Читать книгу Энигмастер Мария Тимофеева - Евгений Филенко - Страница 14

Мертвый корабль – всегда довольно мрачное зрелище. И космический корабль здесь не исключение.

В особенности – когда ты внутри него.

Маша никогда не бывала в морге. Но сейчас ей представлялось, что морг выглядит именно так: холодно, безжалостный яркий свет и белые стены.

– Это изморозь, – сказал Гектор небрежно. Он провел ладонью в перчатке по стене и показал Маше. – Температура падала быстро, но постепенно. В условиях высокой влажности. Очевидно, взорвались какие-то резервуары с жидкостью.

– Бассейн, – коротко возразил Ахилл.

– Что – бассейн?

– В рекреационной зоне наверняка был бассейн. Он закипел от перепада давления.

– Скажи лучше – испарился, – ревниво заметил Гектор.

– Быстрое испарение ничем не отличается от кипения, – не отступал Ахилл.

Кажется, Маша впервые оказалась в обществе, где выглядела самой молчаливой.

Они шли по главному коридору, задерживаясь на пересечениях с боковыми переходами, сверяясь с картой, чтобы не заплутать. Все трое были в легких скафандрах: минимум защиты, облегченный био-пак, открытые шлемы с прозрачными полумасками. Повсюду на стенах присутствовали световые указатели, но все они давно угасли, да и были непонятны, честно говоря.

Кораблю было почти сто лет. Все это время он провел в космосе. Это был очень старый корабль, на фотонной тяге. Ему крепко досталось, но он сохранил прежнюю стать. У него даже было свое имя – «Луч III». Корабль принадлежал к легендарной серии «Лучей», которые были созданы человечеством для исследования дальнего космоса и в свое время считались вершиной технической мысли. Сразу после постройки он ушел в межзвездную экспедицию. А затем вернулся, чтобы стать на вечный прикол на орбите Юпитера. Он был громаден, без малого километр в длину, от противометеоритных пушек до оконечности отражателя. Настоящий поселок из металла и керамики. Но почти все его внутреннее пространство занимали приборные отсеки и двигательная секция. Да еще пронизывали бескровными артериями технические коридоры и переходы с поручнями на случай невесомости, запутанные не хуже мифического лабиринта. Обитаемая же зона сиротливо теснилась в носовой части.

Человечество больше не нуждалось в подобных монстрах. Фотонная тяга ушла в историю. На смену ей пришла технология экзометрального перехода с использованием компактных гравигенных приводов. Старому звездолету в таком чудесно сохранном виде было предначертано стать орбитальным музеем на околоземной орбите. Чтобы дети, да и взрослые, могли поразиться не только научному гению собственных предков, но и мужеству и подвижничеству первопроходцев космоса.

Если бы не одно обстоятельство.

«Луч III» вернулся без экипажа.

Самостоятельно, в субсвете, вошел в пределы Солнечной системы. Благополучно миновал внешние защитные контуры. На подходах к Поясу астероидов сбросил ход и лег в дрейф, словно бы вручая свою судьбу благодарным потомкам.

Такое поведение космического корабля никому нынче не в новинку. Бортовой когитр с легкостью заменит навигатора, если тот не в состоянии исполнять свои функции: болен, ранен, спит или играет в нарды с инженером. Но когитры, высокоинтеллектуальные системы, появились несколько позже, чем все звездолеты серии «Луч» отправились в свои странствия, а некоторые даже успели к той поре с той или иной степенью благополучия вернуться к родным пенатам. «Луч III» был снабжен прекрасными для своего времени информационно-вычислительными системами типа «компьютер», которые также способны были действовать в режиме автопилота, но в довольно ограниченном пространстве операций. Иными словами, после изменения маршрута без человеческого фактора он вряд ли нашел дорогу домой.

Это была научно-исследовательская миссия в звездную систему Альфа Центавра. Простенько, без фантазий. Тем более, что уже наведались с разной степенью благополучия «Лучи» к Летящей звезде Барнарда, к Сириусу, а то и просто в свободный поиск, на дальность погружения в галактический гравитационный прибой. В сложившихся обстоятельствах было ненатурально оставлять без внимания ближайшую соседку-звезду. В задачи миссии не входило развертывание постоянного лагеря на одной из планет, существование которых к тому времени было подтверждено астрофизическими наблюдениями. Долететь, осмотреться. При наличии возможности – десантироваться, закрепиться, извлечь максимум полезной информации, осмотреться еще разок на предмет целесообразности грядущих миссий. И с чувством исполненного исследовательского долга – домой.

Но что-то пошло не так, и «Луч III» промахнулся мимо такой банальной на первый взгляд цели.

Что не помешало ему где-то в отдаленнейшей точке пространства совершить маневр возвращения, включавший торможение и разворот.

Дальнейший ход событий оставлял простор для разнообразных домыслов, в том числе самых фантастических и даже бредовых. Предпосылок к каковым оказалось в избытке.

Дрейфовавший на границе Пояса астероидов звездолет молчал. Ни на какие попытки связи во всех мыслимых диапазонах частот, всеми мыслимыми способами, в том числе и самыми архаичными, вплоть до азбуки Морзе, не реагировал. После недолгих колебаний он был отбуксирован на орбиту Юпитера и подвешен на высокой стационарной орбите, в плоскости внешнего «паутинного» кольца. Затем с соблюдением экстраординарных мер предосторожности вскрыты были технические люки. Первыми во внутренние помещения корабля проникли роботы. Их отчет оказался рутинным: атмосферное давление ниже нормы, радиационный фон в двигательном отсеке не превышает допустимого, загазованность… влажность… признаков обитаемости не обнаружено.

Озаботившись извлеченными из архивов схемами расположения обитаемых отсеков, на борт «Луча III» ступили люди. В героев никто не играл: использовались тяжелые скафандры высшей защиты «Галахад» с активными экзоскелетами, компактное оружие, словом – все, как полагается при работе в недружественной среде.

Очень скоро был обнаружен экипаж звездолета. Восемнадцать человек, десять мужчин и восемь женщин. Инженерная и научная группы даже не покинули древних неуклюжих гибернаторов, что в те достославные времена напоминали собой не то громоздкие рефрижераторы, не то гробы, безыскусно инкрустированные черным пластиком. Навигационная группа в полном составе присутствовала на штатных постах. Все были мертвы, и мертвы очень давно. У тех, кто был в гибернаторах, остановились жизненные функции, но тела практически не пострадали. Навигаторы же в условиях сухости и низкой температуры превратились в мумии.

Как бы то ни было, в управлении кораблем люди участия не принимали.

При детальном осмотре обнаружилось, впрочем, некое жутковатое обстоятельство: окостеневшие пальцы первого навигатора застыли на панели управления в аппликатуре, соответствующей вводу команды финишного торможения.

Гипотезы у специальной комиссии Корпуса Астронавтов быстро закончились, и было принято самоочевидное решение обратиться за помощью к Тезаурусу.

Руководство Корпуса отчего-то Маше не обрадовалось. Они рассчитывали на генерального инспектора Хубрехта Анкербранда, на главного инспектора Гуннара Киттермастера или по крайней мере на Эвариста Гарина, тоже, кстати, главного инспектора. Юная дева в статусе рядового энигмастера их не впечатлила. Тезаурус в лице того же Хубрехта Анкербранда пожал плечами: для энигмастера возраст и опыт не имеют определяющего значения, а звучные титулы всего лишь указывают на степень его загруженности административными функциями, к профессии не относящимися. А у Маши в активе уже был инцидент на планете Марга, за который Корпус Астронавтов в лице администрации галактического стационара «Тинторера» до сих пор не удосужился ни выразить благодарность, ни принести извинения… Корпус Астронавтов поиграл желваками, но с выбором Тезауруса смирился.

Личному составу специальной комиссии предписано было оказывать этой длинноносой косматой девице с писклявым голосом всемерное содействие. В отличие от руководства, личный состав не возражал. Если принять во внимание, что в спецкомиссию входили исключительно мужчины в возрасте от семидесяти пяти до двадцати семи лет.

Те, кто старше, с большим рвением опекали Машу, предупреждая все желания и остерегая от неверных шагов. Угощали пончиками и прятали от сквозняков. Маше стоило немалых стараний делать вид, будто она в таковой опеке нуждается. Более юные предприняли попытки ухаживания разной степени изощренности. Маша не обошла вниманием решительно никого из ухажеров, искусно избегая выделять кого-нибудь более прочих, дабы не сеять ненужные распри в тесном коллективе.

В непосредственную поддержку Маше приданы были двое младших инспекторов: Ахиллес Танатопулос, в обиходе просто Ахилл, и Эктор Руис Гонсалес, каковой с неотвратимостью антитезы был переименован коллегами в Гектора. Отношения между ними, не достигая эпического градуса, однако же носили характер нескончаемого соперничества во всех сферах. Знакомство с Машей началось с того, что Ахилл адресовался к ней на чистейшей эллинике, а Гектор – на эспаньоле-кубано, и она, пребывая в некотором замешательстве, ответила обоим на языке обращения. «Это ничего не доказывает», – упрямо заявил Ахилл. «Говорю же, она японка», – возразил Гектор. Недоразумение скоро рассеялось: друзья-антагонисты оспаривали Машину этническую принадлежность, причем каждый зачислял ее в свои. В качестве запасного варианта рассматривался японский генезис. «Но как же… – огорчился Ахилл. – Волосы, брови, глаза… нос! Ты же типичная эллинопула!» – «Ну, я-то сразу заметил, что для чика кубана ты слишком худая», – небрежно заметил Гектор. Маша уже привыкла к тому, что ее внешность многих ставила в тупик. Спасибо русскому папе, испанской маме и целому шлейфу разнообразных предков, среди которых наличествовали даже китайцы… В ту пору на Земле в очередной раз вошла в моду национальная идентичность. За пределы спецкурсов родной речи и фольклорных фестивалей животрепещущие веяния не простирались, но всякому вдруг приспичило ощутить связь с пращурами на генетическом уровне. Быть может, напоследок: человечество все более становилось моноэтническим, и Маша была ярким представителем нового тренда. Ярким во всех смыслах… «Успокойтесь оба, – весело сказала Маша, стремясь поскорее довести ситуацию до необходимого абсурда. – Я русская». – «Клево! – уважительно отреагировал Ахилл. – Ты, наверное, пьешь водку и закусываешь солеными бананами!» – «Огурцами, – поправила Маша. – Но чаще молочный коктейль с шоколадной крошкой. Не закусывая». На этом актуализация идентичности пресеклась, сменившись ненавязчивыми романтическими заходами. Маша не возражала: это позволяло ей держать себя в тонусе, а заодно и спутникам не давать расслабляться в отсутствие зримой угрозы.

Это был третий визит на мертвый звездолет. Если предыдущие два визита носили ознакомительный и даже в какой-то мере общеобразовательный характер, то на сей раз Машу специально интересовал главный пост. Она прекрасно добралась бы и сама, но почетному эскорту втемяшилось, будто она боится. «И пусть, – думала Маша. – Будет с кем словом переброситься. А еще эти двое, с их повышенной конфликтностью, могут сойти за неплохих «адвокатов дьявола», если вдруг появится какая-нибудь интересная гипотеза».

– Напрасно мы не взяли оружие, – проворчал Гектор. – Этот корабль словно специально придуман для игры в прятки. Те, кто его строил, и сами, наверное, путались в его закоулках.

– Что ты этим хочешь сказать? – подозрительно осведомился Ахилл.

– Если бы я был инопланетным агрессором, – пояснил Гектор, – то легко нашел бы, где укрыться. И никто бы меня не отыскал, пока я сам не решил бы объявиться и напасть на человечество.

– У тебя слишком разыгралось воображение, – заметила Маша. – Мне тоже не нравится неизвестность. Но я знаю, что рано или поздно ко всем загадкам найдутся вполне рациональные ключи.

– Оптимистка, – хмыкнул Гектор. – Мир слишком сложен, чтобы быть понятным.

– Но действует он по объективным законам. А значит, мир познаваем.

– Когда все тайны будут раскрыты, – сказал Ахилл сочувственно, – тебе придется сменить профессию, Мария. Ты уже придумала, чем займешься потом?

– Это случится нескоро, – заверила его Маша. – Сто раз успею передумать.

– Если бы ты, Мария, была злобным и хищным монстром, напавшим на космический корабль, – сказал Гектор, – где бы ты затаилась в первую очередь?

– Для начала я бы подумала, зачем мне нападать на корабль, – ответила Маша. – И что я стану делать, когда он доставит меня в Солнечную систему.

– Как что? – удивился Гектор. – Уничтожить человечество!

– А зачем мне уничтожать человечество? – кротко спросила Маша.

– Ну, ты же злобный монстр, – напомнил Гектор. – Моральные терзания тебе не свойственны.

– И здравый смысл, между прочим, тоже, – добавил Ахилл.

– Глупый, хищный, злобный монстр, – покачала головой Маша. – Такие вымирают прежде, чем выбираются в открытый космос.

– Не видала ты еще настоящего монстра, Мария, – возразил Гектор.

Маша скорчила ироническую гримаску и молча адресовала ему воздушный поцелуй.

– Да брось, – протянул Гектор недоверчиво. – Где ты могла с ними встретиться?

– Тариркана, – сказала Маша. – Ущелье Чадодау. А еще Швитанган, побережье Кемнарской Прорвы. Это если за пределами Земли…

– И что ты там делала? – осторожно спросил Ахилл.

– То же, что и здесь, – ответила Маша. – Пыталась найти ключ к загадке.

– А в это время злобные хищные монстры… – начал было Гектор.

– Им было не до меня, – сказала Маша. – Они были заняты тем, что жрали друг дружку. Излюбленный досуг злобных монстров. Как вы понимаете, тут уж не до эволюции.

– Мне одному кажется, что где-то булькает? – вдруг спросил Ахилл озабоченно.

– У тебя глюки, – успокоил его Гектор. – В полной тишине с неуравновешенными натурами и не такое случается.

– Я тоже это слышу, – беспечно сказала Маша. – Причем с самого начала.

– У затаившегося монстра урчит в животе, – предположил Гектор. – От голода.

– Полной тишины не бывает, – сказала Маша. – Особенно внутри таких громадных конструкций. Я слышу не только то, как булькает охладитель в трубопроводах, но и как где-то за переборками искрит поврежденная проводка…

– Что-что искрит? – не понял Ахилл.

– Тонкие металлические соединения в пластиковой изоляции, – пренебрежительно объяснил Гектор. – Когда-то использовались для передачи потока электронов от генератора к приборам. Примерно как артерии в живом организме.

– …и как шумят насосы в системе подачи воздуха, – сказала Маша. – Здесь вообще довольно шумно, если вы не в курсе.

– Это у тебя юмор такой? – ощетинился Ахилл.

– Это у меня слух такой, – сказала Маша. – Во-первых, когда я напряжена, все мои чувства сильно обостряются. Например, я могу рассказать, что Гектор ел нынче на завтрак…

– Ничего особенного! – быстро объявил тот. – Кофе и пончики.

– Подумаешь! – фыркнул Ахилл. – Такое про него и я могу рассказать.

– …и какие сигареты ты курил в своей каюте, между прочим – вопреки категорическому запрету начальства.

– Но ведь ты не станешь этого делать, Мария, не так ли? – понизив голос, задушевно спросил Ахилл.

– А во-вторых, – продолжала Маша, – у меня от природы тонкий слух. Почти музыкальный.

– Это-то при чем?! – вскричал Гектор.

– Любой технический шум имеет свою акустическую характеристику, – сказала Маша. – У меня есть старший брат Виктор, он прекрасный гравигенный системотехник. У него золотые руки… но это не важно. А еще у него замечательный слух, еще лучше, чем у меня. Современные приборы шумят не так сильно, как архаичные, вроде тех, что установлены на нашем «Луче». Но Витя все равно их слышит. Он говорит: техника либо молчит – если бездействует, либо производит постоянный однородный шум.

– Особенно карьерный гигабот, – ввернул Ахилл.

– Если ты желаешь меня запутать, – сердито сказала Маша, – то тебе все равно не удастся.

– Не слушай его, Мария, – сказал Гектор. – Продолжай хвастаться братом. Ахиллу хвастаться некем, кроме самого себя.

– Я не хвастаюсь, – сказала Маша, – а горжусь. Есть разница?

– Есть, – согласился Гектор. – Примерно как между гравигенератором и карьерным гигаботом.

– Так вот, всякое изменение высоты и громкости технического шума должно настораживать. Это значит, что с техникой что-то не так.

– Гравигенераторы, – веско заметил Гектор, – не шумят. На «Луче» прямо сейчас находятся несколько мобильных гравигенераторов, чтобы создать комфортную для исследователей силу тяжести. Вряд ли ты обнаружишь их местонахождение по звуку.

– Когда гравигенератор вот-вот сорвется в форсаж, он начинает завывать, – возразила Маша. – Мне рассказывали, – она сделала многозначительную паузу. – Полагаю, никому не нужно объяснять, что такое гравигенный форсаж.

– Нужно, – мстительно заявил Ахилл.

– Не нужно, – сказал Гектор. – Когда «Конунг Тургейс» уходил от Бримиаранты, ему понадобилась вся мощность гравигенной секции. Что вы хотите: планета-гигант с металлическим ядром! Уйти-то он ушел, а планета превратилась в красивый китайский фейерверк…

– Гордиться тут нечем, – заметил Ахилл.

– Вот-вот, – кивнула Маша. – Брат мне об этом рассказывал, как о примере неумелого обхождения с источниками повышенной техногенной опасности.

– Много вы понимаете! – сказал Гектор. – Можно подумать, твой головастый братец нашел бы другой способ оторваться от планеты.

– Не только головастый, но и рукастый, – сказала Маша. – Возможно, и нашел бы. А если бы на борту «Тургейса» вместе с ним оказалась и я, нашли бы непременно.

– Все же ты хвастаешься, Мария, – сказал Гектор укоризненно.

– Думай, как хочешь, – сказала Маша. – Мне трудно осуждать экипаж «Тургейса». В конце концов, я гуляю здесь, вместе с вами, Витя никогда не покидает Землю, а энигмастеров с инженерной подготовкой на все галактические миссии не хватит.

– А есть среди вас и такие? – спросил Ахилл.

– Есть, – сказала Маша. – Например, Артем Леденцов, отличный технарь, но для самостоятельной работы у него маловато воображения.

– У тебя, конечно же, воображения хоть отбавляй, – сказал Ахилл.

– У меня интуиции хоть отбавляй, – поправила Маша. – А воображение я развиваю специально.

– И как? – усмехнулся Гектор. – Удается?

– Надеюсь, – сухо ответила Маша.

– Кстати, о гравигенной тяге, – сказал Ахилл. – Чем тащиться через весь корабль, нужно было выбрать скафандры с гравитационными поясами. Пять минут – и мы на месте.

– В следующий раз так и поступите, – кивнула Маша. – Когда придете сюда без меня. А мне нужно осмотреться.

– И прислушаться, – сказал Гектор.

– И принюхаться, – присовокупил Ахилл.

– А что же, – произнесла Маша с вызовом. – И принюхаться тоже.

– Ничего здесь нет интересного, – сказал Ахилл. – Пустая мертвая коробка. Чего тут нюхать! Можно бродить по ней годами и ничего не найти.

– И все же что-то убило людей, – напомнила Маша. – Всех до единого. Причем разными способами. И это «что-то» никуда не делось с корабля, оно все еще здесь.

– Почему ты так думаешь? – спросил Гектор, невольно понизив голос.

– Потому что ему некуда скрыться из пустой мертвой коробки, висящей в космическом пространстве.

– Но ведь как-то оно сюда проникло. Может быть, из того же космического пространства.

– Нисколько не исключаю. И очень хочу понять, как это произошло. Но разница в том, что все случилось за много парсеков отсюда, в другом космическом пространстве.

– Вакуум, холод, – проворчал Ахилл. – Всюду одно и то же.

– Балда ты, – сказал Гектор. – Пространство пространству рознь. А еще есть такая неприятная штука, как темная материя.

– Нуль-потоки, – добавила Маша. – Гравитационный шторм. Блуждающие поля реликтовых излучений.

– Ладно, убедили, – сказал Ахилл. – Буду настороже.

– Возможно, я преувеличила опасность, – сказала Маша. – В конце концов, здесь все обследовано и просканировано вдоль и поперек. И категорически подтверждено отсутствие любых биологических угроз. Но это не значит, что опасность обязательно должна иметь биологическую природу.

– А какую тогда? – спросил Гектор с интересом.

Маша не ответила.

Ей вдруг почудилось движение.

Но, кроме них, на корабле никого больше не было. По меньшей мере, не должно было.

Ахилл и Гектор продолжали о чем-то вяло препираться и не заметили, что Маша поотстала на пару шагов. Ей хотелось присмотреться повнимательнее.

Разгадка оказалась донельзя банальной: зеркало. А если точнее, отполированная до зеркального блеска металлическая панель в человеческий рост в параллельном коридоре. Такие панели встречались здесь с достаточной регулярностью. Визитеры как раз миновали переход. Поэтому Маша увидела собственное искаженное отражение в одной из панелей.

– Что-то случилось? – спросил Ахилл.

– Померещилось, – сказала Маша.

– Здесь непременно должны быть привидения, – сказал Гектор, зловеще понизив голос.

– Куда же без них, – легко согласился Ахилл. – Собственно, мы уже пришли.

Завернув за угол, они оказались перед двухстворчатой бронированной дверью с угрожающего вида запорами.

– Это на случай вторжения недружественных пришельцев, – хмыкнул Гектор.

– Как видно, не помогло, – сказал Ахилл.

– Пришельцы могли прикинуться дружественными, – сказал Гектор.

– Или не выглядеть пришельцами, – добавила Маша. – Ну что, готовы?

– Первый готов, – сказал Ахилл.

– Второй готов, – подтвердил Гектор.

– Третий готов, – сказала Маша. И, не удержавшись, фыркнула: – Звучит глупо. Будто мы с парашютами прыгать собрались!

– Таков порядок, – сказал Гектор значительным голосом.

– Мало ли что, – добавил Ахилл. – Вдруг за разговорами мы не заметили, как одного из нас похитили недружественные пришельцы. Кстати, сколько нас было вначале?.. Открывай, Мария.

Маша извлекла из нагрудной сумки мастер-ключ в виде жесткой черной карточки из пластика с синими металлическими вставками. Он был изготовлен специально для спецкомиссии в точном соответствии с описанием из архива Института космических исследований. Даже цепочка со звеньями в форме маленьких космических корабликов не была упущена. И кое-кому пришлось повозиться, чтобы правильно его запрограммировать. Маша провела ключом по панели сканера и отступила на шаг. Запоры с тяжким чмоканьем отомкнулись, створки неожиданно легко разошлись, в куполообразном помещении по ту сторону двери вспыхнул свет. В потревоженном воздухе плясали пылинки.

Переступив комингс, Маша прошла внутрь и остановилась напротив пульта между креслами первого и второго навигаторов.

– Кивилев, первый навигатор, сидел, положив руки на панель управления, – сказал за ее спиной Гектор. – Как будто собирался ввести команду на торможение.

– Я знаю, – сказала Маша, не оборачиваясь.

– Между прочим, – заметил Ахилл, оставшийся в коридоре, – команда была введена и выполнена.

– Не могла же мумия управлять кораблем, – сказал Гектор. – Значит, кто-то делал это за нее.

– Или что-то, – добавил Ахилл.

– Поэтому я здесь, – сказала Маша.

– Мы не будем тебе мешать, Мария, – обещал Гектор. – Если хочешь, я тоже выйду.

– Нет необходимости, – сказала Маша. – Никаких особенных ритуалов я выполнять не собираюсь. Я просто хотела увидеть своими глазами. А думать можно где угодно.

– Понятно, – сказал Гектор, который, однако же, ничего не понимал.

Он все же вышел в коридор. Наверное, ему было не по себе в этом прекрасно освещенном и медицински чистом склепе. Маша слышала, как он энергичным шепотом втолковывал Ахиллу: «Там негде спрятаться, понимаешь? Совсем негде! И потом, регистраторы бы все показали. Но на записях ничего нет странного. Совсем ничего!»

Гектор ошибался.

Потому что Маша, в отличие от него, видела все записи внутренних регистраторов на главном посту. А не только те, к которым были допущены рядовые члены спецкомиссии.

Разумеется, регистраторы не могли работать все сто лет, что корабль провел в космосе. Они были настроены таким образом, что включались, когда экипаж занимал места, и выключались с его уходом. Присутствие экипажа было необходимо в критические моменты: при старте, при финише, при выполнении маневров возвращения и торможения. Все остальное время навигаторы, как и научный персонал экспедиции, должны были провести в гибернаторах.

На записях Маша видела, как навигаторы с шутливым облегчением оставили главный пост, когда «Луч» вошел в разреженную область пояса Койпера. Как они, бледные и не слишком здоровые на вид, вернулись каждый в свое кресло перед сближением с Проксимой Центавра. Только трое навигаторов, и никого больше. По существовавшим в ту пору правилам, никто посторонний не должен был переступать порог главного поста. Регистраторы старательно запечатлели напряженные лица навигаторов, негромкие реплики, многократно отработанные до автоматизма движения. И момент, когда жизнь оставила этих людей. Словно ее сдуло порывом ветра.

Стиснув зубы, Маша снова и снова пересматривала тот фрагмент записи. Она пыталась понять, что произошло.

Но понять такое было невозможно.

Только что человек был жив, смотрел перед собой живыми глазами, чему-то усмехался про себя живой усмешкой. Спустя мгновение лицо превращалось в посмертную маску, взгляд делался пустым и расфокусированным. Ничего вроде бы не менялось. За исключением одного: на место жизни заступала смерть.

Маневр вхождения в пределы звездной системы Альфа Центавра так и не был выполнен, звездолет летел дальше – в никуда.

Но экипаж не вернулся в гибернационные камеры, и спустя короткое время регистраторы выключились.

Поэтому компетентная часть спецкомиссии, не исключая Маши, знала, как далеко промахнулся «Луч» мимо своей цели и в какой точке мироздания совершил разворот. Но что там, в этой точке с известными галактическими координатами, произошло, и почему неуправляемый звездолет вдруг решил воротиться домой, можно было только гадать.

Или поручить разгадку энигмастеру двадцати четырех лет от роду, с профессиональным опытом, близким к нулю.

Маша подозревала, что личный состав спецкомиссии относился к ней с симпатией, поскольку никто не верил, будто ей удастся разобраться в этой странной истории. Дело выглядело безнадежным. А энигмастеры не умеют заглядывать в прошлое и видеть то, чего никому не дано увидеть. Они такие же люди, оперируют тем же объемом информации. Интуиция и воображение не всесильны. А от симпатии до сочувствия рукой подать.

Маша еще раз оглядела вогнутые стены в белой упругой обивке под кожу.

– Ничего мы тут не найдем, – сказала она с тяжким вздохом.