Читать книгу Раздолбаи. (Работа по специальности) - Евгений Лукин - Страница 5

Василия мучили кошмары. Ему снилось, что он мечется, увёртываясь, по своей разгромленной комнате, а за ним, раскинув руки неравной длины, ковыляет враскачку страшная безликая кукла. С кривоватого белёсого плеча медленно соскальзывает гардина, сорванная и брошенная ей в голову Василием (Зачем? Она ведь и так слепая!), а он, выиграв очередную пару секунд, рвёт дверцу шкафа и выдёргивает ящики, точно зная, что где-то тут должен быть его пистолет.

Вновь увернувшись, он оборачивается и цепенеет от ужаса: в углу комнаты, грозно подбоченившись, стоит жена и, сводя брови, наблюдает за безобразной сценой.

– Ах ты кобель-кобель!.. – скривив рот, говорит она и выходит из угла, явно не понимая, насколько это опасно.

– Куда?.. Назад!.. – в страхе кричит Василий, но жена вдруг начинает пугающе меняться, и вот уже две слепые белёсые твари, раскинув руки, идут на него с двух сторон. Теперь не выкрутиться… С этой отчаянной мыслью он и проснулся.

Резко приподнявшись на локте, открыл глаза, но радость, озарившая покрытое испариной лицо, быстро сменилась растерянностью, и, испустив болезненное «о-ох…», Василий зажмурился и уронил тяжёлую взъерошенную голову на грудь.

Заставив себя снова разъять веки, он увидел свою мощную пятерню, упирающуюся в светло-дымчатое слегка искрящееся покрытие. На ощупь оно было упругим и прохладным, как чисто вымытый линолеум. А с виду – и не подумаешь даже: хрупкое, твёрдое, щёлкни – зазвенит…

Василий поднял глаза, и взгляд его уткнулся в бледно-золотистую стену, как бы склеенную из вертикально набранных коротких соломинок. Стена уходила ввысь и кончаться никак не желала. Он полулежал, опираясь на локоть, в глубокой, как комната вдавлине, являющейся началом канавы, бегущей чуть ли не до самого верха титанической колонны. Здесь же, в нише, у противоположной стены, скорчившись, спал лопоухий стриженый Ромка, причём, судя по тому, что глаза его так и катались под веками, во сне ему тоже приходилось несладко.

А вокруг… Василий изумлённо сложил губы колечком, словно собираясь присвистнуть. Вокруг был день! В каких-нибудь ста метрах от их логова соломенно посверкивал такой же резной небоскрёб, а покрытие напоминало гладь пруда в безветренное пасмурное утро.

Василий тяжело поднялся на ноги и вдруг почувствовал, что кобура соскальзывает с бедра. Он прихлопнул её ладонью, но поздно – табельное оружие глухо ударилось об пол. Поспешно нагнулся и, уже подбирая, в смятении ощутил, что левая ягодица у него, кажется, голая. Схватился со шлепком… Ну точно, голая! Извернувшись, оглядел левый бок.

Такое впечатление, что, пока Василий спал, над его формой изрядно потрудился вор-рецидивист высокого класса, вооружённый импортным лезвием, – все части одежды, соприкасавшиеся с полом, исчезли бесследно. Ошарашенный, он перевёл взгляд на то место, куда положил перед сном фуражку, и увидел, что от неё остались одни только металлические причиндалы: кокарда, распорка и две пуговицы. Всё остальное, надо полагать, было втихаря съедено стеклистым мелкогубчатым полом.

– Закрой!.. На ключ закрой!.. Не пускай её!.. – заметавшись, сбивчиво заговорил во сне Ромка, и Василий воззрился на него, раздувая ноздри. Затем лицо сержанта исказилось злобой, и он шагнул к спящему с явной целью поднять его пинком в ребра. Но, к счастью, осуществиться этому зверству было не суждено – наполовину съеденный ботинок свалился с занесённой уже ноги.

– Это ты так караулишь? – заорал Василий, потрясая огрызком ремня с кобурой. – Паразит ты лопоухий! Твоя же очередь была!..

Ромка взбрыкнул, вскинулся, тоже явив нагие участки тела, и широко раскрыл совершенно безумные глаза. Попав из одного кошмара в другой, он смотрел на Василия и ничего пока не понимал.

– Я же тебе часы дал! – неистовствовал тот. – Сказал же: через час разбуди!..

Ромка сморщился и, осторожно взявшись за стриженую лопоухую голову, тихонько замычал. Тут Василий почувствовал угрызения совести и, замолчав, принялся горестно изучать повреждения. Что хозяева сволочи, он заподозрил ещё вчера, но чтобы так изуродовать форму… Василий чуть не плакал.

– Суки! – кривясь, говорил он. – Главное, неделю только как выдали – новенькая же форма была!..

В защиту его следует сказать, что Василий вообще отличался аккуратностью: штатское носил весьма бережно, казённое – тем более. Поэтому немудрено, что вся эта история вывела его из равновесия. Правда, и Ромка, слегка опомнившись, тоже повёл себя не лучшим образом.

– Разнылся! – презрительно выговорил он. – Были бы хоть штаны, а то…

Естественно, что после такой реплики Василий снова стал невменяем.

– Ах это тебе не штаны? – завёлся он с пол-оборота. – Раз меньше пяти сотен – так, значит, уже не штаны тебе, да? Кроссовки за триста порвал, выбросил – ничего? Родители новые купят?.. И покупают ведь! И воруют, чтобы вас одеть!.. Так даже этого не цените!..

Потом оба охрипли, поуспокоились и, светя голыми задницами, стали считать потери. От резиновой палки не осталось практически ничего, часы остановились на четверти пятого и заводиться больше не желали. С фонариком случилось и вовсе нечто загадочное: все его пластмассовые детали как бы растаяли, и теперь, если потрясти, он тарахтел, как погремушка. Но что самое обидное – металлическая кувалдочка, отломанная Ромкой от летающей тарелки, как лежала – так и осталась лежать целехонькая…

– Что ж всё-таки с тем мужиком-то стало? – в мрачном раздумье проговорил наконец Василий, явно имея в виду автора матерной надписи.

– Зажевали! – злобно ответил Ромка.

– Кто?

– Кто-кто… Кто нас вчера по этажам гонял?

– Ну, это ты брось! – решительно сказал Василий. – У ней и рта-то нету… Чем она тебе зажуёт?

– Чем-чем… – ответил Ромка. Хотел срифмовать, не сумел – и расстроился окончательно.

– Жрать охота, – сообщил он сварливым старушечьим голосом.

– Мне, что ли, неохота? – огрызнулся Василий, успевший за время разговора разобрать и собрать свой «макаров». Слава богу, хоть оружие было в порядке.

Кое-как задрапировав чресла обрывками брюк, они вышли из ниши и остановились в недоумении. Справа, неподалёку, на искристом покрытии выстроились шеренгой четыре молочно-белые глыбы.

– Вчера же только одна была… – озадаченно молвил Ромка.

У Василия напряглось лицо. Пристально оглядев окрестности, он вынул босые ноги из полусъеденных ботинок и крадучись двинулся в обход, жестом скомандовав Ромке заходить справа. Тот испуганно моргнул – и подчинился. Пока шли, его дважды омыло ознобом – почудилось, что из-за глыбы осторожно, как щупик улитки, высовывается гладкий слепой отросточек головы. Слава богу, только почудилось…

Василий же, убедившись в отсутствии засады, казалось, был разочарован. Ещё раз оглядел окрестности и, нахмурившись, занялся собственно глыбами.

(Четыре изделия неправильной формы из материала, напоминающего мрамор. Расположены параллельно стене опоры. Отстоят друг от друга приблизительно на полтора метра. Поверхность – округлая, гладкая…)

Василий внимательно их осмотрел, кое-какие ощупал, а самую маленькую, ту, что разлёглась на покрытии двухметровым кривым огурцом, попробовал даже приподнять.

– Чёрт знает что такое… – раздражённо подвёл он наконец итог. – Ну, допустим, привезли, сгрузили… Зачем?

Округлые молочно-белые глыбы безмолвствовали. Самая большая напоминала по форме тазобедренный мосол. И как хотите, а присутствовало во всех четырёх что-то неуловимо непристойное.

Василий, голодный и злой, присел на краешек так и не приподнятой глыбы и, тоскливо прищурившись, запрокинул голову. В высоте, где сходились пучком, согласно законам перспективы, гигантские опоры, кусочком пасмурного неба проглядывал светлый дымчатый потолок. Мягкий ровный свет играл, разливаясь, на бесчисленных выступах и вдавлинах золотистых громад.

– Ну а если логически! – сердито заговорил Василий. – Что она нам может сделать? Рта – нет, ручонки – слабые…

Не услышав ответа, обернулся. Ромка стоял у противоположной оконечности глыбы и смотрел на него, как на идиота.

– Так а вдруг там, в доме, ещё что-нибудь!..

Василий крякнул, задумался, взялся было по привычке за козырёк и выругался – негромко, но с чувством. Козырька, сами понимаете, не было.

– Ну хорошо… – нечеловеческим усилием подавив раздражение, проговорил он сквозь зубы. – Надпись была где? На опоре, так? Значит мужик тот из пятиэтажки тоже выбрался. Если он, конечно, туда вообще заглядывал… А потом?

– С голоду помер, – злобно ответил Ромка, заметно осунувшийся и вроде бы ставший от этого ещё более лопоухим.

Василий засопел.

– Да нет, – сказал он наконец. – С голоду такое не пишут. С голоду он бы чего-нибудь жалостное написал…

Веснушчатое Ромкино лицо зверски исказилось.

– Козлы! – с ненавистью выговорил он. – Завезли фиг знает куда, жрать не дают… – Не договорив, он взмахнул своей зеркальной кувалдочкой и в сердцах обрушил её на округлую оконечность глыбы.

Результат был ошеломителен. Молочно-белая глыба издала звук пушечного выстрела и буквально взорвалась – разлетелась на тысячу разнокалиберных осколков. Не успевший вскочить Василий с маху повалился в них спиной, чудом не сломав себе позвоночник.

– Ты что делаешь, придурок?! – заорал он.

Ромка, выронив железяку, отлетел к стене и обмер, с ужасом глядя, как Василий, рыча, ворочается в обломках.

– Вася, не хотел! Честное слово, не хотел! Веришь, нет?..

Василий наконец поднялся, ринулся было к Ромке, но, наступив босой ногой на мелкий осколок, охнул, захромал и остановился, сдавленно матерясь.

– Вась, ну я же не знал, что она такая хрупкая! – крикнул Ромка.

– Руки тебе повырвать, недоумку! – с пеной у рта проскрежетал Василий, наклоняясь за оброненной кобурой. Сунул табельное оружие под мышку и, страшно, по-звериному сопя, принялся ощупывать многочисленные ушибы и вдавлины.

– Вася… – дрогнувшим голосом позвал Ромка.

Василий покосился раздражённо и вдруг понял, что Ромка смотрит вовсе не на него, а куда-то в сторону. Почуяв неладное, он повернул голову и тоже замер. Возле крайней глыбы, уставя на них выпуклые и круглые, как линзы полевого бинокля, глаза, стояло некое вполне человекоподобное существо ростом не выше метра. Оно было покрыто нежным серебристым мехом и слегка сутулилось, свесив слабые шестипалые лапки до розовых пролысинок на коленях.

Василий выпрямился и осторожно прочистил кашлем вконец пересохшую глотку, заставив существо встревоженно отодвинуться.

– Здравствуйте, – сказал он, и Ромка с трудом подавил истерический смешок: показалось, что Василий сейчас козырнёт.

Существо (глаза – с пятак, зрачки – с трёхкопеечную монету) пронзительно чирикнуло и, ухватив обеими лапками обломок покрупнее, попыталось его шевельнуть.

– Это случайно, – торопливо сказал Василий. – Товарищ просто не знал, что они у вас такие хрупкие…

Существо напряглось и поволокло обломок куда-то прочь.

– Не понял… – охрипнув, сказал Василий и оглянулся на Ромку. Тот тоже ничего не понимал.

Существо оттащило обломок метров на пять и вприпрыжку вернулось за вторым – поменьше.

– Может, пойдём поможем… – неуверенно предложил Василий, по-видимому, вообразив, что хлипкий представитель иного разума пытается убрать мусор с проезжей части. Однако действительность быстро развеяла его милицейские фантазии. Добравшись до места, существо, задрожав всем тельцем, подняло ношу на уровень выпуклых глаз и что было силёнок грянуло вторым обломком по первому.

– Чего это он? – испуганно понизив голос, спросил Василий.

– Доламывает, – пояснил не менее озадаченный Ромка.

С четвёртого удара нижний обломок распался надвое, и, видя, что существо успокоиться на этом не собирается, Ромка решительно выступил вперёд.

– Эу! – окликнул он. – Оу! Ты! Козёл! Жрать хотим, понимаешь?

В ответ существо заверещало, замахало ручонками, то ли указывая куда-то, то ли кого-то подзывая. Путники оглянулись, но никого пока не увидели.

– Вась, давай смоемся! – взволнованно предложил Ромка. – Вдруг это опять она!..

– Стой где стоишь! – отрывисто приказал Василий, и тут из-за ближайшей опоры проворно выкатилось нечто не имеющее аналогов в мировой практике.

Чёрное, лоснящееся, слегка напоминающее огромную мокрицу, оно то ли ползло, то ли как-то там перетекало по гладкому дымчатому полу. Заурчав, наехало на первую груду обломков и, оставив за собой чистое пространство, направилось к главной россыпи.

– А, так это мусорка… – с облегчением сказал Ромка.

– Похоже… – проворчал Василий.

Устройство играючи расправлялось с завалами. Вовсе не чёрное, как показалось вначале, а скорее густо-чернильного цвета, оно было как бы облито жидким стеклом, под которым, если всмотреться, вскоре начинали мерещиться проскакивающие искорки и сложные металлические детали.

Внезапно Ромка сорвался с места и кинулся наперерез.

– Стой! – рявкнул Василий, но тот уже выхватил из-под слепой округлой морды механизма свою зеркальную кувалдочку.

– Чуть не зажевала… – объяснил он, возвратясь. Глаза у него от страха и восторга были совершенно круглые.

– Ш-шалопай!.. – сказал, как шаркнул по наждаку, Василий.

Устройство тем временем слизнуло последние молочно-белые осколки, съело сброшенную Василием обувь и, укатившись в нишу, вплотную занялось Ромкиными кроссовками. Затем выставило наружу слепое глянцевое рыло, замерло, как бы принюхиваясь, и вдруг двинулось полным ходом к оголодавшим путникам.

– Э! Э! – сказал Василий, на всякий случай расстёгивая кобуру. Но тут он обратил внимание, что стоят они уже втроём. Третьим был мохнатый инопланетянчик. Собственно, он даже не стоял, а суетился, забегая то справа, то слева, но всё равно у Василия сразу отлегло от сердца.

Устройство осадило в метре от них. Затем последовала лёгкая вспышка, как будто стеклянный корпус наполнился на миг молочным туманом, и «мусорка» деловито поползла (потекла? покатила?) прочь.

Путники ошалело глянули под ноги. На полу лежали, лоснясь, каплевидные пластиковые капсулы, граммов по сто пятьдесят каждая. Две оранжевые, одна фиолетовая, остальные салатные.

Василий и Ромка вопросительно уставились на пушистого аборигена. Тот ухватил одну из капсул и, почему-то отбежав, с урчанием впился в неё мелкими зубками.

Переглянулись с сумасшедшей надеждой и быстро подобрали по капсуле. Надкусили. Содержимое напоминало густой бульон – пряный и несколько сладковатый.

– Спасибо… – растерянно сказал Василий. И, видя, что абориген непонимающе таращит глазищи, на всякий случай перевёл: – Данке…

Когда-то в школе Василий учил немецкий.