Читать книгу Влад Лиsтьев. Поле чудес в стране дураков - Евгений Додолев - Страница 3

Сколько угодно Александр Хинштейн может величать Владислава Листьева мелким хищником, которого слопал более крупный – Борис Березовский; для меня Влад останется самым выдающимся из телевизионщиков конца ХХ века, который во многом заложил основы современного ТВ, которое (нравится оно кому-то или вовсе нет) ничуть не уступает лучшим мировым образцам.

Сколько угодно могут сравнивать застреленного главу Первого канала (ОРТ) с другими убитыми журналистами (Анной Политковской, Дмитрием Холодовым, etc.); мне очевидно, что его журналистская деятельность не могла спровоцировать расправу 1 марта 1995 года.

Сколько угодно листьевские «совзглядовцы» Александр Политковский и Владимир Мукусев могут утверждать, что Владислав не состоялся как журналист; у меня нет никаких сомнений, что он был самым талантливым и щедрым отечественным телепродюсером 90-х.

Сколько угодно самый харизматичный из «первой тройки» «Взгляда» Александр Любимов может называть убитого коллегу «мой Владик»; я помню, что за год до роковых выстрелов на Новокузнецкой улице, оборвавших жизнь «зарвавшегося», эти двое просто перестали разговаривать друг с другом и расположились по разные стороны «останкинской» баррикады.

Сколько угодно могут следователи выстраивать «семейные» версии покушения и подозревать вдову Альбину Назимову и/или кого-нибудь из других совладельцев компании «ВИD»; уверен, что, хотя ситуация у супругов была непростая и более чем жесткая, ни один из близких к Листьеву людей не был способен на кровавую подлость.

Я никого не идеализирую. Владислава в том числе. Был он непростым. Был отчасти чужим для своих коллег. Своим для миллионов зрителей тоже был отчасти. Был честным по отношению к ровне, однако любой менеджер 90-х играл по правилам, которые не могут быть признаны социально-одобряемыми. Рассказывать ли о том, что с нынешних позиций может быть расценено как коварство, обман, нелояльность? Да, буду. Расскажу. Тем, кто способен смоделировать тогдашнюю систему координат, будет очевидно, что Листьев делал то, что должен был. Поэтому был обречен на игру в эту смертельную рулетку, которая не столь нарядна, как барабан «Поля чудес», собранный вручную. Другая тема, иные ставки. Влад проиграл. Россия проиграла. Мы все тогда проиграли.

Хотя все начиналось еще в СССР. В октябре 1987 года был поставлен в эфир премьерный выпуск безымянной молодежной передачи, которая потом, с подачи зрителей-энтузиастов, получила название «Взгляд». Простое название стало отправной точкой непростой истории, впечатляющего феномена СМИ, вцементированного в набухшие рекордами страницы Книги Гиннесса. Ибо стала эта программа подлинной Легендой. И не было ей равных. И нет. И похоже, не будет. Ни по рейтингу, ни по результативности, ни по пафосу. Для самой великой державы мира те пятничные вечера стали мерилом Свободы. Много воды с тех пор утекло. Воды соленой, как слезы, пот и кровь.

Здесь рассказано не только о звездных соратниках блистательного Влада Листьева. В этой книге упомянуты и неизвестные публике персоны. Имена некоторых если и знакомы, то лишь близкому кругу. Но эти люди сыграли свою роль в судьбе того, кого в компании звали Листом. Они были им ценимы и любимы. И конечно же, ценили и любили Владислава. Как и вся держава, впрочем. За исключением, как ни странно, тех немногих, кто в глазах зрителей как раз и был другом легендарного ТВ-ведущего, кто персонифицировал Команду.

Влад не был жадным ни до денег, ни до славы. Закрытым – был, чужим, повторю, был – при всей своей репутации рубахи-парня. Его воспринимали хмельным разудалым гусаром, в меру циничным и безмерно обаятельным. Беспечным и удачливым. На самом же деле у него все было тяжелым: роды, детство, служба, брак, спорт – и далее, вплоть до остановки по адресу Новокузнецкая, 30, строение 2, где два выстрела поставили жесткое двоеточие.

Да, он жадным не был. Но считал, что вправе брать в долг и не отдавать. Общий, глобальный недуг звезд. А Влад, конечно, был мегазвездой. До славы не жадной. Славы этой, получившей по заслугам своим. И он остался молодым. Вечно молодым.