Читать книгу Любовь на краю мира - Евгений Грушко - Страница 2

Всю зиму трое десятиклассников после школы собирались в подъезде, но в тот день они решили перебраться на трубы, что протянулись между районами. В городе ещё лежал снег, но вдоль теплотрассы уже пришла весна: примятое сено желтело на солнце.

– А я тебя вот так! – сказал Константин и бросил туза на стопку карт.

– Ну что за невезуха! – проговорил Дима Лопухов.

– Подставляй лоб, – приказал Костя.

– У меня уже мозг болит.

– Не хочешь, тогда кукарекай.

Лопухов растёр место для удара. Константин положил ладонь на лысину друга, оттянул палец и пробил несколько звонких фофанов.

– У меня сотрясение будет, – поглаживая лоб, сказал тот.

– Было б чему сотрясаться! Давай раздавай!

Рядом с ними сидел Камыш, который получил прозвище за высокий рост и худобу. Он курил, зажимая сигарету в кулаке, будто бы желая согреться, и без особого интереса следил за игрой. Когда уголёк уже обжигал пальцы, он выкинул окурок и спрятал руки в рукава.

– Холодно. Может, в подъезд пойдём? – предложил он.

– Сала в тебе не хватает, – сказал Лопухов, – вот ты и мёрзнешь.

– Мне не хватает пуховика, – проговорил Камыш.

Он был в осенней куртке, которая уже поблекла от времени.

– А знаешь что, – предложил Дима, – ты ляг и обними трубу. Должно потеплеть.

– Пошёл ты! – без злобы сказал Камыш.

Лопухов сгрёб карты, но вдруг посмотрел вдаль и произнёс:

– По-моему, действительно пора валить.

– Что, тоже замёрз? Или сдаёшься? – спросил Костя.

– Да ты оглянись!

Константин посмотрел в сторону соседнего района. По трубам теплотрассы шла компания из десятка человек, в руках некоторых были палки.

– Чёрт, – проговорил он, но в его голосе не было испуга, а только раздражение и недовольство.

– Валим! – выпалил Камыш.

– Сиди, – сказал Костя.

– Да чего «сиди»! Башку проломят!

Камыш спрыгнул на землю и сразу упал, зацепившись за кусок проволоки, торчащей из-под сухой травы. Потом вскарабкался до насыпи, покрытой снегом, и побежал к жилым домам. Несколько человек спрыгнули с трубы и погнались за ним, остальные направились к Константину и Диме.

– Костян, давай, бежим!

Лопухов вскочил на ноги.

– Ну, чего ты ждёшь?! – выкрикнул он.

Бросить друга и убежать было не в дворовых понятиях. Другое дело – бежать вместе.

– Хочешь – беги! – сказал Константин.

Это было своеобразное разрешение отступить от неписанного кодекса, но Лопухов мгновение колебался.

– Блин!

Чувство самосохранения всё же возобладало над желанием сохранить честь, Дима спрыгнул с трубы и побежал за Камышом.

Константин же неспешно собрал карты, положил колоду в карман и спустился на землю. И тут его окружили.

Перед ним встал негласный авторитет компании, стриженный под машинку пацанчик лет семнадцати, из-под кожаной куртки по его шее, словно белёсая клякса, поднимался шрам от ожога. Пацанчик плюнул себе под ноги, посмотрел Константину в глаза и спросил:

– А ты чего не убежал?

– А кто ты такой, чтобы я от тебя бегал? – ответил Костя и оглядел толпу.

Пацаны улыбались, и было в их глазах что-то нечеловеческое, животное. Казалось, что они способны с этими улыбками не только забрать деньги и вещи, но ещё покалечить или убить. От этих взглядов у Константина похолодела спина.

«Надо было убегать», – пронеслось у него в голове.

И тут он увидел знакомое лицо. Это был Губенко – одиннадцатиклассник из его школы.

– Губа, мы же вроде свои, – сказал Костя.

– Свои по спине ползают, – ответил тот.

Он ухмыльнулся и посмотрел на друзей.

– Ты его знаешь? – спросил пацанчик.

– Да так, малой из школы, – отмахнулся Губенко.

И Константин понял, что тот особым авторитетом здесь не пользовался.

– Слышь, а деньги у тебя есть? – спросил чумазый паренёк лет двенадцати на вид.

Он постукивал ножкой от табуретки по ладони, словно взвешивая её. Выглядел он как беспризорник: лицо и руки были измазаны чёрным, будто мазутом, куртка порвана в нескольких местах.

Он подошёл почти вплотную, и до Кости донёсся резкий запах растворителя.

«Дышок!» – догадался Константин, и ему стало ясно, почему тот был такой низкорослый.

Перед ним стоял токсикоман.

– Чего молчишь, я тебя спрашиваю!

Взгляд его был одурманен, и Костя почувствовал к нему отвращение.

– Что, очко прижало? – проговорил пацанчик с ожогом на шее.

В это время «дышок» похлопал Константина по карманам.

– Руки! – произнёс Костя и машинально его оттолкнул.

Он никому и никогда не позволял обыскивать его…

Удар прилетел откуда-то сбоку. Потом ещё один, и ещё. Костя отступил на шаг, поднял руки, но удары сыпались со всех сторон. Каждый пропущенный сопровождался звоном в голове, характерными вспышками в глазах и специфическим привкусом в носу. При каждом пропущенном ударе слабели колени. Константин нагнулся, и тут же получил удар ногой. И тогда всё пропало: и чувство страха, и паника, и злоба. Он провалился во что-то мягкое, будто упал в бассейн, наполненный ватой. Голоса доносились приглушённые. Руки, что обшаривали его карманы, казались ласковыми и заботливыми. Он понимал, что происходит, но ему было в тот момент плевать настолько, что он чувствовал, будто улыбается.

А потом Костя осознал, что лежит на прошлогодней траве и смотрит, как по синему небу медленно плывут облака.

Компания уже давно скрылась из виду, вернувшись по трубам к своему району. Константин сел, и на джинсы закапала кровь. Он попытался вытереть нос, но только размазал кровь по лицу, тогда он шмыгнул, и алые капли брызнули на сено.

– Вот суки! – сказал он вслух.

Потом Костя проверил карманы: ни денег, ни телефона, ни складного ножа, что подарил ему отец. Когда-то это был просто подарок без повода. Но после его гибели, всё, что напоминало о нём, стало дорогим. Константин вспомнил отцовский взгляд, в котором всегда чувствовалась уверенность и сила, а потом подумал, что теперь его нож лежит в кармане у кого-то другого. И ему стало стыдно. Будто отец оказался свидетелем его позорного проигрыша.

Когда Костя поднялся на ноги, то ему показалось, что он унижен настолько, что даже стал ниже ростом. Но это была только иллюзия, и он должен был её развеять. Он залез на трубу и пошёл в направлении соседнего района.

Вскоре он их увидел. Компания устроилась там, где теплотрасса делала поворот, создавая тем самым закуток и скрывая их от посторонних глаз. Судя по разбросанному хламу, это было их постоянным местом сборов в тёплое время года. Тут были разбитые аккумуляторы, видимо, кто-то доставал из них свинцовые пластины, чтобы вылить кастет, тут лежал диск от колеса автомобиля, который использовался как кострище, и валялся прочий строительный мусор, такой как проволока, куски кабелей и арматура.

Пацанчик с ожогом на шее изучал мобильник Константина, сидя в автомобильном кресле. Он уже начал ощущать себя хозяином смартфона, и с его лица не сходила довольная улыбка. Остальные столпились вокруг него. Все были рады трофею, хоть он достался и не им.

– Смотрите! – вдруг выкрикнул «дышок».

Все поглядели в ту сторону, куда он указывал. По трубе шёл Константин. Пацанчик убрал смартфон в карман и крикнул:

– Эй, «терпила», тебе что, мало?

Костя спрыгнул на землю и с угрозой в голосе произнёс:

– У кого мой нож и мобильник?

– Иди домой! Пока в состоянии ходить!

Константин оглядел толпу. На него смотрели уже другие взгляды: удивлённые и опасливые. Никто не ожидал, что он придёт сюда.

– Не узнаю у кого – поломаю всех, – сказал он. – Отловлю поодиночке.

– Ни хера себе, ты борзый! – усмехнулся пацанчик и встал. – Ты может чего попутал? Или тебя ещё раз выключить?

– Я всё равно отловлю каждого. И каждого поломаю.

– Ты чего о себе возомнил? Да я тебя и один уработаю!

Пацанчик снял куртку и бросил её на кресло.

– Серёга, дай ему пару «хлёсток»! – выкрикнул «дышок». – А то совсем берега попутал!

– Ну ты сам напросился, – сказал тот и грозно посмотрел на Костю.

Он был уверен в своих силах, поэтому позволил себе подурачиться: он поднял руки, встал в боксёрскую стойку и пару раз прыгнул из стороны в сторону выше, чем требовалось. Компания засмеялась. Константину же было не до шуток: колени его тряслись, в руках была слабость, а в голове – остатки тумана. Он не смотрел в глаза сопернику, а внимательно следил за его движениями. Тот прыгал, изображая боксёра-любителя, а потом приблизился и дёрнул пару раз плечом, пытаясь напугать. Но Константин не стал медлить – и ударил ногой. Стопа воткнулась в грудь пацанчика, и тот упал. Удар произвёл эффект.

– Ни хера себе! – вымолвил кто-то из зрителей.

– Серый, ты чего разлёгся! Давай вставай! – крикнул «дышок».

Серёга поднялся. На его лице уже не было улыбки, и взгляд наполнился злобой.

– Ну, падла! – произнёс он и бросился на соперника.

Костя отступил. Кулаки засверкали перед его лицом, и вновь удары обрушились вспышками. Опять сотрясения, опять искры! Опять привкус в носу! И звон, звон! Он замахал руками в ответ. Кулаки проваливались в воздух. Но вот кость встретилась с твёрдым, руку пронзила боль! А потом вновь пустота… Противник упал.

Никто не проронил ни слова. Константин тяжело дышал. Серёга сел, вытер разбитый нос, посмотрел на испачканную кровью ладонь и произнёс:

– Ну, сука, молись!

Он нащупал кусок арматуры и поднялся. Константин попятился.

– Что, приссал? – проговорил Серёга.

В его глазах было что-то животное, трусливое… и оттого опасное.

Он махнул палкой – её конец пролетел рядом с лицом Константина. Потом он замахнулся ещё, и Костя кинулся вперёд, закрываясь рукой. Железный прут опустился на кисть и плечо. Руку обожгло. Но Константин всё-таки ударил Серёгу, и тот повалился на спину, выронив арматуру. Костя сел на соперника. За жжением пришло онемение. И он впечатывал удары только правой рукой. Он бил, бил. И хотел вбить голову соперника в землю. Брызнула кровь. Серёга закрыл лицо руками, но Константин продолжал бить и стискивать зубы. А потом он услышал рычание, и только через мгновение понял, что это рычание издаёт он сам. Злоба захлестнула его так, что он уже не мог остановиться.

– Э! Валим его! – выкрикнул кто-то.

Толпа бросилась к Константину, но он схватил арматуру и вскочил на ноги. Лицо его было перекошено от гнева, и во взгляде появилось что-то зверское. Все остановились.

– Ну, кто первый?! – выкрикнул Костя и махнул грозным оружием. – Кто?!

Никто не двинулся, тогда Константин посмотрел на Серёгу и выкрикнул:

– Мобильник и нож!

– Да пошёл ты, – сказал тот.

Костя размахнулся и ударил. Арматура впечаталась в землю рядом с головой пацанчика.

– Мобильник и нож! – повторил Константин. – Не то покалечу!

Он замахнулся, чтобы действительно ударить.

– Ладно, ладно! – выкрикнул Серёга и добавил: – Сука, забирай!

Он достал смартфон.

– Нож! Где нож?! – Константин кричал, потому что охваченный яростью говорить он попросту не мог.

– Да он у Губы, – сказал кто-то.

Костя оглядел толпу. Кто-то смотрел на него со страхом, кто-то со злобой, но у некоторых он прочитал во взгляде уважение.

– Он домой ушёл, – ответили ему на незаданный вопрос.

Константин взглянул на соперника. Разбитые губы, разбитый нос, и всюду кровь: кровь на лице, на руках, на траве. Серёга тяжело дышал, из его рта вырывался пар. От переносицы под глаза уже растекались припухлости, изменяя очертания лица, делая его уродливым. И вдруг Костя испугался всего того, что натворил. И ему стало стыдно за то, как бил и как рычал. Он сунул мобильник в карман и пошёл прочь.

– Вообще псих, – услышал он за спиной, вот только тон был скорее уважительный.

Арматуру Константин выкинул, когда подходил к своему району.

Стыд за содеянное прошёл быстро, и на смену ему пришло чувство собственного достоинства и стойкое убеждение, что завтра он обязательно найдёт Губенко.

Но чем ближе он подходил к своему дому, тем меньше ощущал радость, так как предстоял разговор с матерью.

Костя тихонько провернул ключ в замке, вошёл в прихожую и прислушался. В гостиной тикали часы, в кухне гудел холодильник. Матери дома не было.

«И хорошо, – подумал он, – хоть не придётся ничего объяснять. По крайней мере, сейчас».

Он повесил куртку на вешалку, снял кроссовки и прошёл в ванную.

В зеркале он увидел своё отражение. Лицо выглядело устрашающим: под глазом уже чернел синяк, на щеках темнели размазанные пятна крови. Костя высморкался, и бурые капли оросили эмаль. Потом он открыл кран и сунул ладони под струю, в слив раковины устремился грязно-розовый поток. Сморкаться было больно, и вновь появился специфический привкус в носу. Болела переносица, болели губы, и разбитые пальцы плохо слушались.

Когда он вышел из ванны и прошёл в свою комнату, то вновь увидел отцовский взгляд. Он смотрел на него с фотографии, что стояла в рамке на столе. Она очень нравилась Косте, отец на ней получился таким, каким он был в жизни: уверенным и сильным. В форме капитана третьего ранга он стоял на палубе родного эсминца, а позади него бушевало море. Волны были такой величины, что казалось, они вот-вот разобьются и зальют палубу. Но отец держался рукой за фальшборт и улыбался.

Он всегда говорил, что мужчина должен быть сильным. И когда он был рядом, любые трудности оказывались всего лишь задачами, которые нужно было решить. Жизнь была простой и светлой. И казалось, что всё будет хорошо.

Ещё отец говорил, что нельзя позволять унижать себя. Но вот Константин отстоял честь, а на душе всё равно было скверно. И ведь не из-за ушибов и ссадин! И не из-за того, что отцовский нож был в чужих руках. Хотя эта мысль ему была очень неприятна. Он не понимал, что с ним происходило, но к горлу подступил ком, и наворачивались слёзы. Это чувство иногда посещало его. В такие минуты ему становилось очень одиноко. И ему хотелось уехать из дома куда-нибудь подальше.

Костя подошёл к окну. На город опускался вечер, зажигались фонари. По проспекту изредка проезжали машины. За дорогой тянулся забор промышленной зоны, а за серыми корпусами оборонного предприятия возвышались стрелки судовых кранов. Небо в той стороне казалось ещё ниже, чем в городе. И в детстве Костя думал, что там кончается мир. А когда он подрос, то понял, что это была правда. За дорогой была гавань, за ней – море и Северный Ледовитый океан. Временами ему казалось, что он физически ощущал близость полюса, и это действовало на него угнетающе. И вот в такие минуты ему хотелось бросить всё и уехать. Уехать куда угодно, лишь бы не видеть этот привычный с детства пейзаж! И тогда на душе становилось совсем тяжко, потому что уезжать было некуда.