Читать книгу Лугры - Евгений Грушко - Страница 3

Наутро, как только сморк разлепил глазки, то сразу же заспешил в дорогу. И как только лугры ни уговаривали его остаться, он всё равно был непреклонен и настойчиво заявил, что ещё хочет жить, а стало быть, надо идти на север. На это пожилые лугры озадаченно почесали затылки и констатировали:

– Да-а. Эко его загнуло.

Потом ему собрали провианту в котомку, а именно, бутылку желудёвого морса, каравай ещё тёплого ромашкового хлеба, десяток сваренных в крутую яиц крылобоков, да пучка два зелёного лукропа. В общем, проводили как полагается.

Сморк долго раскланивался в пояс, потом ещё долго махал рукой, постоянно оборачиваясь. Когда же он скрылся в лесной чаще, жизнь в деревне вновь пошла своим чередом, будто сморка совсем и не было. Лугры разбрелись по своим делам-заботам. Кто ушёл на охоту, кто – в поле. Мирек же с отцом совершали таинство огня и металла.

Неказистый домик, который все называли кузницей, в действительности же был великим храмом труда. Здесь силой мускулов приводились в движение тяжёлые кузнечные меха, а они раздували жар в печи, в котором лугры переплавляли руду, что выгрызали мотыгами из недр земли где-то на краю мира трудовые руки сморков. Здесь поднимался громадный молот, высекая искры. Здесь лугры закаляли металл, а труд закалял лугров.

– Отец, готово, – сказал Мирек.

Он достал щипцами раскалённую заготовку из печи и положил её на наковальню.

– Вот и хорошо, – произнёс Дорофей и надел перчатки.

Металлический обруч стягивал его длинные волосы, а грубый кожаный фартук покрывал измазанный сажей торс. Кузнец расправил могучие плечи, взял молот, размахнулся и ударил по заготовке так, что в стороны полетели искры. Мирек же старался удержать щипцы. По кузне разносился звон металла, тяжёлое дыхание кузнеца, шипение печи.

– А ты что всё один ходишь? – между ударами спросил Дорофей.

– А что мне? – Мирек смутился и пожал плечами.

– Олесу что, не видишь? – кузнец ударил по наковальне, – какая она красавица выросла.

– Она такая красавица, что даже и подойти неловко, – ответил Мирек.

– Смотри, уведут. Вот тогда будет неловко.

– Понимаю, но всё же не могу.

Кузнец был высок и силён, а лицо его, местами измазанное в копоти, освещали языки пламени – и он казался всемогущим богом огня. Он опустил молот и посмотрел на сына.

– Нет такого слова «не могу»! Лугр всё может. Должен всё мочь, – сказал кузнец и продолжил высекать искры.

Через некоторое время он вновь опустил молот.

– Я всё могу, – сказал он уже более спокойным тоном.

И тогда он уже был похож на ремесленника, хорошо знающего своё дело.

– Могу вот из куска железа сотворить инструмент. И он будет служить луграм и хруллям всю жизнь. Могу из грубого материала сделать изящную вещицу, которое будет украшать принцессу. Могу, наконец, на этой вот наковальне сделать меч, который будет достоин лучшего воина на свете. А ты – мой сын! И боишься к девчонке подойти!

– Но я же всего этого не могу, – оправдывался Мирек.

– Ничего, будешь, – сказал кузнец и ударил молотом по наковальне.

– Отец, – вскоре проговорил Мирек, – я всё думаю о словах этого сморка.

– А что о них думать? – не понял Дорофей.

– Что если он прав?

– Выкинь из головы! Он повредился умом от нападения клыкозубов. А может и до этого был не в себе.

– Он сказал, что бежит от колдовства.

– Мало ли что он там наболтал! – отмахнулся кузнец. – В конце концов, нельзя же верить каждому проходимцу!

Но Мирека его слова не успокоили, и Дорофей заметил это. Он на минуту призадумался, а потом сказал:

– Решено! Сейчас доделаем подковы и начнём делать меч.

– Зачем? – удивился Мирек.

– Если у тебя будет меч, – сказал Дорофей, – тогда ты всегда сможешь защитить себя. Ни один колдун не сможет противостоять острию клинка!

Мирек подумал о том, что меч будет лежать без дела, потому что им дров не наколоть и землю не вспахать.

– Я ведь всё равно не умею им владеть, – сказал он.

– Научишься.

– Но я не хочу учиться воевать.

– Надо уметь защищать себя и своих близких. А воевать никто не хочет, – сказал кузнец.

– Если никто не хочет, тогда почему воюют? – удивился молодой лугр.

– Наверно, потому что кому-то всегда чего-то не хватает, – предположил Дорофей.

– И чего же?

Кузнец задумался, а потом сказал:

– Наверно, еды и тепла.

– Тогда почему бы вместо меча не выковать топор? – спросил Мирек.– И тогда дров и тепла хватит на всех. Или сделать плуг и вспахать землю, чтобы всем хватило еды.

Когда подковы были готовы, Мирек опустил щипцы в деревянную бочку. Вода зашипела, и кузницу наполнил густой пар. Молодой лугр снял перчатки и фартук.

– Я схожу на реку, искупаюсь, – сказал он.

– Сходи, остынь, – отозвался Дорофей. – Да не задерживайся. Нам ещё до вечера нужно выковать клинок.

Мирек вышел на свежий воздух, прищурился от солнца и улыбнулся.

По свежескошенной траве ступали краснолапые гуси, гордо поглядывая по сторонам. Между ними кудахтали расторопные крылобоки. В траве стрекотали кузнечики, жужжали пчёлы и слепни. Вдалеке паслась кобыла.

Возле колодца он увидел Олесу. Когда он подошёл, она взглянула на него так, как могут смотреть только прекрасные лугрянки. И ему стало радостно на душе от её взгляда и от её улыбки. В её зелёных глазах сиял дух священного леса. А волосы, словно древесная река, спускались волнами – и заплетались в косу, словно корни.

– Здравствуй, Мирек, – сказала она.

– Здравствуй, – ответил он.

Олеса жила в доме по соседству, и сколько Мирек себя помнил, она всегда была рядом. Каждый день он слышал её нежный голос и не мог наслушаться. Каждый день он заглядывал в её глаза и не мог насмотреться. И чем больше он заглядывал в глубину её глаз, тем сильнее в его груди разливалось счастье.

Олеса опустила ведро в колодец. Оно, ударяясь о каменную кладку, глухо пропело, и предстало перед глазами наполненное до краёв искрящейся на солнце водой.

– Может, попить хочешь? – спросила лугрянка.

Она зачерпнула воду ковшиком и подала его Миреку. Он взял его, поднёс к губам – и на лице заиграли солнечные зайчики. Вода потекла по щекам и шее. Лугр утолил жажду, выдохнул, вытерся и проговорил:

– Аж, зубы ломит.

Он отдал Олесе ковшик и улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он и поспешил к реке.

– Привет, Мирек! – крикнул ему лугр из соседнего двора, что на грядке протирал васильковым соком капустные кочаны, чтобы те росли крепкими и пышными.

– И вам день добрый дядя Иштван, – ответил Мирек.

– Что, отец мастерит? – спросил тот таким тоном, по которому было понятно, что ответ он знает, а спрашивает так, для порядка.

– Мастерит, – ответил молодой лугр.

– Ну, и молодец!

Мирек прошёл по лугу, касаясь ладонями высокой травы, будто бы гладил поле. Он уже предвкушал, как в этот жаркий и приятный день искупается в реке. На душе у него разливалось счастье, потому что самая красивая и заботливая лугрянка на всём белом свете живёт по соседству именно с ним.

«Либо это везение, либо я уж очень любим лесом! Что, в общем-то, одно и то же!» – думал он.

Мирек шёл по лесной тропинке и глядел под ноги, чтобы не раздавить слизней, которые беззаботно выползали из-под лопухов. А потом он вышел на поросший травой берег реки.

Речушка была не глубока, а течение её было медленно. Так что водную гладь рассекали водомерки, а у илистого дна были видны пузатые окуни, серебристые краснопёрки и многочисленные стаи мальков. Иногда можно было заметить, как в воду занырнёт юркая выдра. Или проплывёт, извиваясь, жёлтоухий уж. Да мало ли кого можно было увидеть в лесной реке!

Мирек уселся на большой камень, достал деревянную трубочку с проделанными в ней отверстиями, поднёс её к губам – и родилась мелодия, на удивление красивая и нежная. Мирек знал, что это поёт душа предка, которая живёт в дереве, из которой была вырезана дудочка. Каждый день он приходил сюда, садился на камень, и мелодия разливалась по берегам речушки. И тогда, казалось, будто река и лес преображались. Речка текла быстрее и радостней, а лес протягивал к Миреку свои ветви.

– Добрый день, – вдруг раздался холодный голос.

Мелодия оборвалась. Мирек оглянулся и увидел на тропинке шмельфа. Серое одеяние полностью скрывало его фигуру. Капюшон, покрывающий голову, позволял увидеть только худое лицо, серое словно камень, и красные, налитые кровью, глаза. По спине Мирека пробежал холодок. Он много слышал рассказов о шмельфах, но ему ещё никогда не приходилось видеть их. Шмельфы вообще редко захаживали в земли лугров. Тем более с такими серыми лицами и красными глазами.

– И вам день добрый, – поздоровался Мирек, стараясь отбросить дурные мысли.

– Неподалёку деревня? – спросил серый незнакомец.

– Недалеко, – ответил Мирек.

– Большая?

Лугр пожал плечами.

– Обычная. А что?

– Очень хорошо.

Серый шмельф достал флягу из тряпичного мешочка, что висел на поясе. Чёрная кожа обтягивала её тонкими лентами, создавая причудливый узор.

– Жарко, – сказал он. – Не хотите глотнуть?

Мирек пить не хотел, тем более из чужой фляги.

– Вообще-то нет, – ответил он.

– Ладно, значит деревня там?

– Там.

Серый шмельф улыбнулся недоброй улыбкой и пошёл по тропинке. А Мирек, сбитый с толку, смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

А потом молодой лугр встал, снял грубую рубаху, развязал верёвку на поясе и скинул штаны. И, распугав мальков, нырнул в реку. Холодная вода окутала его – и усталость от работы, и мысли о незнакомце вмиг покинули его. Он проплыл несколько метров под водой и вынырнул. Потом он вылез на берег и подставил голое тело под тёплые лучи солнца. Деревья склоняли над ним ветви, шумели листвой, словно приветствовали его, а в синем небе неспешно плыли белоснежные облака. Мысли Мирека устремились за ними, он замечтался и уснул.

Проснулся он, когда ветви уже отбрасывали на лицо тень. Дуб раскачивал ветвями и шумел листвой так, словно хотел разбудить его или сообщить о какой-то опасности. Но Мирек не придал этому значения. Он оделся и поспешил домой.

Дорофей сидел на скамеечке возле кузницы.

– Извини, отец, я опоздал, – сказал Мирек, когда вошёл во двор. – Пойдём работать?

Он взял со скамейки фартук.