Читать книгу Товарищ пришелец - Евгений Константинов - Страница 8

Аппетит у Павла отсутствовал напрочь. Но как же без еды! Тем более что к столу пригласила сама Катюша, а по прошлому посещению «Сибирского тайменя» Павел хорошо запомнил, какие вкусности она умела готовить. Повариха уединилась на кухне сразу после того, как в один из гостевых домиков перетащили пострадавшего туриста.

Турист наконец-то представился Виталием Валерьяновичем и сказал, что с его спиной нечто подобное уже случалось, это несмертельно и даже во вмешательстве врачей нет особой необходимости. Просто спине необходим покой, и через некоторое время все должно войти в норму. У Виталия Валерьяновича были с собой охотничье ружье и чехол с удилищами, но когда его спросили о цели путешествия, он только отмахнулся, мол, какие теперь цели, сначала подняться бы на ноги…

Возник вопрос: а что, собственно, теперь делать остальным прибывшим на рыболовную базу в глухую сибирскую тайгу? На базе постоянно проживали дед Иван и Катюша. Непосредственной связи с Большой землей не было, но в период рыболовно-охотничьего сезона туристы прибывали сюда постоянно. Возвращались либо вертолетом, который забрасывал очередную группу, либо сплавом по реке Кур. Все это обговаривалось заранее с директором базы Олегом, проводившим большую часть времени в Москве, а в Хабаровске имевшим заместителя, которым в настоящее время был Василий. Он же во время пребывания на базе выполнял обязанности второго егеря.

В этот раз по просьбе Белявского путешествие тоже должно было включать сплав, но прежде пятидневную береговую рыбалку на реке Кур и его ближайших к базе притоках. Но Белявский-то до базы так и не добрался! Выпал из вертолета при абсолютно непонятных, фантастических обстоятельствах и погиб, конечно же.

Все прекрасно понимали, что о трагедии необходимо срочно сообщить в компетентные органы. Больше остальных по этому поводу беспокоился Василий, который фактически отвечал за каждого туриста. И не важно, что в гибели Белявского не было даже капли его вины.

Проблема была в том, что из обстрелянного кем-то вертолета, который к тому же совершил жесткую посадку, наладить связь у Сергея Серого не получилось. Сам же вертолет стоял, несколько покосившись, и выглядел жалко. Но не его внешний вид вызывал опасения. Внутри ощутимо пахло горелой проводкой, а искать неисправности в электрических цепях без хорошего оборудования… Серый сомневался, что сможет что-то наладить своими силами, хотя попробовать стоило. Тем более дед Иван пообещал ему в этом деле подсобить. Предложение выглядело скорее моральной поддержкой. Вряд ли в запасниках базы нашелся бы даже обычный электрический тестер. Но как знать, вторая пара рук может пригодиться, даже если ищешь замыкание обычной лампочкой.

Отправить сообщение о случившемся можно было с метеостанции, расположенной на сопке километрах в пятнадцати выше по течению Кура. Даже тропка на метеостанцию имелась, и по этой тропке не раз ходил тот же Василий. Но идти туда имело смысл только с утра. Даже если торопиться, Василий добрался бы до места в полной темноте – и заплутать можно, да и медведь с росомахой по тайге шастают. На том за обеденным столом и порешили…

Вообще-то решал за всех Константин Титов, предъявивший собравшимся в столовой корочки майора госбезопасности. Оспаривать его авторитет никто даже не подумал. В сложившейся ситуации эти корочки никого не заставили насторожиться, как это было бы в обычной жизни, как раз наоборот – позволили чуть расслабиться, успокоиться мыслью, что компетентные органы уже здесь, на них и ответственность за принятие решений.

Титов же самостоятельно принял еще одно решение – отправиться с рассветом на поиски тела Белявского. Это не выглядело такой уж бредовой идеей. Белявский выпал из вертолета уже при подлете к базе, когда они летели над рекой. С большой вероятностью тело могло упасть на одном из берегов либо в воду. Берега же в тех местах были не сильно заросшими, так что попробовать искать стоило. Майор заявил, что на поиски пойдет сам, а вторым предложил пойти Павлу. Журналист возражать не стал.

На обед была уха из хариуса и ленков. Наваристая, ароматная, вкусная. Аппетит проснулся не только у Павла, добавки попросили все без исключения. Выпивали, конечно же, под ушицу, как же без этого. Но не пьянели, хотя, может быть, и надо было бы опьянеть, чтобы вырубиться до утра, да без всяких снов. И уже проснувшись, осмысливать произошедшее…

* * *

Закончив трапезу, разбрелись по домикам. Они были бревенчатыми, аккуратными – с двумя кроватями, печкой, кое-какой мебелью. На стенах – в застекленных рамочках – фото охотников и рыболовов с трофеями. В столовой такие рамочки с фотографиями тоже висели, и в одной из них Павел не без удовольствия узнал ту самую, что была помещена в журнале «Знатный рыболов»: Катюша с видеокамерой в руках, и он сам в обнимку с пойманным тайменем, впоследствии отпущенным в родную стихию.

Константин Титов заселился вместе с Анатолием. Соседом Павла должен был бы стать Николай Белявский… Вспомнилось, как тот еще в Москве примерял рыбацкую одежду. В итоге ничего не понадобилось, и теперь все снаряжение осталось в распоряжении владельца. Казалось, буквально только что Белявский рассказывал, что ищет потерпевший крушение корабль собратьев-пришельцев. Еще он говорил и о теоретически выживших, и о возможности так называемой зачистки. Но получилось, что зачистили его самого. Но кого именно он сам-то намеревался уничтожать?

Обычно после заселения на рыболовную базу Павел при первой же свободной минуте проверял привезенные с собой рыболовные принадлежности – не забыл ли что-то дома? Вот и теперь взялся за распаковывание рюкзаков – и своего, и Белявского. Просто так – чтобы успокоить нервишки привычными действиями. Помогло вроде бы. Обратил внимание, что ничего не забыл, а принадлежностей, естественно, оказалось с избытком. И хорошо еще, что в прошлый приезд на базу удалось определиться с наиболее уловистыми приманками и теперь не пришлось тащить с собой лишние килограммы блесен.

Павел даже не заметил, как собрал любимый спиннинг, присоединил к нему безынерционную катушку, продел в пропускные кольца леску, привязал к ней застежку, присоединил вращающуюся блесну. Из маленького походного рюкзачка выложил лишнее, что не пригодится на рыбалке, и поместил в него коробку с приманками, швейцарский многофункциональный нож, фонарик, еще кое-что из рыбацких причиндалов, фляжечку с коньяком, бутылку пива, пакетик с орешками, купленный в аэропорту Белявским.

Быстро облачился в рыбацкую обувь-одежду. До наступления сумерек оставалось часа два, и журналист вполне успевал порыбачить на вечерней зорьке – почему бы не принести на ужин свежепойманной рыбки?

Не найдя, как ожидал, в столовой Катюшу, увидел копошившихся у вертолета деда Ивана, его внука и Сергея Серого. Приставать с расспросами не стал, но доложился деду, что пойдет на Кур, чтобы подняться вверх по течению до сливания с ним мелководного Ярапа.

– Больше шести ленков не бери, – напутствовал дед. – Хариуса лови сколько хочешь, но его здесь почти нет. Тайменя – хоть маленького, хоть большого – отпускай. И особо не задерживайся, как начнет темнеть – возвращайся, иначе искать тебя пойдем.

– Все понял, – кивнул Павел и по знакомой тропинке направился к реке. До Кура было минут пятнадцать неспешного шага, но рыболов вдруг заторопился, чуть ли не бегом побежал. Его охватил знакомый зуд предвкушения первого заброса блесны в речку, первой проводки, первой поклевки…

* * *

До прихода в редакцию Павел работал инкассатором. На маршруты по доставке денежной наличности в отделения государственных сбербанков, различные торговые точки и тому подобное инкассаторы выезжали рано, зато и заканчивали работу еще до обеда. И Павел после того, как сдавал кассирам деньги и дежурному – пистолет, если не было неотложных дел, торопился домой, переодевался, хватал спиннинг с необходимыми причиндалами и бегом на электричку: в Звенигород – на Москву-реку или в Истру – на одноименную речушку, да хоть и на озеро Сенеж или на Пестовское водохранилище… Цель – насладиться рыбалкой и общением с природой. Отлавливал вечернюю зорьку и возвращался домой с уловом или без единой рыбки – неважно, главное, что день прожил не напрасно.

Вот и эту вечернюю зорьку он не собирался терять и даже урезать в плане рыбалки. Да, несколько часов назад он пережил серьезное потрясение, но не сидеть же в тоске, сложив руки, лучше уж отдаться любимому делу. Павел даже немного запыхался, когда дошел до реки, но отдыхать себе не позволил. Первый заброс сделал, не доходя до уреза воды. Блесна шлепнулась в воду под противоположным берегом, где, судя по всему, имелся приямок с обратным течением, и уже при первом повороте ручки катушки рыболов ощутил резкий удар. Подсечка, и кончик спиннинга задергался из-за рывков попавшегося на крючок ленка. Пусть он был некрупным, но сопротивлялся все равно яростно и до последнего, затих только в руках у Павла. В благодарность за такой подарок он аккуратно освободил пойманного леночка от засевшего в пасти тройника, поцеловал в голову и отпустил в родную стихию. Для Павла это не являлось ритуалом или следованием начинавшему зарождаться веянию «Поймал – отпустил», просто вот так захотелось. Пусть именно эта рыбка подрастает, а он наловит еще.

Словно по закону подлости, следующие полтора десятка забросов оставили рыбу равнодушной к его приманке. Павел не расстроился, поменял вращающуюся блесну на колебалку[4], сделал еще три заброса на этом симпатичном месте и пошел по берегу дальше, вверх по течению. Решил без остановок добраться до слияния двух рек и уже потом ловить упористо, постепенно возвращаясь ближе к дому.

Вскоре дошел до памятного поворота реки, где во время весенней поездки у него клюнул крупный таймень. За поворотом был длинный песчано-галечный плес, на котором в тот майский день знатный рыболов заметил собравшуюся купаться Катюшу. Как было бы здорово, окажись она здесь снова с тем же намерением! Если уж она хотела добровольно залезть в воду в мае, когда еще не везде растаял снег, то теперь река еще не совсем успела остыть…

Сейчас поварихи на пляже он не увидел. А жаль, в душе Павел немного на это надеялся. На базе они всего-навсего поздоровались и улыбнулись друг другу, как старые знакомые. Пообщаться наедине возможности не было, а лишний раз заострять на себе ее внимание в тот момент он не хотел – обедали ведь все вместе, потом совещались в той же столовой. Титов, кстати, с поварихой явно заигрывал, – вроде бы в шутку, но с не очень понравившимися Павлу полунамеками, мол, не соскучились ли вы по мужчинам, будучи в полном расцвете сил, и тому подобное…

В ответ на эти заигрывания Катюша нейтрально улыбалась. Павел ждал, что она вот-вот бросит взгляд в его сторону, не дождался…

…Во время первого посещения «Сибирского тайменя» Павел провел на базе немногим более трех суток, которые, помимо незабываемой рыбалки, подарили ему и не менее незабываемые встречи с Катюшей. Внезапно возникшее тогда влечение, быстро перешедшее в близость, сначала воспринялось как захватывающее, но мимолетное приключение. Но забыть о происшедшем Павел, как оказалось, не смог. И теперь хотелось поболтать с ней, пошутить, услышать от Катюши историю ее жизни, рассказать о самом себе.

О себе она тогда рассказала совсем немного, хотя история была во многом удивительной. Из своей жизни Катюша помнила только последние года два с половиной. Помнила с того момента, когда в жаркий летний день очнулась на берегу Кура, в нескольких километрах ниже по течению от базы «Сибирский таймень». В чувство ее привел дед Иван. Она была совсем обессиленной, с дикой болью в голове.

Если бы не дед Иван, дела могли обернуться очень плохо. Но он, несмотря на возраст, все-таки сумел дотащить ее, еле державшуюся на ногах, до базы. А потом выхаживал ее, не отходя от постели. Катюше даже показалось, что он относится к ней как к родной внучке. Когда она немного окрепла и набралась сил, дед Иван решил отвезти ее на Большую землю, в Хабаровск. Но задумка не удалась. Вскоре после взлета у Катюши начала болеть голова, и чем дальше, тем больше. Боль становилась настолько невыносимой, что у девушки началась рвота, она оказывалась на грани потери сознания. Вертолету пришлось вернуться на базу, и больше экспериментов не проводили.

Шло время, а Катюша все так и жила на рыболовной базе «Сибирский таймень». Работала поварихой, в свободное от хозяйственных забот время ходила в лес с ружьем или корзинкой, впрочем, это тоже было ее работой…

Когда Павел спросил, не хочет ли она все-таки выбраться из тайги, Катюша сразу погрустнела, ничего не ответив, пожала плечами, и больше разговор на эту тему не заводился…

Тогда Павел не воспринял всерьез этот слишком необычный и романтичный рассказ. Девушка старается понравиться, приукрашает свою провинциальную жизнь, чего уж там. Он и сам в тот момент готов был хвастаться, описывая свои приключения. Так уж устроены люди, что хотят выглядеть поинтереснее перед привлекательным человеком.

На удивление, в Москве выбросить девушку из головы не удалось. Павел вспоминал ее. Посмеивался над собой, но вспоминал. Сначала просто так, с удовольствием, а чем дальше, тем с большим ощущением утраты. Ведь нельзя же было всерьез надеяться на повторное посещение той же базы в обозримом будущем. Строились новые рыболовные базы, куда более доступные для широкой публики, профильный журналист и мотался по командировкам, не попадая, как всем известная бомба, в одну и ту же воронку.

Вспоминал Павел и рассказ Катюши и со временем все больше рассказу верил. Наверное, у каждого мужчины внутри, в инстинктах, сидит защитник женщины. И девушка, оказавшаяся в опасности – пусть два года назад и пусть с ее же собственных слов, – будит потребность защищать.

Теперь же, спасибо андроиду-Белявскому, он вновь на базе «Сибирский таймень», но Катюша не обратила на него особого внимания. Узнала, конечно, поздоровалась, но не выделила среди остальных, столь драматично прибывших. И это при том, что он, уже не прячась от самого себя, мечтал о встрече.

* * *

Наконец, Павел дошел до слияния Ярапа с Куром, где собирался задержаться, пробуя различные приманки на предмет заинтересованности ленка, которого собирался наловить на ужин. Вода в реках-соседках была разного цвета. Вернее, и там, и там она была прозрачной, но с разными оттенками: в Куре отдавала синевой, в Ярапе – бирюзой. При слиянии цвета какое-то время не смешивались, и на некотором протяжении ниже по течению это было хорошо заметно. Затем более глубоководный Кур побеждал, и от бирюзовой водички Ярапа не оставалось и намека.

По рыбацким понятиям, место было шикарным во всех отношениях: и другая вода – еще более чистая, свежая, молодая, и обратное течение чуть выше слияния рек, и омут под противоположным берегом, и хорошо заметная русловая бровка – с меляка на глубину. Здесь просто не могла не держаться рыба, да еще и в большом количестве! В чем Павел вскоре убедился.

Ленок постоянно атаковал рыболовную обманку, иногда не подсекался, иногда срывался с крючка, но ловился буквально на каждом третьем забросе. Причем экземпляры попадались хорошенькие, весом около килограмма и даже больше. Не прошло и пятнадцати минут, как Павел выполнил норму, заданную дедом Иваном, – шесть хорошеньких ленков заняли место в пакете, который он положил в рюкзачок. Но удержаться от продолжения ловли знатный рыболов, как говорится, не имел физической возможности. Захватил азарт, и Павел вновь и вновь забрасывал блесну, вновь и вновь подсекал и вываживал рыбу, тут же ее отпускал и возобновлял ловлю.

Спиннингист в очередной раз приготовился сделать заброс, когда вдруг его обхватили сзади чьи-то мокрые руки. Павла словно током тряхнуло. В голове промелькнули кадры из какого-то фильма ужасов, сопровождавшиеся мыслью «Белявский». Он рванулся было вперед, но руки удержали, и одновременно до его шеи дотронулось что-то влажное. Еще бы мгновение-другое, и рыболов бы совсем запаниковал, но тут до него дошло, что это поцелуй и что целовать его могла только Катюша…

Тут же забылись все появившиеся после прибытия на базу невеселые мысли. Он выронил спиннинг, одной рукой прижал ладони девушки к своей груди, другую завел назад и погладил по мокрым волосам. Она же, не прерывая поцелуй, прижалась к нему всем телом. Еще в Москве он вспоминал, как каждая, даже мимолетная, встреча с Катюшей приносила нечто новое, и теперь осознал, что никогда прежде не испытывал такого особенного чувства эйфории.

Стараясь не потерять это необычное ощущение, он аккуратно высвободился из объятий и развернулся лицом к абсолютно голой и мокрой девушке, видимо, только что вылезшей из речки. Она выглядела восхитительно! При этом еще и в чем-то необычно, странно. Хотя что может быть странного в женской, пусть даже и очень привлекательной для мужчины груди? Но что-то и еще было такое…

Павлу захотелось отвлечься от этой необычности, но вдруг и сразу он осознал, в чем она заключается. Маленькие круглые соски Катюши были бирюзового цвета – точно такого же, как вода в Ярапе. Такой цвет иллюстраторы детских книжек придают глазам русалок. У Катюши не было ни чешуи вместо кожи, ни хвоста вместо ног, и волосы не отдавали в зеленый цвет, но соски… Он же видел Катюшу раздетой, и не раз. Или тогда не таким было освещение… а может, что-то еще сейчас другое… влияет река, несущая рядышком свои искрящиеся воды?

Он стоял, разглядывая невозможное, в течение тех секунд, пока Катюша с обворожительной улыбкой разглядывала его. Потом она шагнула ближе и потянулась губами уже не к шее, а к губам Павла, и это вновь оказалось чем-то особенно прекрасным…

* * *

На базу Павел возвращался в почти полной темноте и в совсем уж полной эйфории. Ноги слегка гудели, в одной руке он нес спиннинг, в другой – открытую бутылку пива, за плечами – рюкзак с достойным уловом, в голове – сонмище мыслей, подавляющее большинство которых занимала Катюша. Забылись и сомнения, и собственное критическое отношение к происходившему во время весенней поездки. Забылись все мысли, беспокоившие его в Москве.

Он не находил слов, какими мог даже самому себе описать все, что чувствует. Как можно передать словами ситуацию, когда восхитительной красоты обнаженная девушка страстно тебя целует и одновременно раздевает, после чего увлекает за собой в не очень-то теплую воду сибирской реки и там – в воде и под водой – вы занимаетесь любовью. Ни с чем не сравнимой, страстной, в чем-то жесткой, но и бесконечно нежной любовью! Любовью на грани жизни и смерти, когда в объятиях Катюши, будучи полностью под водой, Павел осознавал необходимость немедленно наполнить легкие воздухом, осознавал, что, если этого не произойдет, он захлебнется, погибнет. Но страсть оказывалась сильнее, Павел получал все новые и новые порции счастья, и под водой ледяной сибирской реки ему было хорошо…

Прохлада дала о себе знать, когда вконец измотанные и удовлетворенные Павел с Катюшей вышли, вернее, выкарабкались на берег. Смеркалось, и над рекой уже начала проявляться полоска тумана. Павел вспомнил о прихваченной металлической фляжечке с коньяком, и они стали к этой фляжечке по очереди прикладываться, буквально вырывая ее друг у друга. Но при этом еще и прижимаясь, и, чтобы согреться, растирая друг друга ладонями, и целуясь, целуясь, целуясь…

Он не подозревал, что способен на такое, но уже на берегу, взглянув на Катюшу, как будто забыл о только что происходившем и начал все сначала… Иначе как фантастикой назвать это не мог. Катюшу же стал позиционировать как создание, занимающее место выше существующей реальности.

Все эти мысли не имели значения после слов Катюши во время их расставания на месте слияния двух сибирских рек – Ярапа и Кура.

– Я тебя вспоминала. Иногда так подступало, что, казалось, сейчас завою по-звериному, прямо как росомаха, – призналась Катюша, прежде чем отстранила от себя руку Павла и скрылась в прибрежных зарослях. А он так и остался сидеть на песке.

Сидел на песке голый, мокрый и осмысливал, задавался вопросами. Выла, как росомаха? Разве росомахи могут выть? Всем известно, что воют волки, собаки… Люди тоже порой воют – от навалившегося несчастья, от безысходности… Катюша выла – по нему?! Да, он в Москве тоже скучал по красавице сибирячке, его тянуло к Катюше, но чтобы выть… Или же она под этим термином подразумевала что-то другое? Да какая разница, что она там подразумевала! Сейчас такая ситуация, когда радость, эмоции перехлестывают через край. Ему попросту хорошо, ей наверняка тоже. И не надо ни о чем задумываться…

Доставать фонарик Павел не стал – и с батарейками лучше быть поэкономней, и ориентировался он ночью довольно-таки неплохо – привык во время службы на границе, да и тропинка не так уж сильно петляла. Вон впереди и приметный валун, от которого до базы всего ничего.

«Чмок…» – раздался неподалеку незнакомый звук. Однако Павел, в очередной раз приложившись к бутылочке пива, даже не замедлил шаг, чтобы прислушаться. Обогнул валун и только тут, почувствовав неправильность в окружающем его мире, остановился. Слева от тропинки, где густел лес, на земле валялись свежие щепки. Во всяком случае, по дороге на рыбалку он их не заметил. Откуда же они появились? Поднял глаза на ближайшее дерево и увидел… хамелеона. Не обычного маленького зоопарковского, а едва ли не динозавра от хамелеонов, величиной никак не меньше взрослого человека! Или это и был динозавр?

Жирная, с большой головой рептилия распласталась по стволу лиственницы, обвив его тонким хвостом и вцепившись, даже врезавшись в дерево огромными когтями задних лап. Кстати, а какие у обычных хамелеонов когти? У этого – непонятного и необъяснимого – каждый из когтей был похож на лезвие топора.

Рыболов осторожно отступил назад и уперся спиной в валун. Зверюга повела на него одним глазом и издала еще одно чмоканье, не обещавшее наблюдателю ничего хорошего. В этот момент над головой Павла метнулась летучая мышь – довольно крупная, величиной с голубя. Разглядеть ее подробнее он не успел: опять «чмок» – и летучая мышь исчезла. Похоже, хамелеон-динозавр поймал ее своим языком, как лягушка ловит комаров. Существо повернуло голову и уставилось на Павла обоими глазами.

«Чмок!» – и полупустую бутылку из руки Павла вышибло, при этом словно жгучей крапивой обожгло пальцы. Он вскрикнул, а бутылка стукнула по валуну, но не разбилась, а покатилась по камням. Кажется, эти звуки испугали агрессора и заставили лезть вверх по стволу. Суперкогти сдирали кору, обламывали сучья, но Павлу не было интересно, что произойдет дальше, он уже со всех ног мчался по направлению к базе…

* * *

Первым делом необходимо было рассказать о хамелеоне-динозавре Титову. У него с Анатолием наверняка имеется какое-нибудь табельное оружие. Впрочем, и у Виталия Валерьяновича было ружье, да и Василий с дедом Иваном на базе в тайге – как же без ружья. Наверняка не только гладкоствольные, но и карабин имеется…

Обожженные пальцы зудели, но Павел не стал их расчесывать, решив для начала хорошенько вымыть с мылом и протереть водкой. Все это можно было сделать на кухне, к тому же и вечерний улов лучше сразу занести и отдать поварихе. Отдать Катюше, с которой расстался совсем недавно и по которой уже соскучился. Кстати, не сотворил ли с ней чего страшного тот самый хамелеон?

От сердца отлегло, когда, взбежав на крыльцо столовой, Павел заметил силуэт девушки в окошке прихожей. Катюша сидела к нему спиной. Напротив нее, за столом, сидел кто-то еще, и они склонились друг к другу головами. Павел задержался у окна, чтобы перевести дух, а заодно и посмотреть, что там происходит. Вот Катюша протянула руку и взяла со стола ножницы, судя по движениям, что-то отрезала… Разглядев на столе коробочку с красным крестом и бинт, Павел догадался, что она всего лишь заканчивает перевязку. Оказалось, что больным был Константин Титов. Он что-то с улыбкой говорил поварихе, на что та отрицательно качала головой. Улыбка майора госбезопасности стала еще шире, он вдруг вместе со стулом придвинулся к Катюше, зашептал что-то ей на ушко, обхватил правой рукой за талию, рука сразу опустилась ниже, пальцы крепко сжали ягодицу…

В следующее мгновение товарищ Титов вместе со своим стулом опрокинулся на пол. Майор тут же ловко поднялся на колени, но при этом с гримасой боли, держась правой рукой за забинтованную левую. Катюша нависла над ним, приставив к шее ножницы, которыми только что отрезала перевязочный бинт. Павел не слышал, что говорила девушка, зато, судя по выражению лица, Титов скрипел зубами. Когда Катюша отступила, майор вскочил, ринулся на выход и на крыльце нос к носу столкнулся с Павлом.

– Проблемы? – сурово спросил рыболов.

– Да… повариха… – Тит постарался улыбнуться, но получилось неважно. – Готовит-то она хорошо, а перевязывать не умеет, сука!

– А вот за суку можно и схлопо…

– Мужчины! – не дала закончить фразу Катюша, появившаяся на пороге. – Передайте всем, что через сорок минут начинается ужин.

* * *

На ужин были рябчики, жаренные с брусникой, а еще – отварная картошка, соленые грузди и маринованные белые. Желающие могли побаловать себя холодной ухой, оставшейся после обеда и до этого хранившейся в погребе. Рябчиков настрелял дед Иван, грибы собирала и солила-мариновала Катюша.

К поданным на стол копченой колбасе, ветчине, сыру, привезенным путешественниками из Москвы, никто, кроме Василия и деда Ивана, даже не притронулся. Рябчики, наполненные брусникой, да с сахарком и сметаной, да обжаренные до чуть хрустящей корочки, – это было что-то! Съели всю дичь, что появилась на столе, еще и косточки обсосали. Очень вкусно, а для Павла – особенно, ведь за плитой стояла Катюша.

Впрочем, трапезу омрачало понимание, что на повариху положил глаз Титов. Или для майора это был обычный командировочный эпизод? Ну, что поделаешь – рядом симпатичная, к тому же свободная женщина, так почему бы не воспользоваться ситуацией!

Но Титов должен бы знать, даже точно знал, – Павел еще в Хабаровске, на летном поле, сказал, что на базе «Сибирский таймень» у него девушка. Неужели товарищ майор возомнил себя неким альфа-самцом и стал заигрывать с Катюшей специально, чтобы спровоцировать Павла? С этим требовалось разобраться с глазу на глаз, и чем быстрее, тем лучше…

На фоне этой проблемы все остальное отошло для Павла на второй план. Но Титов ушел в свой домик, а копаться в мыслях не было никакого желания. Павел был и сыт, и пьян, и устал смертельно, и впечатлений навалилось столько, что впору только вырубиться и включаться завтра, на свежую голову.