Читать книгу Дракон над Москвой. Сборник рассказов - Евгений Лазаревич Шварц - Страница 3

Еще вечером, когда только начались сумерки, я мелком взглянул на термометр, висевший за окном. Его столбик за целый день с плюсовой отметки опустился уже до минус пяти градусов. Да и по ощущениям, когда вышел во двор подышать чистейшим воздухом, почувствовал, что мороз к ночи как бы постепенно набирал силу и стал смело пощипывать за щеки и не закрытые треухом уши.

Исходя из всего этого, мысленно прикинул: «К ночи еще раз стоит протопить печь, чтобы к утру она не остыла и продолжала согревать хату. Ну а раз решил переночевать в уютном тепле, значит надо немного поработать!» – и, продолжая размышлять, отправился к сараю.

Взяв из него колун с отполированным за долгие годы моими ладонями длинным топорищем и сделанным мной в свое время из ясеня или, как у нас в деревне называют его, лима. Выбрал я это дерево потому, что оно, в отличие от березы или того же дуба, при колке дров во время удара по полену не отдает по руке, или, как говорят знающие люди, не сушит руки. Вообще, колка дров – одно из моих любимых занятий, позволяющее практически всем мышцам тела отлично поработать, размяться, да и как-то от этой веселой работы всякий раз поднимается настроение.

Вот и на этот раз, скинув полушубок на скамейку у крыльца и оставшись в свитере, подошел к сложенным возле стены березовым не поколотым поленьям. Беря поочередно по одному кругляку, устанавливая его на большом дубовом пне, стал со спортивным азартом колоть их и складывать рядом в аккуратную стопку.

Довольно быстро возле пня выросла достаточная для одной протопки печи охапка дров, которую и отнес к ней. Открыв чугунную дверцу, по одному полену стал подбрасывать в топку, пока она полностью не заполнялась. И огонь, загоревшись от тлеющих, подернутых пеплом углей, весело потрескивая, заплясал по поленьям.

Довольный собой за сделанное за день, не спеша поужинал жаренной, подрумяненной картошкой и выпил стакан топленного в печи, в старинной глиняной, чудом сохранившейся крынке, молока. Здесь же, за столом, откинувшись на спинку стула, прочитав несколько страниц отложенной утром книги, почувствовал, что глаза неумолимо слипаются, разделся, потушил свет и лег в постель, удобно угнездившись под одеялом, и незаметно провалился в глубокий, без сновидений сон.

Утром проснулся от духоты в хате. От печи все еще струился жар, а это значит, что снаружи мороз не отбирает тепло из дома, что его просто нет, он отступил куда-то на Север. Встав с постели, выглянул в окно и увидел, что синий столбик термометра вместо того, чтобы опускаться, напротив, поднялся к плюсовой отметке, где-то к двум градусам тепла. А с крыши неслышно, неторопливо падает в снег капель, переливаясь разноцветьем в солнечных лучах. Ко всему этому, на кустах калины гранатными зернышками в голубом просторе светились кисти ягод. А вездесущие воробьи весело перелетали с куста на куст, при этом успевая приземлиться на заснеженную тропинку, склевать на ней что-то и вновь быстро вспорхнуть.

Выскочив во двор, быстро потер снегом тело, но умылся в хате. Затем, не спеша позавтракав глазуньей из трех яиц с оранжевыми желтками и золотистыми шкварками, поджаренной на еще не остывшей печной плите, и выпив стакан ароматного чая, подогретого на ней же, вышел на двор подышать свежим воздухом и выполнить по хозяйству кое-какую работу. Тем более что в такой солнечной день было приятно находиться на дворе, а не в духоте дома, понежиться в еле ощутимом солнечном тепле после нескольких хмурых, темных декабрьских недель.

Как-то довольно быстро пролетело несколько часов за разными хлопотами. И ближе к полудню, ощутив, что солнышко перестало нежно ласкать, отставил в сторону лопату, которой к этому времени расчищал тропинку от сарая к дому. Подняв голову, обратил внимание, что на небе стали то там то здесь появляться облака и солнце за ними постепенно скрылось.

Облокотившись на лопату, я продолжал с интересом наблюдать за происходящим на небе. А там, в поднебесье, начала развиваться какая-то необычная погодная драма. Появившиеся вначале только одиночные облака довольно быстро стали свиваться в суровое серое полотно. Оно, как гигантский театральный занавес, постепенно стало закрывать небо от горизонта до горизонта.

Первыми на эти изменения в погоде отреагировали воробьи. Они моментально с громким чириканьем покинули кусты калины, на которых до этого, перескакивая с ветки на ветку, обретались, и шумной стайкой перелетев с них, забились под крыши строений и затихли, словно совсем исчезли с лица земли.

Затем затих ветер, до этого весело гулявший по двору и саду, оставляя за собой небольшие следы в виде снежных извилистых полос.

В следующем акте небесного спектакля серый, сотканный из облаков занавес стал все более уплотняться, а затем заклубился, превратившись в бушующее штормовое море с облачными белесыми гребнями волн. Из них вначале плавно стали опускаться отдельные снежинки, но это продолжалось, пожалуй, всего несколько мгновений.

Неожиданно раздался вздох и задул сильнейший ветер, словно там, за околицей, какой-то гигантский богатырь, наподобие сказочного Добрыни Никитича, вдохнул, а затем выдохнул во всю мощь свих гигантских легких весь воздух с округи деревни.

После этого начался кульминационный акт этого чарующего своей непредсказуемостью и мощью спектакля. Сверху, из небесного шторма, не пошел, а повалил снег. Вроде как там, наверху, языческий бог Перун огромной лопатой сгребал его с облаков, скидывая вниз, на землю. Еще через мгновение снегопад вихрем закрутился, превратившись в белую круговерть, а затем в настоящую русскую, беспощадную ко всему вьюгу!

Оставив лопату на месте, где стоял, я перебежал к крыльцу и остановился на нем, восторженно смотря на завораживающее и чем-то пугающее зрелище. Верная подруга зимы Вьюга с каждым мгновением все сильнее крутилась, завывая в ветвях кустов калины и ветвях деревьев шипящим, глухим свистом, гася гранатовый блеск ягод снежной пеленой, залепляя все вокруг шапками снега, укрывая широкими сугробами с острыми застругами землю. Через несколько минут все исчезло в белесой крутящейся пелене, в которой в двух шагах ничего не было видно.

Сквозь гул снежного неистовства донесся еле слышный звон церковного колокола соседнего села. И мне показалось, что я перенесся в ту старинную Русь, когда в такие зимние бури пономари по селам звонили в колокола, указывая несчастным, застигнутым снежным безумием, путь к спасению.

Побесновавшись всю вторую половину дня, вьюга ближе к ночи утомилась, снежные заряды стали чередоваться с затишьем, чем сразу воспользовались стайки птиц, до этого разметанные разным укромным местам постоянными порывами колючего ветра.

Пичуги из своих потаенных мест перелетели вновь к кустам калины, весело зачирикав, прыгая по веткам в лучах появившегося, низко весящего над горизонтом зимнего солнца, блестевшего яркими блесками в бесчисленных кристаллах снежных застругов соседнего поля.

На закате солнце склонилось к горизонту, коснулось его края и провалилось в темноту, выпустив на прощание дню яркий вертикальный алый луч, засветившийся в темном небе среди звезд.