Читать книгу Карманный ад - Евгений Медведев - Страница 2

Глава вторая

Оглавление

Спустя три часа Ильяс улегся на кушетке, закурил и задумался. Часы, заметив, что хозяин спать не собирается, тактично промолчали. Турка с кофе, закипев, торопливо сползла с конфорки и забралась на рабочий стол рядом с «Ятранью».

Город подал утробный звук, как медведь, выбравшийся из берлоги после долгой зимы. Урчание столицы отдалось эхом в животе Ильяса, он решил устроить себе второй ужин за ночь и направился к холодильнику. Перекусив, мужчина подошел к двери, вынул красный конверт и вернулся к столу.

«Эпидемия суицидов: жертвы, причины, последствия» – гласил приказ сверху. Эта лаконичность удивила Ильяса. Он был наслышан об эпидемии самоубийств, которая охватила столицу, но с темой был знаком шапочно, полагая, что проблема раздута переписчиками.

Совсем иначе думал его старый друг Жора, который вторую ночь не мог сомкнуть глаз в однокомнатной квартире на окраине города. Борух лежал на взмокшей постели, упиравшейся в стену, покрытую красными атласными тканевыми обоями. Он поклеил стены только месяц назад, а ткань уже разложилась от влажности. В квартире постоянно шел дождь, и психиатр регулярно затапливал соседей сверху.

Вот и теперь Жоре мешала уснуть капель: вода стекала с пола на потолок. Водяные часы на столике отмерили семь восьмых, психиатру оставался час сна. Широкий зев столицы растревожил и психиатра. Умаявшись, он решил принять душ. Сегодня из крана струилась морская вода, о чем говорили красные водоросли, грубый соленый вкус и две дохлые золотые рыбки. После Кризиса власти стали экономить на водопроводе: по понедельникам, средам и пятницам из крана лилась морская вода, по субботам и воскресеньям – артезианская, но все с нетерпением ждали вторника и четверга, чтобы наполнить ведра нефтью. Популистская инициатива правительства нашла отклик в сердцах россиян: в кои-то веки природные богатства дарили всем согражданам, чтобы никто не остался обиженным и не ушел разочарованным.

После ванной Жора наспех позавтракал и отправился в книжную лавку пропустить ежедневную чашку кофе. На улице было тихо, как на кладбище в будний день. Денис дневал в кресле у витрины, прикрыв глаза панамой.

– Проснулся ночью от рева города. Ты слышал, как он рот разинул? – Жора уселся за прилавок, обмакнул круассан в кофе и подождал секунду. Мягкая фарфоровая чашка приятно согревала ладони.

– О, да, медведь изголодался и хочет завтракать, – ответил Капитан.

– Боюсь, что уже начал трапезу: смерти сотнями регистрируют. Как эпидемия в улье, честное слово. А ты что думаешь?

– Чем дальше плыть, тем глубже море, – сказал Денис и снял панаму.

– Да уж, все мы – как пассажиры тонущего корабля. А если корабль тонет, пора купить место на шлюпке, задумался Жора. – К слову, я сегодня с Ильясом выпиваю.

– Передавай привет и скажи, пусть заплывает в нашу гавань, а то все мимо проходит, и ни весточки.

Жора вышел на улицу, дорога была покрыта медвежьей линькой. Он уселся в машину и отправился на окраину города, где находился морг. Миновав КПП, он вошел в серое одноэтажное здание. В подвале его уже заждался знакомый патологоанатом, широкий в плечах и с отвисшим пузом, как мясник на ярмарке. Медик проводил психиатра к столу.

У тела на большом пальце левой ноги болталась бирка, закрепленная проволокой. «Сергей Зиннуров, 8 марта 1989 года». Приятель-патологоанатом ловко орудовал скальпелем, вскрыв кожу на сухом посеревшем лице.

Жора ожидал увидеть желтый жир, но его практически не было. Запах гнилого абрикоса был отвратителен, но Борух привык.

– Причина смерти – яд, вот погляди, – приятель вытащил щипцами почерневший язык. – Сомневаюсь, что он не знал, что пьет, хотя…

– То есть ты утверждаешь, что пациент сам отравился? Таким образом, это не убийство, а суицид… Я верно понимаю?

– Ты с подозреваемым поговори. Но, думаю, этот самый Зиннуров покончил с собой после разговора с задержанным. Вообще, странные вещи про подозреваемого говорят. Он еще в отделе всех довести успел, один майор даже в окно выброситься пытался, да в раму не пролез: уж больно жирный.

– Упитанность всегда считалась признаком финансового благополучия и психического здоровья. Хотя сегодня дородные люди больше подвержены депрессии, чем менее тучные сограждане. Ты, например, не страдаешь от приступов меланхолии? – Жора посмотрел на толстяка.

– Только по одной причине: трупов в последнее прибавилось, а куклу я не могу закончить: подходящих кандидатов нет, тухлятина, да и только.

Борух вспомнил про странное увлечение товарища: тот уже несколько лет складывал по кусочкам куклу «Идеальной жертвы», как он сам ее называл. Не сказать, что Жору это удивляло: он уже десять лет собирал портрет идеального убийцы, пускай и психологический, отбирая слова и жесты у кандидатов. Борух полагал, что так сможет приблизиться к разгадке смерти. В жизни идеальных убийц он пока не встречал.

– Окажись я на твоем месте, то подошел бы к вопросу прагматично. Если бы мне не хватало тел, я бы убил кого-нибудь. Ты не думал об этом?

– Да нет уж, я дождусь, пока ты сыграешь в ящик, – широко улыбнулся патологоанатом. Жора вежливо кивнул, но не нашелся что возразить.

– До завтра, выбирайся в бар, хоть побеседуем. Или у тебя на вечер планы? – сказал он, ударил врача по плечу и, не дожидаясь ответа, вышел в шершавый коридор, наждачной бумагой натиравшей глаза.

Выйдя на улицу, Борух закурил, достал телефон и позвонил Ильясу Летописец уже ждал его в баре. Жора сел в машину и через полчаса остановился у заведения, спрятавшегося в узком переулке. Психиатр припарковал машину и спустился в подвал.

– Добрый день, Ильяс, – сказал психиатр и уселся напротив друга, успевшего вылакать треть бутылки. Психиатр провел по грубой поверхности стола, дерево жалило ладони занозами. – Я вижу, ты сегодня без тормозов. Заливаешь тоску или ищешь вдохновения?

– И то, и другое, – рассмеялся собутыльник. – Когда пропадает вкус к жизни, налегаешь на аперитивы. Ну рассказывай, что у тебя с самоубийцами?

– Знаешь, я почти физически ощущаю, как люди подходили к суициду, стоит мне прочитать описание вскрытия. Так, увидел сегодня, как кончился режиссер Бражников. Об этом в новостях пока не говорят, но патологоанатом поделился по секрету. Думаю, за такой материал Милан глотку бы перегрыз, но я – молчок! Ты меня не выдашь?

– Бражников – тот, что учился в нашем университете, а потом перевелся во ВГИК?

– Да-да, он я самый. Я четко разглядел в черно-белой раскадровке: Сеня проснулся с тяжелой головой под звук заливающегося будильника, который показывал пять вечера. С трудом дотянувшись до телефона, он выключил аппарат и перевернулся на живот. Одежда была разбросана по полу, он не помнил, как добрался утром домой. Пачка сигарет оказалась под подушкой.

Сеня закурил и блаженно закрыл глаза. Ему подумалось, что он так и заснул бы: пусть земля остановится и случится землетрясение. В этом было бы лучшее оправдание, чтобы не начинать новый день.

Сеня подождал пять минут, бросил окурок в стакан с остатками вина. Апокалипсиса не приключилось: отряды инопланетян, шаманы майя и злодеи из «Доктора Кто?» остались глухи к его ненастойчивым молитвам. Парень сел на кровать. Последние лучи солнца пробивались сквозь тугие шторы, как немой укор с того света, который ждал его последние четверть века. Под подушкой затеребил второй телефон. Сеня достал трубку и услышал голос продюсера, который волновался, явится режиссер на премьеру или нет. Но Бражников послал продюсера, цитата, «На хуй», пожелав самому «разгребать это дерьмо», после чего выключил телефон, но и этого ему показалось мало: он швырнул трубку в стену, почувствовал легкое удовлетворение и наконец встал, подошел к окну и снова закурил. На подоконнике стояла чашка с заплесневевшей чашкой чая. Он вспомнил свое старое стихотворение: «За окном идет снег. Но мне так не кажется. Звезды кружатся где-то в другой, параллельной вселенной. Кружка чая на подоконнике остыла и заплесневела. За окном идет снег, звезды падают, и медленно здания рушатся». Затем отправился на кухню, заварил свежий зеленый чай, потом вернулся в комнату, вышел на балкон, вылил чай, чтобы распугать людей внизу, бросил кружку и пепельницы вниз и, когда все прохожие разошлись, выбросился.

Жора сложил руки в замок, Ильяс был поражен таким глубоким и ярким приступом визионерства.

– Я жалею, что современная медицина до сих пор не научилась фиксировать мысли людей на пленку. Но зуб тебе даю, так оно и было. Можешь его продюсеру позвонить, он сам тебе все подтвердит, – добавил Жора. – Или ты мне не веришь?

Ильяс задумался: все-таки у Жоры выдающийся талант. Оставалось непонятным, что послужило мотивом, вдохновлявшим людей на самоубийство. Кто-то, наверняка, свел счеты с жизнью, не выдержав финансовой кабалы; были и те, кто утомился тянуть ярмо обыденности на горбу. И вдруг Ильяс понял, что все люди живут в предвкушении окончательного, разгромного и катастрофического конца, понял Ильяс.

Летописец и психиатр допили бутылку, Жора расплатился по счету, и друзья отправились к татарину домой. В эту ночь его дом, как и обычно, переехал на один квартал к югу. Москва пробудилась от зимней спячки: в декабре квадратные метры зданий ужались и съежились, а теперь столица повела шерстью, и квартиры выросли до былых размеров, попутно поменявшись местами.

Оголодавший зверь маялся. Шкура Москвы, непропорционально великая, мало-помалу набивалась человеческим салом – в город потянулись разнорабочие, подкармливавшие столицу злобой, но и этого было недостаточно, чтобы столица утихомирилась. Парни потратили полчаса, чтобы отыскать нужный подъезд и этаж. Распечатав последнюю бутылку коньяка, они ударились в воспоминания, перетирать которые закончили в шестом часу утра.

Телефон Ильяса запрыгал в пляске святого Витта и послушно выбрался из кармана. Парню пришло сообщение с неизвестного номера: «Привет! Уж прости за наглость, но не хотел бы ты пригласить меня в кино?»

«Перчатка, брошенная незнакомкой. Любопытно, – задумался Ильяс. – Итак, кто мог бы это быть? Хотя стоит задать такой вопрос, можно и впросак попасть». Ильяс соображал несколько минут, после чего несмело набрал сообщение. «Жанна?» Ответ не заставил себя ждать: «Нет. А это что-то меняет?» Ильяс рассмеялся: с одной стороны, в такой глупой ситуации он еще не оказывался. С другой – попытался быть искренним, что наверняка должно было добавить ему плюс сто к карме. Жора недовольно сверлил товарища взглядом, но Ильяс не отвлекался. «Ну что ж, незнакомка, с радостью. Сегодня вечером устроит тебя?» – «Договорились. Тогда напиши, когда и где». – «Как освобожусь, перезвоню тебе. Хотя трубку ты вряд ли возьмешь, чтобы не портить эффект неожиданности. Так что жди CMC». – «Верно) я про звонок. Тогда жду».

У Ильяса было несколько соображений касательно кандидатур незнакомки по переписке, но повторять ошибку он не собирался, а потому решил не донимать никого расспросами.

– Представляешь, какая-то барышня, в меру наглая, в меру пытливая и довольно остроумная, предложила мне пригласить ее на свидание. Впервые в такой нелепой ситуации оказываюсь.

– Не знаю, на твоем месте я бы не стал торопиться, – запротестовал Жора. – Мало ли, может, она маньячка? Я таких встречал. Вот, например, был случай: освидетельствовал одну, которая накачивала любовников эфиром, а потом отрезала фаллос, тем самым мстя отцу за пережитое в детстве надругательство. Или вот еще был случай: красавица в баре знакомилась с мужиками, привозила к себе, спаивала шампанским со снотворным, а наутро мужики просыпались на улице, но без почки. Была еще одна, которая болела СПИДом, но сама об этом не знала. Ее молотком забил один из любовников, когда это вскрылось.

– Вот зачем ты это сказал? После такого засомневался я, стоило ли соглашаться?

– Будем откровенны: тебе этого хотелось! Тебе ведь льстит женское внимание. Да, ты у нас симпатичный парень, парадокс в том, что неуверенный в себе. Пускай девушки на тебя очень часто обращают внимание, тебе самому не хватает смелости познакомиться с ними, вот ты и оставляешь первый шаг на откуп дамам. И это, вероятно, плохо. Хотя черт его знает. Может, тебе нравится чувствовать себя одиноким, никому не нужным, несчастливым, как русской женщине, которая находит смысл своего существования в страданиях, а без них думает: «Зачем все это?»

Разговор закончился ближе к вечеру, и знакомые распрощались. Ильяс, пьяный и хмурый, решил отложить на день проверку почты и продолжил пить. Он выбрал кинотеатр, позвонил на кассу и написал незнакомке сообщение. Она подтвердила свидание.

У летописца давно появилась привычка приходить на первое свидание в самом непотребном и отталкивающем виде, чтобы смутить девушку. Кроме того, алкоголь был для него, как напиток Бальдра – для скальдов. Наконец, спиртное становилось для парня еще и сывороткой правды, после которой он никогда не привирал. К моменту выхода из дому Ильяс был не то что нетрезв, а попросту пьян в стельку.

Летописец спустился в метро на окраине столицы. Полупустой поезд ехал на удивление быстро, несмотря на будний день. Три года назад в метрополитене внедрили инновационное открытие новосибирских инженеров и перевели локомотивы на новую систему снабжения: поезд питался разочарованием пассажиров, и чем сильнее была неизбывная скорбь, тем быстрее ехал состав. Стремительней всего поезда двигались по утрам в час пик: колеса разгонялись до околосветовой скорости, и рельсы, искрясь и плавясь, с трудом выдерживали напряжение.

Ильяс добрался до назначенного места на «Третьяковке» и встал на выходе из метро. Холодный март принес в столицу снежную завесу. Он включил в плеере кассету с любимой песней группы «Последние танки в Париже» о неизбежности пустоты. Это была темная композиция, страстная и асинхронная, сыгранная по лекалам чужеродной, злой гармонии. Китайские мудрецы говорили о таких песнях: стоит ее услышать, как небо рухнет, а земля взмокнет в родовых муках, пытаясь разродиться адом. Парень уставился на крупные снежинки, подсвеченные фонарями, и задумался, почему хлопья не подчиняются законам аэродинамики.

Незнакомка опаздывала на полчаса, о чем уведомила летописца по CMC. Ильяс купил букет цветов в ближайшем магазине, вернулся к лавке и закурил. Цветы недовольно съежились и покрылись гусиной кожей, закрыв бутоны. Сзади летописца тронули за плечо. Парень повернулся и опешил: уж кого-кого, а эту женщину он встретить не рассчитывал. В самых смелых мечтах он строил планы, что сегодня на свидание придет симпатичная чешка, с которой он успел познакомиться в театре и после не раз сталкивался за стаканом виски в ресторане. Ильяс придумал схему, как чешка выбила его телефон у знакомого бармена. Однако реальность умеет удивлять: напротив стояла красивая женщина значительно старше. Татарин попытался не выдать своего удивления и протянул букет, гадая, как начать: «на ты» или «на вы».

– Это тебе, – проблески логики сохранились в пьяной голове.

– Мм, спасибо. – Женщина взяла букет и уткнулась в лепестки носом. Цветы, почувствовав женское дыхание и теплоту рук, раскрылись. Ильяс категорически не мог вспомнить, где он познакомился с женщиной, и вообще – знакомился ли.

– Ильяс, – летописец протянул руку.

– Полина, – ответила она и пожала ладонь, мягко впившись ногтями в кожу, как кошка.

На левой руке у безымянного пальца не хватало двух фаланг, а это значило, что женщина дважды была замужем. В этой России так повелось, что на свадебной церемонии брачующиеся не только обмениваются кольцами, но и отрубают друг другу фалангу пальца, чтобы напомнить: брак – это не детская шалость и не игра, а событие, требующее серьезного, ответственного и внимательного отношения.

– Ну, в кинотеатр уже опоздали мы, а потому первый вечер предлагаю посвятить общению. Ты согласна?

– Почему бы и нет?

– Тогда пойдем, отличный ирландский паб неподалеку.

Полина без спроса взяла парня под руку, и они направились в сторону бульвара. Через пять минут протрезвевший от неожиданности мужчина сидел со стаканом в руке напротив новой знакомой. Она пить не собиралась, потому что приехала на свидание на машине.

– Если это не секрет, не тайна за семью печатями, не розыгрыш, а где виделись мы? – спросил Ильяс.

– Ты не помнишь? Буквально на днях в виски-баре. Я была с подругой Альбиной…

– Которая подруга Васи… Ах, да, все ясно, вспомнил я. Альбина и раздобыла мой телефон. А почему тогда ты паузу взяла, почему сразу не позвонила? По правде говоря, впервые сталкиваюсь с тем, что девушка, – на этом слове он сделал акцент, – приглашает на свидание парня.

– Ну, ты меня в баре не заметил, а я – напротив.

Ильяс не стал уточнять, что же заинтересовало состоявшуюся женщину в нищем летописце, который по три года ходит в одной паре джинсов, лишь бы позволить себе лишний стакан спиртного.

– Если я правильно понял, ты работаешь летописцем. Значит, мне нет смысла скрывать от тебя что-либо: захочешь – сам узнаешь. А фору тебе я давать не собираюсь, хотя у меня много секретов. Например, у меня есть дочь.

– И ты замужем, поди? – спросил Ильяс.

– Нет, в разводе, но, как ты видишь, я дважды была замужем. Второй секрет – мой возраст.

– В любви и в смерти все равны, так ведь? Тем более возраст для дружбы не помеха. Если не секрет, почему ты решила познакомиться?

– Я услышала, как ты говорил. Не помню, с кем, не помню, о чем, но голос у тебя ласкающий. Странно, что девушки не кончают от его вибрации.

Ильяс не стал отвечать, хотя это замечание ему очень и очень польстило. Однако летописец не мог взять в толк, почему собеседница так откровенна, почему ведет себя как пантера, охочая до секса. Продолжение тирады заставило Ильяса задуматься еще крепче.

– Я все время отвлекалась на Васю, который говорил со мной по-французски, а я, знаешь ли, обожаю французский язык. Я даже задумалась тогда, не пригласить ли его к себе, но…

Она прильнула к стакану сока, медленно облизала верхнюю губу и вызывающе посмотрела на Ильяса.

– Зря, что не позвала. Поговаривают, что в постели он неплох. Извини, на опыте своем не проверял, потому оценку поставить не смогу. – Мужчина ревниво сделал глоток виски. – А ты всегда так откровенна?

– Я не летописец, а потому не приучена скрывать свои чувства. Даже наоборот: моя подруга-психолог проводит курсы, на которые я хожу уже год. Благодаря этому я пытаюсь из всех ситуаций выловить чувства, вытянуть их, насладиться ими, что ли.

– Не знаю, привычки открываться людям нет у меня, тем более первому встречному – человеку, с которым ни разу не пил, ни разу не путешествовал, ни разу не попадал в переплет. Предпочитаю, чтобы переживания забродили внутри, как виноград на солнце, а потом уже можно выплеснуть их на бумагу.

– М, ты пишешь стихи, наверное?

– Каюсь, кляну себя, смущаюсь: случается. И как показывает практика: худшее, что можно девушке пожелать, – это начать с поэтом встречаться. Конечно, не анафема, не порча, не проклятие, но уж точно не благое пожелание.

– Ты меня пугаешь?

– Тебя испугаешь, конечно! – рассмеялся Ильяс. – Предостерегаю.

– Прости, но я не настроена на отношения.

– Полегчало на сердце. Тогда зачем ты позвала меня?

– Знаешь, мне нравится общаться с умными мужчинами. Не с каждым из них я стала бы встречаться, но вот переспать – почему нет?

– Неужели ты думаешь, что мужчина умный, услышав эту отповедь, тобой заинтересуется? Зачем тратить ему силы на щегольство, если тебя можно в постель без прелюдий позвать?

– Но ведь ты сидишь и до сих пор не ушел, – резонно заметила Полина, Ильяс осекся. – Уж прости за самоуверенность, но я одна из лучших женщин, которых тебе доводилось встречать.

– Звучит самоуверенно. Спешу разочаровать тебя: в прейскуранте моем секс не прописан, предложить не могу Совместная попойка – конечно, поход в кино – возможно, путешествие в горы – по договоренности, но не секс.

– Вот черт, тогда мне уйти?

– Дверь найдешь или проводить? – Ильяс широко улыбнулся, дав понять, что это шутка, хотя он и был близок к тому, чтобы выгнать девушку из заведения взашей. – Ладно, проехали.

– Знаешь, что удивительно? Ты, несмотря на ум, становишься безумно глупым, когда дело доходит до девушек, не так ли?

– Возможно, но у меня встречный вопрос. Твой интерес к моей скромной персоне все еще остается загадкой. Можешь сказать ясней? В витиеватых выражениях, барочных строках и туманных словах не силен я.

– Пойми, мне не 20, не 25 и даже не 30. Мне многого от мужчин сейчас не нужно. Все, чего я жду, – это союз мозгов, секса и материальных благ.

– Тогда ты, безусловно, ошиблась кандидатом: ни букетов из 101 розы, ни дворца на Сицилии, ни отдыха на Мальдивах предложить я тебе не смогу. Ты явно просчиталась: тебе в другие рестораны стоит ходить, там публика аккурат подобрана под твои требования.

– Вот почему ты все время боишься? Я же не требовала от тебя ни кольца с бриллиантом, ни машины. Думаю, дело даже не во мне. Все из нас боятся быть отвергнутыми, и ты – не исключение, хотя и исключительный. Я вижу, ты пытаешься с этим справиться, но всякий раз прячешься, прячешься в раковину.

– Подытожу тогда: ты предлагаешь видеться, ходить на свидания, порой спать, но не встречаться. Так?

– Пожалуй, ты верно уловил суть. Я много места в твоей жизни не займу, не бойся.

– Мм, если ты так хорошо разобралась во мне, то, может, и девушку найдешь, сосватаешь?

– А почему бы и нет? Я познакомлю тебя с парой-тройкой своих знакомых девушек – тех, что подходят тебе по возрасту. Они молоды, красивы, сексуальны и умны не по годам.

– Это как? Самим по 20, а ума – как у пятилетних? Полина поджала губы, но на выпад отвечать не стала.

Спустя полчаса парень расплатился по счету, ноги еще держали его. Парочка вернулась к машине Полины.

– Я подвезу тебя, – настояла женщина.

Спустя полчаса они были у дома летописца. Ильяс задумался, продолжать ли вечер в квартире, и предположил, что не стоит. Однако он решил отметиться напоследок и пустил в дело руки, провел ладонью по ее правой ноге, одетой в кружевные чулки, дотянулся губами до шеи. Полину пробрали мурашки, кровь стала пульсировать чаще. Ильяс поцеловал ее в губы, аккуратно и нежно провел языком по кончику ее языка. Поцелуй длился больше минуты, Полина уже готова была поднять юбку, но татарин резко открыл дверь машины и выскочил на улицу.

– Доброй ночи, спасибо за вечер! Сказать не могу, что вышло искрометно, но ты заинтриговала меня.

Он помахал ей рукой и, не дожидаясь ответа, двинулся к подъезду, быстро зашел в арку и захлопнул дверь. Полина улыбнулась, почувствовав, что теперь парень с крючка не сорвется. Ее рассмешила последняя выходка Ильяса, неумело попытавшегося сыграть против нее юношеским оружием и испугавшимся возможного исхода. Женщина завела машину и отправилась домой. В эту ночь она долго не могла заснуть, прокручивая в голове постельные сцены с летописцем.

В пятницу Ильяс повел Полину на выставку японского эротического искусства. Выбор был не случаен: «Брак дан для деторождения… и еще более для погашения естественного пламени… Брак установлен, чтобы мы не распутствовали, не предавались блудодеянию, но чтобы были трезвенными и целомудренными». Эти слова Иоанна Златоуста как нельзя лучше характеризуют христианский мир, где понятие секса изначально было греховным, а потому табуировалось. Совсем иначе дело обстояло на Востоке: измена здесь не считалась предосудительной, а секс и эротика стали объектом поклонения. Японцы, разделявшие любовь на вожделеющую, возвышенную и вечную, достигли совершенства в ее описании.

На экспозиции выставлялись статуэтки окимоно, миниатюрные скульптуры нэцке, гравюры со сценами из «домов свиданий», кимоно с эротическими рисунками, «свитки невест» – иллюстрированные пособия по интимной жизни, «весенние картинки» сюнга, описывающие будни куртизанок.

Ильяс и Полина миновали первый зал. Парень видел, с каким восхищением она смотрела на детородные органы японских самураев, его самооценка продолжала уходить в крутое пике.

– Знаешь, я вчера встречалась со своим любовником…

– Сергеем? – спросил летописец.

– Нет, с Сергеем мы расстались. С Олегом. Так вот, у него поменьше будет.

Ильяс сделал вид, что пропустил это замечание мимо ушей, хотя ему и хотелось выдать самую сильную пощечину. Сказать, что ему было неприятно слышать о ее похождениях, – не сказать ничего. Но Ильяс понимал, что это очередная провокация, цель которой оставалась загадкой.

– С Олегом вообще странная вещь: он хороший, успешный человек. Но целоваться с ним мука, не то что с тобой. Вообще я уже не получаю удовольствия от секса с ним.

«Блядь, тогда какого черта ты с ним продолжаешь спать? Тебе что, остановиться сложно или ты просто всю Москву решила перетрахать, чтобы занести в свой блокнотик?» Ильяс молчал, повисла неловкая пауза.

– Ладно, пора заканчивать, сегодня еще дела у меня. – Летописец вопросительно уставился на собеседницу. – Пятница – это маленькая жизнь, так говорят? Ярко тебе ее прожить, а мне пора бежать.

Они спускались на улицу в полной тишине.

– Тебя подвезти?

– Нет, спасибо, тут недалеко. – Татарин развернулся спиной и устремился к метро. Полина, раздосадованная резким похолоданием на личном фронте, осталась одна у открытой машины.

Вечером она договорилась встретиться с одним из своих поклонников. Пятница продолжилась в итальянском ресторане на Тверской. Общие фразы про работу и погоду медленно перетекли в область секса, и пара пустилась во все тяжкие. Ее собеседник, Олег, не стыдясь соседних столиков и официантов, запустил руку между ног, Полина начала тихо постанывать, как кошка в течку. Тем временем бармен переключил телевизор с футбола на «Что? Где? Когда?». Люди во фраках бились над очередным вопросом.

– Господин ведущий, повторите вопрос, если не затруднит вас.

Полине этот голос показался знакомым, но она не отвлекалась и все глубже входила в раж.

– Герой нобелевского лауреата встретился с ней в Италии, – вкрадчивым голосом увещевал крупье. – Балканский писатель рассказал нам о ней на территории Турции. А Федор Тютчев посвятил «Ее» Елене Денисьевой. Назовите ее двумя словами.

– Последняя любовь.

– А почему?

– Нобелевский лауреат – это Манн, об этом рассказывается в романе «Смерть в Венеции». Балканский писатель – Павич и его «Последняя любовь в Константинополе». А стихотворение Тютчева так и называется – «Последняя любовь».

По телу Полины прошла волна, но не от секса, а от голоса с экрана. Она посмотрела на панель и увидела Ильяса, который сидел за игровым столом в окружении других франтоватых игроков.

– Шесть-два, вы победили! – поставил точку в игре ведущий. Ильяс ударил ладонью по столу и бросился обнимать товарищей.

– Вот так номер! – Женщина резко убрала руку Олега. – Ты о чем? – Мужчина поморщился, явно не собираясь останавливаться.

– Слушай, что-то у меня голову прихватило, давай пойдем уже. – Она взволнованно уставилась на Олега.

– Все в порядке?

– Да, вполне. Расплатись, я в туалет.

В кабинке она набрала Ильяса, его телефон был выключен. «Не думала тебя увидеть в телевизоре. Поздравляю с победой». Она отправила CMC, умыла раскрасневшееся лицо, но успокоиться не могла. «Сукин сын, я хочу его!» – подумала Полина и еще раз умыла щеки. Олег уже ждал ее на выходе из ресторана.

– Спасибо за вечер. – Она поцеловала мужчину в щеку и грациозно направилась в сторону своего автомобиля.

– Ты куда? – Олег обиженно замер, как ребенок, у которого только что отобрали любимую игрушку.

– Слушай, я себя плохо чувствую, поеду домой, к семье. Сегодня ничего не получится.

– В смысле? Мы же договаривались! – Мужчина разозлился.

– Дай мне, пожалуйста, все хорошо обдумать, поговорим во вторник, если ты не против. Доброй ночи! – Она уселась за руль, стремясь поскорей избавиться от назойливого знакомого. Через полчаса Полина уже была дома, а единственным собеседником стала бутылка вина. Дочь ночевала у бывшего мужа, а мать уехала к сестре в Нижний Новгород.

Телефон отчитался о доставленном сообщении, Полина спешно потянулась за трубкой и набрала Ильяса. Она боялась, что парень не ответит на звонок, но тот взял трубку.

– Слушай, ты почему не сказал, что сегодня играешь? И зачем тогда на свидание согласился? Тебе же готовиться нужно было!

– Не знаю, зачем было хвалиться, мало ли, ты вообще об этой игре не слышала, – осадила собеседницу «телезвезда».

– Знаю я эту игру, – обиделась Полина. – Слушай, а ты не хочешь приехать ко мне и отпраздновать победу вместе?

– Нет, с друзьями отмечаю я. – Голос Ильяса не выражал никаких эмоций, напротив, был таким отстраненным, что Полина даже поежилась от мороза.

– А мы увидимся на следующей неделе? – женщина поймала себя на мысли, что почти упрашивает татарина.

– Может быть, все может быть, а теперь мне пора повесить трубку, ибо ночь близка, а алкоголя осталось много.

Он выключил телефон, а Полина осталась наедине с бокалом. В этот вечер она так и не заснула, пытаясь понять, почему ей вдруг стало так тошно.

На следующее утро после вечера во французском посольстве Артем Сироткин, протрезвев, вспомнил о вчерашних приключениях и решил пригласить Свету в ресторан. За ужином он узнал, что новая подруга в разводе. Женщина же узнала, что Артем входит в первую двадцатку самых богатых людей России, ворочая миллиардными капиталами в банковской сфере. Нельзя сказать, что это ее впечатлило: она встречала богатых людей и раньше, но ни с одним из них не хотела строить отношения – состояние знакомых редко означало, что они состоялись как мужчины.

К своему удивлению, Артем понял, что иррациональность взяла верх, и он уже распланировал, как съедется со Светой. Подсознательно банкир даже решил, где он проведет следующее Рождество, когда состоится их свадьба и кого он пригласит свидетелем. Сироткин всегда все решал быстро, а делал – еще стремительней.

Следующий месяц Света редко ночевала дома, едва ли не каждое утро встречая в постели новоявленного поклонника. Он отвозил ее в офис, заставлял водителя покупать цветы и доставлять букеты в турконтору, забирал после работы. Конечно, такие знаки внимания Свете льстили: она раскрылась навстречу свежему ветру, только это оказался зной. Она стала замечать, как чахнет от высокомерия, сохнет от навязчивой заботы и увядает от замечаний любовника. Но и это утро Света провела в компании банкира.

Сироткин поднялся первым и сразу отправился в ванную, чтобы побриться. Тонкие, длинные усы росли редко, пробивались, как вибриссы у животного. Они раздражали банкира, потому он старательно скоблил лицо по утрам.

Света, невыспавшаяся и поникшая, начала утро с кофе. Она переминалась на мягкой львиной шкуре, лежавшей на полу; оскалившаяся голова кошки смотрела на женщину со стены, как и чучела других животных, убитых на сафари. Артем обожал выставлять себя победителем, а охота помогала ему поддерживать реноме. Банкир присоединился к постному завтраку, он сел за стол в халате и домашних перчатках.

– У меня сегодня важная встреча, а вечером – прием. Мы должны заехать в бутик и купить тебе платье. Ты не можешь появиться со мной в этих лохмотьях, – он кивнул на лежавшее на стуле платье светло-розового цвета. Света проглотила упрек.

– У моего шефа сегодня день рождения, мы будем отмечать в офисе. Я хочу, чтобы ты заехал за мной.

– Опять накидаешься? Тебе пить вообще нельзя, пьяная баба пизде не хозяйка. – Сироткин цыкнул языком. Он знал, чем Свету нельзя оставлять в компании алкоголя, а Света просто засыхала без любви. Спиртное стало для нее, как сказал бы Артем, «товаром-субститутом». – Я за тобой заеду, только не смей напиться до приема, понятно? А теперь одевайся, нам пора.

Сироткин сточил сэндвич, переоделся и обулся. Он не стал дожидаться Свету и быстро спустился по лестнице. Водитель курил у входа. Артем уселся в машину, женщина задерживалась, банкир барабанил по колену, то и дело посматривая на часы. Наконец она вышла из подъезда.

– Время – деньги, милая моя. – Он недовольно постучал зубами, женщина села рядом и поежилась. – Доложить. – Банкир уставился на водителя, который сел за руль.

– Сейчас едем к стоматологу, потом направляемся в гостиницу, там встреча с японцами, после – в банк.

Несмотря на возраст, зубы Артема постоянно росли, и каждый четверг он отправлялся к дантисту, чтобы отшлифовать резцы и клыки.

– Ясно, трогай.

Автомобиль подъехал к большому торговому центру. Стоматологическая клиника находилась в торце здания, остальные три этажа занимали магазины.

– Отправляйся и подбери себе платье, в зеленых тонах, чтобы мы гармонировали. – Он ладонью провел по лацкану голубого пиджака. – Я зайду за тобой через полчаса.

Водитель открыл заднюю дверь «Мерседеса», выпустив банкира. Света вышла из машины, не дожидаясь помощи. Металлоискатель на входе в молл, как и обычно, не среагировал на появление женщины, будто ее не существовало. Зато рамки запищали на Сироткине, и усатый охранник осмотрел карманы банкира. После этого мужчина и женщина разошлись.

Любимова поднялась на второй этаж. Студент в забрендированной футболке раздавал приглашения в солярий, но Свету он обошел стороной, не заметив вовсе. Женщина неторопливо миновала торговую аллею. По правде говоря, она терпеть не могла люксовые названия и топовые магазины: ей претили шик, роскошь и гламур от кутюр. Она предпочитала одеваться за границей в лавках малоизвестных модельеров, делающих выразительную стильную удобную одежду. Говорят, что одежда – это зеркало внутреннего мира или хотя бы замочная скважина в душу. О чем могли сказать вычурные дизайнерские платья. Света не понимала. Наконец она остановилась у витрины с приличными по стилю и неприличными по стоимости нарядами. Ее лицо и фигура не отражались в стекле.

Блондинке приглянулось красное платье с золотыми узорами змей, будто срисованное с картины Климта. Медянки и полозы с блестящей чешуей оказались живыми: они вытягивались и дышали языками, пробовали воздух на вкус, выискивая жертву, и стоило Свете замереть у стекла, как змеи покорно опустили головы, признав в ней дочь Асклепия и Афины. Сзади послышался скрип зубов, Сироткин подошел к Свете и положил руку на плечо.

– Мне нравится, – он показал на ядовито-зеленое платье, узкое в плечах и широкое снизу. – Примерь.

– Ноя…

– Нет времени, примерь. – Артем уверенно вошел в бутик, хлопнул в ладоши, и продавщица, листавшая журнал, опрометью подбежала к клиенту. Она сняла платье с витрины и проводила понурую Свету в примерочную. Спустя минуту женщина все-таки втиснулась в шелковую паутину. Это платье смотрелось так же нелепо, как букет полевых цветов в золотой вазе. Света почувствовала себя опутанной саваном.

– Заверните, – распорядился Сироткин. – Я тороплюсь, потому не смогу отвезти тебя на работу. Я заеду в офис, как освобожусь, до вечера. – Артем надел темные очки и быстро спустился по эскалатору. Света осталась в примерочной.

– Ну что, берете?

Продавщица продолжала жевать резинку.

– Вы же слышали. – Света поникла и покорилась продавщице. Она помогла снять узкое платье, оформила покупку и упаковала наряд в пакет.

Сироткин быстро выбежал на улицу, уселся в машину, достал конверт, только что доставленный курьером, и внимательно изучил биржевые графики. Торги открылись только полчаса назад, а индекс банка уже подскочил на 2,5 пункта: сделка с японцами, которую широко анонсировали в СМИ, пошла ему на пользу. Артем довольно улыбнулся и отложил бумаги в сторону, взял бутылку «Ведомостей» и быстро изучил этикетку. Взгляду зацепиться было не за что: тара отправилась вслед за конвертом.

Автомобиль подъехал к входу в гостиницу, Артем дождался, пока ему откроют дверь, вышел и застегнул пиджак на среднюю пуговицу. Солнце сильно слепило глаза, Сироткин надел темные очки, выпрямил плечи и медленно поднялся по ступенькам.

Швейцар открыл тяжелые стеклянные двери, и миллиардер вошел в зал. Японская делегация уже ожидала банкира. Артем выучил японский в университете, это был главный капитал, который достался от вуза. Японские инвесторы встали, поклонились, вкрадчивая улыбка не сходила с их лиц.

– Как вам Москва? Согласитесь, шикарный город, Мекка миллиардеров, – начал издалека Артем. На столе уже стоял чайник зеленого чая и полные чашки. – Какой простор для бизнес-проектов, какой масштаб, какие перспективы!

– Спасибо, замечательный город. Но мы хотели бы сразу перейти к делу. – Идзима, один из богатейших людей Японии, заработавший состояние на судостроении, легонько отодвинул чашку от себя.

– По правде говоря, – подхватил речь партнера банкир Саридзава, – еще до вчерашнего вечера мы собирались выкупить 40 % акций вашего банка, – начал он извиняющимся тоном и запнулся.

– Но сегодня мы решили не идти на сделку, – закончил мысль гуру японского фондового рынка Токко.

– Я вас не понимаю, – осторожно начал Сироткин. – Мы же согласовали все детали, прописали каждый пункт… Вы засвидетельствовали вышеупомянутую оферту, в особенности положение о стоимости приобретаемой доли, и стоящие за сделкой российские представители, вероятно, будут крайне разочарованы итогом… Я очень рассчитывал на то, что договоренности, достигнутые между нами, будут исполняться, и это верный путь, залог продуктивных и взаимовыгодных отношений в будущем…

За многие годы работы с японцами Артем усвоил, что они никогда не говорят «нет», к делам подходят аккуратно и выверенно, не совершая опрометчивых ходов и никогда не позволяя себе риска. Такие радикальные шаги, как отказ от покупки акций в последний момент, были совершенно нетипичны.

– Простите нас, но мы не можем пойти на это. – Идзима встал и поклонился Сироткину, продолжая улыбаться.

«Вот ёбаные узкоглазые!» – Артем сжал кулак, но внутренний вулкан, готовый взорваться по любому, самому мелкому поводу (когда в ресторане вместо бокала под белое вино подают бокал под красное; когда в самолете орешки приносят не в стеклянной вазочке, а в пакетике; когда чай с лимоном делают уже с лимоном, а не отдельно на тарелочке), молчал. Банкир случайно задел чашку чая, и она упала на пол. Японцы отодвинулись от стола, посчитав это признаком агрессии, но Сироткин оставался невозмутимым.

– Господа, жаль, что вы не предупредили, не известили меня ранее, а мои советники не предостерегли от этой сделки. Я ожидал, что вы постараетесь проанализировать предыдущее развитие ситуации на российском и международном рынках, спрогнозируете изменения при различных вариантах, поэтому в преломлении к настоящему моменту, со своего угла видения, как говорится, с финансового угла, если позволите, получите объективную картину происходящего, а она говорит о том, что сделка с моим банком – самая выгодная, прибыльная и перспективная из возможных на данный момент.

Сироткин уже и сам не понимал, что говорит, а собеседники обронили нить его мысли и потеряли интерес.

– Мы должны идти, – еще раз поклонился Идзима. Его партнеры вскочили с мест и опрометью направились вслед за коллегой, Артем не сдвинулся с места. «Незадача!» – задумался банкир, подсчитывая возможные убытки, предвосхищая бурю в СМИ и зубоскальские шутки конкурентов.

Сироткин не заметил, как уже 15 минут за ним наблюдал мужчина в очках, закрывшийся газетой. Незнакомец, сидевший в двух столиках поодаль, положил деньги на стол, поставил бутылку «Ведомостей», вынул телефон из пиджака и направился к двери.

Артем перевел дыхание, вытер лоб салфеткой, аккуратно поправил челку и направился к выходу. Водитель, удивленный столь скорым окончанием встречи, затаился, ожидая реакции хозяина.

– Трогай, рядовой. – Банкир пнул носком левой ноги в спинку водительского кресла, шофер нажал на газ, и машина тронулась с места. – Нет ничего более непостоянного, чем обещания и договоренности, – сказал он медленно. Телефон в левом кармане затеребило, банкир вытащил трубку.

– Добрый день, господин Сироткин, газета «Ведомости» интересуется. Меня зовут Олег. Это правда, что сделка с японцами сорвалась?

Сироткин посмотрел на водителя, пытаясь понять, кто успел связаться с журналистами.

– Откуда вы знаете? – Артем понял, что вскрыл все карты, и сразу осадил себя. – С чего вы взяли? Откуда такие сведения?

– Только что «РосАлкоБизнес» опубликовал эту новость. Ваши комментарии?

– Итак, я постараюсь говорить максимально аккуратно. Информация, опубликованная «РосАлкоБизнесом», вызывает огорчение и демонстрирует полнейшее непонимание происходящего. Переговоры с японской стороной продолжаются, наши партнеры пока не дали окончательного ответа, а потому делать скоропалительные выводы, способные нанести урон репутации и вполне осязаемый финансовый ущерб, по меньшей мере недальновидно. Мы обсудим с моими юристами сложившуюся ситуацию и, смею вас заверить, предпримем адекватные и надлежащие шаги в отношении «РАБа». А теперь простите, мое время слишком дорого стоит.

Сироткин сбросил звонок, понимая, что партия проиграна, закрыл глаза ладонью и устало выдохнул. Никакого желания ехать в банк не было, раут, намеченный по случаю сделки, уже отменили. Сироткин на секунду задумался и быстро решил:

– Поехали домой, офис отменяется.

На глаза попался холодильник. Артем открыл дверцу, вытащил бутылку воды и сделал жадный глоток.

– Шеф, может, стакан дать? – подал голос водитель.

– Крути баранку, дед.

Через 15 минут банкир подъехал к дому на набережной, устало вышел из машины, поморщился на слепящее солнце и снова опрокинул бутылку.

– На сегодня хватит, можешь ехать домой. – Банкир ударил ладонью по крыше автомобиля, водитель тронулся.

Артем не спеша прошел к воротам, зашел в лифт и поднялся на верхний этаж. Ему вдруг до боли захотелось увидеть Свету и на ней сорвать злость, медленно закипавшую внутри.

– Привет, вечерний прием отменяется. У меня плохое настроение, я сейчас дома. Это информация к размышлению.

– Ты хочешь, чтобы я приехала? – сказала женщина заплетающимся языком: Света уже успела выпить.

– Верно, я хочу видеть тебя сейчас же.

– Хорошо, но я пьяна. – Слова давались женщине с трудом.

– Черт, я совсем забыл заехать за тобой. Закажи такси, я заплачу, – сказал Артем и тут же добавил: – Деньги позже вернешь.

– Эй, но ведь ты обещал! – Такой поворот Свете совершенно не понравился: во-первых, мужчина должен держать свое слово, а банкир даже не потрудился извиниться. Во-вторых, шутка Сироткина была глупой. В-третьих, мало ли что могло случиться в пути. Наконец, если ты заказываешь музыку – будь любезен организовать доставку оркестра, справедливо рассудила девушка, но огласить свои размышления не посмела и пилюлю разочарования проглотила.

– Не становись в позу, рано, ночью этим займешься. – Сироткин ошерстился.

Такси Света все-таки вызвала. Поездка в подержанном «Ауди» показалась ей полетом на Луну, по крайней мере, нагрузки на организм были сопоставимы с космическими. С трудом выйдя из машины, она добралась до квартиры любовника, на это ушло еще 20 минут. Наконец перед ней оказалась знакомая дверь. Света нажала на звонок.

– Оо, какие мы сегодня красивые! – приветствовал ее банкир. Это был последний момент, который запомнила женщина.

Она проснулась в полчетвертого утра от приступа тошноты. «Где я?» – задумалась Света, вглядываясь в темные стены, с которых на нее смотрели головы оленей, лосей и льва. Торшер слева и громкий храп справа ответили на ее вопрос.

Стук сердца отдавал в висках отбойным молотком, а нёбо связала горькая сухость. Женщине понадобилась минута, чтобы отдышаться. Она вспомнила, как добиралась ночью к Артему, и обида накрыла ее с головой: она поняла, что попала под золотой дождь и ядовитые капли внимания Сироткина придавили ее к земле.

Рядом с кроватью стоял стул, на котором аккуратно висело платье. Даже чулки были повешены по струнке. Это взбесило ее больше всего: чулки не должны висеть, как носки, о чем знает любая школьница. Тем более так аккуратно и по-армейски. В конце концов, она же не жена прапорщика.

Света испугалась, что в этой квартире ей уготована только одна роль: очередного трофея, свидетельствующего о победах хозяина. Ей суждено оставаться его обслугой, придатком, сопровождающим персоналом, женщиной-функцией, говорящей о том, что Артем преуспел в жизни. Любимова почувствовала себя рассадой в тесном горшке.

На полу Света заметила два использованных презерватива. Она тихо и быстро оделась под аккомпанемент храпа, попыталась найти телефон, но его нигде не было. Света решила, что потеряла его в такси. Спустя пять минут она уже рыдала в лифте.

«Если ты мужик, то почему не приехал вчера за мной? Где твое великодушие, какого черта ты смеялся надо мной? И кто, блядь, позволил тебе трахать пьяную женщину?» Эти мысли тяжело ворошились в ее голове: пьяная, она ехала сюда не за сексом, а за вниманием; Артем, если Света ему дорога, должен был отказаться от приставаний и просто позаботиться о ней, как поступил бы любой мужчина.

Развязка этой истории была такой же скоропалительной, как и ее начало. Ни ЗАГСа, ни брачного контракта, ни медового месяца не приключилось: все дело решили один опрометчивый поступок банкира и его неосмотрительные фразы. После этого Света поставила точку в сумасбродных, непродолжительных и, как оказалось, разорительных для обоих отношениях. Весна влюбленности прошла – осталась пожухлая листва.

В эту ночь в Москве приключилась еще одна рядовая ссора, почва которой была удобрена годами пререканий и взаимных обвинений. Голодный Шелудяев сидел на кухне трехкомнатной квартиры в обнимку с рюмкой и курил. Сегодня наконец Лиза призналась, что изменяет ему, но вместо того, чтобы предложить развод, потребовала, чтобы ее новоявленный возлюбленный переехал в гостевую комнату и стал сожителем.

– Артем – потрясающий человек, – убеждала Витю жена. – Он работает в приюте для бездомных животных, он помогает больным кошкам и собакам, выброшенным на улицу такими бездушными, бессердечными людьми, как ты! Ты когда-нибудь хоть что-то сделал для другого бескорыстно? Он великолепно играет на гитаре, он пишет гениальные стихи. Он посвятил мне поэму, а ты подарил мне хоть одну серенаду, хоть одну строчку? Он следит за своим здоровьем, не пьет и не курит, в отличие от некоторых!

Услышав, что ему предлагает жена, Витя осунулся, а внутри что-то оборвалось. Только выпив коньяку и выкурив три сигареты подряд (это была его дневная норма), он собрался с мыслями и задал всего два вопроса, после которых ресторатору все стало ясно:

– А сколько Артему лет? Он москвич?

– Ему 20 лет, он из Архангельска.

– Ой, блядь, ну ты и дура. – Шелудяев потушил сигарету и опрокинул еще одну рюмку. Он наелся порцией бреда, и теперь его тошнило. – Так, уйди с глаз моих, пока я не убил тебя вот этой самой табуреткой. Я дам тебе ответ, но утром. А теперь исчезни, прошу тебя, умоляю, блядь.

Жена послушно ретировалась, Витя сгорбился. В этой истории ему все казалось диким и сюрреалистичным: предложение жить шведской семьей усугублялось планами какого-то лимитчика отжать пряничный домик в центре Москвы у катастрофически тупой женщины, готовой пустить архангелогородца не только между ног, но и в дом. Шелудяев встречал подобных мускулистых подонков – безусловно, красивых, но глупых под стать накачанным силиконом блондинкам. Однако это не мешало им быть хитрыми и расчетливыми. Последним обстоятельством, который добил ресторатора, стало то, что парня зовут Артем. После знакомства с Сироткиным он на дух не переносил это имя: оно скрипело песком на зубах.

Витя попытался понять, что стало с той умной брюнеткой, которую он полюбил десять лет назад, как она вдруг превратилась в тупую пизду с пергидролевыми волосами. Неужели люди действительно становятся плохими, если ты сделал им слишком много хорошего?

Он пять лет потратил на то, чтобы завоевать блистательную и надменную девушку, которая оказалась пустышкой. Он открыл свой клуб, лишь бы купить квартиру, и этот бар заложил основу его благосостояния и позволил больше не думать о работе на дядю. Витя знал, что никогда не стал бы миллионером, если бы не желание покорить девушку. Раньше ради таких женщин развязывали войны, покоряли империи и города, чтобы широким жестом положить к ногам возлюбленной. Он, конечно, не был ни Парисом, ни Наполеоном, но свою маленькую бизнес-империю построил. Теперь же оказалось, что все это было зря.

Ресторатор взял дневник, который жена оставила на столе. Последняя запись говорила о том, как хорош Артем в постели и что у архангелогородца «побольше будет, чем у других».

Шелудяев вырвал чистый лист бумаги и задумался, что написать. Красивые слова и утонченные признания в любви он давно вычеркнул из меню; браниться с женой, тем более заочно, он не хотел – не по-мужски. Перед ним стояла проблема, и она требовала конкретных решений.

«Лиза! Признаться, ты меня огорошила вчера. Я очень разочарован, не знаю, сможешь ты представить, насколько, но речь не об этом.

Я против того, чтобы мы жили втроем, но если ты настаиваешь, так тому и быть: я ухожу. Квартиру я оставляю тебе, но только на словах: я не уступлю свою половину хотя бы потому, что твоему Артему ничего от тебя, кроме жилплощади, не нужно. Поверь мне: через неделю совместной жизни он попросит тебя оформить недвижимость на себя, и вот тогда берегись: я тебе ничем помочь не смогу. Не совершай глупостей, не отдавай ему квартиру: она твоя и только твоя, и это единственная гарантия, что ты не останешься на улице лет через 15. Я никогда больше не появляюсь на пороге, клянусь. Я буду переводить тебе деньги ежемесячно: ровно столько, сколько ты тратишь. У меня будет к тебе только одна просьба: пожалуйста, никогда больше не попадайся мне на глаза. Прощай».

Шелудяев положил письмо на стол, на цыпочках прошел в спальню, открыл шкаф и достал походный чемодан: здесь хранились вещи на случай непредвиденных поездок – все: от носков и зубной щетки до костюма. Лиза спала. Он подошел к жене и поцеловал ее – не потому, что любил, а за все лучшее, что было за потраченные впустую годы.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Карманный ад

Подняться наверх