Читать книгу Недвойственность. Феноменология христианской святости - Евгений Мышкин - Страница 7

В феноменологии Гуссерль подчеркивал, что сознание всегда интенционально, то есть направлено на что-либо. После выключения естественной установки в эпохэ, эту направленность сознания на мысленное представление о предмете («ноэма») Гуссерль называл «ноэзис». Ноэзис это реальное переживание, в то время как его коррелят может  существовать как в реальном мире, так и в воображаемом или идеальном мире. Протестантский богослов Рудольф фон Отто после посещения Марокканской синагоги в 1911 г первым приходит к выводу, что Священное это ноэма религиозной интенциональности сознания, и, так образом, становится основателем феноменологии религии.

Понятие святости было рассмотрено Отто в своей книге Das Heillige (Святость), изданной в 1917 году. Отто выделял в религиозном опыте рациональный и иррациональный элементы. Святость является таким иррациональным опытом. При столкновении со Священным человек, во-первых, осознает свою тварность и ничтожество («прах и пепел» (Бытие, 18:27)), и во-вторых, чувство мистического ужаса (mysterium tremendum). Человек ощущает «нечто», совершенно иное, что вызывает чувство страха и вместе с тем притягивает к себе (mysterium fascinans), вызывая в нем восхищение и восторг. Отто определяет эти опыты как нуминозные (от латинского numin – бог), то есть божественные. Нуминозность = священное – (этическое +рациональное). Нуминозность это встреча человека со Священным, в которой испытываются переживания, которые невозможно описать человеческими эмоциями.

В каком-то смысле идеи Отто являются продолжением идей Шлейермахера, который заменяет догматически заряженное понятие «Бог» философски нейтральным понятием бесконечности. Истинная религия есть «вкус к Бесконечному». Согласно Шлейермахеру осознание бесконечного происходит в момент познание связи субъекта и объекта2:

Вы становитесь сознанием, и целое становится предметом, и это взаимное слияние и единение сознания и предмета, пока еще то и другое не вернулось на свое место, пока предмет еще не оторвался от сознания и не стал объективным представлением, и вы сами не оторвались от сознания и не стали чувством, – это предшествующее состояние и есть то, что я имею в виду, тот момент, который вы каждый раз переживаете, но вместе и не переживаете, ибо явление вашей жизни есть лишь результат его постоянного прекращения и возвращения. Именно потому он почти не находится во времени, так он спешит пройти; и он едва может быть описан, так мало он собственно дан нам. Но я хотел бы, чтобы вы могли задержать его и свести к нему все виды вашей деятельности, от низшего до высшего, ибо все они равны в нем. Если бы я смел уподобить его, так как я не могу его описать, то я сказал бы, что он бегл и прозрачен, как запах, который роса навевает на цветы и плоды, что он стыдлив и нежен, как девственный поцелуй, свят и плодотворен, как брачное объятие. И можно сказать, что он не только подобен всему этому, но и действительно есть все это. Он есть первая встреча всеобщей жизни с частной, он не заполняет времени и не образует ничего осязательного; он есть непосредственное, лежащее за пределами всякого заблуждения и непонимания, священное сочетание вселенной с воспротивившимся разумом в творческом, зиждительном объятии. Тогда вы непосредственно лежите на груди бесконечного мира, в это мгновение вы – его душа, ибо вы чувствуете, хотя лишь через одну из его частей, все его силы и всю его бесконечную жизнь, как ваши собственные; он в это мгновение есть ваше тело, ибо вы проникаете в его мускулы и члены, как в свои собственные, и ваше чувство и чаяние приводит в движение его глубочайшие нервы.

Таково первое зачатие всякого живого и первичного момента в вашей жизни, к какой бы области он ни принадлежал, и из него вырастает, следовательно, и всякое религиозное возбуждение. Но, повторяю, оно не длится даже мгновение; взаимопроникновение бытия в этом непосредственном союзе прекращается, как только наступает сознание, и тогда перед вами либо выступает все живее и яснее представление, подобно образу ускользающей возлюбленной перед очами юноши, либо же изнутри прорывается чувство и, расширяясь, заполняет все ваше существо, подобно тому, как краска стыда и любви покрывает лицо девушки. В этом смысле, следовательно, истинно то, чему учил вас древний мудрец, – что всякое знание есть воспоминание, – воспоминание о том, что лежит вне времени, но именно потому может по праву быть поставлено во главе всего временного.

В этом отрывке Шлейермахер дает описание состояния недвойственности ("взаимное слияние сознания и предмета"), которое "не длится даже одно мгновение", но находится вне времени и ощущается как экстаз ("брачное объятие"). Это недвойственное состояние исчезает сразу, как только снова включается двойственное сознание. Этот отрывок важен поскольку другими словами пересказывает христианское видение таким как увидел его апостол Павел и Игнатий Брянчанинов, о чем речь пойдет дальше.