Читать книгу Как на Дерибасовской, угол Ришельевской - Евгений Евзельман - Страница 2

Я заглянул к портному на неделе:

Реально обновить прикид пора.

И лапсердак налазит еле-еле,

И на портках приличная дыра.

Нет, я не Зверев, и не Слава Зайцев.

Мне, если честно, очень всё равно

Что надевать: «Версаче» иль «китайца».

Одежда – не французское вино.

Хотя, конечно, выглядеть прилично

Необходимо. Вдруг не так поймут.

И я, скопив сантИметр наличных,

Решил сменить поношенный хомут.

Лет пять назад мне говорила Фира,

Что есть в Одессе чудо-модельер.

Его прапрадед одевал полмира.

Дюма, Гюго, и даже сам Мольер

Стояли в очередь, заказывая платье.

Он шил как Бог. А родственник его

Сегодня шьёт для всей кремлёвской знати,

Включая деверя министра одного.

Зовут его Накойхер-Рабинович,

Это почти как Мамин-Сибиряк.

Он сделал мне улыбку, хмуря брови

Туда, где нос светился как буряк.

Пока я прекращал дрожать колени,

Он снял очки и медленно спросил:

«Вам тройку, как носил товарищ Ленин?

А может китель, как грузин носиль?»

Сказать, что я опешил, будет просто.

Столбняк с поносом это ерунда!

Ответить на его вопрос вопросом?

Ни в коем случае! И я воскликнул: «Да!»

«Простите, Ваше «Да!» оно – «Согласен»?

Мне можно начинать снимать размер?»

А я кивнув, подумал: «Мир прекрасен,

Ведь его сшил одесский «модельер!»

Гонимый радужными мыслями о сале,

Я ранним утром посетил Привоз.

Меня на входе красочно послали,

И даже не спросили: «Вуз и дос?»

Такая радость это постоянство.

Промчались мимо просвещения года,

Не нарушая нашего пространства.

И стало быть, «Одесса» – навсегда!

Как-то летом Зяма Блох

Встретил Розу Шлиппентох.

Предложил сходить в театр,

А она сказала: «Ох,

Зяма, отпусти стоп-кран.

Вспомни слово «Ресторан»,

А потом играй в Шекспира,

Млея от душевных ран».

Посмотрев на кошелёк,

Зяма поостыл малёк.

Там скопилось за три года

Лишь на семечек кулёк.

Роза тут же поняла

Ценность этого орла.

И, смахнув с ресниц влюблённость,

До трактира побрела.

Зяма, прослезив глаза,

Ей обиженно сказал:

«Внешне, вроде бы, Джульетта,

А в реальности – коза».

Роза, услыхав такое,

Показала жест рукою,

И, вильнув своей кормой,

Нежно спела: «Милый мой,

Понимаешь ли в чём дело,

Ты – Ромео, не Отелло.

Раз на виски денег ёк,

Выпей йаду, паренёк».

Главное – правильно слушать людей,

ибо мудрость народа неисчерпаема!

А про иронию и говорить не стоит.

У нас голодный сорок сытых стоит.

Два ночи. Люди сделали уснуть.

В Одессе на причале всё иначе:

«Народу, как тогда! Не продохнуть».

«Одно отличье – на конях не скачут».

«Баулы, чемоданы, рюкзаки,

Пять ящиков с таинственной поклажей,

Всё под охрану взяли «казакИ».

«И лестницу Потёмкинскую даже!»

«Шо це таке? Куда бежит народ?»

«За белыми настал черёд до красных».

«А может, не дай Бог, пришёл тот год,

Когда нас осчастливят всяко разно?»

«Зачем нам лучше, если не секрет?

Потом же всё равно пинком под гузно».

«Вы помните за Ленина декрет

«Отнять и поделить»? По-моему, грустно».

«Так грустно, что икота целый день.

Впустую даже самогон и сало».

«Так шо там робыцця?»

«Похоже, быть беде,

Колы свыння собаку покусала!»

Ответьте честно, где ещё народы

Так перемешаны во всей своей красе?

Где ненависти нету, а уроды

Остались на нейтральной полосе?

Живут себе, друг другу не мешая,

Делясь культурой, и едой делясь.

Как это всё Одессу украшает,

И с райским местом подтверждает связь.

Смешны потуги всех мужей учёных.

Так очевидно, что библейский рай

Был не в Месопотамии хвалёной,

А здесь, в Одессе. Убедить? Давай.

Скажите честно, вам известно место,

Где «Эсперанто» до сих пор живёт?

Где вместе для мацы готовит тесто

Беспечный, жизнерадостный народ?

Где молдаван торгуется на идиш

Покруче, чем известнейший раввин?

Где все товары «мировые» видишь,

И сомневаться в этом нет причин?

Где каждая жена, подобно Еве,

С невинным видом ест «запретный плод»?

И ей плевать, что муж пылает гневом.

«Всю жизнь испортил етот адиёт!»

Тут и зверей диковинных повсюду.

И каждой «твари» пара есть всегда.

За бегемотов говорить не буду.

Нема их, но ведь это ерунда.

А главное, приедешь раз в Одессу

И влипнешь не на время, навсегда.

Поскольку до Одессы интересы

Не оставляют сердце НИКОГДА!

Я за Одессу снова кипишую.

Жлобы до «мамы» домогаться стали.

Готовят провокацию большую.

Нам Жукова пришлёт товарищ Сталин?

Без ликвидации никак, такое дело.

С поганцами не выйдет по закону.

И страсти накалились до предела.

Босота молится на фарт, как на икону.

Опять настало непростое время.

Закономерностью попахивает это.

Ну, посудите сами: гнёт и бремя.

Знакомое развитие сюжета?

В семнадцатом уже однажды было —

Шпана покоцала погон городового.

Всегда на силу есть другая сила.

Не дай Бог повторение такого.

Нас явно провоцируют на бойню.

Лютуют халамидники открыто.

Одессу затянуло жуткой вонью.

Все нычки в катакомбах вновь отрыты.

Ну шо, братва, палундра или шухер?

Погоним шушару кормить на море крабов?

Спокойствие – удел навозной мухи.

С нас делают болезненных и слабых!

Нехай не думают себе, мы все в тельняшках.

Пусть валят, от греха. Пока не поздно.

Одесса-мама, вместе нам не страшно.

Прочухайте, я щас вполне серьёзно.

Мороз и солнце. День «чудесный»!

Дюк околел, хоть и железный.

Цыгане, шумною толпой,

Товар толкают бесполезный.

По улице туда-сюда

Шныряет бабушек орда.

Что греет их, мне неизвестно.

И я, изобразив повесу,

До жизни сделал интересу.

Размазав сопли как духи,

Народу стал читать стихи.

Три первых фразы за лиман.

Потом за гелд, што нет в карман.

И про красавицу Марусю.

Пусть знают, я на ней женюся.

Вдруг слышу:" Что за балаган?

Кто разрешил? Слезай болван!

Что значит правнук бабы Муси?

Ты дружишь, паря, с головой?»

Кричал в лицо городовой

«У ей детей – два серых гуся!»

«Так то ж в Одессе, а в Крыму

У Муси был Роман. Ему

Она оставила с долгами

Моёво дедушку Фому».

«Фома по батюшке Ильич?»

«Вообще-то он Романович.

А Вам с какого перепугу?»

«Залётная, выходит, дичь.

Пойдём, милок, со мной в участок.

Стихи звучат там очень часто.

Без денег могут и постричь,

Коль распознают лиходея»

«Послухайте, у мне идея

И очень надо по нужде.

Первач от Фиры Вас согреет?»

Я расстегнул своё пальто

И вытащил зелёный штоф.

Городовой принял посуду…

Прошло с тех пор немало лет,

Но не меняется сюжет.

И платит за себя поэт,

Чтобы стихи читать повсюду.

Ша, шарамыжники! Я буду за Одессу

Сейчас бакланить. Кажется пора,

Пока ракУшками не заросла ПерЕсыпь,

И контра не кричит вовсю: «Ура!»,

Сказать: «Прости меня, Одесса-мама,

За всех биндюжников из старого портА.

За подлецов прости. За их рекламу.

За то, что нету жизни ни черта!»

Ты видела такого, что стихами

Не описать ни Пушкину, ни мне,

Как дураки сменялись дураками,

Как ты горела в адовом огне…

Мы не сидели по домам, как трусы.

Как крысы не бежали с корабля.

Твои мальчишки – вечные матросы

Костьми ложились в битве за тебя!

И фраерам сегодняшним отвечу:

«Сюда смотрите, типа господа,

Вы – просто ветер, что летит навстречу,

А мы с Одессой-мамой НАВСЕГДА!»

 Давиду Марковичу Гоцману на долгие годы

Нам балаболят штота за Одессу.

Мне делается грустно и печально.

Бикицер, на гальюн всю ету прэссу.

Родиться тута нада, изначально.

И первый вздох, что с запахом лимана.

И  первый променад по Арнаутской.

И первый чирь с заезжего кармана,

И первый жлоб, которого отбуцкал.

И первое свиданье у Фонтана…

И первый поцелуй в ногах у Дюка.

И ночь бессонная у Нёмы-капитана,

И участковый, лысая гадюка.

Они мне топчут про Одессу-маму.

Нехай поищут ухи посвободней.

Я заявляю искренне и прямо:

За город свой пойду ув преисподню.

Рвани от горла до пупа свой тельник новый.

И бески ленточки в зубах до боли стисни.

Одесса, чуешь? Мы опять на всё готовы!

Командуй, Мама!!! И вперёд, до новой жизни!

На самом деле было так:

Определив нехватку чувства,

«Король» сказал: «Гоп-стоп – ништяк,

Но очень хочется искусства!

Сегодня будем делать бал.

Я лапсердак надену новый.

Не наш одесский самопал,

А от Кардена, самый клёвый!

Наймите лабухов крутых;

Япончик будет веселиться.

И сделайте позвать блатных,

Шалом, братва, как говориться.

Пусть старый Герц для нам прочтёт

Весёлую главу из торы,