Читать книгу Невестин мост. Дай бог, и ты мне не будешь нужна!.. - Евгений Кремнёв - Страница 2
Оглавление26 мая 1991-го года Иван Облаков вышел с совершенно пустой головой, не замечая, ни лая злой собачонки в подъезде, ни удушливого запаха сирени на улице. Он подумал о самоубийстве, но как-то боком и как о чем-то несерьезном. Бомжу, путавшемуся под ногами, он надел урну на голову. Налетели менты, он еле отбился от них.
Иван стоял, ждал автобус. Потом стоял в нем. Потом сидел в нем. Потом сошел, перешел на другую сторону. Стоял, ждал автобус. Стоял в нем. Потом сидел в нем, и все это с окаменевшими скулами и уставившись в одну точку, но когда вставал, отметил хорошенькую блондинку, пробираясь к двери – увидел огромную блондинку. Обе девушки были в подвенечных платьях-мини. На мгновение он захотел их.
…«Ну, что ж, утешимся тем, что мы свободны» – сказал он себе, входя домой. – Да! Действительно есть жутковатая сладость краха! – продекламировал он, дурачась.
Он включил проигрыватель и повалился на диван. Но музыки не желалось. Он разбил проигрыватель о стену.
«…Я тебе не нужен, ну и бог с тобой! Дай бог, и ты мне не будешь нужна!..»
Он надел новую белую рубаху. В уме сложились строки письма: «Понимаю, что моя вина безмерна, но не могу иначе…». Рубаха оказалась не глаженной, на груди было пятно от корейского соуса. И – плевать! Слегка знобило, но температуры не было. Иван попробовал есть, но – рецепторы бастовали: пища была безвкусна.
На улице он попытался вернуть чувство бесконечной отрешенности, но это не удалось. Ивану казалось, что он всходит на Голгофу, хотя на самом деле шёл в гараж.
Когда он остановился перед «зеброй», пропуская автобус, внутри, вдруг, толкнуло что-то и живая картина в реальности превосходящая действительность, прокрутилась перед ним: он бросается под автобус, от удара отлетает. В воздух, описывая дуги, летят кроссовки, купленные три дня назад, и падают, вот незадача, в лужу, а его тело, покувыркавшись, бесчувственно валяется посреди дороги.
На другой стороне улицы он понимает, что был на волосок от гибели и она, косоротая, на всякий случай упредила его, явив свой лик. И… тут кто-то мягкой ладонью погладил его по лицу.
…Автомобиль не заводился, Иван применил испытанный прием: стукнул кувалдой по капоту два раза и тот ожил!
…Иван ехал, борясь с нарастающим чувством омерзения, охватывавшем его сплошной ноющей раной. Притормозив у зебры, он увидел перед своим капотом Ингу, переходившую улицу. Красавица не утруждала себя ни ноской туфель на высоком каблуке, ни помадой, ни косметикой. Она знала о своей власти над мужчинами и справедливо полагала, что незачем носить неудобную обувь и убивать время на изменение и без того совершенного лица. Иногда она забывала надеть трусики, ведь она любила ветер в парусах! Девушка со снисходительной улыбкой богини красоты – а она такой и была – внимала болтовне какого-то «мэна» боксерского вида с переломанным носом. Боксер, видимо, пошутил, и девушка ущипнула его за бок, тот шутливо изобразил страдание. Инга рассмеялась и огрела его по спине кулаком, слегка зашиблась о тренированную спину, боксер обнял её. Иван отвел глаза и взглядом уткнулся в газон, на котором кобель пыхтел на миниатюрной сучке. Он почувствовал себя совсем премерзко. Он ударил по газам, развернулся и со свистом влетел на тротуаp, переехав совокуплявшихся домашних животных.
Инга, почти задетая бампером, вскрикнула. Узнав Ивана, подошла. – Ты что совсем уже! – сказала она своим визгливым, родным голосом и склонилась к окну. – Иван, мы, кажется, поставили все точки над «и». Не глупи. Чего ты добиваешься! И зачем ты собачек задавил?
– Слушай! Ты достал! – встрял «мэн».
– А, тебе не кажется, что красотки еще никому на шару не доставались? – сказал он боксеру. Иван хотел добавить еще что-то злое и оскорбительное, но кто-то – потусторонний дилер, наверное – опять погладил его по щеке, испытывая на нем свое отстиранное до невозможной мягкости потустороннее белье. Он посмотрел на Ингу помертвевшими глазами, протянул руку и сдернул с ее уха черную клипсу: – Я от тебя никогда не отвяжусь! Моя любимая сука! Как же ты мне дорога, моя приконченная сука!.. Как я ненавижу и люблю тебя, моя бывшая сука!.. О, моя сука, как тупо было тебя любить!..
Боксер, растерявшийся, было, от противоречивой картины ивановой любви, кинулся к машине, но тот съехал с тротуара и резко взял с места
– Идиот! – крикнула Инга, снимая непарную клипсу. Она подошла к собачонкам, кобель ещё был жив. – Боже! – сказала Инга. – Почему у меня нет пистолета! Я бы пристрелила его, чтобы бедное животное не мучилось!
– Я тебя урою! – кричал вслед Ивану боксер. – Встреться мне, тварь!.. Пистолет я тебе достану, – успокоил он девушку.
…На ста тридцати в час «жигуль» влетел на мост и тут на дороге появились две блондинки – огромная и изящная. Иван мог бы поклясться, что за секунду до этого на дороге были только два встречных авто. Он резко взял влево, потом вправо; избегая лобового удара со встречной таратайкой, проехал сквозь огромную блондинку, улыбавшуюся безвкусно подведенными глазами. «Жигуль» стукнулся о бордюр, завертелся, словно сумасшедшая балерина, пробил каменные перила, и, неся уже мертвого хозяина, грохнулся с пятнадцатиметровой высоты, превратившись в гармошку, которой больше не играть.
…Когда воздуха уже не хватало катастрофически, Иван, наконец, вынырнул из свинцовых волн. На берегу ему махал человек, и он поплыл к нему. Человек приближался, но лица его было не разглядеть из-за капюшона, которые Иван с детства ненавидел, потому что ровесники кидали туда камешки. Человек подал руку, помогая ему выбраться, Иван простил его никчемный наряд и поднял глаза. Но кто-то сзади положил мягкие ладони на лицо – опять этот дилер – и все покрыла тьма. Яростно зашептали на латыни, на старославянском, заругались матом, затрещало и надорвалось, и… Иван увидел себя отлетающим от искореженного авто, где истекала кровью его изуродованная оболочка.
Он поднимался все выше и выше, и наблюдал, как к месту его гибели стекается людской муравейник, и труп его пытаются вытащить из обломков, а из «скорой» бегут белые халаты с бесполезной помощью.
Бездонное счастье парения переполняло Ивана. Его тело имело прозрачно-небесную субстанцию, но не было голо, а покрыто туманной оболочкой, мягкой, как пух. Он купался и кувыркался в воздухе словно дрессированный дельфин, но не забывал сопровождать белую машину, везшую его изуродованные останки.
Машина въехала во двор, куда подъезжали грузовики с пустыми гробами и выезжали катафалки с торжественными мертвецами и где за мусорным баком спал пьяный в дугу музыкант Браверман в обнимку с тромбоном. Бывшее тело Ивана отнесли в холодный подвал и положили на стеллаж.
Новопреставленный вернулся к месту своей гибели, понаблюдал как кран загрузил искореженное авто в грузовик, взлетел над мостом и опять увидел блондинок в подвенечных платьях. Обнявшись, они стояли на тротуаре около порванных лееров. Редкий ручеек прохожих тек сквозь них беспрепятственно. Иван медленно облетел девушек. Маленькая блондинка махнула ему рукой. – Приве-ет! – вторая – сейчас она была похожа на Мальвину-переростка с буклями белого парика и густо подведенными глазами – повернула голову и угрожающе улыбнулась. И странный мир изменился: воздух потемнел и засиял, и в нем как бы проросла из пустоты масса маленьких полупрозрачных объектов, похожих то ли на пауков, то ли на тараканов, то ли на жаб, они пульсировали, исчезали и появлялись вновь. В воздухе сверкали черные змееобразные линии, некоторые из них не исчезали, а висели, извивались и качались от ветра, которого Иван не чувствовал. Сверху полился странный, почти черный свет, и предметы вокруг покрылись движущимися узорными тенями. Блондинки закружились на месте, подставляя лица инфернальному явлению. Их короткие платья закружились вместе с ними, обнажив соблазнительные бедра в ажурных чулках на подвязках.
Зачарованный Иван испытал странное чувство возбуждения и страха, он подлетел и уселся на перила.
– Ну как ощущения? – спросила малышка.
– Мощно! Это что? – показал он на то, что происходило вокруг и над ними.
– Потусторонний ветер и потусторонний дождь!
Полупрозрачные объекты, вдруг, в один миг облепили обеих девушек, черные змеи обвили их вокруг, сжимая и разжимая кольца, Иван закричал от страха. Маленькая блондинка выплюнула изо рта несколько «жаб» и «тараканов», и засмеялась. – Не пугайся, глупый! Это – друзья, они нас питают!
– Питают?! – он с трудом подавил в себе чувство ужаса.
Между тем странные объекты стали бледнеть и растворились. Посветлело. Блондинки обессиленно опустились на бетон тротуара.
– Это кончилось? – спросил Иван, с тревогой глядя вокруг.
– Да! – сказала большая блондинка и они, как по команде поднялись с тротуара.
– А, вы… не знаю, как выразиться… Может духи?..
Блондинки засмеялись. – Они, они самые! Только мы «флэтки», – добавила огромная. – А, ты – тень.
– То есть?
– Ты прозрачненький, пушистенький, а мы с телами, одежду имеем как у этих, – она небрежно кивнула на парочку, приближавшуюся к ним. – И ты не можешь сделать то, что можем мы. – Она торжественно подняла палец. – Например!
Огромная блондинка шагнула навстречу паре, и ущипнула девушку за грудь, а парня пощекотала в паху. Гулявшие застыли друг против друга и покраснели. У девушки столбняк прошел быстрее. – Ах, вы свиньи, мужики, какие! Два слова сказал и уже чуть ли не в трусы лезет!.. – выстрелила она гневную тираду. – Ой, сволочь бесстыдная!.. Кретин!..
Ее провожатый, потрясенный женским коварством, разинул рот, не в силах возразить, наконец, его прорвало: – Да ты! Ты!.. Ты что только что у меня здесь делала?! Вот здесь, а?! – он гневно указал на свою ширинку. – Ты же, шалашовка, только что яйца мне щекотала!
– Кто я?! Да, ты мразь ползучая!! Да, вешать вас таких надо!!..
Она бросилась на него с кулаками, но он, побелевший, перехватил ее руки, сжал так, что она пискнула, и прошипел: – Выкину на хрен щас с моста! – отбросил ее к перилам и зашагал прочь. Его несостоявшаяся подруга захлюпала носом, развернулась и пошла в противоположном направлении, зло цокая набойками на каблуках, которые она подбила как раз к их первому свиданию. Флэтки расхохотались.
– Жестоко вы их. Мне их жаль. Может быть, у них любовь какая-никакая получилась, – посочувствовал Иван.
– Оставь ты их жалеть. Малого стоит их любовь, если они с полуоборота в зверей превращаются.
– А, знаете, что я сейчас подумал: это же вы подстроили мне аварию.
– He-а. Ты сам ее хотел.
– Но ты же, – он ткнул пальцем в большую блондинку, – появилась на дороге, я и кувыркнулся.
– Если бы ты не хотел смерти, ты бы нас не увидел, еще тогда, в автобусе. Для людей не отмеченных, нас нет.
– Но вы – есть, – сделал печальный вывод Иван-новопреставленный.
– Правильно. Поэтому летим с нами.
Иван взмыл в воздух вслед за ними.
…К центральной площади со стандартным набором из «белого дома», памятника с указующей дланью, гостиницы и кинотеатра, примыкал большой, ухоженный сквер.
Они летели вдоль одной из аллей. Зависли у фонаря. Изящная блондинка сказала: – Запомни это место и «плиз» за нами.
Флэтки одна за другой нырнули головами в газон и исчезли. Иван засомневался, потрогал голову, но… ничего не трогалось – или нечего или нечем было. Молодой человек отбросил сомнения и повторил их маневр.
После погружения в секундную темноту, он вынырнул – все тот же сквер, но только здесь был не день, а вечер. Рядом стоял столб с часами, они показывали семьдесят минут шестого. Флэтки махнули ему, и Иван полетел за ними. Закатное солнце висело на юге, а не на западе, как было «там».
За гостиницей стоял двухэтажный особняк. Они опустились на ступени и вошли внутрь. Большую дверь с золотой табличкой «Отдел аварий и катастроф со смертельным исходом. Прием круглосуточно» открыли без стука.
За полированным столом, в кресле больше похожем на трон, сидел молодящийся толстяк. На шее у него висела огромная золотая цепь, на голове золотая корона, похожая на кокошник, из-под нее выбивались лисьи огненно-рыжие пряди. Помещение оказалось роскошным то ли авто-, то ли авиасалоном. Справа и слева от рыжего – сверкающим первым рядом – стояли «Бентли», «Ягуары», «Мерседесы», «Ауди», прочие «Бугатти», за ними – менее значимые «Шкоды», «Мазды», «Фиаты», в глубине матово поблескивали фюзеляжами «Боинги», «Ту», «Яковлевы», боевые «Фантомы» и «Сухие» и ещё масса летательных аппаратов, вплоть до древних «Фарманов» и «Блерио».