умело использовал свое несчастье: относительно небольшой срок отсидки сделал из него начальный капитал, с которого он собирает жирные проценты уже сорок лет».

А из аэропорта CDG мы с моей знакомой разлетелись в разные стороны. Совсем разные. Впереди были часы полетов. Недели митингов. Годы маршрутов. У нее с собой была книжка, чтобы убить время полетное, а у меня iPad, заряженный старинными хитами. Мне, конечно, знакома «радость печатного слова» (© БГ), но я все же доверяю музыкантам больше, чем писателям.

И еще: нынешние РФ-политики читают трезвую американку Айн Рэнд, а не какого-то там невнятного Толстоевского, далекого от жесткого объективизма, на который повелись не только российские медийщики, но и вся отечественная элита в целом.