Читать книгу Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны - Евгений Малинин - Страница 4

Глава третья

Оглавление

Я Водяной, я Водяной,

Никто не водится со мной…

(Песенка из мультфильма)

…Всяка нечисть бродит тучей,

На прохожих сея страх…

(Песня народная, слова и музыка В. Высоцкого)

А по дому Барабашка

Ходит-бродит с вострой шашкой…

(Первый стих четырехлетнего ребенка)

С помощью Макаронина я установил вокруг усадьбы Лосихи новое охранное заклинание да вдобавок развесил по ближайшим соснам сторожевые маячки, так что теперь к плетню невозможно было подойти незамеченным даже самой темной ночью.

Лосиха, правда, очень настаивала на проведении «ходовых испытаний» и при этом заговорщицки мне подмигивала и кивала в сторону Володьши, внимательно наблюдавшего за моими действиями. Однако, я категорически отказался ставить эксперименты на совершенно безобидном человеке. Тетка было обиделась, но затем, минут на десять куда-то отлучившись, вдруг пришла во вполне благодушное настроение. Она даже выставила угощение «работничкам» и непривычно многословно рассыпалась в благодарностях.

Так что часа четыре спустя, мы, сытые и слегка пьяные, сидели во дворе на бревнышке, смотрели в ночное, изузоренное звездами небо и тихо, лениво наслаждались покоем.

Володьша давно очнувшийся, или сказать вернее, проснувшийся, поскольку, как оказалось, дубинка Лосихи была наговоренной и не «ушибала» свою жертву, а всего-навсего усыпляла ее, внимательно слушал ленивые сетования старшего лейтенанта по поводу отсутствия в этом уединенном месте электричества, радио, телевидения и даже газет, и, как следствие этого, полного отрывы от жизни страны.

Наконец Юрик замолчал, заворочался и, покряхтывая, поднялся на ноги.

– Пойду, прогуляюсь до ближайшего лесочка, – заявил Юркая Макаронина, довольно потягиваясь, – Надо перед сном освободить мочевой пузырь!

Развернувшись, он направился к плетню, на ходу прищелкивая пальцами и с удовольствием наблюдая, как послушная заклинанью изгородь прижимается к земле.

Шаги Макаронина стихли, и тогда заговорил Володьша:

– Чем больше я за вами наблюдаю… – он бросил в мою сторону быстрый взгляд, и торопливо вставил, – только ты не обижайся!..

– Ну с чего мне обижаться?! – Ухмыльнулся я, догадываясь о чем пойдет речь.

– Ага… – успокоено констатировал Володьша. – Так вот, чем больше я за вами наблюдаю, тем непонятнее вы для меня становитесь. Вот сейчас твой… э-э-э… друг говорил про какие-то странные, совершенно неизвестные и невероятные вещи… Что такое – радио, и как его слушают?.. Кто такой теле…вин. зер и зачем его… смотрят?! А насчет… гап… зеп… твы… тут уж я совсем ничего не понял!!

Володьша помолчал, задумчиво опустив глаза, а затем продолжил свои размышления:

– А уж его заверения, что он состоит на службе у самого Змея Горыныча и занимает там какое-то особое место, так они просто… э-э-э… невероятны!!

– Когда это Макаронина говорил, что состоит на службе у Змея Горыныча?.. – Лениво удивился я.

– Как – «когда»? – Чуть оживившись переспросил Володьша. – Он же постоянно называет себя «представитель власти при исполнении служебных обязанностей» и… это… обещает всех и за все… жестоко покарать. Причем, как я понял, карать будет не сам старший… этот… лейте… нам Макаронина, а кто-то, занимающий гораздо более высокий пост, чуть ли не сам Змей Горыныч! Вот и выходит, что этот… твой… Макаронина состоит на службе у Горыныча и занимает весьма высокий пост… Только… он ведь все врет! – Неожиданно подвел черту местный философ.

– Ну… вообще-то… да!.. – Вынужден был согласиться я. – Только Юрик не врет, там где мы… э-э-э… Там откуда мы пришли, он действительно состоит на… э-э-э… государевой службе и занимает определенный пост. Просто он никак не может понять… или принять… что мы с ним находимся уже в другом Мире.

– А, так вы пришлецы! – С облегчением и даже с каким-то удовольствием протянул Володьша, – ну тогда все ясно!!

– Я смотрю, для тебя «пришлецы» довольно обычное явление?! – Переспросил я его. Мне стало интересно, как часто попадают в этот Мир «чужие».

– Нет, конечно, – поспешно ответил Володьша и поскреб свой затылок, – я сам никогда с пришлецами не встречался, тем более с пришлецами-магами… Но вообще-то в этих местах пришлецы объявлялись довольно часто особенно в старые времена.

– В старые времена? – Переспросил я.

– Ну да, – спокойно, как о нечто само собой разумеющимся сообщил Володьша, – лет этак двести-триста назад почитай каждый год несколько штук появлялось. Ну, сейчас, конечно, они выпадают гораздо реже. А то, что вы пришлецы, очень хорошо объясняет и ваше поведение, и ваши разговоры!

«Ишь ты, „выпадают“!.. Пришлецы у них здесь, выходит, вроде осадков!» – Подумал я с усмешкой.

Володьша, между тем, еще раз поскреб затылок и, вдруг озаботившись, добавил:

– Только вам будет очень сложно… тут у нас… Вы ж ведь ничегошеньки не знаете!..

– Да мы ничего и узнавать не собираемся! – Я пожал плечами. – Наша задача отыскать девушку и забрать ее домой.

– Девчушка-то, получается, тоже пришлец… – Раздумчиво проговорил Володьша. – То-то я сразу заметил – какая-то она не такая!

– Она такая, как надо! – Жестко осадил я разговорившегося мужика. – Это ваш Змей… Горилыч какой-то не такой! Ну да ничего, мы со старшим лейтенантом мозги ему вправим!!

Володьша бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и едва заметно покачал головой.

– Сомневаешься?! – С усмешечкой спросил я.

– Сомневаюсь! – С некоторой отчаинкой в голосе выдохнул Володьша, и поспешил объясниться. – Нет, ты, конечно, серьезный колдун, только ведь ничегошеньки об Змее Горыныче не знаешь! А когда так, то как ты можешь колдовство-то свое применить, может оно Змею-то только на пользу пойдет!!

– Здесь ты прав, – согласился я, и почувствовал, как Володьша с облегчением вздохнул – видимо он опасался, что я рассержусь. Однако, я и не думал раздражаться. Вместо этого я самым благодушным тоном, но с определенной целью продолжил:

– Информация о Змее, да и вообще обо всем вашем Мире, мне конечно нужна. Так ведь я и не завтра утром собираюсь в драку лезть. Если мне Людмилу не удастся по дороге перехватить, то пока мы до столицы вашей доберемся, многое можно будет узнать и… понять.

Я взглянул на Володьшу и добавил:

– Вот и ты, наверняка, тоже можешь порассказать интересного!..

– Конечно могу, – неожиданно легко согласился Володьша, – я ж до побега в департаменте слухов и домыслов трудился – почитай в самом информированной службе. А когда прежний-то Змей того… удалился от дел…

– Постой, – перебил я его, – давай-ка по порядку! У вас тут что, власть недавно поменялась?!

– Поменялась… – Со вздохом подтвердил Володьша.

– Рассказывай! – Потребовал я.

– Что?! – Удивленно вскинулся Володьша.

– А все! Все, что знаешь, все, как было, с самого начала!

– Ну, с самого-то начала теперь вряд ли кто сможет рассказать, да и как на самом деле было я тоже не знаю… – несколько неуверенно протянул мужик, – Могу рассказать только то, что, в общем-то, все знают… Ну, может быть, с кое-какими подробностями.

– Давай с «кое-какими подробностями!» – Согласился я.

Володьша помолчал, собираясь, видимо, с мыслями, а затем заговорил напевно, словно рассказывая древнюю балладу:

– До совсем недавнего времени государством нашим правил ужасно могучий Змей Горыныч по прозванью Поллитрбурло. Головы у него были все как одна мудрые, крылья, по двенадцати сажён, да с подкрылками и элеронами, а лапы – жуть! Каждый коготь по полтора десятка вершков чистой кованой кости! Когда Поллитрбурло на трибуне во время военных парадов стоял, народ от восторга орал, от страха писался!

А всего голов у Поллитрбурла было не то двенадцать, не то четырнадцать, а иногда может даже и восемнадцать! Правил Поллитрбурло лет сто или даже поболе, и, поскольку голов у него было… того… много, бдил за всем, что в государстве делалось! Каждая голова свое дело наблюдала. Ты себе представить не можешь, но даже железо и уголь кузнецам выдавали столько, сколько Поллитрбурло назначал, ну и конечно кузнецы эти ковать могли только то, что им Поллитрбурло предписывал.

Конечно, у Змея Горыныча Поллитрбурла было много этих… помощников – всякие там дьяки, подьячие, видальники, грымзы, столовертухи, мянисты, а уж мелких людишек, всяких там верхних ниженеров и просто ниженеров – так тех без счету.

И ты знаешь какое у нас тогда было сильное государство?! Армия была – все соседи плохо спали, одних главных полководцев в звании дегенералмиусиусов аж сто двадцать две штуки было, а ведь под каждым тыщ по триста воинов разного звания ходило!

«Врет! – Немедленно подумал я. – Не может быть в этом… к-хм… государстве такой армии!» – Но перебивать не стал, а Володьша вдохновенно врал дальше:

– В общем, крепкая была держава! Ну, конечно торговля процветала – торговлей-то тоже Поллитрбурло командовал. Одной живой воды в другие страны тыщу цистернов в год продавали!!

Тут Володьша чуть сбился, посмотрел на меня и поинтересовался:

– Ты знаешь, что такое цистерн?!

– Ну-у-у… – неуверенно протянул я, – догадываюсь, что много!

– Цистерн – сто бочков, бочк – двести ведров, ведр – триста штофцев, штофц – четыреста стаканцев, стаканец – пятьсот стопков, стопк – шестьсот каплев, капль… – Володьша смолк, чуть подумал и закончил, – ну, капль – он капль и есть, чего его делить!

Он снова немного помолчал, но почувствовав мое внимание к своему рассказу, продолжил.

– Так вот! Лет пятнадцать назад главная голова Поллитрбурла, которую завали Первак Секретут стала сбои давать – то память откажет, то счет забудет, то язык начнет заплетаться, а брови у ней выросли, аж глаз не видать стало. Ну, ты знаешь, густые да косматые брови к старости отрастают! Пока другие головы думали, как ей помочь, она окончательно… того. Ну, тут и началось!!

Оставшиеся сиротами головы все, как одна, главными захотели стать, а прямо заявить об этом им почему-то стыдно было – положено, вишь ты, мирно договариваться, чтоб, понимаешь, тебя все остальные признали! Ну, покрутились, покрутились они – выбрали одну… Да только голова эта малоопытная была. Начала она туда-сюда кидаться, все, значит, искала чем бы таким действенным жизнь людям улучшить. Сперва решила бражку запретить! Представляешь?! Ну, оно конечно, запретила… Все запретила – и пиво, и медовуху, и настойки-наливки всякие, и квас-ситро, а уж чистую бражку, так ту вовсе врагом народа объявила. Короче, совсем у державного люда радости не стало! Потом голова пообещала армию сократить, поскольку хлеба на прокорм ее не стало! Ну, сам понимаешь, как это известие встретили все дегенералмиусиусы, и те, кто под ними ходили! Потом вдруг разрешила кузнецам ковать что кто хочет, столярам строгать что кто хочет, вот только ни железа, ни леса, ни угля выдавать совсем не стала – нет говорит больше ни железа, ни леса, ни угля!

Года два она так вот кувыркалась, а потом мы вдруг узнаем, что издох наш Поллитрбурло совсем, а головы его кто куда расползлись и там объявили сами себя главными… кто кем… Ну, кто Змеем, опять же Горынычем, а кто Гюрзой Анакондовичем, это уж кому как нравилось. Не все, правда, на новом месте прижились, некоторых вскорости задавили местные… к-хм… Змееныши Горыновичи, но я не про то…

Мы-то даже растеряться не успели, как в столице у нас новый Змей Горыныч объявился! Звать его Плюралобус Гдемордакрат, и голова у него всего одна, но… лихая! Этот… Плюралобус сразу и бражку, и пиво, и все остальное ситро разрешил!.. То есть разрешил и делать самим, и продавать, и пить, и на землю лить! И не только это разрешил, но и все остальное тоже… То есть – все!!

Ну, тут, конечно, без драки не обошлось – человек, ведь, каждый хочет побольше под себя захапать, и всего всем всегда не хватает. Некоторые так и до смерти… нахапались, но постепенно все как-то образовалось и теперь мы живем в полной свободе, правда, у большинства кроме этой свободы ничего и нет!.. Вот хотя бы у меня…

Тут Володбша вдруг повесил голову, задумался.

Над усадьбой, над окружающим ее лесом, да, пожалуй, и над всем этим Миром повисла ласковая теплая тишина, сдобренная монотонным стрекотанием сверчков, совсем, впрочем, не нарушающим ее. Я раздумывал о… кратности Миров и Событий, а Володьша негромко сопел, то ли засыпая, то ли припоминая какую-то давнюю обиду.

Минуты три мы молчали, и вдруг Володьша снова заговорил, резко, с каким-то внутренним надрывом:

– Таких этот Плюралобус кадров набрал – все сплошь каторжане-душегубцы, хоть и учились они в фрязинских гуниверситетах!! Говорят – что песню душевную льют, заслушаешься, а на деле!.. Я б им всем… – Тут он, не договаривая, скрипнул зубами, и, секунду спустя, продолжил чуть спокойнее. – И, главное, этого… Плюралобуса Гдемордакрата… вся сущая нечисть поддерживает. Народ еще туда-сюда, серединка-наполовинку, многие в сомнении, а домовые, овинники, кикиморы, мокруши, лоскотухи, водяные шишки, егозы, а особенно мары запецельные да банники – все, как один за нового Змея Горыныча!! Чем он им подмаслил, никто понять не может… Правда, надо признать, он на ихнем языке, как на своем собственном чешет!!

И в этот момент благостная тишина разлитая в Мире была нарушена самым грубым образом. Где-то в лесу, совсем недалеко от лосихиной изгороди, кто-то неожиданно завопил высоким женским голосом, и вопль этот был буквально напоен ужасом! А затем вдруг раздался какой-то ненормальный хохот, словно в один миг расщекотали десятка два девок!

От неожиданности я вскочил со своего бревнышка. Володьша тоже оказался на ногах, и вытянув шею, прислушивался к звукам, доносившимся из леса. Скосив один глаз на меня, он вдруг произнес трагическим шепотом:

– Ну, похоже, твой друг Макаронина добрался до озера!..

– До какого озера?! – Не понял я.

– До Лешего… Оно тут, недалеко…

Этот ответ мало что прояснил для меня, но я решил не разбираться с названиями местных озер, а перейти к сути вопроса:

– Ты думаешь, это Макаронина вопил?!

Физиономия у Володьши стала удивленной, и он энергично мотнул головой:

– Нет… Как старший лейтенам мог бы так вопить?.. Это лоскотухи… от радости!..

– Какие лоскотухи, от какой радости?.. – Снова удивился я. – Мне показалось, что там кого-то задавили на глазах у толпы девок. И девкам этот номер очень понравился!

И снова последовал быстрый, чуть удивленный взгляд Володьши.

– Так… может быть и… задавили… уже… – как-то слишком уж раздумчиво произнес он, – …только вряд ли. Обычно лоскотухи поиграть с добычей любят, пощекотать… до смерти…

– С Макарониным поиграть?.. – Переспросил я.

– Ну, это если это он до озера дошел… – по-прежнему не слишком понятно отозвался Володьша.

– Да если б Юрик до озера дошел и такой вопль услышал, то он наверняка уже назад прибежал бы!

– Так он этот вопль и не услышал, – все в том же раздумчивом тоне отозвался Володьша, – он услышал, то что лоскотухи ему в уши сунули!..

Мне надоела эта игра в неразумные вопросы и непонятные ответы, я шагнул в сторону плетня и быстро проговорил:

– Я, пожалуй, тоже прогуляюсь до… озера!

– Я с тобой! – быстро отозвался Володьша, самым категоричным тоном не давая мне возможности отказать ему в совместной прогулке. Правда, я и не думал возражать.

Через пару минут мы уже углубились в лес, и тут я убедился, что не напрасно разрешил своему новому товарищу составить мне компанию. Он быстро шел впереди, отлично ориентируясь в темном лесу и, похоже, прекрасно зная дорогу. Очень скоро, у меня даже не сбилось дыхание, лес неожиданно расступился, и мы оказались на узкой песчаной полоске берега, облизываемого с противоположной стороны ленивыми языками черной воды… И тут же мы увидели Макаронина!

Юрик стоял по колени в воде, совершенно голый, и его кожа отливала нездоровым зеленоватым серебром в свете огромной, сияющей луны. Впрочем, долго любоваться обнаженным старшим лейтенантом мне не дал Володьша.

– Успели!.. Смотри, смотри, вон они, лоскотухи!.. – Горячо зашептал мой проводник, каким-то образом оказавшийся вдруг за моей спиной, тыкая вытянутым пальцем в сторону озера.

Я посмотрел в указанном направлении и увидел, что метрах в восьми от береговой линии из черной с серебряными блестками воды торчат пять или шесть темных… голов. То что это именно головы, и головы женские подтверждалось доносившимся до берегом звонким переливчатым смехом. И тут же мою догадку подтвердил Макаронин. Махнув рукой над головой, он задорно крикнул:

– Девочки, я уже иду!!

– Куда это ты уже идешь?! – неожиданно для самого себя громко поинтересовался я, и голос мой при этом был наполнен едким сарказмом.

Юрик быстро оглянулся, но мы с Володьшей стояли в тени опушки, так что он нас не разглядел, и потому самым недовольным тоном переспросил:

– А тебе какое дело, до того, куда я иду?!

– Как это – какое дело?! Не могу же я позволить своему другу утонуть в незнакомом водоеме! – Все тем же саркастическим тоном ответил я.

Макаронина повернулся к берегу и чуть присел, пытаясь разглядеть, кто это с ним говорит, а затем неуверенно поинтересовался:

– Сорока, это ты что ли здесь?..

– И Сорока здесь, и тезка мой здесь. После твоего жуткого вопля мы все страшно всполошились и прибежали тебя спасать!

– Какого вопля?! – Старший лейтенант явно оскорбился. – Никто у нас здесь не вопил, тем более я!

– Да?! Не вопил?! Да наши хозяйки, услышав эти жуткие крики, в обморок хлопнулись, в Василисушка так вся и зашлась в рыданиях! Погибает, говорит, друг мой ненаглядный, старший лейтенант!!

Я конечно врал, но с благой целью – хоть как-то отвлечь Юрика от «девочек» в озере. И, похоже, мой маневр удался. Юрка, быстро оглянувшись на торчащие из воды головы, неуверенно кхмыкнул, а затем недоверчиво, но заинтересованно переспросил:

– Что, прям так и сказала – «друг мой ненаглядный»?!!

– А с чего бы мне врать?! – Воскликнул я, уходя от прямого ответа.

Юрик сделал неуверенный шаг из воды, и тут же до наших ушей донесся тот же самый вопль, наполненый тоской и ужасом! А едва он смолк, как над водой прокатился рассыпчатый дробный женский хохот!

Мы с Володьшей аж присели от неожиданности, а Макаронин спокойно обернулся в сторону озера и чуть разочаровано крикнул:

– Не, девчата, сегодня ничего не получится!! Тут… это… кое-кто хочет меня видеть!!

Махнув рукой, старший лейтенант сделал еще один шаг в сторону берега и тут же, словно бы споткнувшись, неуклюже шлепнулся животом в воду. В ту же секунду луна, сиявшая на совершено чистом, безоблачным небе, вдруг спряталась за неизвестно откуда взявшейся тучкой!

Я бросился вперед и мгновенно оказался у обреза воды, где меня настиг истошный крик Володьши:

– В воду не ступай!!! Не ступай в воду, а то и тебя достанут!!!

«Кто меня достанет?!!» – С раздражением подумал я, стараясь тем не менее не намочить ног и пытаясь разглядеть, что там происходит с Макарониным.

Тот упал на мелководье и, казалось бы, должен был быстро подняться, однако он как-то странно неуклюже барахтался в воде, не поднимая лица и при этом постепенно удаляясь от берега! Я уже собирался шагнуть в воду, но в этот момент Юрик вынырнул, громко фыркнул, выплевывая воду и… расхохотался! Смех его был нехорошим! Ох, нехорошим был его смех – с каким-то иканием, хрипом, как будто ему не хватало воздуху, а хохот, давивший ему горло и грудь, не давал сделать вздох!

В следующее мгновение Юркина голова снова ушла под воду, и хохот сменился неразборчивым бульканьем. Я решительно шагнул в воду, и тут же позади меня снова раздался крик Володьши:

– Не ходи в воду!! Защекочут!!!

В этот момент луна выскочила из-за тучи, и в ярком мертвенном свете я увидел, что Юрик барахтается в воде, стремясь к берегу, но что-то или кто-то тащит его в глубину за ноги! Я бросил быстрый взгляд туда, где совсем недавно торчали головы лоскотух и… ничего не обнаружил!

Луна опять нырнула в тучу, темнота накрыла водную гладь, и тут я почувствовал, как мою правую лодыжку обвивает не то какая-то водоросль, не то проплывавший мимо обрывок веревки. Вот только прикосновение это было мне почему-то крайне неприятно. Я наклонился, собираясь сорвать с ноги этот обрывок, но он вдруг затянулся крепким узлом и неожиданно сильно дернул меня от берега. Мне, однако, удалось удержаться на ногах, а в голове неожиданно повторился Володьшин вопль: «Защекочут!!!»

«Ах, так!!! – Взъярился я. – Ну, сами напросились!!!»

Взметнув ладони к лицу, я соединил указательные и большие пальцы и резко дунул сквозь образовавшееся кольцо.

С моих губ сорвался огромный, ослепительно-оранжевый факел. Я тут же бросил руки вниз, и факел, превратившись в пылающий шар, быстро поплыл над мгновенно взбаламутившейся водой. Оказавшись над барахтавшимся Макарониным, огненный шар расплющился, в его середине образовалась темная дыра. Спустя секунду, шар превратился в огромный, диаметром метров в пять, бублик. Замерев на мгновение в воздухе, этот пылающий бублик рухнул в воду, окружив Макаронина огненной стеной, и… исчез… Вот только вода, в месте его падение вскипела перегретым паром!

Над поверхностью озера пронесся жуткий, жалобный, разрывающий душу стон, и узел, сжимавший мою лодыжку исчез. А в следующее мгновение из воды, метрах в десяти от берега поднялся Юрик. Вода была ему чуть выше пояса, покачиваясь из стороны в сторону, кашляя, отхаркиваясь и выплевывая воду, он медленно побрел к берегу.

На этот раз он благополучно добрался до твердой земли, но мы не успели отойти от воды и на пару метров, как позади нас раздался глухой, шипящий голос:

– Ты пошто, колдун, моих девочек обидел?..

Я толкнул Юрку в сторону прибрежных деревьев, подальше от воды, а сам повернулся к озеру. Туча, скрывавшая луну, снова растаяла, так что поверхность озера стала отчетливо видна – вода в озере была покрыта мелкой, рябью, как будто само озеро мелко и злобно тряслось от ярости.

И снова раздался тот же голос, только на этот раз он прозвучал гораздо отчетливее:

– Что молчишь, колдун?! Говори, зачем ты моих девочек сварил?!!

– Сами напросились! – Коротко ответил я и отступил от воды еще на шаг.

– Неправда твоя!! Они играли, резвились, грелись под лунным светом, никого не трогали, а ты своим непотребным колдовством…

– Как же, не трогали! – Перебил я его. – А кто моего друга в воду заманил?!!

– Неправда твоя!! – Повторил шипящий голос. – Мужик, которого ты называешь своим другом, сам в воду полез, никто его не заманивал!!

И тут у меня мелькнула мысль! Обдумывать ее времени не было, и я крикнул на удачу, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно уверенней:

– Неправда моя?!! Ты думаешь, я не понял, что твои «девочки» ему с воды кричали?!! А что они с ним сделали бы, не вмешайся я?! Да они меня самого за ногу хватали и в воду тянули!! Резвушки, мать твою так!!!

– Но, но, не ругайся!! – Заворчал голос, и где-то довольно далеко от берега звонко плеснула крупная рыба. Мне даже показалось, что я увидел над поверхностью озера широкий хвостовой плавник, ударивший по воде.

– Ну, кричали… – продолжил между тем голос, – …мало ли что девки кричать могут!.. Шутили они!..

– Так и я не со зла огнем плюнул! – Усмехнулся я в ответ. – Тоже для шутки! Я ж не думал, что они отплыть не успеют!

И тут мне в голову пришла новая мысль, словно я сам себе ее подсказал:

– Или они все-таки успели удрать, а ты меня просто надуть пытаешься?! А ну-ка, предъяви своих сваренных «девочек»! Яви миру результат моего «непотребного колдовства»!

И снова в озере крупно плеснуло, на этот раз гораздо ближе к берегу.

Подождав для верности несколько секунд, я торжествующе заорал:

– Что, морда пучеглазая, нечего предъявить?! Так чья выходит неправда?!!

– Так колдун… – рыкнул в ответ голос, – …выходит, не договориться нам с тобой!! Ну что ж, пеняй на себя, сам напросился!!!

В тот же момент совсем недалеко от берега из озера снова вынырнул огромный серебристо-перламутровый хвост и со всего размаху ударил по воде!

«Ну, на такой глубине волну не слишком-то поднимешь…» Успел подумать я, но практически сразу же понял, что ошибаюсь. Волна и в самом деле получилась не слишком великой, вот только она не бежала к берегу – она стояла на месте, словно ожидая какой-то команды или… подмоги. А со стороны озера к этой ожидающей волне начали подкатывать все новые водяные валы, наполняя волну невиданной мощью.

Несколько секунд я наблюдал за происходящим, а затем в свою очередь начал читать заклинание, наиболее, по моему мнению, подходящее для данного случая.

В этот момент луна снова спряталась за набежавшим облаком, а водяной вал высотой метра в три, дрогнул, стеклянно блеснув темным лаком ночи, и, наконец, медленно тронулся в сторону берега, глухо ворча и постанывая от собственной тяжести!

Именно в этот момент я произнес заключительные слова своего заклинания и бросил поднятые ладони вниз, словно припечатывая к земле сказанное. Мокрый песок под моими ногами мгновенно промерз до состояния камня, а эта ледяная корка стремительно сбежала в воду, сковывая, промораживая ее до самого дна.

Сосредоточенный на своем магическом выдохе, на преобразовании окружающей меня дикой Силы, я тем не менее внимательно наблюдал, как навстречу медленно катящемуся валу скользит стремительно расширяющаяся полоса недвижного, покрытого мелкой изморозью льда.

Вот они столкнулись, и ледяная корка нисколько не теряя своей стремительности начала карабкаться вверх по наступающей, разгоняющейся волне. Несколько секунд было неясно, сможет ли мое заклинание проморозить вставшую дыбом, огромную массу воды, или же накатывающийся вал раздробит ледяной панцирь и обрушится всей своей тяжестью на прибрежный песок, сметая на своем пути все и вся. Лед у подножья волны трескался, скалывался, лопался, пропуская сквозь себя струйки, фонтанчики, водопадики, но тут же схватывался еще более мощными пластами, сковывал воду, и она повисала на образовавшемся торосе причудливыми, безобразными потеками.

Наконец стена воды остановилась, превратившись в стену льда, хотя сила чужого колдовства все гнала и гнала воду озера к берегу. А я силой своего заклинания гнал навстречу этой воде дикую магическую Силу, преобразованную в Холод, в Стужу, в Мороз. Прибывавшие массы воды стремились перехлестнуть через вставшую на их пути ледяную плотину, и, встречая удар Холода, ласку Стужи, цепенели на ее вершине. Плотина стремительно росла, закрывая ночное небо, гася звезды!

Борьба наша с самого начала была не совсем равной – воды в озере, конечно, было очень много, но дикой, неорганизованной магической Силы в этом мире было не в пример больше! Скоро почти вся вода озера была поставлена вертикально, ледяная стена выросла метров до двадцати, а о ее толщине я имел весьма смутное представление.

И тут снова выглянула луна, пронзив ледяную плотину своим серебряным светом. В самом центре плотины виднелось огромное темное пятно.

Я не успел сообразить, чтобы это такое могло быть, как лед в этом месте треснул, его осколки посыпались на наледь, и в образовавшуюся дыру… просунулась огромная голова, покрытая длинными, темными, чуть в зелень космами. Сквозь эти жуткие космы проблеснули багровые блики зрачков, и снова раздался шипящий голос:

– Не радуйся колдун, мы еще встретимся!!! Бойся воды!! Бойся любой воды – от моря до глотка!! Даже дождевая капля может убить тебя!! Бойся!!! Бойся!!! Бойся!!!

Я повернулся спиной к озеру и медленно пошел к деревьям, за которыми стояли мои спутники, а в спину мне неслось шипяще-хрипловатое не то предупреждение, не то проклятие – «Бойся!!!»

У самых деревьев я остановился и, повернувшись к озеру, проговорил:

– Извини, я вынужден оставить тебя в таком положении до утра… – и с усмешкой добавил, – …смотри не простудись!

И тут, словно в ответ на мои слова, из-под деревьев донесся еще один шипящий голос, только на это раз донельзя испуганный:

– Ты что?! Это ж Водяной Шишок, разве можно его так дразнить?!

На вынырнувшей из-за ствола физиономии Володьши был написан непритворный ужас.

Я в ответ пожал плечами и повторил фразу, недавно сказанную водяным:

– Он сам напросился!

– Даже если и напросился, так его тоже понять надо!.. – Не согласился со мной Володьша. – Он своих лоскотух защищал… Ты ж их в самом деле… того… пришпарил!

– Но не мог же я допустить, что б «пришпарили» Макаронина! – Возмутился я.

Юрка, приплясывая за кустиками, натягивал штаны. Услышав мои последние слова, он поднял голову и бодренько заявил:

– Да никто меня и не собирался «пришпаривать»! Девочки хотели, что б я им компанию составил – купанье под луной в дамском обществе очень стимулирует!

Тут уж, признаться, меня просто зло взяло! Остановившись, я сунул руки в карманы джинсов, оглядел рослого Макаронина самым презрительным из имевшихся в моем арсенале взглядов и как можно холоднее произнес:

– Договорились, Макаронина, следующий раз я не стану вмешиваться в твои водные процедуры, и пусть столь любимое тобой «дамское общество» застимулирует тебя до… полного паралича!

Видимо, даже до этого непробиваемого дылды дошел мой высокий сарказм. Перестав приплясывать, он встал на обе ноги, втоптав при этом в траву одну штанину, и чуть растерянно проговорил:

– Ты чего, Сорока, обиделся что ли?.. Да я же ничего не говорю… я… это… благодарен даже… за эту… за заботу… ну и за… за помощь. Но только…

Я перебил его, махнув рукой:

– Ладно!.. Пошли, уже пол ночи прошло, а вставать надо рано!

Я двинулся вперед, Макаронин, торопливо натянув-таки свои штаны, тронулся следом, а Володьша, присоединившись к старшему лейтенанту, громко зашептал:

– Так ты что, опер уполномоченный, так и не понял, я кем связался?!! И как только тебя к этому озеру занесло?!!

– Занесло, связался! – Забубнил в ответ Макаронин. – Никуда меня не занесло, ни с кем я не связался!! К лесу отошел… за делом, слышу, девчонки смеются, ну я и подумал, почему б не познакомиться?! Я вообще-то всех девок в округе знаю, а тут голоса совершенно незнакомые, да такие, знаешь… зазывные! Пошел на эти голоса, да к озеру и вышел. Еще думаю, откуда здесь озеро?! А девчонки, как увидали меня на бережку, аж завизжали от радости! Давай, кричат, к нам, молодец!.. Почему б думаю, не искупаться при луне да в хорошей компании?! И только, понимаешь, разделся, как вы на берег вывалились!!

Тут он вдруг умолк, а потом с некоторым недоумением добавил:

– Вот только как я в озере оказался?! Я ж вроде бы решил с вами домой возвращаться!

– Э-э-э-х, опер! – С чувством проговорил Володьша, – Когда б не друг твой, веселился бы ты сейчас… на дне озера да с порванным горлом!

– Ой, ладно! – Отмахнулся Макаронин. – «С порванным горлом!» Это кто ж бы мне его порвал, девки что ли?! Ну ты скажешь, тоже! Я две недели назад четверых пьяных в стерву бандюганов повязал вместе с их цепями и ножичками, а тут четыре девки!

– Да что ты все «девки, девки»! Не девки это были – лоскотухи!! – Шепот Володьши почти превратился в гневный вопль, однако, Макаронина и гневным воплем смутить было сложно.

– Да как ты девку не назови – телка, мымра, мочалка… это… как ты сказал?.. лоскутиха, а все она девкой останется!

– Не лоскутиха… Лоскотуха… – голос у Володьши вдруг сделался усталый и безразличный, он, видимо понял, что пофигизм Макаронина непробиваем.

– Лоскутиха, лоскотуха – какая разница, – махнул рукой старший лейтенант, – Веселые девки были!..

И в голосе его звучала лирическая тоска по упущенным возможностям.

Мы вышли из леса к плетню Лосихиной «гасьенды», и тут я понял, что уже ночь кончилась! Серый предутренний свет, струившийся с бледного прозрачного неба размыл, растворил ночную тьму, так что обе стоявшие посреди двора хозяйки были отлично видны. Мы вышли к усадьбе сбоку, так что пристально всматривавшиеся в лес Лосиха и Василиса заметили нас далеко не сразу. Невысокая Василиса что-то тихо говорила своей рослой матери, что именно, слышно не было, зато ответ Лосихи, высказанный гулким басом, мы услышали вполне отчетливо:

– Никуда он не денется, мне Водяной Шишок лучших лоскотух обещал подослать, а он на девок оченно падкий, это сразу видать!..

«Ах ты, подлая тетка, – тут же подумал я, вспомнив сказанную вечером и многозначительно незаконченную, с угрозой, фразу Лосихи, – вот, значит ты как!.. Это, выходит ты таким образом решила Юрику отомстить! Ну, погоди ж ты у меня!!»

Макаронин, похоже, не обратил никакого внимания на лосихины слова, а вот Володьша бросил на меня быстрый короткий взгляд, растерянно округлившимися глазами.

Мы довольно шумно перелезли через плетень, и я тут же услышал облегченный вздох Василисы:

– Так вы все трое вернулись?..

– Как же мы могли не вернуться, когда Сорока мне сказал, что ты… того… беспокоилась за меня… – С каким-то странным придыханием прогундосил Юрка.

– Ой, а я как беспокоилась! – Насквозь фальшиво воскликнула Лосиха. – Прям, как только услышала, что на озере завопили, так сразу же и забеспокоилась – не нашего ль гостя дорогого топят?..

И вдруг, забыв о завязавшемся разговоре, Лосиха озабоченно воскликнула:

– Э-э-й! А как… как это вы через плетень-то перелезли?!

– Так, повыше ноги подняли и перелезли… – Добродушно отозвался старший лейтенант.

– Дак, я ж – тут она сбилась и начала, запинаясь, мямлить, – … того… этого…

По ставшему вдруг неуверенным тону Лосихи я понял, о чем она чуть было не проболталась и закончил фразу за нее:

– Заклинание охранное активизировала!

– Ну… так… для пробы! – Почти не смущаясь пояснила она. – Мало ли что не так, что б ты, значит, исправить мог! Так вот видишь, не напрасно – заклинание-то твое охранное и не сработало!!

– Так оно по причине не сработало!.. – С откровенной издевкой ответил я.

– По какой-такой причине?! – Встревожилась Лосиха.

– По причине модульной избирательной абберации! – Высокомерно ответил я.

– Почем, почем?! – Не поняла Лосиха.

– По… тём! – В тон ей ответил я, а затем, все-таки, снизошел до внятного объяснения, – Меня и моих друзей это заклинание никогда не тронет! Я себя и своих друзей от своего колдовства берегу!

– Ты!.. Бережешь!! – Немедленно взъярилась Лосиха. – И выходит, что теперь этот твой дружок… – она ткнула пальцем в сторону Володьши, – …когда захочет, будет ко мне через плетень лазить?!!

– Да чего он за твоим плетнем-то не видел?! – Неожиданно влез в разговор Макаронин.

Лосиха резко развернулась в его сторону и всплеснула руками:

– О!! Еще один ходок объявился, тоже за чужой плетень заглядывать мастер!!

– Но-но, мамаша! – Повысил голос Макаронин. – За «ходка» и привлечь можно!! А насчет «за плетень заглядывать»… ежели у нас с вашей дочкой взаимная симпатия, так и за плетень заглянуть не грех!!

Тут Макаронин как-то странно сбился, а затем продолжил свою речь, словно бы мгновенно приняв некое важное решение:

– Я, может, как вашу дочку от угару спас, так за плетень-то с самыми серьезными намерениями заглядываю!! Я, может, как только домой вернусь, так сразу же и сватов к вам зашлю!!

На мгновение Лосиха оторопела, затем как-то странно хрюкнула, оглядела высоченного Макаронина шальным глазом, а затем, повернувшись ко мне, прошипела:

– Слушай, колдун, шел бы ты от нас подобру-поздорову и дружков своих малохольных забирал бы с собой!! Мало нам одного Володьши было, теперь еще и этот опер… уполномоченный в женихи навязывается!!

– Это кто это к вам навязывается?!! – Начал было «опер», но я не дал закрутиться этому бессмысленному пререканию по второму кругу:

– Вот тут ты, тетушка Лосиха, совершенно права, пора нам двигаться, хотя, не знаю, смогут ли мои товарищи покинуть твой гостеприимный… плетень! Очень уж они к нему… того… привязались!!

– Нет уж, ты их давай, отвязывая и забирай!! – Грозно рявкнула тетка.

Я посмотрел на обоих «женихов» и кивнул:

– Ладно, заберу… Не будут они больше тебе досаждать. Только уж, как обещала, собери нам на дорогу харчей.

– Харчей вам?!! – Неожиданно тонким голосом взвизгнула тетка. – Да за такую работу не то что харчей дать, а с вас с самих плату надо требовать!! Это ж надо иметь такую бессовестную харю – делать забор и для себя лазейку оставлять!! Это ж до чего жисть дошла, что за дряную работу еще и платить приходиться!!

Вопя таким образом она, тем не менее посматривала на меня совершенно спокойным, изучающим глазом, словно бы оценивая мою реакцию на свое возмущение.

Я покачал головой и повернулся к своим спутникам:

– Ладно, ребята, пойдем так. И раз уж здешней хозяйке моя работа не по нраву пришлась, то я ее тоже с собой заберу!

Лосиха, услышав мои слова, косо дернула головой, открыла рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но передумала и закрыла его. Я направился к плетню и, отойдя пару шагов, оглянулся. Ребята, чуть понурившись, шагали за мной, а Лосиха снова открыла рот, протянула мне вслед руку, но поймав мой насмешливый взгляд, снова ничего не сказала. Зато заговорила Василиса:

– Постой, Сорока, подожди минутку!.. Я сейчас!..

Ее цветастый подол метнулся в сторону, и девчонка вихрем умчалась в дом.

«О-па!! – Усмешливо подумал я, – вот и в этом Мире у меня прозвище появилось!.. Ну да это Макаронин виноват, это он меня при всех школьным прозвищем дразнит!»

Василиса снова появилась во дворе буквально через пару минут, в одной руке у нее была небольшая котомка, похожая на солдатский вещмешок времен последней мировой войны, а во второй володьшин мешок и «мандолина». Подлетев ко мне, она протянула свою котомку мне и с коротким придыханием пояснила:

– Вот вам… на дорогу… Только ты не думай, я не потому, что ты пригрозил заклинание с плетня снять!.. Просто, нехорошо людей в дорогу так-то отправлять!..

– Спасибо, Василисушка… – Неожиданно для самого себя назвал я девушку «по-володьшеному», принимая из ее рук довольно увесистую торбу. Девчонка, не говоря ни слова и как-то застенчиво протянула Володьше его поклажу и, бросив в сторону молчавшей матери быстрый взгляд, неожиданно проговорила:

– Вы сейчас осторожно идите, старайтесь под деревьями держаться, на открытое место не выходить… – и, поймав мой недоуменный взгляд, добавила, – поутру-то, рано, баба-Ага у нас над лесом летает, так не дай вам случай на ее пути оказаться!..

– Баба-Ага?! – Удивленно переспросил я, но Василиса только махнула рукой и бросилась обратно в дом.

Лосиха, недобро посмотрела мне прямо в глаза, проворчала басом что-то вроде: – Шагайте, шагайте!.. – И тоже направилась в сторону дома.

Ну, мы и пошагали. Володьша, правда, притормозил, с тоской оглядываясь на захлопнувшуюся дверь, но я поторопил его взглядом, и мужичок, коротко вздохнув, потопал вперед, показывая нам дорогу.

Минут двадцать мы шагали по просыпающемуся бору молча, а затем Макаронина кивнул на володшину мандолину и чуть свысока бросил:

– Слышь, музыкант, ты бы, что ль, показал что умеешь на инструменте!.. Все веселее идти было бы!

Володьша удивленно посмотрел на долговязого Юрика и, чуть пожав плечами, ответил:

– Так кто ж на ходу музыку показывает?!

– Ой, – широко ухмыльнулся Юрик, – гляньте, композитор какой, на ходу по струнам не попадает!! – И, довольно хмыкнув, добавил, – Ладно, тогда я тебе музыку покажу.

Откашлявшись, Юрик несколько секунд помолчал, а затем вдруг объявил чуть ли не на весь лес:

– Любимая песня личного состава Железнодорожного отделения милиции «Если кто-то, где-то, что-то, как-то, вдруг!»

Он еще несколько секунд помолчал, и вдруг немузыкально заревел в полный голос:

– Наша служба и опасна, и тошна!!!

И на первый взгляд как будто не нужна!!!

Если кто-то, где-то, что-то, как-то, вдруг,

Често жить не хочет!!!

Вот тогда мы с ним ведем незримый бой,

Так работу мы зовем между собой,

Особливо ночью!!!


При первых же Юркиных воплях Володьша опасливо на него покосился и незаметно переместился таким образом, чтобы я оказался между ним и старшим лейтенантом. А тот, закончив свой немузыкальный рев неожиданно высокой фистулой, огляделся и удивленно посмотрел на меня.

– А где этот… музыкант?..

– Здесь я!.. – вынырнул из-за моей спины Володьша.

Макаронина плотоядно улыбнулся и благостно поинтересовался, явно напрашиваясь на восторженную оценку:

– Ну, как тебе моя песня?!

Володьша открыл рот, немного подумал и снова закрыл его. Потом глухо кашлянул и коротко ответил:

– Громко…

– Ха!! – Удовлетворенно воскликнул Макаронина. – Это разве громко?! Ты бы слышал как этот мотивчик исполняет сводный хор Железнодорожного районного отделения внутренних дел!!!

– Только слова не очень понятны… – осторожно добавил местный менестрель.

– В каком смысле, не очень понятны?.. – Чуть нахмурил брови оперуполномоченный.

– Ну, вот ты… к-хм… пел, что ваша служба и опасна, и… это… тошна, и на первый взгляд как будто не нужна… Но если эта служба и опасна, и не в радость, и не нужна, так зачем же вы служите?..

От такого неожиданного вопроса Макаронин буквально оторопел. Остановившись так, словно его дернули за ворот, он посмотрел на вопрошавшего чумноватым взглядом и растерянно переспросил:

– Чего?!!

Володьша заторопился объяснить:

– Ну, если со службой все так плохо – опасно, мутит, никому не нужно, зачем на этой службе состоять?!

– Почему плохо… все?! – Снова не понял Макаронин. – Служба, как служба… Ну, бывает, подерешься, иногда даже постреляешь, так это даже интересно! И потом… это… уважение!

«Интересно, чье уважение и к кому?!!» – Ехидно подумал я, однако вслух ничего не сказал – было занимательно дослушать эту разборку Юркиного «вокала» до конца.

– Какое уважение? – В свою очередь удивился Володьша. – Ты же сам пел, что ваше служба никому не нужна?!

– Да ничего я такого не пел! – Неожиданно взревел Макаронин. – Как это такое сможет быть, что моя служба никому не нужна?! Я же – оперуполномоченный!..

– …И старший лейтенам! – Немедленно подтвердил Володьша. – Но только в твоей песне ясно было сказано, что … э-э-э… «наша»… то есть ваша, «…служба и опасна и… э-э-э… тошна, и…»

– И на первый взгляд, как будто не нужна!!! – Бойко подхватил Макаронин. – Так ведь ты слушай… балалаечник! Во-первых, «на первый взгляд»! А на второй взгляд, поверь мне, будет уже совсем другое дело! Во-вторых, «как будто»!!! – Он поднял вверх правый указательный палец, – «как будто», а не на самом деле!! Понял?!!

– А-а-а… – Протянул Володьша, понимая, однако и в этом «понимающем» вроде бы возгласе скрывалась большая доля сомнения. – Понял! Служба, значит, как будто бы не нужна, а на самом деле…

– Во-о-о!! – Удовлетворенно отозвался Макаронин, – допетрил, балалаечник!

– А кто такой – балалаечник? – С неподдельным интересом спросил сын Егоршин, переводя разговор на другое.

– А это тот, кто играет вот на таких балалайках! – Немедленно пояснил грубый Юрик, ткнув пальцем в музыкальный инструмент Володьши.

– Но… Это вовсе не… балалайка! – Чуть растерянно ответил тот, посмотрев на свою мандолину, – Это – мандарина-низ.

– Низ?.. – Немедленно переспросил Макаронин, ухмыльнулся и добавил, – Значит, есть и… э-э-э… мандарина-верх?!

– Есть, – Володьша согласно кивнул, – только она раза в два меньше и струн на ней шесть.

Макаронин еще раз ухмыльнулся и с некоторой подковыркой поинтересовался?

– Ну а чего-нибудь сбацать на ней ты можешь?!

– Что сделать?.. – Растерялся сын Егоршин.

– Ну… это… сбацать, изобразить, слабать, стрындить… – Юрик на мгновение остановился, подбирая еще какой-нибудь «жаргонизм», и я, пожалев вконец растерявшегося аборигена, вставил:

– Сыграть!.. Он просит сыграть что-нибудь!

– Ну да, сыграть! – Удивился Юрик, – я ж так и говорю!..

Володьша с некоторым даже восхищением посмотрел на старшего лейтенанта и покачал головой:

– Нет, на ходу… это… «трындить» сложно. Вот остановимся, тогда я попробую. Правда, мандарина-низ… она… того… ну, в общем для низового подыгрыша, мелодию на ней сложно вести…

– Ишь ты, – снова усмехнулся Макаронин, – и на ходу не может, и мелодию сложно… Какой же ты тогда… этот… мандаринщик?..

Юрик повернулся ко мне и неожиданно попросил:

– Слушай, Сорока, давай привал устроим. Позавтракаем и заодно этого… мандариниста послушаем!

Я хотел было сказать, что мы в этот лес забрались не завтраками наслаждаться, однако, именно в этот момент тропка, по которой мы шагали, юркнула в кусты и, вильнув вокруг покрытого ровным, темно-зеленым мхом бугорка, вывела нас на широкую, светлую поляну, обсаженную по опушке удивительно ровненькими, стройными березками. Трава на этой поляне была такой густой и ровной, что невольно хотелось на нее присесть. Так что мне ничего не оставалось, как только согласиться с Юркиным предложением, тем более, что время завтрака действительно, похоже, наступило.

Мы сошли с тропки, пересекавшей полянку наискосок и уселись прямо на травке. Я развязал василисин мешок и принялся вытаскивать из него свертки и перевязанные поверху чистыми лоскутами глиняные миски. Последнее, что я достал, был довольно увесистый глиняный жбан с прикрученной тряпочкой крышкой, в котором что-то побулькивало. Володьша быстро взял жбан у меня из рук, открутил тряпочку, приподнял крышку и понюхал. Затем, взглянув на нас замаслившимся глазом, он довольно протянул:

– Медовуха… лосихина! Ох, ребята, какую Лосиха медовуху варит, я вам скажу, нигде такой медовухи не попробуешь!!

– Поставь-ка емкость на место!.. – Протянул я ему раскрытый мешок.

Володьша недоуменно посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Макаронина, словно ища у него поддержки.

И он нашел ее.

– Ты чего, Сорока?! – Возмущенно взревел старший лейтенант почувствовавший спиртное. – Это, можно сказать, последний привет от Василиски, а ты хочешь лишить нас этого привета?!!

Я наклонил голову и посмотрел на Юрика долгим взглядом. Нашего доблестного блюстителя порядка мой взгляд не пронял, впрочем, я на это и не надеялся. А вот Володьша под моим взглядом несколько смутился и, отведя глаза в сторону, пробормотал:

– Я просто думал, что несколько каплев нам не повредит, даже наоборот, развеет грусть-тоску…

– Ставь баклажку в мешок! – Твердо произнес я. – Грусть-тоску вечером развеивать будем!

Володьша со вздохом вернул емкость в мешок, а Макаронин возмущенно прогудел:

– Ну, Сорока, ты, оказывается, самодур и диктатор!.. Подавляешь, можно сказать, все естественные человеческие… э-э-э… инстинкты!

– Подавляю… – Неожиданно согласился я с Юриком, сопроводив свое согласие очень похожим на володьшин вздохом. – Но нам шагать еще целый день, и я очень не хочу, чтобы моих спутников разморило в пути.

– Ну, тогда ты, композитор, изобрази нам что-нибудь! – Потребовал грубый Макаронин, разворачивая один из свертков и доставая из него здоровенный пирог.

– Ага! – С неожиданно злой иронией ответил Володьша. – Вы будете брюхо набивать, а я вас развлекать еще должен!

Местный менестрель достал из того же свертка еще один пирог, откусил солидный кусок и, невнятно пробормотав, – С грибами, похоже… – принялся энергично жевать.

Позавтракали мы быстро и в полном молчании. Володьша насытился первым, подтянул к себе свой инструмент, уложил его на колени и, обхватив гриф пальцами правой руки, легко, словно лаская, тронул струны. Над поляной повис едва слышный, низкий, рокочущий звук, словно где-то совсем далеко пророкотал первый предвестник грозы.

Макаронин дожевал остатки последнего пирога, вытер пальцами углы рта и, уставившись на володьшину мандарину, приготовился слушать, а я, посмотрев на разложенные на травке харчи, решил, что успею убрать их в мешок и после концерта. Тем более, что концерт уже начался.

Володьша закрыл глаза, склонил голову набок, и его пальцы быстро забегали по струнам.

Мелодии, действительно, не было, низкие, порой раскатистые, а порой странно клокочущие звуки не переплетались между собой, не создавали привычной музыкальной гармонии. Каждый, извлеченный из этого странного инструмента звук жил как бы сам по себе, противореча предыдущему и не уступая последующему, но, тем не менее, вместе они создавали странное впечатление некоего единства… Единства противоречий! Негромкое и очень низкое звучание заставляло прислушиваться к себе, ловить каждый отдельный звук. Порой казалось, что мелодия есть, хотя и не совсем привычная, только ухо не способно ее уловить, или, вернее, сознание было не способно, распознать ее!

Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны

Подняться наверх