Читать книгу Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы - Евгений Додолев - Страница 8

Историк «необычного профиля» Рой Медведев вступил в ряды КПСС. Через 40 лет он сделает это второй раз. Хотя и говорят: «В одну воду дважды не входят». Но партия течет извилистей, чем любой ручей.

Председатель Челябинского СНХ Михаил Соломенцев возглавляет Карагандинский обком партии. Ему – 40 лет до отставки.

«Сов. парт., гос. деятель и видный писатель» Шараф Рашидов назначен первым секретарем ЦК КП Узбекистана. Этому чуть больше четверти века осталось жить.

А Юрий Чурбанов, с которым еще не раз сведет судьба «видного писателя», 22 октября уверенно шагнул на очередную ступеньку – в МГК ВЛКСМ. «Есть у нас еще дела». Впрочем, в постсоветский период Юрий Михалыч формировал имидж «плохого мальчика», рассказывая журналистам, что в детстве, мол, постоянно ходил с синяками, хулиганил и даже разводил голубей, тратя на увлечение родительские дотации «на завтраки»:

– Не завтракал месяц и в одно из воскресений – на 32-м трамвае на Птичий рынок, чеграшей покупать. Двух-трех рублей хватало, чтобы купить посредственную птицу. Сколотил голубям ящик на балконе. Там они и ворковали.

И еще, конечно же (хулиган так хулиган), систематически прогуливал уроки:

– Мы с друзьями физику терпеть не могли. Почти всегда с нее уходили. И – в кино, на детские сеансы. Тогда они стоили 10 копеек. Помню, по нескольку раз смотрели «Серенаду Солнечной долины», «Александра Невского», «Александра Матросова». Я очень любил историю. В шестом классе прочитал «Угрюм-реку», «Емельяна Пугачева». Но за мои безобразия в седьмом классе меня все-таки оставили на второй год. Изложение на двойку написал.

* * *

Это было спокойное время вкрадчивого становления нелегального мафиозного рынка, одной из составных которого были сытые номенклатурные привилегии (Чурбанов, напомню, еще в училище сделал ставку «на комсомол» – функционировал замом секретаря комитета ВЛКСМ). На смену циничным сталинским конвертам (в которых совчиновники получали фактически теневую зарплату) пришла хорошо завуалированная – словно роскошный особняк за кирпичным забором – система тех же сановных подачек в несказочном жанре «Сезам, откройся!»: продзаказы с бледными крабами и пухлой помадкой, закрытые промтоварные секции (типа № 200 в ГУМе), нашпигованные импортными дубленками, как банки анчоусов, внеочередное получение богато окирпиченных квартир, дач и гаражей. Этот нахальный разврат господкупа «совковой» верхушки заведомо был беремен суперкоррупцией. Я б ничему не удивлялся.

По-моему, при Великом Друге советских физкультурников могучий черный рынок отчасти все-таки был зажат пыточными тисками всеобщего (вернее, всесоюзного) доносительства и чрезвычайной опричнины беспощадных и бессмысленных энкавэдэшных расправ. Однако воровской базис взяточничества был заложен, уверен, именно тогда. И гранитно-основательно, под готическую стать сталинской архитектуры. А может, и раньше. По свидетельству завсектором ВНИИ Прокуратуры СССР А. Ларькова («АиФ», № 37, 1989 г.), когда Н. Хрущеву впервые доложили о миллионном хищении, «он был ошеломлен и долго не мог в это поверить. Позднее уже больше не удивлялся…». Казнокрады из верхнего эшелона все чаще практиковали частное присвоение в поистине социальных масштабах. Конца этому я не вижу. Цитирую размышления Ю. Кашука («КО», № 35, 1989 г.), опубликованные практически одновременно с заметками А. Ларькова: «Словечко «мафия» к этому явлению совершенно не подходит: все сицилийско-техасские забавы не могут даже сравниться с этой самоорганизующейся и саморегулирующейся системой. Каждый знает, что и с идеологией единодушия и единомыслия у нас стало плоховато. И не по причине того, что компетентные органы ослабили работу, а по причине жизни. Сегодня проекты введения единомыслия даже и в одной России как-то непопулярны. Хотя, если внимательно читать издания, наиболее близкие и даже вырабатывающие часть идеологии элиты, можно понять: ради возвращения единомыслия этот социальный слой, или социальная группа, пойдет на самые непредсказуемые шаги. Ее не остановит ни угроза ливинизации страны, ее не испугает ни псевдоправославный хомейнизм, ни откровенный коричневый оттенок отечественного фундаментализма…»

Но в конце 50-х до всего этого, мне кажется, было еще далеко. Только-только назревала коварная потребительская революция, которая, привязав стандартного обывателя к дорогим телевизорам и пушистым коврам, заставит его всерьез задуматься над насупленно-строгим вопросом «Хотят ли русские войны?».