Читать книгу Труженики Зазеркалья - Евгений Лукин - Страница 3

То, что труженики зазеркалья, любящие при случае блеснуть выуженным из реальности словцом, гордо именуют гастролями, выпадает на их долю нечасто. Допустим, пригласили человека в дом, где он еще не был ни разу. А там, естественно, зеркало. Конечно, местный распорядитель может не глядя взять в труппу первого безработного, но в приличных зеркалах так не делают. Следует вызов. Прибывает гастролер – желательно, отражающий данного человека не первый год. И пока он исполняет гостя, кто-то (чаще всего, сам распорядитель) присматривается к его работе, а затем отправляется на биржу, где, исходя из увиденного, подбирает нечто подобное – на будущее.

По сути, вызов – это еще и признание твоего мастерства, так что недовольство Василия было, без сомнения, напускным. Польщен был Василий.

– Мужики! – жалобно позвал некто незримый. – А можно я тоже с вами разок в картишки сгоняю? – И рядом со столом робко возникло нечто бледное, вполне человекообразное, хотя и лишенное каких бы то ни было индивидуальных черт. Оно колебалось и подрагивало, готовое растаять в любую минуту – при первом возражении.

– Слышь! – сказал юноша, нервно тасуя карты. – Еще я с обслугой в дурака не играл! Партнер, блин!

Призрак смутился, стушевался. Вообще следует заметить, что отражения людей (или как они себя именуют – персоналии) к невидимым своим помощникам, этому пролетариату зазеркалья, относятся несколько пренебрежительно. Если кого и уважают – то только распорядителя. Ибо распорядитель, хотя и незрим, а отвечает за отразиловку в целом. Поэтому ссориться с ним, ей-богу, не стоит. Он ведь имеет право и от зеркала отлучить…

С прочими же невидимыми тружениками – теми, что ведают неодушевленными предметами – персоналии в большинстве своем не церемонятся.

– Да я – ничего, я – так… – пробормотал призрачный пролетарий, истаивая окончательно. – Пока, думаю, нет никого…

– Не в этом дело, – хмуро заметил дядя Семен. – Просто незачем тебе к видимости привыкать. Ну вот сыграл ты с нами в карты разок, другой… А потом, не дай бог, забудешься да и проявишься по старой памяти – прямо в павильоне! Да еще в таком виде! Это ж разрыв сердца патентованный…

В отличие от более молодых собратьев по ремеслу, толстый дядя Семен с обслугой беседовал запросто. Учитывая древность своего происхождения (в Коринфе, чай, начинал – не шутка!), ко всей этой юной поросли, зримой и незримой, он относился совершенно одинаково.

– А что, и такое было? – поинтересовался юноша.

– Ты это насчет чего?

– Н-ну… забылся – и проявился…

– Еще как! – всхохотнул ветеран зазеркалья. – На моей только памяти – раза четыре, если не больше! Все эти байки о привидениях, думаешь, откуда пошли? Обслуга шкодила.

– И что им за это?

– Вышибут из зазеркалья – и все дела! Иди вон облака по озеру взад-вперед тягай… Ладно, сдавай.

Юноша раздал карты.

– Ну, нас тоже за такие штучки гоняют… – заметил он с важным видом. – Только на святки и оттянешься… – Что-то, видать, вспомнил и ухмыльнулся от уха до уха. – Прибегают под Рождество с соседнего стеклышка. «Слышь, – говорят, – там у нас хозяйка на старости лет совсем ума лишилась, суженого хочет в зеркале увидеть. Иди, покажись». Ну, я – чего? Пошел, показался. Смеху было! Представляешь: семьдесят лет карге – и вдруг моя морда…

– На святки – можно… – глубокомысленно подтвердил дядя Семен, изучая карты. – Ну-с, а вот мы вам сейчас…

– С туза… – отчаянно прошелестело сзади. – С туза зайди…

– А ты, чем советы давать, – веско молвил дядя Семен, заходя с девятки треф, – лучше столом займись, если делать нечего. От ножек скоро вон одно воспоминание останется…

Действительно, кончики ножек уже начинали понемногу таять и распадаться. Да и углы столешницы тоже. Изъятая из зеркала неодушевленка долго не живет.

Ветеран зазеркалья наконец-то выиграл – и повеселел.

– Отыгрываться будешь? – спросил он.

– Хватит, надоело… – Юноша отложил колоду. – Дядя Семен! А как там оно было… в Элладе?

– Н-ну… – Ветеран в затруднении огляделся. – Как тебе сказать, Егор? Зазеркалье – оно и в Древней Греции зазеркалье. Поменьше, правда, помутнее, да и отлив другой… Такое, знаешь, смугловатенькое… Ну, понятно! Зеркала-то из чего делали? Медь, бронза…

– Да нет, я не о том! Кого ты там отражал-то?

– Хм… – Ветеран с самодовольным видом огладил черные мешки под глазами. Словно усы расправил. – Отражал, Егорка, отражал… Кого только не отражал! Люди были – нынешним не чета. Аминокл, сын Кретина – слыхал про такого? – Сдвинул брови, покосился на радостно осклабившегося Егора. – Да ты не скалься, не скалься! Смешно ему! Этот Аминокл, между прочим, когда флот Ксеркса разбился, такое состояние нажил, что другим и не снилось…

– И ты его отражал?

– Ну, не совсем его… – уклончиво отвечал дядя Семен.

– А кого?

– Раба его…

– А-а… – Егор был явно разочарован.

Ветеран обиделся.

– Ты это чистоплюйство свое брось! – прикрикнул он. – И вообще запомни: не бывает плохих людей – бывают только плохие отражения. Уразумел?

Помолчали. Конечно, жизненный опыт их был несопоставим. У Егора – первое зеркальное воплощение, а у дяди Семена – трудно даже сказать, какое. Похоже, он и сам уже сбился со счета. Честно сказать, с памятью у отражений еще хуже, чем у нас. И хотя дядя Семен заговаривал об античности часто и с удовольствием, мало что в нем осталось от древнего грека. Да и немудрено: вон сколько веков прошло!

– Ты вот, чем тут со мной в картишки резаться, лучше бы на биржу заглянул… – посоветовал вдруг ветеран. – Посмотри, потолкайся, распорядителей поспрошай: как, что? Очередь займи…

– Успею еще, – беспечно отвечал Егор. – Какие наши годы!

– Ну это как сказать, – зловеще ухмыльнулся дядя Семен. – Человек, он, знаешь, сегодня – есть, завтра – нет. Вот пришибут твоего Егорку дружки – что делать будешь?

Юное отражение тревожно задумалось на секунду.

– Ага! Пришибут! – презрительно проговорило оно. – Как бы он их сам не пришиб!.. Ничего! Здоровый. Отмашется.

– А наркоты переберет?

На этот раз юноша задумался надолго.

– Или Васенька наш, не дай бог, зеркало расколошматит по пьянке, – продолжал травить душу ветеран. – В осколочники ты не пойдешь – ты уже к большому формату привык… Так?

Егорка мрачнел на глазах.

– Если расколошматит – это всем нам кранты, – угрюмо сказал он. – И тебе тоже.

– За меня не волнуйся, – насмешливо, с превосходством заверил дядя Семен. – Не пропаду… На бирже меня тыщу лет знают, и потом – я ж характерный! Бомжа отразить? Отражу… Панка? Запросто… Да хоть референта туркменбаши!

– А путану?

Ветеран покряхтел.

– Нет… – признался он со вздохом. – Путану, пожалуй, не смогу. Женщины для меня, Егорушка, до сих пор загадка…

Егор покусал губу.

– А вообще часто приходилось без работы болтаться?

– Да сплошь и рядом! Я же о чем с тобой толкую-то? Не замыкайся, не замыкайся ты на своем Егорке! Выпало свободное время – одного попробуй из себя слепить, другого… А иначе – придешь на биржу, там тебе скажут: «Покажи, что умеешь!» Ну, ты им, понятно, Егорку… «Ну что? – скажут. – Хороший Егорка! Нормальный Егорка! А ну-ка еще кого-нибудь? Хотя бы в общих чертах…» Вот тут-то ты и сел… Это, знаешь, как называется? Отражение одного человека. Скорчил рожу – да при ней и остался! Ох, сколько я их таких перевидал… Он бы и рад кого другого отразить – не может, Егор, не может! А то бывают еще такие, которые и могут, да не хотят…

– Это как?

– Самый тяжелый случай… – помолчав, хмуро молвил дядя Семен. – Привяжется отражение к человеку – и больше никого уже знать не желает. Человек умер давно, а отражение так и бродит себе по зазеркалью. И ладно, если просто бродит! А то ведь еще и в зеркало влезть норовит…

– Ух ты! – Егор зябко передернул плечищами. – Это, пожалуй, покруче будет, чем с обслугой! И что с ними потом – с такими?

– То же самое. Персоналия нон грата! Слыхал такую хохму? Под зад коленом – и привет!

– Да нет… Я про тех, которые в зеркало не лезут, а просто бродят…

– Стол видишь? – спросил дядя Семен.

Егорка моргнул, потом опасливо покосился на расплывшийся, подтаявший угол столешницы – и как-то сразу осунулся, видимо, представив, что нечто подобное происходит с ним самим. Жутко все это. Рыба тухнет с головы, отражение распадается с лица. А главная жуть в том, что само-то оно этого не замечает…

Интересно, сколько времени можно продержаться, не подходя к зеркалу? Год? Два?.. Во всяком случае, не больше…